Летом Варькины родители купили машину. И хотя мама копила на нее деньги очень долго, хотя это был всего лишь «Москвич» местного производства, хотя в дело пошли и отпускные родителей, деньги все равно пришлось занимать. Заняли у папиных подчиненных в управлении, других знакомых в городе не было, родных тоже. Поэтому надо было рассчитаться с долгами в строго оговоренные сроки. А ведь еще надо было на что-то жить. С покупкой, конечно, надо было бы обождать, но именно в то лето папе в тресте дали квиточек на машину, которую надо было забирать с завода в недельный срок. Родители просто за голову хватались от свалившихся на них проблем. Варя тоже раздумывала, потому что поняла, что без нее они уже не сдюжат. Утром она объявила родителям, что всю клубнику с их огорода, которая поспевает через неделю, она продаст на городском рынке. Клубники за сезон набиралось у них ведер двадцать, а то и больше, а клубничного варенья в яме хранилось на два-три года вперед.

Родители были в замешательстве. В газетах вовсю клеймили подростков, торговавших по осени на базаре клюквой, и призывали выкорчевывать нетрудовые доходы и частное собственничество. А тут сама Варвара на рынок попрется. Может быть, старуху какую нанять? А вдруг она заявление куда надо напишет? Или деньги не отдаст? Папе рисовались страшные картины, как его знакомые со смехом рассказывают друг другу, что его дочь торгует на рынке клубникой! А вдруг Варьку за это из школы выгонят?

Варька и сама была не полной дурой, поэтому и у нее мысли были самые невеселые: ее хватают на рынке, папу за плохое воспитание дочери выгоняют с работы и из партии одновременно, а маму снимают с заведующих отделением стоматологической клиники. Может быть, даже в местной газетке о них пропишут. Да пошли они все! Сейчас! Лебеду жрать начнем! Вот пусть ей кто-нибудь слово поперек скажет! Пусть вначале сам эту клубнику обработает два раза в год, а потом ей объяснит, почему ее продажа — нетрудовой доход.

Короче, много было опасений, но другого выхода никто из них не предложил. Варька твердо решила никому на рынке в руки живой не даваться, а если кто чего потом скажет, так на все отвечать твердо: "Ни колы цого ны було!"

Пол-литровыми банками и стаканами Варя решила клубнику не продавать. У них так сосед с огорода торговал, возле него собиралась вся окрестная ребятня и жадно глядела на истекавшие соком ягодки. Она расспросила огородных старух на рынке, выяснила ценовую политику каждой и напросилась в попутчицы. Клубнику решила срывать утром, перед базаром, чтобы ягода не потеряла радостного воскового блеска. Папа только вздыхал, потел и боялся, мама хмурилась, но перебрать клубнику вызвалась сама. Варя никогда не думала, что ее папу — коренного уроженца юга России, где народ так и продолжал большей частью существовать с базара, можно было напугать красными корочками КПСС до такой степени, чтобы он даже не помог дочери дотащить тяжелое ведро с клубникой до автобуса… И при полном коммунизме базар так и будет базаром!

А папа в тот день вообще уехал в соседний город проверять строительные участки своего управления. Алиби при этом получалось у него просто замечательное! Варька этого никак не понимала, полагая, что ее отец никогда трусом не был. Не станет трус в двенадцать лет вместе с таким же пацаном — Пиховкой вывозить раненых на подводах к Сталинграду. Но Варьке предстоял всего лишь базар, а не Сталинград, поэтому для геройства ее папы масштаб был явно не тот.

Городских продавцов не пускали не только в крытый павильон рынка, но и за крашенные прилавки на улице. Поэтому все те, кто не имел колхозных справок, выстроились неровной шеренгой по периметру полупустых деревянных навесов в центре рыночной площади. Варька искала место между рядами немолодых женщин с платками на головах, стоявших рядом с ведрами клубники. Ее попутчицы уже притулились с ближнего края, но Варе надо было взглянуть на выставленный товар. Хорошо, что папа привез с опытной станции в прошлом году усы отличных сортов, клубника у нее была самая крупная, а ведро щедрее заполнено. Никакого куража после тряской дороги в автобусе у Варьки не осталось, поэтому она бочком встала рядом с какой-то пожилой женщиной и сняла газетку с ведра. Женщина с любопытством посмотрела и на нее и на ягоду. Варька стеснялась своего блекло-желтого платья, купленного где-то мамой по случаю. Оно ей совсем не шло, платье это было из разряда тех вещей, которые выдавали малообеспеченным семьям от государственных щедрот. Но ягода у нее в ведре лежала самая отборная, поэтому все хозяйки, проходившие мимо них с пустыми ведрами, задерживали на ней придирчивый взгляд. Никто у Варьки про ягоду не спрашивал, поэтому она уже начала тихонько паниковать. Но это был, оказывается, целый ритуал. Покупательницы вначале обходили ряды, потом приценивались, потом возвращались к приглянувшемуся товару и начинали торговаться. Стоять молча было просто невыносимо, соседние продавщицы беседовали между собой, но, в основном, обсуждали Варькино явление. Кроме нее, никого моложе сорока с хорошим хвостиком лет в ряду не стояло. Ягода у них была так себе, мелкая, изможденная усами и пасынками, а просили они за нее все по двадцать пять рублей. Деньги им были очень нужны и, жуя хлеб с луком, они собирались вместе стоять до вечера. Варька совсем упала духом, она и так боялась, что ее увидит кто-то из ее новой школы. Конечно, они на базар только покупать ходят, у них у всех машины давным-давно куплены, по копейке их родители на хлеб не сбиваются! И платья у них, конечно, не с желтыми маками. Как это может, кому в голову прийти желтые маки на бязи рисовать? Как теперь стоять в таком платье до вечера?

И вдруг началось! К Варьке вернулась вначале одна покупательница, спросила о цене, Варька назвала на рубль дешевле цены, установленной на рынке. Тогда к ней тут же подскочили две других, предлагая обычную цену. Варька на провокацию не поддалась, взяла деньги и принялась скоренько перекладывать ягоду в подставленное ей пустое ведро первой покупательницы. В этот момент ее цепко ухватил за плечо какой-то дядька и потребовал показать билетик. Варвара изошла холодным потом, но, к ее удивлению, выручила соседняя женщина: "Это со мной! Вот наш билет! Не цепляйся к девке, рыло! Мне она просто ягоду помогает ссыпать!"

Рыло попыталось что-то возразить, но лучше бы оно их не трогало. Торговые ряды загалдели и заорали разом, радуясь возможности развеять скуку, им еще надо было до вечера молчком простоять. Варька предложила торговке рубль за спасение, но та с хохотом отказалась: "Иди, девка, с Богом! Молодая, а хваткая! И ягода у тебя ухоженная. А мои-то лбы только кушать ее могут. Не то, чтобы обработать, усы оборвать, но даже собрать не помогут. А ты вон и продать вышла. Молодец!" И между рядами завязалось бурное обсуждение сегодняшней молодежи, которую в школе учат совершенно не тому, что требуется для жизни. К диспуту подцепились и покупательницы, Варькин выход на рынок внес общее оживление во всю торговлю.

Пока Варька торговала, мама и брат сидели дома молча и ждали ее как из-под Сталинграда. Когда мама открыла дверь, Варя увидела, что она вся измучилась. Варька спокойно сунула ей двадцать четыре рубля, и мама поняла, что голодная смерть им теперь не грозит.

— А завтра… пойдешь? — робко спросила мама.

— Конечно, такая жара стоит, что клубника в неделю отойдет. Старухи там говорят, что смородину почти не берут, а малину продавать не выгодно. Ты, мам, у соседей бидончик займи. Я бидончиками торговать попробую, так денежнее выходит, хоть и дольше получается.

Папа мучался неизвестностью на пригородных участках до вечера. Но, приехав с работы домой, застал мирную картину с обильной пищей. Сергей объявил родителям, что назавтра пойдет торговать с Варькой, за это они после рынка кое-куда зайдут выпить пива. У папы с мамой просто гора с плеч свалилась! Сережину тираду они восприняли как невинную детскую шутку.

С Серегой торговля пошла веселее. Никто на них пальцем не показывал, все, наоборот, вокруг умилялись на деток, которые уложили ягодки одна к другой, да еще пошли и продали. Серега быстро вошел во вкус и не давал Варьке сбивать цену. Он бегал за мороженым, и они стояли до самой настоящей цены. Вначале Варька думала, что к ним подходят чаще других только из-за отборной ягоды, но потом поняла, что даже в своих маках она очень выгодно смотрится на фоне старух в платках. Поэтому она расправила плечи, подняла грудь и стала радостно всем улыбаться. А до этого она на каждого, кто к ней подходил, смотрела настороженно, из-подо лба, будто готовилась к драке. Стоявший рядом Сережка никаких вольностей по отношению к сестре от вольно шатающихся по базару мужчин не допускал, билетное рыло к ним больше ни разу не подходило, поэтому клубника в тот сезон прошла самым выгодным образом. На пиво они, конечно, не тратились, потому что других нужд и хозяйственных дыр у мамы оказалось очень много. А в августе они с Серегой даже вишни продали ведра три на школьное обмундирование. Но почему-то Варе не понравилось, что ее домашние, похоже, вошли во вкус. По осени папа вырубил две яблони, и освободившееся пространство они всей семьей принялись засаживать клубникой в ожидании предстоящих барышей.

* * *

С приобретением машины у них появился самый настоящий семейный досуг. Раньше для выездов на природу их семья пользовалась папиной служебной машиной, но ездить на рыбалки с папиными сослуживцами маме было уже невмоготу. Строители сильно напивались, им было безразлично в какой водоем и в каком виде лезть за рыбой с сетями, в которых они все время запутывались. Рыбу они вылавливали крайне редко, утверждая, что их влечет сам процесс рыбалки. Рыбу они покупали у местных жителей за недорого, потому, что уха к водке была весьма кстати. Вместе с ними пил и шофер, поэтому мама очень беспокоилась о безопасности их дорожного движения.

Теперь они отдельно от горластых нетрезвых мужчин, громко рассуждавших о центральных коллекторах и осадках фундаментов, ездили только своей семьей за грибами. Папа, правда, попытался увлечься охотой, подбиваемый к этому планово-техническим отделом своего управления, но мама решительно пресекла эти поползновения от семейного отдыха.

Варя и папа ничего не понимали в грибах. На Дону водились только шампиньоны и бледные поганки. После того, как несколько семей у них на хуторе отравились бледными поганками, перепутав их с шампиньонами, в обилии росших на коровьих лепёхах, папа вообще решил грибы в рот не брать. Что, в самом деле, жрать нечего, что ли? Но мама по своей Сибири помнила, какая это славная штука, если пожарить с масличком. Она вырвала страничку из книги «Домоводство» и заставила Варьку и папу внимательно изучить картинку с белыми, груздями, рыжиками, маслятами, подосиновиками и подберезовиками. Другие грибы она срывать им запретила. Но перед отъездом из лесу ей все равно приходилось внимательно перебирать их корзины, поганок там было все равно очень много. Отдых несколько омрачался тем, что маме приходилось подолгу выкликать их из лесу. Варя и папа, прекрасно ориентировавшиеся в степи, совершенно терялись в лесу. Варя ходила вместе с отцом, потому что слух у нее был отличный, и она сразу различала нервные мамины крики, да и сама могла заорать так, что отвечали из соседних деревень.

Однажды они вышли к болоту, на котором росло множество крупных ярко-красных бусинок клюквы. Клюкву мама покупала на базаре, поэтому они решили собрать для нее немного, чтобы она лишний раз не тратилась. Собирая клюкву, Варя почувствовала, что на нее кто-то внимательно смотрит. Она подняла голову и рядом с собой увидела смешную мокрую птицу, которая, наклонив головку, уставилась на нее блестящим черным глазом. Они смотрели друг на друга, наверное, с минуту. Было тепло, опускались сумерки, где-то стрекотала какая-то пичуга, у Вари во рту таяла созревшая клюква, и на нее пялилась серая птаха! А рядом стоял сосновый бор с перешептывающимися, клонившимися друг к другу соснами. И в какой-то миг цапля вся собралась и, сделав несколько шажков ножками-палочками, распахнув крылья, взлетела…

Никогда так близко Варя не видела, как начинается полет. В это мгновение она вдруг поняла, что тоже сможет летать, если только чуть-чуть оторвется от земли… Все прежние сны заговорили в ней, как же долго она была на земле! Она подошла к отцу и заявила, что ей нужна палка, с которой бы она ходила по лесу. Она задумчиво приглядывалась к деревьям, прислушиваясь к голосам, заполнившим вдруг ее душу. Наконец, по дороге к машине она нашла небольшой осинник. У папы был нож, и он срезал ей требуемую ветвь. Варя ножом сделала зарубку на ее основании, ей это для чего-то было очень надо. Дома она тщательно, любовно обрабатывала зеленоватую с терпким запахом древесину. Потом установила палку для просушки, следя, чтобы рядом с ней почти не открывали форточку. Родители не обращали на это внимание, потому что считали, что самое опасное в жизни их дочери далеко позади.

* * *

Когда обильными мостами пошли грибы, наступила осень, и Варя пошла в девятый класс. Но что-то не то с ней сделало общение с природой. Она стала рассеянной, невнимательной на уроках, а в переменку, пристроившись у окна в школьном коридоре, тихонько бурчала себе что-то под нос, царапала на листике бумаги неровные строчки. В те годы она все время так писала стихи, потом складывала их в кармашек фартука, из которого они выпадали, и терялись безвозвратно.

Тихо, капелька за каплей Наш земной уходит срок Серою болотной цаплей Средь нехоженых дорог. Думаю, что все успею, А остался только миг, Крыльев взмах — и, выгнув шею, Посылает птица крик. Неуклюжая нескладность С несуразностью в крови, Почему всего лишь странность Не прощается людьми? Серая сырая цапля, Как смешна она в болоте! Ничего не увидать в ней, Птицу видно лишь в полете. Навсегда ты улетаешь, Слез о нас не льешь напрасно, С нами ты родства не знаешь И земному не подвластна. В Царстве Божьем всех нас примут, "Прочь, юродивый!" — не скажут, И терзанья не отринут, В утешеньи не откажут. Сожалея об ушедших, Чья душа уже крылата, Нам с терпением и верой О живых подумать надо.