Но началась совсем не та сказочка, о которой вы все смущенно подумали, нет! Кто-то прицельно палил Веретенникову по окнам в сгустившейся тьме.
Малкова подползла к окну и испуганно сказала: «Хана нам пришла, Веретенников! Не фиг было сказки о Сыроежке рассказывать! Ты глянь-ка, он сам за нами пожаловал! Вот цепка-то твоя щас нам и сгодиться…»
Веретенников потащил Малкову в развевающемся халате в мансарду, не долго думая, они вылезли с той стороны дома на крышу, прогрохотали по ендове, спрыгнули в копну сена, о существовании которой у себя возле коттеджа Веренников и не подозревал. Вылезли они в щелку в заборе и побежали куда-то в бескрайние дали под канонаду нешуточного боя, развернувшегося возле парадного входа в дом.
Бежали, пока не устали. Сели отдышаться на пригорке — как видят, возле них костерок!
— Это рыбаки! — уверенно сказала Малкова. Закуталась в халат понадежнее и потащила Веретенникова за собой.
У костерка сидели два каких-то урода и играли в карты на золотые чукотские прииски. Потом один из них поднял голову, кивнул приветливо Малковой и говорит: «Почем песик, дамочка?»
Малкова с Веретенниковым смотрят друг на друга и понимают, что он и вправду теперь — кобель подзаборный! Вот наваждение! И нет, чтобы в породистого кобеля обернуться, в мастифа там или ротвейлера…
Решили они опять бежать, только ведь от себя не убежишь. Потом примечать стали, что не одни бегут, рядом с ними много всякого народу поспешает. Поворачивается тут один к ним личностью и кричит: «Акции четвертого ваучерного фонда по дешевке не возьмете? Самому нужны, но уж больно пакет акций огромный. А мне еще до Аляски через Берингов пролив бежать, сами понимаете…» Отказались они от этих ваучеров — одна морока с ними! А тот человек встал на четвереньки, чтобы разбег до Аляски шустрее взять и прокряхтел им на прощание: «Напрасно, господа! В ваучерах тех — достояние всех, кто жил тут раньше, да уж давно помер, и всех, кто еще на свет не появился! Это так сам Сыроежка придумал! «Мне, говорит, мало простых фраеров обобрать, мне души бестелесные обшманать надо!» Так что зря вы от своева счастья рыло воротите!»
Испугались они, услыхав про Сыроежку, побежали совсем в другую сторону и нечаянно попали в негустой перелесок. Тут из-за елки вышел к ним огромныйпузатый лесовичок и такую речь заводит: «Вам необыкновенно повезло, что вы решились в наш лес заскочить как раз сегодня ночью! Только в сегодняшнюю ночь от всех нас, мужичков-лесовичков, будет вам сейчас подарок — до жути необходимая вам книжка для чтения! Вы платите только за доставку! Всего пятьдесят у.е.! Посмотрите на издание! Ну, щас луна из-за туч выглянет, сразу издание оцените — не какая-нибудь чухня! Называется эта замечательная, нужная вам для функционирующих организмов книга — «История приватизации в Подтелковском районе»! Пока вы, идиоты, здесь по кругу бегали, люди все приватизировали, в историю себя закатали. Гы-гы…»
Давай Веретенников с Малковой от энтой книжки отпихиваться, а лесовичок вдруг как заорет на них: «С вами, сволочи, такие люди опытом решили поделиться! Чтобы поняли вы, с кем связываться решили! Чтобы ни о каком переделе собственности и помышлять не могли! А вы башлять не хотите? Да я все про вас Сыроежке расскажу!»
Вот морока! Едва отпинались от лесовичка и других его товарищей! Вернулись к костерку, а там уж другие совсем люди сидят, на воздух и землю Подтелковского района в карты режутся. Спросили эти смутные личности у Веретенникова прикид, а у того, естественно, ничего кроме кальсон с собой не оказалось. Тогда один ему говорит: «А давай ты эту Малкову на кон поставь! Ну, толку-то в ей, в этой Малковой?»
И главное, рожа у него — вылитый Сыроежка, только почему-то на шее шрам глубокий от уха до уха, а на груди — черные дырки. Вот и вся уха, как говорится. Но весело так карты тасует, смеется щербатым ртом!
— Сыроежка, а ты как здесь? Ты же вроде с Плинтусом был?.. Или у меня домик штурмуешь? — протявкал Веретенников.
— Ну, враз и не объяснить, Веретено, — засмеялся Сыроежка. — Ты считаешь, что я — помер, Малкова — что я буду жить вечно, а мне по большому барабану все ваши рассуждения! Я — та сила, которая будет играть в карты на эту землю и все дела!
— Не будешь ты играть в карты на мою землю! — заорала тут Малкова так, что Веретенников хвост поджал.
— Я тебя, Веретено, предупреждал, что эту падлу надо в расход! Все ночи тебе в уши жужжал! Плакат тебе нарочно над дорогой вешал! Так кто ты такой, чтобы веления моего ослушаться? — вдруг встал Сыроежка во весь рост, который, как выяснилось, был у него нешуточным!
Веретенников прижал уши и заскулил, но все же встал перед Малковой, чтобы заслонить ее от страшного Сыроежки. А Малкова вдруг выхватила карты у партнеров Сыроежки, которые сразу оказались просто осиновыми чурбанами, ловко выдернула всю колоду из-под сыроежкинской ноги с когтями, вылезшими из кроссовок, и бросила их в костерок. Тот вспыхнул, погас… и ни костра, ни Сыроежки…
Потом они сидели в овраге и целовались. И Веретенников тогда подумал, что и в кобелиной жизни есть свои прелести…
Очнулись они утром второго дня ближе к вечеру, у родной батареи, скованные одной цепью. Друг на друга смотреть стенялися. Поэтому Малкова отковалась от Веретенникова и, запахнув халат, принялась собираться домой. Веретенников загрустил, но понимал, что и так задержал Малкову лишнего.
— Слушай, Малкова! Тебе же в исполком вчера надо было! — вдруг ужаснулся Веретенников.
— Не, Саш, это я тогда бабки перед тобой заколачивала, — засмущалась Малкова. — Так уж, чтобы цену набить. Насочиняла для фасона. Ты извини, вообще сочиняю я редко. Ну, сам понял, по какой причине я про исполком придумала. А на самом деле, мне в исполком только в будущую среду надо… Ладно, пойду я.
— Щас машину выкатим! Охрана тебя с ветерком быстро домчит! — бодро и размашисто заорал Веретенников, чтобы перебить сразу возникшую между ними какую-то неловкость и натянутость.
Но Малкова только покачала головой. «Нет, Саша. А то это получится, как с банкиром Еремеенко, когда он свою машину дал мне до дому доехать, а потом из этого такое получилось, что в два дня не расскажешь…» — грустно добавила она и, меланхолично покачивая бедрами, направилась к выходу.
Глядя, как Малкова независимо чапает к шоссе, ловко пиная перед собой ржавую консервную банку из под кильки в томате, Веретенников поймал себя на дурацкой, во весь рот улыбке. Отвернувшись от окна к выстроившимся поодаль, недоумевающим подчиненным, он напустил на себя обычную суровость.
— Что же вы, Александр Григорьевич, живой-то ее отпустили? — с отчаянием выговорил главный секьюрити, — Э-эх! Ведь щас все расскажет, падла!
— Не расскажет! — отрезал Веретенников. — А если и расскажет, то никто ей ни в жисть не поверит!
Потом он долго чего-то подсчитывал в кабинете, бродил в одиночестве по всему второму этажу, ковыряясь в зубах заколкой Малковой, забытой ею в ванной.
За обедом ел с необычайным аппетитом. С набитым котлетой ртом он вдруг прошамкал пожилому дворецкому Петровичу: «Слушай, дед, а где у нас нынче самый роскошный ресторан?» Петрович от неожиданности чуть половник не выронил. Внимательно выслушав его сбивчивый доклад, господин Веретенников только огорченно присвистнул. Негде досуг провести приличному человеку! А в баню он и сам нынче не поедет, он теперь знает, кто там под полками у них в районе водится.
После компота хозяин кинулся прямо из коридорчика возле кухни названивать той толстой гадине, с которой столь содержательно провел все выходные. Петрович только вздохнул, услыхав в приоткрытую дверь: «Малкова! У тебя какие планы назавтра? Давай ресторан откроем со сказочными приключениями? Так и назовем «Морока»! Или «Морозка»! Туристов американских привезем! Что они у себя, в глухомани, кроме Хеллоуина видали? Не хочешь?…»
В приоткрытую дверь любопытный Петрович увидел, как Веретенников сел прямо на пол слушая трубку, и жалобно сказал: «Не обижайся, а? Не хочу я с жиру беситься… Малкова…»
«Жениться бы вам, барин, — мудро подумал про себя Петрович. — Глядишь, мороки бы меньше стало! Олигархи они, мля!»
Назавтра он решил приготовить как можно больше фаршированных блинчиков, заметив, что блинчики пришлись как нельзя кстати в завершающийся уик-энд. Петрович ценил свою репутацию и дорожил местом. И какое-то нутряное чутье ему подсказывало, что на этом не «сказочке конец», что завтра эта, с ржавой банкой которая, набегается, а к обеду точно пожрать прискачет…