Они въехали в леса Германии, густые и такие темные, что казалось, будто продвигаешься в бесконечном мраке.

В Ульме, как и в Праге, Дунай был забит льдинами. Около Тюбингена вновь напали разбойники, однако атака была отбита благодаря храбрости охранников, которые убили с десяток бедняг, вооруженных тяжелыми дубинами и хорошими мечами. У французов был только один раненый. Самым же доблестным в схватке оказался некий человек с изуродованным лицом, нанятый по пути. Госслен обратил внимание на его ярость в бою и похвалил. Человек что-то невнятно проворчал и удалился, вытирал кинжал о свою разодранную одежду.

Дни, ставшие длиннее, казались бесконечными. Со времени отъезда из Нюрнберга дождь так и не прекращался. Лошади падали, возки и повозки увязали в грязи, от костров шло больше дыма, чем тепла. Ничто уже не развлекало Анну: ни рассказы кормилицы, ни болтовня Ирины, ни песни придворных дам, ни музыка пажей, ни занятия французским языком с Готье, ни даже маленькие животные, раздобытые Госсленом.

Госслен часто бранил проводников, обвиняя их в том, что они, дескать, ехали вовсе не по той же дороге, по которой двигались туда. Болгары пожимали плечами и продолжали двигаться размеренным шагом; они ехали на невысоких желтых лошадках, чья выносливость удивляла французских всадников. Наконец путники оказались перед широкой рекой, которую пришлось переплывать на плотах. На другом берегу воздух показался мягче, солнце ярче и весна — более ранней. Анна отбросила меховое покрывало и побежала рвать небольшие, сильно пахнущие цветы, названия которых она пока не знала.

— Это фиалки, — сказал ей епископ Роже.

— Фи-ал-ки, — смешно произнесла девушка по-французски.

После отъезда из Праги княжна просила прелатов и придворных дам обучить ее французскому языку. Ученицей она оказалась очень способной.

Меньше чем за месяц девушка освоила язык уже настолько, что могла обмениваться несколькими словами со своими дамами и Госсленом де Шони. Анна окончательно покорила его. Он оказался первым из череды рыцарей, готовых душой и телом служить той, которую назовут «наша королева из далекой страны».

Расстроенная отъездом Филиппа и бояр, Анна пыталась заглушить тоску долгими поездками верхом в сопровождении своей охраны. Епископы сначала смотрели на это с беспокойством, но вскоре сменили отношение на благожелательное. Только Елена, опасавшаяся за здоровье своей питомицы, оставалась хмурой. На остановках Анна брала гусли и пела песни, вызывавшие в душах слушателей сильную грусть. Елена и Ирина подпевали.

Однажды вечером, когда все были грустны больше обычного, Госслен де Шони сказал:

— Ваша страна — это страна нытиков.

Дочь Ярослава не поняла смысла сказанного и попросила толмача перевести. Поняв, она сердито посмотрела на Госслена и сказала Елене несколько слов по-русски, затем хлопнула в ладоши. Елена и Ирина встали со своих мест, воины русской охраны подошли кто с сопелкой, кто с гуслями и цимбалами и по знаку княжны заиграли завлекающую, несколько странную музыку. Затем все стали приплясывать. Анна присоединилась к ним: пела, плясала, смеялась, изрядно изумив французов, никогда не слыхавших подобного.

Даже епископ Готье, считавший себя знатоком литературы (его даже называли «всеведущим») и державший в своем городе Мо певчих и музыкантов, качал головой, пораженный музыкой и непринужденностью дочери князя. Епископ Роже сказал себе, что с таким темпераментом будущая королева обязательно покорит короля Генриха и непременно даст наследника французскому трону.

— Вы видите, господин Госслен, мы вовсе не нытики, как вы сказали! У нас очень даже умеют смеяться, — сказала ему Анна. Щеки ее покраснели, она слегка запыхалась.

Не успел Госслен и слова произнести в ответ, как Анна унеслась в свой возок.

В последующие дни княжна старалась чередовать грустные песни и веселые, повергая тем в удивление французов.

* * *

Герцог Верхней Лотарингии Жерар Эльзасский в присутствии епископов городов Метца. Туля и Вердена принял невесту французского короля.

Он приветствовал ее от имени своего сюзерена, германского императора.

После двух дней празднеств путешественники покинули город Туль, очарованные оказанным гостеприимством.

— Принцесса, а вот уже и Франция!

Итак, это была новая родина? Не реагируя на ворчание прелатов, Анна поскакала рядом с Госсленом, без конца расспрашивая его об увиденном.

— Почему эти люди так бедно одеты? Почем) они такие истощенные?.. Здесь много школ? Чем люди здесь питаются? Я вижу только лес, вы что. не выращиваете хлеб?

Госслену де Шони было трудно отвечать. Он никогда не замечал худобы крестьян. Действительно, когда-то были неурожайные и голодные годы, но с тех пор все давно пришло в порядок. Что же касается школ, то в них ходили только дети знатных родителей.

— На Руси все не так. Мой отец считает важным, чтобы дети простолюдинов также учились.

Приближались к Реймсу, месту встречи Генриха и Анны. Посланцы Генриха ссылались на нетерпение короля, желавшего, чтобы бракосочетание и коронация состоялись в один день. Роже из Шалона придерживался того же мнения, в отличие от Готье из Мо.

— Нужно, чтобы бракосочетание состоялось как можно скорее, — говорил Роже.

— Было бы разумнее подождать несколько дней, чтобы дать принцессе отдохнуть, — возражал Готье.

Госслен рассудил их:

— Вы забыли клятву короля?

Прелаты покорились и выразили готовность передать в руки своего господина девушку, за которой ездили так далеко и испытали столько трудностей и столько страха. Они рассчитывали получить доброе вознаграждение для своих епархий.

Анну и ее женщин отвели в монастырь за пределами Реймса, где настоятельницей была родственница короля Генриха.

— Августейшая сестра, добро пожаловать в дом нашего Господа Иисуса Христа, — сказала настоятельница. — Вы останетесь здесь до завтра, то есть до дня, когда Святой Дух снизошел на апостолов. Король, мой августейший брат, сам приедет за вами.

— Благодарю вас.

— Надеюсь, ваше короткое пребывание здесь окажется приятным. Я приказала приготовить баню. Служанки уже ожидают вас там.

Вымытая, растертая, умащенная благовониями, причесанная, укутанная в теплый халат на беличьем меху, Анна провела канун свадьбы, слушая русские предания и колыбельные своего детства.

И только утром она вспомнила, что надо бы помолиться.