До вторжения США в Ирак в 2003 году режим Саддама Хусейна был основным спонсором ОМИН. На сегодняшний же день финансирование организации осуществляется различными источниками: по разным данным, МХ помогают Израиль, США, Саудовская Аравия и диаспора в странах Европы. Сообщается и то, что участники группы собирают пожертвования на улицах немецких городов, показывая прохожим фотографии казней в Иране.

Многие на Западе хотели бы видеть МХ противовесом клерикальному режиму аятолл. Однако ряд голосов даже среди антиирански настроенных стран звучит в отношении МХ крайне критично: спикер французского МИДа осудил группу как «насильственную и не имеющую ничего общего с демократией», заявив о ее её «культовой» природе.

Судьба и текущее положение МХ могут служить серьёзным уроком всем революционным группам, особенно сражающимся в условиях крайне жестоких и репрессивных авторитарных режимов.

Перейдя на определённом этапе к вооружённой борьбе, муджахедины не смогли достичь на этом фронте существенных результатов и оказались на грани разгрома. В попытке сберечь свой актив, они обратились в эмиграцию, попытавшись воспользоваться внешними силами для изменения ситуации у себя в стране. Представляется, что это и было главной стратегической ошибкой МХ. Отказавшись от борьбы на родине, они обрекли себя быть изгоняемыми отовсюду: сначала из Франции, потом из своих же лагерей в Ираке.

Подобное пренебрежительное обращение стало возможно по той простой причине, что никто из крупных геополитических актеров не воспринимает МХ как серьёзную политическую силу, с которой нужно считаться. Всё, что им оставалось в такой ситуации, — пойти «на службу» любому доступному врагу иранского режима, что они и сделали, став на сторону не менее кровавого и авторитарного государства — саддамовского Ирака. Но этот «патрон» оказался также не вечен, и после его уничтожения им пришлось перейти на противоположную сторону — к США, которые еще ещё вчера уничтожали их главную опору и поддержку — режим Саддама Хусейна.

Следующим этапом в упадке МХ стало её разоружение американцами в 2003–2004 годах. С этого момента группа перестала существовать как самостоятельный региональный игрок и стала полностью зависимой от внешних сил.

Понимая текущее положение, руководство группы решило извлечь для себя из него максимальную выгоду и попробовало найти покровителя в лице США. Частично «муджахединам» это удалось — кроме исключения из списка террористических организаций они получили определённый статус и, возможно, ставку на себя, в случае, если США захотят пойти на силовую смену режима в Иране.

Однако для того, чтобы заполучить такой выгодный патронаж, МХ пришлось принести ещё одну жертву — свою революционную идеологию. Сегодня «муджахедины» позиционируют себя исключительно как организацию, сражающуюся за «свободу и демократию», за «права человека» и против режима аятолл. Все это в совокупности, конечно, хорошо, но не имеет почти ничего общего с тем марксистско-исламским миксом, который создали революционные студенты в 1965-м. На сегодняшний день официальная риторика МХ полностью либеральная, и пока нет никаких оснований считать, что за этим либеральным фасадом они скрывают революционное нутро.

Таким образом, история МХ — это история непрерывных уступок окружающей действительности и её realpolitik, в попытке любой ценой сохранить себя и остаться политической единицей. Какие из этих попыток можно было не делать, — судить не нам и не в рамках этой работы.

Тем не менее стоит признать, что на пике своего существования, между Исламской революцией 1979 года и установлением диктатуры аятолл в начале 1980-х, МХ представляла собой могущественную организацию в десятки тысяч членов. Если верить официальному сайту организации, к выборам 1980 года МХ могла мобилизовывать до 200 000 тыс. человек на свои демонстрации, имелись офисы в 250 городах, а тираж газеты «Муджахед» составлял 600 000 тыс. экземпляров. Даже если эти цифры завышены, колоссальная поддержка всё равно несомненна — о ней говорят в том числе и масштабы репрессий исламской теократии против ОМИН.

В чём были причины популярности МХ, их её политической силы и внушительной численности? Исходя из имеющихся данных, стоит предположить, что такими предпосылками были следующие:

1) Позитивный имидж в глазах населения. Муджахедины играли большую роль в анти-шахском сопротивлении и Исламской революции 1979 года, а позже — принимали участие в штурме американского посольства. Очевидно, что и убийства американцев, которые воспринимались населением как патроны правящего режима, добавляли им позитивного имиджа, как минимум, среди большей части населения. МХ в открытую противопоставляла себя SAVAK — спецслужбе, которая внушала ужас и ненависть иранцам. Всё это поспособствовало тому, что, когда окно возможностей открылось, и партия смогла выйти из подполья, МХ, имеющая образ непримиримых борцов, получила от этого образа конкретные дивиденды в виде резкого увеличения количества сторонников и голосов на выборах.

2) Непримиримость и самоотверженность активистов. Многие, если не все, члены МХ отличались непримиримостью и готовностью к самопожертвованию. Решимость в риске — это в целом отличительная черта революционера, и муджахедины твёрдо её придерживались. Такая готовность жертвовать собой ради идеи и интересов партии неизменно находила отклик, и приносила конкретный результат: успешные акции и новых членов.

3) Грамотная политическая тактика. Руководство ОМИН, когда началась Исламская революция, по максимуму воспользовалось этой возможностью, присоединившись к восставшим массам и приняв самое активное участие в низвержении старого порядка — по мнению некоторых, даже сыграв решающую роль в нём. Хотя, поскольку в революции были разные тенденции: — исламско-консервативная и марксистская, просоветская и антисоветская, — они могли бы, подобно многим современным левым, объявить её чуждым их партии переворотом и демонстративно от неё отвернуться.

После победы революции МХ не продолжила играть в подпольщиков, а сделала максимум для того, чтобы легализоваться и добиться своей цели — захвата государственной власти, то есть быстро и умело адаптировалась к новым условиям. По всей видимости, ОМИН избегала и открытой конфронтации — Масуд Раджави, очевидно, пытался найти какой-то консенсус с аятоллой Хомейни и открыто происламскими силами, что ему, однако, не удалось.

4) Наличие идеологии, имеющей все шансы стать массовой. Идеология МХ — сплав марксизма и ислама, — была достаточно широкой, чтобы вобрать в число своих приверженцев огромное количество иранцев, и в то же время достаточно узкой, чтобы отделять МХ от других политических сил. С одной стороны, она отражала запрос большей части общества на либеральные изменения в политической сфере: получение прав и свобод, с другой — говоря о равенстве и распределении общественных богатств, используя социалистическую риторику, — заполучить симпатии масс бедноты. МХ позиционировала себя как национальную иранскую партию, не являющуюся ни марионеткой Москвы, ни марионеткой Вашингтона, что, безусловно, также шло в плюс её имиджу.

То есть при наличии должной политической гибкости и ораторского мастерства спикер МХ мог привлечь на свою сторону как верующего мусульманина, так и коммуниста, как необразованного бедняка, так и студента, и, конечно же, женщин, чьё положение при шахе продолжало оставаться незавидным, т. к. достижения западного секулярного общества в сфере прав женщин распространялись только на жительниц городов с достатком выше среднего.

Всё вышеперечисленное сделало ОМИН серьёзнейшим врагом аятолл в борьбе за власть в первые же месяцы после Исламской революции.

Таким образом, начав как революционная организация из десятков тысяч членов и сотен тысяч симпатизирующих, МХ на сегодня «сдулась» до тоталитарной секты в изгнании, которая вынуждена поддерживать дисциплину среди своих членов самыми жесткими методами, и презентовать себя в публичном поле исключительно так, как требуют геополитические интересы ее патронов.

Насколько велика в этом вина иранского режима, насколько — руководства МХ и их изначальной идеологической парадигмы — вопрос открытый.