Афелий - наиболее удаленная от солнца точка на орбите небесного тела.

Остров. Февраль 1939 года.

1

Доминик остановился у входа в лабораторию, не в силах войти внутрь. Позади него замерли Ян и Глёкнер.

- Мы сделали всё, что могли, господин Камински, - сказал врач. - Девочка обрела покой.

Она была там, за дверью, его малышка. Доминик помнил, как её забрали у него и поместили туда. Именно туда. В этом была какая-то справедливость, последствия его провалов привели его туда, где всё начиналось. Поместить её в лабораторию было логичным решением. Там находилось медицинское оборудование, к тому же, только там можно было обрести хотя бы подобие уединения. Хотя бы вдали от солдатских глаз. Он очень хотел увидеть её, но не знал, что его ждет там. Клетки разбиты и сидевшие в них твари выбрались на свободу. Они не могли сильно разрастись, когда её только принесли, но сейчас, день спустя...

- Мы отпустим вас, чтобы вы могли её похоронить - сказал Глёкнер. Он об этом уже говорил, но решил повторить. - После этого, вы можете сидеть рядом с ней, сколько захотите. С тех пор, как её у вас забрали, она... несколько изменила. Запах... запах не очень хороший. Её забальзамировали.

- Забальзамировали?

- Да. Здесь мы должны оказывать умершим особые почести. Фюрер так приказал. Наши похоронные ритуалы не сильно отличаются от ваших.

Доминик подумал о провале, об историях, которые рассказывал Ари о новом командующем. Интересно, а остальные заключенные согласны с этими "особыми почестями"? Но нет, он отличался от них. Он особенный. И, раз уж Софию принесли в жертву, в качестве наказания, они снова станут друзьями. Это как отрезать человеку конечность и прижечь её, чтобы он не умер.

"Забальзамировали".

Он одними губами повторил это слово и перед глазами встала другая картина. Доктор, раздевающий его дочь догола, пичкающий её химией. Чудовищно было наблюдать за ним, за тем, как он, оставшись с ней наедине делает свою кровавую работу.

Доминик взглянул на Глёкнера, его руки постоянно тряслись и теребили края одежды. В этот же самый миг его разум, будто, разделился. Ему почудилось, что часть его сознания отлетела в сторону, а часть осталась сидеть в нем самом. Он спросил себя: "ну, зачем же, зачем я ударил этого человека? Он не враг мне, не он причина моих бед. Зачем?" На этот вопрос у него ответа не было. Но, всё равно, нужно было бить и он ударит.

Прежде, чем он смог что-то предпринять, вперед вышел Ян, схватил доктора за шиворот и толкнул перед собой. Глёкнер споткнулся и упал, едва успев уклониться от падения в грязь. Он тут же поднялся, удивленно и возмущенно озираясь. Ян поднял указательный палец, предостерегая его от каких-либо слов и повернулся к Доминику.

- Иди, - сказал он. - Иди к ней. Это единственное послабление, которое тебе здесь позволят. - Его глаза светились. Доминик увидел в них боль и, кажется, сострадание. Ян шагнул вперед.

- Спускайся или я сам тебя туда скину.

Не раздумывая, Доминик спустился в бункер. Дверь позади него захлопнулась, отделяя от него двух человек и весь остальной мир с ними. Внутри было темно, генераторы не работали. Он подумал, что, наверняка, так именно вселенная чувствовала себя до своего создания: пустота и одиночество.

Спустя мгновение - или вечность, Доминик не понимал - загорелись лампы. Вселенная возродилась и он оказался в знакомом бетонном лабиринте, где, якобы, работал. По мере продвижения к лаборатории, он всё сильнее начал ощущать тяжесть потери Софии. Спасти его больше было некому.

Когда он толкнул дверь, то уже знал, что увидит. Он увидит... увидит лежащую на столе Софию, окруженную райским светом, а вокруг неё будут стоять ангелы. Именно это он и увидит, даже если повсюду будут прорастать щупальца. В конце концов, это его вина. Он не смог их подчинить. Он разбил стекло и выпустил их на волю.

Но, когда он вошел внутрь, то замер в удивлении. София лежала посреди комнаты, мертвая, но прекрасная, как никогда. То, что окружало её, поражало. Это были, конечно, не ангелы, но что-то, не менее восхитительное.

2

Услышав, как входит отец, Люсия соскочила с кровати. За мгновение до этого, она лежала, отрешенная от всего мира, но звук его возвращения разбудил её быстрее сигнала тревоги.

- Папа, - прошептала она.

Доминик медленно, по-стариковски, снял пальто и сел рядом с ней. У него в руке была фляжка, необычное украшение в нынешних обстоятельствах, но что в ней, он говорить не стал.

- Проснулась.

- Не могла уснуть. Ты поспал?

Он обнял её и какое-то время они просто сидели, прижавшись друг к другу в темноте. Он выглядел сморщенным, как цветок на морозе.

- Нужно поговорить с Ари.

- Я здесь, - он стоял в дверном проёме. Несмотря на то, что он всегда старался не мелькать перед ними, он никогда не уходил слишком далеко. Люсия думала, что и сейчас он был где-то неподалеку, учитывая обстоятельства.

Отец медленно поднялся и подошел к другу. Он сунул руку в карман и достал листок бумаги. Какое-то время он смотрел на него, думая, отдавать листок или нет. Затем, всё же, отдал. Выражение его лица, при этом, было таким, будто он только что признался в убийстве.

Ари достал очки, надел их и склонился над бумагой.

- Нужно, чтобы ты достал эти вещи. Кроме Криге, думаю, здесь никто не поймет, что мы будем с этим делать, - сказал Доминик.

- Трубы из промышленной стали, серебро, метанол... ты серьезно?

Люсия видела только затылок отца, но без труда могла угадать выражение его лица. У него был план. Его лицо было напряжено, точно так же, как тогда, на "Адальгизе".

"Нет, не так же" - поправила себя Люсия. Оно было другим. В нем не было предположения, мысли "а что, если". Сейчас на его лице читалась стальная уверенность. Потому что отец, как и она, превратился в холодный расчетливый механизм. В этот раз он не станет замирать с топором в руках.

Он шевельнул указательным пальцем и Ари перевернул страницу. Через плечо отца, Люсия разглядела чертеж какой-то машины. Она увидела фильтры, трубки, сосуды. Всё было исчерчено стрелками, диаграммами, какими-то формулами. Этот чертеж, без сомнения, был частью плана.

- Уверен, что сработает? - спросил Ари.

- Вещество действует, - ответил Доминик. - Я сам видел. Машина и химикаты нужны для производства.

- Но, есть же и что-то ещё?

- О, да.

- И оно работает? - снова спросил Ари, будто, не веря, что его товарищ решил проблему, над которой они так долго работали.

- Если бы я только открыл его раньше, - Люсия всё ещё не видела его лица, но знала, что оно исказилось от боли. Эта штука, чем бы она ни была, могла бы уберечь её сестру.

- Но... ведь, это из-за неё, - тихо сказал Ари.

- Это был её подарок мне. Самое забавное, что, когда мы его получили, то, совсем не собирались использовать на грибке.

- Как, не собирались?

- Это не всё, Ари. Кое-что я не записал.

- Оу?

И отец поведал ему свой план.

Когда он закончил, они долгое время сидели в полной тишине. Люсия всё это время сидела рядом и это пугало её.

- Когда всё будет сделано, не могу сказать с уверенностью, как мы выберемся с острова, - сказал отец. - Техника работать не будет, поэтому к причалу придется идти пешком. Как доберемся, попробуем угнать лодку или судно. Некоторые китобои хранят верность армии, но не все. Как знать, может нам удастся склонить их на свою сторону. - Он пожал плечами.

Люсия кивнула и впервые за долгое время ощутила надежду.

Тем же вечером, под пристальным взглядом охраны они похоронили Софию в безымянной могиле за стенами, втроем размышляя о том, что им предстоит совершить.

3

В это же время, в лагере проснулся ещё один человек. Он поднялся, ударился головой о полку над кроватью и выругался. Этот человек удивился своей неуклюжести, даже в таком незнакомом месте, как это. Но руки делали своё дело. Его верный "Вальтер" оказался в ладони раньше, чем он окончательно проснулся.

Рихтер сел на краю кровати и уставился во тьму. Его комната была маленькой и почти пустой, но он ощущал чьё-то незримое присутствие.

Когда глаза привыкли к темноте, он смог разглядеть, что это было. Входная дверь была приоткрыта. Он точно помнил, что закрывал её перед тем, как лечь. Свет, лившийся в щель напугал его. За все годы, проведенные в армии, после бесчисленного количества врагов, ничто не было способно испугать его. У него были строгие правила: он всегда проверял под кроватью, осматривал туалет и запирал дверь, когда ложился спать, даже находясь на своей земле, и, несмотря на то, что ближайший враг находился в тысячах километрах от него. Поэтому, вид приоткрытой двери заставил его задуматься. Кто-то её открыл и проделал это очень тихо.

Скорее всего, это был кто-то из солдат. Несмотря на уверенность в собственной правоте, коммандер не был слеп и видел, как подчиненные смотрят на него. Чтобы командовать людьми, нужно иметь волю. Это работа не для простых людей, а "Охранные отряды" - СС - всё-таки, не были простым подразделением. У Фюрера были грандиозные планы насчет Германии - насчет всей Европы - и обычные люди здесь бы не справились. Свой перевод из регулярной армии Рихтер счел очень почетным и, разумеется, это не обошлось без завистливых взглядов. Завистливых и, в некоторых случаях, испуганных взглядов. СС - это элита. Именно они будут стоять впереди всех, когда Фюрер объявит о своих намерениях. "Если невозможно и того и другого, то лучше, когда тебя боятся, чем, когда любят" - подумал он, вспоминая цитату Макиавелли Никколо Макиавелли (1469-1527) - итальянский мыслитель, писатель, философ, политический деятель.. Фюрер это понимал, поэтому Рихтер так беззаветно его любил.

Неужели, кто-то вздумал за ним шпионить? Или навредить? Коммандер твердо решил это выяснить. Уж что хорошо ему удавалось, так это установление истины. Ему нравилось находить её в бесчисленных текстах, прочитанных перед сном, но приятнее всего, было находить её в людях. Открывать их души и читать было гораздо более вдохновляющим, чем чтение книг.

Он тихо, словно охотник, подкрался к двери и резко её открыл, но пустой коридор встретил его тишиной. Он посмотрел по сторонам и заметил, что входная дверь в бункер тоже была приоткрыта. Кто бы это ни был, он убежал совсем недавно. По идее, у входа должен стоять часовой, но он видел, что там никого не было.

В нос ударил запах сырой земли и бетона, но он чувствовал, что, на этот раз, к этим запахам примешался и другой, похожий на запах старых цветов. Рихтер стиснул зубы. Корнелиус Рихтер людей не боялся, но это был страх... неизвестности. "Самый древний и самый сильный страх - это страх перед неизведанным" - Лавкрафт Говард Филипс Лавркрафт (1890-1937) - американский писатель и журналист, работавший в жанрах ужасов, мистики, научной фантастики., кажется? Да, что вообще этот америкашка мог знать о настоящем страхе?

Рихтер решительно шагнул вперед с пистолетом наизготовку. Перед ним открылась база, тихая и безмолвная, как и всегда в это время. На башнях стояли часовые. Позади казарм тихо гудели генераторы.

Возможно, это всё из-за стресса. Возможно, это он сам, по глупости, забыл запереть дверь. Не часто, признался он сам себе, его служба проходила в столь экстремальных условиях, так давила на психику, но глубоко на задворках собственного разума он понимал, что дело в другом.

Он посмотрел под ноги и заметил черное пятно. Оно было небольшим, будто капля упала из кровоточащего носа, но ему оказалось достаточно. Часовой у входа пропал, а теперь ещё и кровь появилась.

Рихтер повернулся к воротам и в лучах угасающего солнца увидел лицо. Оно смотрело на него, его глаза были серыми и мертвыми, совсем, как небо над головой. Затем лицо исчезло. Оно испарилось за воротами и растворилась в лесу.

Рихтер взглянул на часовых на вышках.

- Тревога! - выкрикнул он. - Тревога! Тревога!

4

- Коммандер сказал, что это был Криге, - сказал Метцгер, шедший рядом с лейтенантом.

- Он уверен в этом?

- Разве может коммандер быть в чём-то неуверен?

Харальд понял, что это маловероятно, поэтому решил держать рот на замке. Он подошел к воротам, из которых открывался вид на провал и увидел царивший внизу бардак. В зарослях мелькали оранжевые огни, солдаты обыскивали округу с факелами в руках. Не с фонариками, не с лампами, а с факелами! Коммандер заставил подчиненных рыскать во тьме, будто каких-то дикарей.

- Он где-то здесь! - донесся голос Рихтера. - Здесь! Найти его! Обыщите каждую нору. Пока он не оказался в яме, он где-то в скалах.

Харальд увидел почти весь персонал, даже Яна и Зайлера. Гестаповец выглядел даже более раздраженным происходящим, чем лейтенант. Он стоял возле скалы вместе с Гансом и о чем-то с ним говорил.

Лейтенант отошел от Метцгера и направился к ним.

- Борис, что, вообще, происходит?

- Его пока не нашли, - угрюмо ответил тот. - Но коммандер убежден, что он здесь.

- Надеюсь, его поймают, - сказал Ганс.

- Думаете, он здесь?

Зайлер вместо ответа пожал плечами.

- Не нравится мне это. Плохие предчувствия.

Он собирался ещё что-то сказать, когда к ним подошел Рихтер.

- Лейтенант! Рад, что вы здесь.

Он внимательно его осмотрел, когда Харальд вытянулся по стойке "смирно". Лейтенант решил, что он смотрит на его новую фуражку. Она не отличалась от офицерской, Харальду сказали, что она принадлежала его предшественнику.

- Как успехи?

Рихтер помотал головой.

- Пока никак. Но мы оцепили периметр, поэтому, скоро мы его найдем.

- Коммандер, - обратился к нему Харальд, неуверенный в собственном решении. - Вы уверены в том, что видели? Говорят, он стал, как Шмит.

- Уверен. И пока его не нашли, тревогу не снимать. Вот, почему, так важно действовать быстро. Понимаете?

- Разумеется, - Харальд оглядел солдат, те внимательно рассматривали землю под ногами. Если доктор здесь, они его найдут. - Я слышал, Камински сделал открытие, - сказал он, меняя тему. - Если это, действительно, так, это поможет избежать подобных инцидентов в будущем. - Это была правда - из лаборатории, последнее время, новости шли одна за другой. Даже скупой на эмоции Томас Фреке выглядел сияющим. Разумеется, всё это были только слухи. Харальд собирался поговорить с Криге, обсудить детали, но теперь, этого, кажется, не произойдет. Придется говорить лично с Камински.

- Даже, если это так, было бы неплохо получить ответы как можно раньше - произнес Рихтер. - Криге был одним из нас. Нельзя его терять.

- Мы его ещё не потеряли.

Взгляд Рихтера ясно говорил о том, где он видел мнение лейтенанта. Он уже собирался ответить, как раздался крик одного из солдат. Кричал прапорщик Эммануэль Циммер, человек, бывший вторым по старшинству после лейтенанта.

- Коммандер! Тут кое-что есть!

Рихтер направился к нему, его плащ зловеще развивался за спиной. Остальные шли позади него, карабкаясь по скалам.

- В чём дело?

- Он, похоже, был здесь. Мы нашли какую-то пещеру.

- Но сейчас-то его здесь нет?

- Никак нет, коммандер. Но внутри... вам, лучше, самому взглянуть. Если он болен... боюсь, его уже не излечить.

- Вы о чём? Объяснитесь!

- Там внутри лежит всякое, - лицо Циммера было бледным. - Трупы. Трупы животных. Разложившиеся.

- Значит, Криге чувствует себя хуже, чем нам казалось. Не думал, что кто-то мог зайти так далеко, как ваш капитан Шмит. Мы не знаем, на что способны люди, вроде них. Поэтому нужно быть предельно осторожными, ясно?

На какое-то мгновение прапорщик задумался.

- Так точно, коммандер. Конечно.

Позади него Харальд наблюдал за парой человек, которые подошли к краю скалы и смотрели вниз. Трудно было разглядеть, но, насколько позволяло его зрение, в скале зияла дыра, достаточная, чтобы в ней поместился человек.

Взяв у одного из солдат факел, Рихтер сунулся внутрь. Позади него в нерешительности замерли Метцгер и Зайлер. Никто не обратил внимания, что последний член их группы, Ганс, куда-то исчез.

5

Парень стоял в тени и наблюдал, как они осматривают его Думательное Место. Ему хотелось накричать на них, заставить уйти, но он не мог. Приходилось прятаться.

- Господи, - послышался голос лейтенанта. - Да, что здесь такое?

Они с нескрываемым отвращением ходили среди его вещей. Они не понимали, а он не мог объяснить.

Прапорщик Циммер остановился около Ганса-младшего. Он взял тюленя за брюхо и попытался поднять, но тот не сдвинулся с места. Его внутренности вытекли и приклеили тушу к трости. После нескольких безуспешных попыток, солдат отпустил тюленя и тот снова насел анальным отверстием на палку.

В другом конце пещеры Дитрих осматривал коллекцию птичьих останков. Лейтенант взял пальцами крыло и тут же отбросил его в сторону. Ганса затрясло от гнева. У него заняло очень много времени насадить крылья и головы на нитку, а он срывает их и швыряет в сторону.

Рядом с Дитрихом стоял Борис. Он никогда не показывал ему Думательное Место и теперь внимательно следил за его реакцией. Он, хотя бы, относился ко всему с уважением. Не как остальные. Не как Дитрих.

Гестаповец осмотрел птиц и, кажется, узнал что-то. Он нашел оранжевый клюв, о происхождении которого был прекрасно осведомлен. Вместе с Гансом они часами мастерили ловушку для пингвина и, когда она сработала, Борис нашел в кровавом месиве клюв и забрал его себе. Когда коммандер устроил проверку, он отдал его Гансу на сохранение и теперь нашел его здесь.

Ему стало стыдно. У клюва не было имени (это же просто клюв), но Борис, казалось, совсем не обращал внимания на тех, у кого оно было в этой пещере. На Лукаса и Фридриха он даже не посмотрел. Не посмотрел он и на Иисуса - птичку, которую он вытащил из Скользких Штук. Иисус так и висел, пришпиленный к стене, словно, личный трофей Ганса. Остальные его друзья были просто животными, но Иисус... он же был чёрным.

"Черный Иисус" - подумал Ганс и зажал рот, чтобы не рассмеяться. Он шевельнулся и почувствовал вес того, что прятал под шинелью. Это было очень опасно, но поделать он ничего не мог. Дитрих обернулся и Ганс замер. Мать так и не обнаружила его Думательное Место дома и, несмотря на то, что его новые родители обнаружили это, он не собирался выдавать себя.

- Сколько же он их убил? - спросил Метцгер.

- Дюжины, - ответил лейтенант. - Может, сотню, не знаю. Что думаете, Зайлер?

Борис пожал плечами. Его лицо начало потихоньку зеленеть.

Ганс гадал, что бы это значило. Определенно, реакция Бориса была не той, какую он хотел увидеть. "Та самая реакция" (что была только у Ганса) означала напряжение в штанах и улыбку на лице. У Бориса этих признаков он не заметил. Он выглядел так, будто хотел убраться оттуда поскорее.

- Не меньше сотни, точно, - произнес Циммер, оглядываясь. - Никогда бы не подумал, что старик способен на подобное. Сильно занят, наверное, был.

- Он был не один, - сказал лейтенант.

- Согласен.

- Не нужно забывать об этом.

Все четверо вытянулись в струнку, потому что появился Рихтер и начал осматриваться.

- Считаете, что это устроил Криге?

- Что именно?

- Насчет этих двух олухов у меня сомнений не было, но уж вы-то, лейтенант, как могли не заметить? Разочаровываете.

Дитрих стоял к Гансу спиной, но он чувствовал его беспокойство. Ганс подумал, сможет ли лейтенант ударить Рихтера, как ударил Ганса, когда тот мочился на бункер. Но нет, он способен бить только подчиненных. Не командиров, особенно, если те из СС.

- Что?

Коммандер указал на Лукаса.

- Голова находится здесь не меньше недели. Как и большинство остальных животных. Учитывая пятна на стенах, могу с уверенностью сказать, что коллекционер этот занимался своими делишками довольно продолжительное время.

Циммер сконфуженно огляделся.

- Считаете, Криге заразился неделю назад?

- Нет, идиот, - бросил Дитрих. - Криге вообще тут ни при чём. - В его голосе появилась уверенность. Он смотрел на Бориса и его лицо говорило обо всём. Его друг был хорош во многом, но хранить секреты не умел. Ганс его не винил, он тоже с этим плохо справлялся.

- Всё это время, - сказал Рихтер, - среди нас был свободный художник. Кто-то, кто считал, что может получить доступ в запретную зону у кратера и там повеселиться. У меня есть предположение, кто бы это мог быть, а у вас, лейтенант?

Говорил ли он о Гансе? Парень затрясся. Коммандер ему не нравился, ничуточки.

- Так точно, - ответил Дитрих.

- И вы не знали, что здесь происходит?

- Никак нет.

Воцарилась тишина, затем Рихтер ударом сшиб с головы Дитриха фуражку.

- Я собирался повысить вас, сделать так, чтобы вы были достойны носить эту фуражку, лейтенант. Но сейчас подумываю разжаловать вас в повара. Несмотря на ваше дарование, вы не разглядели того, что творилось у вас под носом.

Стоя в тени, Ганс чувствовал, как в лейтенанте закипает ярость. Он ясно видел, как покраснело его лицо. И, несмотря на то, что сказанное Рихтером пугало, он испытал удовлетворение. Не такое, какое он получал, когда делал себе друзей, а другого рода.

- И что теперь? - подал голос Циммер.

Рихтер ещё раз осмотрел пещеру. Его взгляд остановился на стене с птицами. Он сорвал одну голову и принялся её рассматривать. Ганс молился за своего друга - Джеймс его звали, малыш Джеймс - чтобы он был милостив к коммандеру. Он должен был быть дружелюбен, чтобы Рихтер не разозлился. Должен смотреть на него смиренно, потому что милым он мог быть только с Гансом. Ведь, именно Ганс привел его туда, обогрел, приютил, накормил.

Рихтер швырнул Джейма на пол.

- Сжечь всё!

Поначалу, Ганс решил, что ослышался. Затем, осознав смысл сказанного, шумно вдохнул. Его Думательное Место! Друзей, все труды. Он до конца надеялся, что они просто уйдут. Уйдут и забудут о Гансе и тогда Ганс вернется к друзьям. Подумает.

"Сжечь всё!"

Они собираются всё уничтожить! И, может, даже, Ганса вместе с ними. Швырнуть его в огонь и смотреть, как он будет гореть. Сжечь его и всех его друзей.

Он прижал ладони к вискам, чувствуя, как из глаз потекли слёзы. Хотелось закричать, но он понимал, что нельзя. Вместо этого, он лёг на пол и сжался. То, что он прятал под шинелью, упало в грязь.

- Лейтенант, приберитесь тут с Циммером. По исполнении, доложить, - приказал Рихтер.

Они принялись с усердием выполнять указание. Они срывали животных с колов, обрывали веревки, скидывали туши в одну кучу. Очень скоро всё это станет пеплом.

Ганс не мог на это смотреть. Он взял себя в руки и выбежал из пещеры и растворился во тьме. Он всегда был осторожен, когда проникал внутрь, а теперь, впервые в жизни, ему пришлось проявить осторожность при выходе наружу.

Первый и последний раз в жизни.

От этой мысли он снова заплакал. Он не хотел, чтобы так было, не хотел сам себе казаться неженкой, но именно это место удерживало его от срыва. Он мог терпеть побои. Терпеть насмешки. С этим проблем не было. Он терпел всё это с раннего детства. Но потерю друзей он вытерпеть не мог. Джеймс, Лукас, Фридрих и, тем более, Ганс-младший были ни в чём не виноваты. Винить нужно было только его.

Снаружи, в ночи было невообразимо холодно. Вокруг кратера, словно мотыльки, плясали огни факелов. В этом гвалте он не заблудится. Он решил, что найдет новых друзей. Найдет новый дом. Трудно будет это сделать, не исчезая подолгу с базы, но, может, получится вернуться и забрать уцелевшее. То, что он прятал под шинелью, могло в этом помочь. Ганс ещё не придумал, как это использовать, но был уверен, что опытов над пингвинами больше не будет.

Может, удастся отомстить. Он остановился и обдумал эту мысль. Да, месть! Звучит неплохо.

- Месть, - произнес он вслух.

Разве не так нужно поступать, когда кто-то вредит друзьям?

Внизу продолжали плясать огоньки. Они пробудут там ещё несколько часов, занимаясь поисками доктора Криге.

Они его никогда не найдут.

6

Закончив работу, Харальд вышел из пещеры глотнуть свежего воздуха. Заботы по сжиганию он оставил на Циммере, не желая больше смотреть на разлагающиеся туши. Его неясное желание вернуться домой, стало резкой пульсирующей необходимостью. Ему было отвратительно, и люди и собственное невежество. Так, что пусть Циммер сам заканчивает.

Это решение стало для него, в итоге, спасительным.

Минуту спустя, Эммануэль Циммер поджег спичку и швырнул её на груду животных останков. Пламя мгновенно распространилось по всей пещере. Если бы прапорщику хватали ума держаться подальше от огня и дыма, спрятанная рядовым Вэгнером взрывчатка не нанесла бы ему вреда. Но под воздействием температуры боеприпасы, порох и краденные гранаты М-24 сдетонировали.

Пещера позади лейтенанта Дитриха огласилась чудовищным грохотом. Харальда швырнула к краю провала и засыпало скальной крошкой. Вся пещера скрылась в клубах дыма и пыли. Циммер, равно как и Фридрих, Лукас, Ганс-младший и Иисус просто исчезли.