Зойка подходила к школе со смешанным чувством радости и тревоги. За три недели она отстала от класса и теперь снова «умирала», вспоминая не об одной физике.

Ей казалось, что она целую вечность не видела ребят, исцарапанные, но такие родные парты, чёрную доску, косо исписанную чьей-нибудь небрежной рукой, не слышала дробных переливов школьного звонка, не вдыхала неповторимый запах класса, исходивший от недавно протёртых полов и кусочка мела, лежавшего на доске. Скоро она снова всё это увидит, ощутит, почувствует, снова встретится с таким дорогим и близким миром школы. Как она могла подумать, что сможет с ней расстаться? И то, что вчера казалось вполне вероятным, сегодня уже было невозможно.

Зойка ещё только вошла в коридор, как её увидел Генка. Он высоко вскинул руку и провозгласил:

– Сеньоры и сеньориты! К нам приближается прекрасная Незнакомка!

Группка ребят, в которой стоял Генка, мгновенно развернулась, и Зойка увидела Риту, Пашу, Таню и…Лёню.

– О-ой, не-е-норма-а-альный! Да это же Зоя! – Рита уже повисла на шее у подруги.

– Когда вы видели у Зойки такие глазищи? – настаивал на своем Генка. – В пол-лица! А сквозь эту прозрачную кожу можно даже мысли прочитать.

– Умолкни, метафизик, – не зло обругала его Таня.

Паша молчал и улыбался. Молчал и Лёня, наблюдая за возней девчонок.

– Ну, хватит её тискать, – сказал Генка. – Не для того она выжила, чтобы вы замучили её своими нежностями.

– Что ты понима-а-ешь! – накинулась на него Рита. – Мальчишки все бесчувственные!

– Не скажи! – отпарировал Генка. – Когда Зойка помирала, кое-кто почти всю ночь у неё под окнами простоял. Нас мать рано поднимает. Я на улицу глянул – стоит. Вышел, смотрю: человек чуть начисто не замерз!

Все разом умолкли. Лёня напряжённо смотрел на Генку, и было не понять, ждёт ли он продолжения или боится его. Паша сначала застыл с улыбкой на лице, но, справившись с замешательством, тихонько закашлял. У девчонок в глазах стоял вопрос: кто же это?

Генка сообразил, что сморозил глупость, обнажив перед всеми личную тайну, и попытался обратить всё в шутку:

– Да ничего такого не было, я всё придумал! Ну, она же, как та старуха из анекдота: и помереть не померла, только время провела. Кланяйся, несчастная, человеку в ножки, если бы он не принес лекарство, мир уже забыл бы о твоем существовании!

Генка подтолкнул Зойку к Лёне.

– Спасибо, – смущённо пролепетала Зойка.

– Я рад, что сумел помочь, – просто и естественно сказал Лёня.

– Ой, у меня идея! – с подчеркнутым воодушевлением воскликнула Рита. – Давайте отметим Зоино выздоровление. Сегодня вечером – у меня. Слышите?

Дверь открыл Паша. Он помог Зойке снять пальто и с нескрываемой жалостью констатировал: – Ну и худющая стала. Сейчас получишь самый большой кусок пирога…– С вареньем, абрикосовым! – весело поддержала заглянувшая в переднюю Рита.Генка тоже выставил свои колючие вихры из комнаты, великодушно пообещал:– Зой, слышь? Свою добавку тебе отдам.Притягательный запах пирога, казалось, пропитал всё вокруг. Зойка втянула в себя его поглубже и с несвойственным ей азартом сказала:– Давайте!– Что вы там топчетесь? Сажай её скорее за стол! – скомандовала Рита.Она опять «летала» в каком-то причудливо-пышном платье и была неотразимо красива. Зойка даже запнулась на пороге комнаты, глядя на подругу. В её глазах было столько открытого и радостного восхищения, что Генка засмеялся:– Остолбенела? Вот и мы тоже. Вошли – еле на ногах удержались. Артистка!– А я буду артисткой! – весело пообещала Рита. – Вот кончится война…– Кончится война – замуж выскочишь, – прервал её Генка.– За кого это-о? – пренебрежительно пропела Рита.– А хоть за того! Зой, помнишь солдата на новогоднем вечере? Так он пять дней к школе приходил, всё с Ритулей прощался. Как считаешь, за пять дней можно до чего-нибудь договориться?Зойке вдруг представился лейтенант, уходивший на фронт, его твердый и решительный шаг и беззащитное в своей отрешённости лицо. А с каким чувством уходил на фронт тот солдат, ещё не видевший боя? Уцелеет ли? Такой молодой, тоненький. Жалко будет, если…– Приду-у-маешь! – услышала она голос Риты. – Может, я человека морально поддержала!– Действительно, чего привязался? – сказала рассудительная Таня, и Зойка, повернувшись на голос, увидела, что она сидит около патефона, перебирая пластинки.Не было только одного человека. Не было Лёни.– Ритуля, нести пирог? – послышался из кухни голос Елены Григорьевны.Рита глянула на часы, на дверь и с наигранной веселостью крикнула:– Неси! Семеро одного не ждут!– А мы можем и подождать, – понимающе сказал Генка, – тем более, что нас пятеро.– Иди ты со своими шуточками! – отмахнулась от него Рита.– Несу, несу! – донеслось с кухни, и Елена Григорьевна вошла с пирогом, лежащим на большом цветастом блюде.– Здравствуй, Зоечка, – ласково сказала Елена Григорьевна. – Рита так переживала из-за тебя. Ты всех напугала своей болезнью. Как сейчас себя чувствуешь?– Спасибо, хорошо.– Ты ешь побольше, детка. Тебе надо сил набираться.Елена Григорьевна, сдержанно-ласковая, величаво-красивая, в меру приветливая и в то же время умевшая держать людей на расстоянии, вызывала у Зойки если не чувство робости, что некоторого смущения. Может быть, именно поэтому она редко бывала у Риты. Елена Григорьевна руководила швейным ателье и была женой работника горисполкома. При всей мягкости обращения с её лица не сходила печать некоторой значительности, что и мешало Зойке заходить в дом Зелениных запросто. Один Паша чувствовал себя здесь легко и свободно.Зойка украдкой глянула на часы: Лёня опаздывал уже на тридцать минут. Может, и совсем не придет? «А мне-то какое дело?» – урезонивала она себя, но ею, как и Ритой, овладело беспокойство, которое они обе тщательно скрывали. Рита снова будто мимоходом глянула на часы, крикнула матери, которая уже была на кухне:– Мамуля, у нас часы не отстают?– Нет, нет! – Елена Григорьевна вошла в комнату. – Риточка, режь пирог, угощай друзей.Рита, стараясь не смотреть на часы, принялась резать пирог. В этот момент вошел Лёня. В руках у него было несколько веточек с набухшими почками – они налились соком от долго стоявшего тепла, хлынувшего на землю сквозь «весеннее окно».– Извините, девочки, задержался, – как всегда, просто и мягко сказал Лёня. – Хотел вас чем-нибудь удивить. Вот и сбегал в лес.Рита радостно выскочила из-за стола:– О-о-ой, како-о-ое чудо! Мама, посмотри, какая прелесть!Елена Григорьевна, принимая «букет», сказала:– Да, да, чудо! Всё как раньше, как раньше. Даже не верится, что война.А над столом раздался голос «главного информатора школы» Генки Сомова:– Сеньоры и сеньориты! Вас ожидает ещё один сюрприз!– Интере-е-есно! В моем доме и без моего ведома! – шутливо возмутилась Рита.– Так это же твой сюрприз.– Мо-о-ой? – удивилась Рита.– Ну да, романсы нам споёшь. «Слушайте, е-если хоти-и – ите…»– изобразил Генка.– Откуда знаешь? – быстро спросила Рита.– Я всё знаю, на то я и «Соминформбюро».– Боже мой, да что тут такого? – сказала Елена Григорьевна, ставя на стол вазу с веточками. – Это я ему сказала, что ты недавно разучила несколько романсов. И пообещала, что ты споёшь.– Правда, Рита, спой, – стали просить друзья.– Артистка из народа не должна отказывать народу, – резюмировал Генка.– Я и не собираюсь отказывать! – весело сказала Рита и сняла со стены гитару.Слушать её было приятно: свежий чистый голос лился легко и свободно. И держалась Рита так непринуждённо, словно всю жизнь только тем и занималась, что выступала на сцене. Зойка с затаённым восторгом слушала её и думала, как она, в сущности, ещё мало знает эту добрую, красивую и талантливую девчонку. Ею нельзя не восхищаться. Зойка украдкой глянула на Лёню: тот не сводил с Риты удивлённо-радостных глаз. Зойка понимала, что это естественно и справедливо (сама она так петь не умела), но ей вдруг нестерпимо захотелось домой. Она понимала также, что не может сейчас встать и уйти, это будет странно и обидно для товарищей, которые собрались здесь по поводу её выздоровления. Пусть это действительно только повод, но её смятение, в котором она и сама не может разобраться, не должно испортить настроение всем остальным. И Зойка, как с ней нередко бывало, «вжалась», ушла в себя, словно отстраняясь от общего веселья и пытаясь стать ещё более незаметной, чем ей самой это казалось.Хлопнула дверь в передней, и через минуту в комнату вошёл отец Риты.– А-а-а, молодежь, здравствуйте.– Петенька, а мы тебя только завтра ждали, – сказала Елена Григорьевна. – Ты вовремя, у нас чай и пирог.– Чай кстати, – прогудел баском Пётр Петрович, садясь за стол. – В дороге продрог.– Ну, что там? Зачем тебя в крайком вызывали?– Это потом, Леночка.Пётр Петрович повернулся к репродуктору, висевшему на стене:– А что радио молчит? Выключили? Сейчас последние известия, надо бы послушать.Паша сунул вилку в розетку. В чёрной тарелке что-то хрустнуло, и послышался голос Левитана: «…был оставлен после тяжёлых продолжительных боёв с превосходящими силами противника».– Что оставили? – встревожено спросила Елена Григорьевна, которая на несколько секунд выходила на кухню.– Не услышали, поздно включили, – ответил Пётр Петрович. – Да не так уж и важно, что именно. Оставили – вот главное. Всё ближе к нам.– Неужели и сюда доберутся? – тревожно спросила Елена Григорьевна, и на какие-то мгновения за столом воцарилась такая тишина, будто комната была совсем пуста.– Надо ко всему быть готовыми, – чуть помолчав, уклончиво ответил Пётр Петрович.– Па-пу-ля, ты что-то знаешь. Скажи нам, тут же все свои.– Ну, всего сказать не могу. В общем, в случае чего, пойду в партизанский отряд.– Я с тобой! – Рита вмиг оказалась рядом с отцом.– Курносых туда не берут, – попробовал отшутиться Пётр Петрович.– А нас, мужчин, должны взять, – вмешался в разговор Генка.– А вы, мужчины, учитесь пока, – сказал Пётр Петрович. – Без вас есть кому воевать. А потом видно будет.Расставались шумно и весело, долго обсуждая хитрости, которые можно применить, чтобы все-таки попасть на фронт или в партизанский отряд. Сначала все вместе провожали Таню, потом – Зойку. Рита, конечно, тоже пошла – она же с Пашей вернётся! Мальчишки всю дорогу состязались в остроумии. Зойка смеялась, как и все, и чувствовала, что недавняя скованность уже совсем прошла. Когда они были недалеко от её дома, Лёня вдруг сказал:– Я, пожалуй, здесь сверну. Вас так много – Зоя в полнейшей безопасности.– Её вообще можно мне одному доверить, – солидно предложил Генка.– Правда, зачем всем идти? – сказала Зойка, стараясь, чтобы её голос звучал ровно и непринуждённо. – Недалеко уже.– Как хочешь, – потускневшим голосом отозвалась Рита, глядя вслед удалявшемуся Лёне, и, чтобы скрыть свое разочарование, нарочито весело и независимо крикнула: – До завтра!Лёня на миг обернулся и махнул рукой. Рита и Паша повернули назад.Зойка шла медленно, и Генка принялся философствовать о превратностях судьбы, когда худосочных солдатиков вроде Ритиного Володи совершенно незаслуженно посылают на передовую, а их, физически развитых ребят, храбрых, ловких и находчивых, не берут на фронт только потому, что они не достигли необходимого возраста. Зойка слушала рассеянно и неожиданно спросила:– Ген, а кто это был?– Где? – не понял Генка.– Под моими окнами.– Н-нет, Зой, не могу сказать. Я обещал.– Та-ак, – задумчиво сказала Зойка, – значит, это всё-таки было. И один уже отпал.– Кто? – удивлённо спросил Генка.– Ты. Раз обещал, значит, кому-то, не себе же! – весело закончила Зойка, ей казалось, что она знает, кто это был. – Салют!– Са-лют, – растерянно ответил Генка и, потоптавшись ещё немного, пошёл на другую сторону улицы.Зойка закрыла за собой калитку и замерла: от крыльца отделилась тёмная фигура человека. В том, как он шагнул навстречу, было что-то знакомое, и её мгновенный страх быстро прошёл. Зойка ещё не успела ничего сообразить, как человек сказал:– Люблю неожиданности.