Показался Моздок. К нему подходили без потерь. Бомбёжки катились за ними следом и, хотя не настигали, всё же разрушали стройность колонны, она разомкнулась, растянулась. Одна лошадь повредила ногу и теперь спотыкалась на каждом шагу. По всему было видно, что далеко она не потянет. Коровы, следовавшие за обозом, еле тащились и тоже грозили упасть посреди дороги. У мажары на повороте длинно и жалобно скрипела ось, а правое заднее колесо совсем отходило в сторону – того и гляди завалится.

Андрей Андреевич глянул на часы: половина первого. Все устали от жары и долгой дороги. Хотели уйти как можно дальше, поэтому останавливались лишь изредка на час – полчаса, чтобы перекусить, дать отдых лошадям, подоить коров. Ехали даже ночью. Спали, прижавшись спинами друг к другу. Да разве это сон? Зойка то и дело вздрагивала и смотрела, не упал ли кто из ребят.

Андрей Андреевич уже давно молчал и, казалось, о чём-то думал. Ждали, что он сделает остановку в городе, но обоз миновал последнюю улицу, а Андрей Андреевич всё сидел безучастно поверх шерстяных одеял и молча смотрел перед собой.

Сразу за городом показалась большая роща. Все с надеждой смотрели на директора. Он молчал. Тогда Костя, ехавший впереди, обернулся к Андрею Андреевичу:

– Свернём?

Директор глянул на рощицу и сказал:

– Заворачивай.

Все оживились. В роще было довольно прохладно и тихо. Её перерезала небольшая речушка, чистая и светлая. Ребята кинулись к ней, с наслаждением пили прозрачную воду, обмывали лица, руки, ноги. Зойка тоже плескалась вместе с ними. Она промыла рану, постирала бинт и повесила его на ветку просушить.

Андрей Андреевич молча стоял в стороне и ни на кого не смотрел, он опять о чём-то думал. К нему подошла взволнованная Ирина Ивановна:

– Андрей Андреевич, я не могу дальше ехать, у Вити жар, надо отвезти его в город, к врачу.

– Что с ним?

– Не знаю. Думала, пройдёт, а ему хуже и хуже. Горит весь.

Мальчик, действительно, весь пунцовый, сидел на повозке и хныкал.

Андрей Андреевич постоял в задумчивости и, как видно, решившись на что-то, сказал:

– Берите свои вещи, поедем в город.

Остальным приказал:

– Вы пока отдыхайте, скоро будем обедать!

– О-о-о! Я бы сейчас целого быка съел! – сказал Вовик.

– А я бы… А я бы двух быков съел! – заявил Толик.

Зойка улыбнулась. Толика всегда приходилось уговаривать доесть обед до конца. А теперь вот подавай ему двух быков.

Скоро директор вернулся. Ирины Ивановны и Вити с ним не было, и Зойка поняла, что они остались в Моздоке. Зато на повозке сидели трое мужчин и две женщины. Они шумно рассыпались вдоль обоза, щупали и разворачивали вещи, с особенным интересом – шерстяные одеяла и постельное белье, пробовали с пальца муку и масло.

Потом мужики зарезали корову, и она варилась в трех огромных кастрюлях на кострах. Все сели на траву: дети, директор, Зойка, гости. Все ели только что сваренное мясо. Андрей Андреевич распорядился также выдать по большому куску хлеба с маслом. Изголодавшиеся дети ели с превеликим аппетитом, но Зойке почему-то было не по себе от такой щедрости директора.

Сам Андрей Андреевич, мужики и женщины сидели под огромным дубом. Откуда-то явились бутылки с вином. Никогда прежде Зойка не видела, чтобы Андрей Андреевич пил, а тут, в присутствии девяноста пяти ребят, он сидел в компании пьяных мужиков и без конца подливал себе вина в стакан.

– Зоя Дмитриевна, идите к нам, – пригласил директор, протягивая ей стакан с вином.

– Мне некогда! – резко и брезгливо ответила Зойка.

– Я, кажется, здесь еще директор! – опьяневший Андрей Андреевич старался говорить внятно. – Я вам приказываю!

Он ужасно раздражал Зойку, ей было стыдно за него перед детьми, которые молча наблюдали за происходящим. Чтобы не слышать и не видеть его, Зойка встала и пошла вдоль речушки.

Андрей Андреевич догнал её очень скоро. Обоз отсюда был не виден, только слышался громкий говор пьяных мужиков и баб. Услышав шаги за спиной, Зойка быстро обернулась. Андрей Андреевич остановился около неё, усмехаясь. У Зойки душа дрогнула под его взглядом, но она, ничем не выдавая своего беспокойства, стояла перед ним с самым независимым видом.

Он тихо и беззлобно рассмеялся. Это было неожиданно и странно. Зойка хотела обойти его и вернуться к ребятам, но он, улыбаясь, раскинул руки и загородил ей дорогу.

– Что вам от меня надо? – резко и требовательно спросила Зойка.

– Или всё, или ничего, – ответил директор и засмеялся, и этот гаденький смешок неприятно поразил Зойку.

– Вы пьяны, – сказала она. – Вы не понимаете, что говорите. Стыдно, Андрей Андреевич! На вас дети смотрят!

– Пусть смотрят, – сказал он. – А ты – глупенькая. Неужели не понимаешь, что мы с этим обозом далеко не уйдём? Нас или разбомбят, или схватят немцы. Они уже… в затылок нам дышат! Меня расстреляют – директор! Тебя, комсомолку, повесят. Но прежде отдадут на потеху солдатам.

– Врёте вы всё!

– Нет, милая моя, – в голосе директора теперь звучала откровенная злоба, – не вру. Но я подыхать не намерен. Что у меня, десять жизней? Одна, милая моя, одна. Ну, вот что, слушай, что я предлагаю. Оставим их здесь, а сами уедем. Вдвоем мы отсюда быстренько выберемся. Деньги есть, не пропадём. Ну, решайся! А они… Их люди разберут. Наши люди жалостливы.

Он намеренно сказал «их», чтобы уже окончательно отстранить себя от ребят. Зойка была так изумлена, что не могла вымолвить ни слова. Она только понимала, что происходит нечто ужасное, низкое, гадкое, и при этом в её лице хотят найти союзницу, вернее, сообщницу. Андрей Андреевич принял её растерянность за раздумье и поторопил:

– Да чего тут решать? Иди и садись в повозку, сейчас поедем. А на них не смотри, если тебе совесть мешает.

Зойка, наконец, опомнилась. Вот когда жизнь потребовала от неё серьёзного самостоятельного решения.

– Вы просто выпили лишнее, Андрей Андреевич, – как можно спокойнее сказала она. – Вы не можете их оставить. Не смеете. А если уедете, я останусь с ними.

Она стремительно проскользнула у него под рукой и пошла к ребятам. Дети настороженно смотрели на неё и молчали. Следом появился Андрей Андреевич. Завидев его, мужики и бабы наперебой закричали:

– Давай рассчитываться, хозяин!

Директор, не глядя на Зойку и ребят, принимал от мужиков деньги, пересчитывал их и, складывая, рассовывал по карманам. «Купцы» увели мажару с мукой, подводы с продуктами и вещами и двух не съеденных коров. В роще осталась только одна телега с вещами, куда директор положил и кое-какие продукты.

Зойка стояла довольно близко от него и пыталась поймать его взгляд, всё ещё не веря в самое худшее. Может, он так неудачно пошутил, думала она, а теперь осознал это и сейчас предложит всем дойти до железнодорожной станции и дальше ехать поездом? Но Андрей Андреевич не смотрел ни на неё, ни на ребят и продолжал не спеша собираться. Наконец он взялся за вожжи и на несколько мгновений обернулся к Зойке.

Они стояли лицом к лицу, и Зойка видела, как дергались в мелких судорогах его губы, щёки, а во взгляде, всегда бесстрастном, она заметила плохо скрываемый испуг. Зойка, усмехнувшись, медленно и гордо подняла голову: он боялся её, этот надменный и ничтожный человек. Боялся и собственного поступка, за который когда-нибудь придётся отвечать. Но страх ещё больший, страх перед возможной гибелью от немецкой бомбы или пули гнал его сейчас вперёд без оглядки, заставляя идти на преступление, и он не мог справиться с этим тайным страхом. Андрей Андреевич отвернулся и пошёл к лошади, якобы поправить уздечку, потом решительно прыгнул на телегу.

Дети, кажется, догадывались, что происходит, но по-прежнему молчали. Зойка подошла сзади к телеге и, не говоря ни слова, сбросила на землю два шерстяных одеяла, затем подцепила руками три или четыре полотенца. Директор будто и не замечал этого, поправляя что-то на возу и устраиваясь поудобнее. Наконец, не оборачиваясь, резко взмахнул кнутом. Лошадь дёрнулась и с места помчалась рысью, так что Зойка не успела схватить ещё хотя бы одно одеяло или полотенце.

Кажется, прошла целая вечность, а Зойка всё стояла и смотрела вслед укатившей телеге. Он всё-таки посмел их бросить, этот Андрей Андреевич. Теперь, кроме неё, принимать решения и командовать некому. Зойка приказывала себе: «Спокойно! Только спокойно!» Она пыталась скрыть от ребят свою растерянность, мысленно задавала себе один и тот же вопрос: «Что делать?» У них нет ни лошадей, ни подвод, ни продуктов, ни денег, ни документов. А что есть? Воля к жизни. Вот с нею и придётся отправляться в путь. Зойка повернулась к ребятам и увидела, что они напряженно ждут, как поступит она: уйдёт или останется с ними? До сих пор она не знала, как тяжек груз ответственности. Ей казалось, что он сдавливал плечи, гнул голову к земле. И было ещё тяжелее оттого, что дети молчали. Они не должны видеть её слабости. Они должны поверить в неё. Зойка выпрямилась и спокойно распорядилась:– Собрать остатки хлеба. Мясо тоже положить в рюкзаки. Всё, что у нас есть, пересчитать.И это простое «у нас» прозвучало магически: ребята поняли, что она с ними, и кинулись исполнять её распоряжения.– Костя! Люда! – позвала Зойка. – Нина, ты тоже!Все быстро подошли к ней.– Я очень надеюсь на вашу помощь, – сказала Зойка. – Нам нужно добраться до Баку.– А если не доберёмся? – раздался чей-то тоненький голосок.– Обязаны добраться! – твёрдо ответила Зойка. – А теперь давайте решать, что дальше делать. Скоро стемнеет. Будем ночевать в роще?– Здесь хорошо, – мечтательно произнесла Люда.– Если налёт, в лесу тоже лучше, – деловито заметил Костя.– А если волки? – пугливо спросил Вовик.– Какие волки? – пристыдил его Костя. – В таком-то лесу.– Всё, решено, ночуем в роще, – сказала Зойка. – Хорошо отдохнём, а утром отправимся дальше.Вот и пригодились одеяла. Их расстелили на остывающей земле и уложили самых маленьких и слабых. Зойка, кажется, никогда не спала так крепко. Она пробудилась от странного звука. Рассвет только занимался, и вначале она увидела лишь темные силуэты деревьев. Прислушавшись, поняла: звук идёт от дороги, огибающей рощу. Она тихонько скользнула меж деревьев, подошла поближе и увидела на дороге слегка колыхающуюся плотную массу. Сотни сапог мерно стучали по утрамбованной земле, и звук этот глухо отдавался в сумеречном воздухе раннего утра.«Немцы?» – испугалась Зойка. Но странно, они почему-то шли в обратную сторону. Напряжённо всматриваясь, она подошла поближе. И только разглядела пилотки, как от колонны отделился человек и крикнул:– Эй, кто такие?Зойка не поняла сначала, к кому это относится. Она хотела повернуть назад, в рощу, но, обернувшись, увидела, что за её спиной стоят все дети. Как они подошли, когда? Она и не слышала.– Я спрашиваю, кто такие? – военный направился в их сторону.Когда он подошёл ближе, Зойка по знакам на петлицах определила: капитан. А тот остановился и удивлённо спросил:– Вы что здесь делаете, птенцы?«Птенцы» смотрели на Зойку и молчали.– Кто у вас старший? – спросил капитан.– Я, – Зойка нерешительно выступила вперед.Капитан, оглядев хрупкую девчоночью фигурку, досадливо махнул рукой на Зойку и повторил:– Кто у вас старший? Взрослые где? С кем идёте?– Со мной, – уже твёрже сказала Зойка. – Я здесь старшая.– Ну и ну! – удивился капитан. – Куда же вы идёте, если не секрет?– В Баку, а оттуда в Среднюю Азию. Детдом эвакуируется.Это Зойка доложила четко, почти по-военному.– Не близко, – сказал капитан и добавил, словно оправдываясь: – Война, ребята. Вам надо немедленно уходить. Здесь опасно. Немцы близко. Может быть бой.– А как нам лучше идти? – спросила Зойка.– Идите по дороге, смотрите на указатели. У людей спрашивайте, помогут. Ну, живее, птенцы, живее! Здесь опасно!Собрались за пять минут. Одеяла и полотенца скатали, пальто надели на себя. В два рюкзака уложили остатки пищи. Костя, Люда и ещё несколько сообразительных ребят ополоснули оставшиеся от вина бутылки и, наполнив их чистой водой из речушки, снова заткнули кусочками сломанных пробок, обрывками бумаги.– Нина! Костя! – скомандовала Зойка. – Построить всех и пересчитать!– Один, два… – начал Костя и скоро доложил: – Все девяносто пять!– Ни один не выходит из строя без разрешения! – Зойка была очень строга. – Поняли? Костя и Люда, идите по бокам колонны. Нина, ты замыкающая. Всё. Пошли. Шагом марш!Колонна двинулась по дороге навстречу рассвету.«Как хорошо, что досыта поели и отдохнули, – подумала Зойка. – Но чем я буду кормить их до самого Баку?»Зойка шагала быстро, время от времени оборачивалась: не отстают ли ребята? Она нарочно задала быстрый темп. Сейчас, после хорошего отдыха и пока не жарко, идти не трудно. Надо увести детей как можно дальше отсюда.Ещё не взошло солнце, как она услышала отдалённый грохот боя или бомбёжки. Ощущение совсем близкой опасности подстегнуло ещё больше, ребята шли торопливо и дружно.С каждой минутой становилось светлее. И уже хорошо были видны встречавшиеся изредка справа и слева от дороги кустики полузасохшего татарника. Скоро ребят нагнала машина, до верха нагруженная вещами. В кабине, рядом с шофером, сидела молодая женщина с ребёнком. Она удивлённо глянула на колонну и теснее прижала к себе малыша. Потом проехали мимо, одна за другой, две подводы, нагруженные вещами, женщинами и ребятишками. Женщины с удивлением оглядывали детей, идущих по дороге, но останавливаться не стали. Всходило солнце, и дорога начала оживать.После нескольких часов беспрерывного пути колонна растянулась, ряды её смешались. Дети сняли пальто и несли их в руках, то и дело роняя. Надо бы отдохнуть. Но где? Куда ни глянь – голая земля, потрескавшаяся от солнца. Лишь через полчаса впереди показалось что-то, похожее на селение.– Ребята, там люди! – обнадёжила детей Зойка. – Потерпите немного, скоро отдохнём.Все воодушевились, подтянулись, пошли быстрее. Зойка приостановилась, поджидая, пока колонна подберётся. Она видела, как торопились, спотыкались, падали и снова вставали самые маленькие – Роза и Таня. Девочки совсем выбились из сил. Она подошла и взяла на руки Таню.– Нина, возьми Розу!Нина было выпятила недовольно губы, но, увидев, как сама Зойка подхватила Таню, подняла Розу, совсем ослабевшую, едва державшуюся на ногах. Колонна двинулась быстрее.Скоро уже можно было различить небольшие сакли, сложенные из чёрно-серого сланца. Впереди стояло маленькое селение. Вид у него был тоскливый, безрадостный, но надо было где-то передохнуть, и Зойка повела ребят к селению.Первая сакля оказалась забитой наглухо. Зойка толкнула дверь во вторую. Дверь тихо заскрипела и, не открывшись до конца, снова вернулась на место. Из сакли никто не вышел. Зойке стало жутко, но она, преодолевая страх, направилась к третьей. Эта тоже была забита, как и первая.Зойка осмотрелась: нигде ни души. Во дворах не было даже ни одной кошки или собаки. Будто страшный мор опустошил это селение. Где же люди? Как страшно… На миг ей показалось, что вся земля уже сожжена войной. Не осталось ни деревца, ни кустика, ни травинки. Только эти чёрно-серые, похожие на пепел, пустые сакли и они, обездоленные, заброшенные сюда жестокой судьбой дети.Она беспомощно опустила руки и повернулась к ребятам. Как жутко они молчат. Молчат и ждут… Зойка решительно шагнула к последней сакле. Дверь легко отворилась, и первое, что увидела Зойка, была стена, на которой висели в ряд пять мохнатых бурок. На полу, лицом к стене, низко склонив голову, сидела женщина в чёрном платье.Зойка не видела, стара женщина или молода. Трудно было также понять, жива она или застыла вот так, настигнутая внезапной смертью. Зойка робко кашлянула, но женщина не шевельнулась. Чувствуя, как в животе завертелся холодный клубочек страха, Зойка нерешительно сказала:– Здравствуйте.Женщина медленно повернула голову. Из-под чёрного платка, закрывавшего почти всё лицо и плечи, строго глянули на Зойку большие скорбные глаза. В них не было ни удивления, ни вопроса, только эта бесконечная скорбь.– Здравствуйте, – повторила Зойка, обрадовавшись, что женщина всё-таки жива. – А где остальные люди?Женщина встала, опираясь о пол руками, и Зойка поняла, что ей уже немало лет, пожалуй, даже слишком много. Старуха, не отвечая, пошла к двери. Зойка шагнула за порог, уступая ей дорогу. Старуха вышла из сакли. Маленький дворик был до отказа забит детьми. Кто сидел на горячих камнях, кто опустился прямо на землю, кто продолжал стоять, прислонившись к сакле. Люда держала на коленях Розу. Все дети сильно страдали от жары. Пот струился по запыленным лицам, и казалось, что это текут чёрные слезы.Женщина остановилась, поражённая этой картиной. Откуда столько детей? Зойка, уловив вопрос на почти безжизненном лице старухи, быстро сказала:– Мы из детдома. Идём в Баку. Эвакуируемся.Старуха продолжала молчать, и Зойка добавила:– У этих детей никого нет. Их отцы погибли на фронте, матери умерли.Старуха молча закивала головой, затем повернулась и пошла в саклю. Пока Зойка раздумывала, не пойти ли следом, женщина вынесла два лаваша и головку овечьего сыра. Она протянула их Зойке и произнесла свои первые слова:– Кушайте, дети.Старуха достала воды из колодца. Дети бережно, экономя воду, обмывали грязные лица, и от этого сразу становилось легче. Женщина сидела на пороге сакли, высоко подняв колени и опершись головой на руки. Ребята немного оживились, сами достали воды из колодца, наполнили пустые бутылки. Но говорили почему-то вполголоса, словно боялись спугнуть тишину, висевшую над аулом.– Почему вы здесь одна живете? – спросила Зойка, подсаживаясь к старухе.Женщина подняла на неё печальные глаза:– Осталась одна. Сегодня рано утром отсюда ушли все. Сели на повозки и уехали.– А вас оставили? – ужаснулась Зойка.– Сама осталась. Некуда мне идти со своей земли.– А если немцы придут?Старуха подняла руки и обратила лицо к небу:– Пусть аллах пошлёт их сюда поскорее! Я хочу посмотреть им в глаза и спросить: «Где мои сыновья?» Пусть они ответят мне, эти шакалы!Дети сбились в кучки и с испугом смотрели на женщину, произносившую такие странные слова. Старуха встала и некоторое время оглядывала их, шепча: «Детки…детки…вот такие же… бегали здесь…детки…». Потом она упала на колени, высоко вскинула руки и стала громко говорить, протяжно, как заклинание, мешая русские слова со своими, не понятными детям:– О, аллах! Ты подарил мне пять сыновей, а они отняли их у меня! Когда погиб мой первый сын, я повесила на стену его бурку… А недавно повесила последнюю, пятую… Нет больше у меня моих детей. Нет у меня теперь жизни. Как сухая былинка на ветру, качаюсь я от горя. Одна отрада мне осталась: пошли мне этих шакалов – я хочу отомстить им за моих сыновей!Старуха умолкла, опустив голову. Потом оглядела ребят, застывших в изумлении и страхе, и снова обратилась к небу:– О, аллах! Ты видишь эти зелёные побеги. Не дай им засохнуть, всемогущий! Возьми под своё крыло сирот, защити их!Старуха поднялась с колен, отталкиваясь слабыми руками от земли. «Как она останется здесь одна?» – подумала Зойка.– Бабушка, идёмте с нами, – предложила она. – Вам нельзя оставаться.– Нет, дочка, никуда я не пойду, – ответила женщина. – Я родилась на этой земле. Здесь родились и росли мои сыновья. Отсюда я проводила их на войну. Вся моя жизнь прошла здесь. Пусть эта земля и примет меня. А вы идите, дети мои, идите. И да поможет вам аллах!Дорога медленно ползла по растрескавшейся земле. Солнце палило нещадно. Но дети шли, потому что в этом было их спасение. Тёмные сакли отодвигались всё дальше и дальше. Зойка то и дело оборачивалась, удерживая подступавшие слёзы, и ещё долго видела высокую фигуру женщины в чёрном платье и чёрном платке. Она стояла у своей сакли, на краю пустого аула, словно памятник материнской скорби.

Они шли так бесконечно долго, что уже забыли, как начался для них этот страшный день. По дорожным знакам определили, что позади осталось двадцать семь километров. Всё труднее становилось держать строй: слабые спотыкались, падали, отставали. Их поднимали, выжидали минут пять-десять, пока они чуть-чуть передохнут, и двигались дальше. Теперь колонну то и дело обгоняли повозки, изредка – машины. Люди торопливо оглядывали детей и проезжали мимо – как видно, всех подгонял страх. А скорее всего, не догадывались, что эти ребятишки идут одни, без взрослых. При дороге стали попадаться худосочные кусты. И хотя было ещё светло, Зойка высматривала место для отдыха: все выбились из сил, и она боялась, что дети упадут прямо на пыльный тракт. Вдруг её нагнал Костя:– Зоя Дмитриевна, вы слышите?– Что? – как и он, шёпотом спросила Зойка.– Гул… Они летят.Костя был спокоен с виду, только вокруг рта напряглась и побелела кожа. Зойка поняла его и прислушалась, чуть замедлив шаг. Да, сзади их настигал едва различимый воющий звук. Почти в ту же секунду его услышали и дети. Они стали беспокойно оборачиваться и изо всех сил старались идти быстрее.Вскоре раздались первые взрывы. Где-то там, за брошенным аулом.– Быстрее, быстрее! – крикнула Зойка и рванулась вперёд.Дети и сами понимали, что надо спешить. Они почти бежали по раскаленной дороге. А гул самолетов становился всё ближе. «Не уйти!» – осознала Зойка.– Бегите подальше от дороги, вон к тем кустам! – крикнула она.Дети бежали к чахлым кустикам и один за другим бросались на землю, прижимаясь к ней измученными телами. Скоро все, кроме Зойки и Кости, уже лежали. Зойка ещё раз окинула взглядом трассу: никто не остался? Совсем близко рванула бомба, и Зойка с Костей бросились на землю.Дорога вмиг стала шумной. По ней стремительно проносились грузовики, «газики», подводы. Всё это устремилось на юг, а с воздуха, преследуя их, летели бомбы. Взрывы, крики людей, ржание лошадей, рев моторов – всё слилось в бесконечный страшный гул, который словно закрутился в огромный ревущий шар и всё кружился и кружился над небольшим клочком земли.Как долго тянутся минуты! Зойка хотела приподнять голову, но страх прижимал её к земле. Казалось, в этом аду невозможно выжить.Трудно было определить, сколько они пролежали, ничего не чувствуя от страха. Но вот гул отодвинулся, укатил вместе с последними машинами и телегами. Зойка поднялась. Начали вставать и ребята.– Никто не ранен? Все целы? – беспокойно спрашивала Зойка – Становитесь в строй.Ребята были живы и невредимы. С перепачканных лиц уже начал сходить испуг. Пересчитав колонну, Костя с недоумением, как бы не веря самому себе, сказал:– Девяносто четыре…– Ты себя не считал, – предположила Люда.– Посчитал…– Ошибся, наверное.Но Зойка уже видела, что не ошибся. Нет Тани. Зойка сама видела, как она подбегала к кустам. Куда же могла подеваться девчушка? Не провалилась же она сквозь землю. Зойка старалась восстановить в памяти события. Да, Таня бежала вместе со всеми, но потом Зойка обогнала её, стараясь увести детей от ближних кустов к тем, что росли подальше от дороги. А дальше она уже ничего не помнила – начался кромешный ад, когда невозможно даже было голову приподнять. «Как я могла? Как я могла? – проклинала себя Зойка. – Уткнуться носом в землю и ни разу не взглянуть на ребят во время бомбёжки. Как я могла?»– Таня! Таня! – позвала Зойка и заметалась вокруг кустов.– Та-а-ня-а! – кричали хором дети.Никто не отзывался. Зойка огляделась: за несколько минут бомбёжки всё вокруг неузнаваемо изменилось. Позади и впереди на дороге и около неё зияли глубокие воронки. Чуть подальше лежала убитая лошадь с перевернутой телегой. «А если и Таня? – ужаснулась Зойка. – Но тогда должно быть где-то тело».– Не двигаться! – приказала она ребятам. – Люда! Нина! Смотрите за ними! Костя, со мной!Вдвоем они облазили все воронки – Тани там не было. Заглянули под каждый кустик – бесполезно. Зойка ничего не понимала, на минуту ей показалось, что она сходит с ума. Можно ли за несколько минут исчезнуть так бесследно? Зойка беспомощно опустилась на землю. Что делать? Что предпринять?– Надо идти, Зоя Дмитриевна, – напомнил Костя.– А как же Таня? – отрешённо спросила Зойка.Костя неопределённо пожал плечами. Действительно, что на это можно ответить? Дети, напуганные таинственным исчезновением малышки, молчали.– Пить хочу, – вдруг раздался слабый голосок.Это Роза. Она еле жива. Да и другие не лучше.– Дайте ей воды, – распорядилась Зойка.Все некоторое время молчали, потом Костя сообщил:– Воды нет. Бутылки, наверное, потеряли, когда бежали.Зойка осмотрелась – нигде никакого намёка на воду. Оставаться здесь лишнюю минуту страшно и бессмысленно. Надежда на спасение только впереди. Она не имеет права из-за одной девочки погубить всех остальных. Они и так потеряли слишком много времени. Как ни горько, но приходится уходить без Тани.Колонна снова двинулась в путь. Теперь уже нельзя было и думать о скором ночлеге. Уйти! Уйти как можно дальше от этого места! Но что же делать без воды? Ни капли воды среди такого зноя – это катастрофа. Дети не выдержат долго.У Зойки снова заныла рана. Лопух, сорванный в роще под Моздоком и кое-как привязанный простиранным в речке бинтом, съёжился, высок, и теперь от него никакого толку. Но сменить повязку невозможно – кругом только горячая пыль.Дорога была пуста. Дети шли молча. И если раньше Зойку пугало это молчание, то теперь ей казалось, что она не смогла бы перенести ни малейшего звука: так были напряжены нервы. Таня не выходила из головы. Зойке всё чудилось, как девочка взяла её за руку и стала смотреть на неё большими тоскливыми глазами.