Направившись в покои, Генрих оставил жену на попечении женщин. Анна вздохнула с облегчением, когда с нее сняли тяжелую мантию. Она позволила раздеть себя, не произнеся при этом ни слова. Никто не нарушал ее задумчивого молчания.

Елена надела на нее благоуханное тонкое белье. И на этот раз Анна отказалась облачиться в платье, подаренное ей Генрихом, предпочитая наряды, подаренные ей отцом. Она выбрала платье по цвету глаз, с горловиной и рукавами, отделанными широкими золотыми лентами. Поверх она надела короткий белый плащ. Ноги ее были обуты, сапожки из золотистой кожи, голову украсила высокая корона с изумрудами, к которой были прикреплены нитки жемчуга и драгоценных камней.

Французские женщины громко восхищались богатством этих уборов, привезенных из страны, которую многие считали дикой. Это мнение вынудило бы улыбнуться внучку Владимира Великого, если бы она могла прочитать чужие мысли.

Церемониймейстер пришел проводить Анну в большую залу архиепископства, где должно было состояться пиршество.

При появлении королевы все замолкли, восхитившись ее красотой. Она шла одна, высоко подняв голову.

Анну отвели к столу, за которым уже сидели сестра короля, принцесса Адель, жена графа Фландрского, и ее дочь Матильда, невеста Гийома, герцога Нормандского, которого враги называли Бастардом. За этим же столом находились графиня де Крепи, хорошенькая принцесса Анжуйская, графиня де Шартр и графиня де Мёлан; все были одеты в платья ярких цветов, расшитые золотом, на всех были прозрачные вуали, придерживаемые коронами или золототкаными повязками. Анна опустилась на стул со спинкой, украшенной тонкой резьбой. Графы сидели отдельно, равно как и епископы, и люди, принадлежавшие к королевскому дому. За пятым от короля столом уселись архиепископ Реймский, представитель шведского короля граф Рагвальд, который кроме подарков передал Анне также ожерелье из яшмы, а Генриху подарил меч из Намзоса, подарок от самого короля Геральда.

Присутствовали: посланец унгарского короля Андре Лебан, клюнийский аббат Гуго, представлявший одновременно польского короля и германского императора; граф Суссекский, посланный английским королем Эдуардом; были принцы — епископ Арнольд из Родез и Эбегерард из Трира, посадник Остомир и Псковский князь Судислав.

Герольды возвестили приход короля. Архиепископ благословил собравшихся. После того как все ополоснули руки в тазах, принесенных слугами, пиршество по знаку короля началось.

Сначала шли блюда из крупной дичи: фазанов, чьи длинные перья дрожали, когда их проносили; жаренных косуль, казавшихся готовыми к прыжку; ланей в соусе из перца и специй; диких кабанов с цветами из сахара, вызвавших восторженные крики гостей. Стоя на коленях, слуги подавали королю блюда. Он положил кусок косули на толстый ломоть хлеба, служивший тарелкой для твердых кушаний, и протянул это королеве.

Затем последовали гуси с раскинутыми крыльями, жирные каплуны, пулярки, начиненные трюфелями, голуби на вертелах. Потом принесли рыбу: угрей, свернутых клубком, миног в коричневом отваре, щук с разинутой пастью, лососей, будто выходящих из волн. Наконец последовал десерт: всевозможные пироги, пирожки, желе, засахаренные фрукты с Востока. Ко всему этому подавалось ударявшее в голову белое вино, смешанное с медом.

Стоял веселый беспорядок: бароны, епископы, рыцари подзывали слуг, требуя то или иное кушанье; слуги метались во все стороны, принося требуемое.

Анна ела с аппетитом, что было замечено и обсуждено с громким смехом.

По окончании пира архиепископ Реймский встал, прочитал благодарственную молитву и удалился с епископами и своей свитой, очистив место жонглерам и шутам. Несмотря на приветливость Матильды Фландрской, засыпавшей Анну вопросами, которые она плохо понимала и на которые отвечала улыбками, несмотря на смешные ужимки графини Анжуйской, Анна скучала и старалась подавлять зевоту. Она с завистью поглядывала на королевский стол, за которым после ухода духовенства, царило шумное веселье. Генрих, похоже, безумно забавлялся выходками трех молодых оруженосцев, присоединившихся к застолью, как только удалились прелаты. Анне показалось, что она заметила нетерпеливый жест Готье из Мо и плохое настроение Роже из Шалона. Было такое ощущение, что сотрапезники смотрят на нее с большим, чем в начале пира, любопытством.

Появление музыканта было встречено одобрительным шепотом и аплодисментами, пример чему подал сам король. Лицо прибывшего было ангельской красоты. Кудри светлых волос мягко ниспадали ему на плечи, обрамляя безбородое лицо с по-детски пухлыми губами. Музыканту, вероятно, едва исполнилось лет пятнадцать. Он грациозно нес подвешенную за ремень на шею позолоченную лютню с изображением головы барана; придерживал лютню он такой тонкой рукой, что могло показаться, будто это рука девочки. Его очень короткая одежда с разрезами спереди и сзади, у подола, не прикрывала ног. Маленькие его ноги были обуты в туфли из кордовской зеленого цвета кожи.

— Он носит ваши цвета, — сказала Аделаида де Крепи королеве Анне.

Юноша сел на пододвинутый слугами табурет. Изящным движением отвязал он свой музыкальный инструмент и взял в руку медиатор из слоновой кости. Король откинулся на спинку стула и закрыл глаза.

Среди полной тишины юноша начал играть; он исполнял мелодию, какой Анне никогда не доводилось слышать. Это была легкая, суховатая музыка, она заставила девушку вспомнить о весенних березовых листочках, распускающихся в Новгороде. В зал с тяжелыми драпировками, где стоял запах острых соусов и вина, ворвалась свежая струя.

Молодой человек запел тихим и одновременно вкрадчивым голосом. Анна не понимала слов, но по выражению лица дам догадалась, что он поет песню о любви. Следом был исполнен мужественный напев, заставивший мужчин принять гордый вид: их глаза заблестели, кулаки сжались. Едва певец кончил петь, раздались громкие аплодисменты и восторженные крики. Исполнитель поклонился сначала Анне, потом королю, сделавшему знак, чтобы тот приблизился. Монарх встал и обнял юношу, который зарделся как девушка. Графиня де Крепи и графиня Анжуйская что-то прошептали одна другой, рассмеялись. Матильда, опустив голову, украдкой посматривала на Анну. Вошли другие музыканты. Юноша сел позади Генриха, не скрывая своего удовольствия.

Догадавшись о том, что королеву сейчас одолевает любопытство, хорошенькая графиня Анжуйская наклонилась к ней и сказала:

— Его зовут Оливье из Арля, он из страны королевы Констансии, матери нашего короля, который потому отнесся к нему, как к родному.

— Почему это вызывает такой смех? — спросила Анна.

— Перестаньте рассказывать всякие сплетни! — громко воскликнула принцесса Адель. — Вы забываете, что король — мой брат!

— Он остается королем, лишь пока мы этого хотим, — возразила графиня де Крепи. — Не забудьте, что владения моего супруга больше всего королевства.

— Знаю, — вздохнула графиня. — Не проходит и дня, чтобы вы и члены вашей семейки не напомнили об этом. Но знайте, что король — помазанник Божий и ваш правитель.

— Тоже мне государь, который предпочитает мальчиков дамскому обществу.

— Замолчите, или вы забыли, что говорите в присутствии королевы?

— Она нас не понимает, — сказала графиня де Крепи и пожала плечами.

Улыбнувшись, Матильда взяла Анну за руку. Матильда была небольшого росточка брюнеткой с красивыми глазами и мягкой улыбкой. Ее дружеский жест возымел свое действие, Анна, в свою очередь, улыбнулась ей, как раз в то время, когда король подходил к их столу. Лицо короля вновь обрело угрюмое выражение. Может, Анна не понравилась ему? Он, возможно, не находил ее красивой, могущей дать наследника? Привыкшая с детства к восторженному отношению отца и братьев, к ухаживанию их друзей (разве муж сестры Елизаветы, доблестный норвежский король Геральд, искатель приключений и ветреник, зря прозвал ее Морой — чародейкой?..). Да и сама она любила мужчин, плененных ее красотой. Разве не заметила она с волнением (за которое тотчас попросила прощения у Бога смелые взгляды, которые бросал на нее черный граф де Крепи, муж графини, что так гневило сестру короля? А разве ворчун Госслен де Шони не сделался во время путешествия ее самым преданным кавалером? А сами епископы Роже и Готье, — разве они не поддались ее очарованию?

— Мадам, нам пора уходить.

С улыбкой Анна взяла протянутую ей руку.