В одной из комнат архиепископства ярко горел огонь. Вымытая, умащенная благовониями, причесанная своими служанками, Анна пробовала угощение в обществе Елены и Ирины. Она с раздражением отослала придворных дам, пожелав остаться только с; соотечественницами в те последние минуты, что она еще оставалась девушкой.

С того мгновения, как только Елена увидела короля Генриха, она почувствовала глубокое отвращение и к его изнеженным жестам, и к писклявому голосу, к нежности, проявляемой по отношению к оруженосцам. Но особенно Елену выводило из себя то, что он проявил столь мало интереса к Анне. Елене приходилось сдерживаться, чтобы не выдать своих чувств. Для нее было мучением хвалить короля в присутствии своей любимой Анны.

Анна все это понимала, она слишком хорошо знала свою кормилицу, но притворялась, будто верит ее хвалебным словам. Однако, когда Елена без экивоков стала объяснять, что произойдет в брачную ночь, Анна остановила ее.

— Не трудись, пожалуйста, я хорошо знаю, что произойдет. Я видела, как мои братья опрокидывали служанок и влезали на них. Я видела, какое удовольствие было на их лицах. И с нетерпением ожидала этого мгновения. Если бы я не была дочерью великого князя и не боялась Бога, то давно потеряла бы невинность!

— Слава Богу, этого не произошло.

Елена с облегчением взглянула на Анну, качая головой, а Ирина, вся пунцовая, засмеялась.

— Иногда бывает трудно не потерять невинность, — вздохнула подруга боярина Филиппа.

— Да, иногда это тяжко, — сказала давно овдовевшая кормилица, глубоко вздохнув.

— Да, конечно! — тоже вздохнула Ирина.

Эти влюбленные вздохи заставили всех троих громко рассмеяться, — они даже не услышали стука в дверь.

Церемониймейстеру пришлось несколько раз ударить жезлом об пол, пока не был услышан этот стук. Наконец женщины обернулись.

Перед ними стояли король, архиепископ, епископ и графы франкского королевства. От смущения все трое покраснели. Елена и Ирина отвесили глубокий поклон, тогда как Анна вопрошающе взглянула на всю эту группу. Взгляд ее задержался на графе де Валуа, который возвышался над всеми остальными благодаря своему росту. Он рассматривал Анну с таким бесстыдством, что Анне казалось, будто она стоит обнаженной, и потому она бессознательно прикрылась руками.

Архиепископ реймсский истолковал ее жест по-своему и с трудом сдержал улыбку. Он сделал шаг к Анне.

— Ваше величество, мы пришли благословить брачное ложе, чтобы Бог в своем милосердии дал вам радость зачатия.

Анна отступила назад. На ней была только длинная рубаха из тонкого полотна, почти прозрачная, схваченная на бедрах золототканым поясом, украшенным цветными каменьями. Ее длинные рыжие косы ниспадали как две золотые змеи. Как прекрасна была сейчас королева, приехавшая из холодной степной страны! Король выступил вперед, взял ее за руку. Королевская чета опустилась на колени перед прелатом, лицом к ложу, застеленному тонкими простынями. Ги де Шатильон прочитал молитву:

— Господи, сжалься над этими мужчиной и женщиной, которых мы соединили узами брака. Пусть же они станут едины плотью и в любви продолжают род слуг твоих. Аминь.

Он благословил супругов и ложе, готовое принять их.

После этого священнослужители, графы, Елена и ее дочь удалились.

Анна и Генрих остались одни.

Сердце девушки забилось сильнее. Вот и настал миг, которого она так долго ждала и которого так боялась, то самое мгновение, когда она должна сделаться женщиной! Разные воспоминания беспорядочно теснились в ее голове: юноши, преследующие девушек в лесах Новгорода и Киева; рассказы, услышанные тайком; кутежи братьев или бояр из отцовской дружины; непристойные сказки кормилиц, вздохи изнасилованных женщин, ворчание мужчин, искусанные соски, раздвинутые ляжки, напряженные члены, широкие груди, спутанные волосы, распущенные косы…

Анна взглянула на короля, пившего сейчас из золотого кубка большими глотками медовый напиток. Его лицо не выдавало любовного желания. У короля был скорее мрачный и скучающий вид. Выпив второй кубок, он наконец посмотрел в глаза Анне. Она действительно была красива. Разве графы и епископы напрасно поздравляли его со сделанным выбором. Да и Рауль де Крепи, разве он не сказал, что если девушка не нравится королю, то он сам с удовольствием займет место в постели! Это шутливое замечание заставило графов корчиться от смеха и вынудило улыбнуться прелатов. Ах, если бы все зависело только от его желания, он с удовольствием предоставил бы любезному Раулю возможность лишить девственности королеву. Но следовало иметь потомство, — и Генрих, не испытывавший к женщинам ничего, кроме отвращения, ясно осознавал династическую необходимость.

Ради продолжения рода он должен был лечь в постель с этой женщиной и сделать ей сына. Иначе вновь начнется спор за королевство, к великому горю всех подданных, которые и так уже столько лет страдали от бесконечных войн, переходя от одного сеньора к другому, из одной нищеты — в другую, находя отдохновение только лишь в смерти.

Все же Генрих подошел к Анне, взял ее за руки.

— Иди сюда, моя королева.

Он развязал золототканый пояс, потом завязки, придерживавшие длинную рубашку, мигом упавшую на пол. Анна и не пыталась прикрыть наготу. Она дала отвести себя к ложу. Король долго смотрел, взволнованный, на девичьи формы с темным золотым треугольником внизу живота. Он и сам удивился тому, что его член напрягся при виде этих прелестей. Сбросив плащ и стянув рубашку, голый, как в миг своего рождения, он лег на беспомощное девичье тело и разом вонзил свой пенис. Грубое и болезненное проникновение заставило Анну вскрикнуть; она попыталась оттолкнуть Генриха, но король, придавив ее всей своей тяжестью, мощно входил в Анну, всякий раз проникая все глубже. Так он трудился до той минуты, пока со стоном удовлетворения не изверг сперму. Анна, с лицом, прикрытым волосами, закусила губу, стараясь не стонать от боли.

Удовлетворенный тем, что выполнил свой мужской долг, король поднялся и захохотал, увидев бедра Анны, запачканные кровью.

— Ну-с, дорогая, мы сделали хорошее дело и, с Божей помощью, дадим короне наследника.

Анна не понимала, что говорит муж, да ей это было безразлично. Она желала сейчас одного: чтобы этот человек ушел. Генрих же думал иначе. Чтобы гарантировать появление наследника, он еще трижды овладевал Анной. (Когда он расскажет о своем подвиге Оливье и своим фаворитам-оруженосцам, они, без сомнения, будут удивлены.)

* * *

На следующее утро королева была разбужена звуком голосов и смехом. Обложившись подушками, Генрих в окружении своих фаворитов с насмешливым видом потягивал вино, сдобренное пряностями. Увидев, что жена открыла глаза, он протянул Анне чашу.

— Выпей, душа моя, это поможет прийти в себя после наших ночных игр.

Смущенная бесстыдными взглядами друзей Генриха, Анна выпила глоток душистой жидкости. Вино было горячим и очень крепким. Она тотчас почувствовала себя лучше, румянец вернулся к ней. Король встал, надел поданную ему слугой рубашку, а самого слугу походя ущипнул за нос. Больше не взглянув на королеву, Генрих вышел, держа за талию двух оруженосцев.

Оставшись одна, Анна вновь откинулась на подушки. Ей было приятно, что в опочивальне восстановилась тишина. Но блаженное ее состояние продлилось недолго: в спальню вошли придворные дамы, затем Елена с четырьмя служанками, несшими лохань с благоухающей водой, от которой шел пар.

— Вы хорошо спали? — спросила первая придворная дама, Хильдегарда де Руси.

— Королева, вы провели приятную ночь? — прошептала, прыснув от смеха, вторая дама, Изабелла де Ботиньи.

— Сколько раз король приходил к тебе? — тихо спросила не отличавшаяся скромностью Ирина.

— Замолчите! Разве вы не видите, что королева устала и хочет отдохнуть?

Говоря эти слова, Елена просунула руку под простыни. Анна вздрогнула, почувствовав, как холодные пальцы проникли между бедер, но ничего не возразила. Она знала, что ее дядя Судислав ждал результатов этого испытания, чтобы затем вернуться на Русь и рассказать Великому князю Киевскому, что его дочь не уронила чести, сделалась женщиной и королевой Франции.

Елена показала толстой женщине свои липкие от крови пальцы. Старуха наклонила голову и подошла к ложу. Резким движением она откинула одеяла. Все увидели очаровательное белое тело, запачканное кровью так, что можно было подумать, будто Анна получила ранение. Повивальная бабка раздвинула Анне ноги и долго болезненно ощупывала низ живота, удовлетворенно покачивая головой.

— Наш король хорошо потрудился, — сказала она, вытирая руки о белое белье. По ее щеке скатилась сентиментальная слеза. — Я приняла всех четырех сыновей королевы Констансии, но я больше не верила в мужскую доблесть короля Генриха, а вот теперь, благодаря милости Господа Бога и святой Девы Марии, я уверена, что наша новая королева обязательно родит сына. Да благословит тебя Бог, королева.

Старуха вышла, держа перед собой, как добычу, запачканную простыню — знак потерянной королевой невинности.

В глазах Елены светилась гордость, когда она смотрела на свое дитя. Подумать только, этот король с женскими повадками действовал совсем неплохо! Как и положено, он сделал ее женщиной. А ее страдальческий вид позволял утверждать, что король показал себя настоящим мужчиной. Отстранив придворных дам, Елена помогла Анне встать в лохань. Теплая вода вызвала такое блаженное ощущение, что Анна чуть не разрыдалась.

— Поплачь, голубка, слезы дают облегчение всем, кто их проливает.

— Я вовсе не хочу плакать, ни от радости, ни от горя. Я просто устала. Пошли Ирину за толмачом, хочу знать, что мне предстоит сегодня делать.

Анна вылезала из лохани, когда вернулись Ирина с переводчиком и Раулем де Крепи.

— О, клянусь бородой Христа, эта уродина Бригитта меня обманула! Вы, королева, гораздо красивее, чем я понял по ее рассказу, — сказал Рауль, улыбаясь. — Королю повезло! Вы смогли сделать то, что не удавалось другим… Браво, мадам, вы, наверное, колдунья!

Прикрытая только волосами, Анна смотрела сначала на толмача — с изумлением, потом — с гневом — на Рауля де Крепи, посмевшего переступить порог брачного покоя и говорить слова, которые она не вполне поняла, но которые, как догадывалась Анна, она не должна была слышать.

Хильдегарда де Руси и Изабелла де Ботиньи ухватили за руки Рауля де Крепи и попытались вытолкнуть его.

— Эй, красавицы, отпустите меня! У меня нет дурных намерений. Мой долг — убедиться, что король справился со своими обязанностями.

— Сеньор, уходите подобру, иначе из-за вас нам влетит.

— Не бойтесь, ничего не бойтесь, любезные дамы, я удаляюсь. Королева, если я вас обидел, на коленях прошу прощенья.

Желая подкрепить слова действием, граф де Крепи стал на колени перед королевой.

— Если бы мои братья были здесь, вам не удалось бы выйти живым отсюда. Я сейчас далеко от моей страны; я не знаю ваших обычаев, но узнаю их и, если вы меня оскорбили, клянусь великим Владимиром, я отомщу!

— Что она говорит? — спросил граф у переводчика, тряся его.

Дрожащим голосом толмач перевел сказанное.

Граф разразился смехом.

— Люблю бабенок красивых да обидчивых. Скажи-ка королеве, есть у нее более преданный и верный слуга, чем Рауль де Крепи?! Только от нее зависит, чтобы я стал самым верным рыцарем королевы.

Анна вновь выслушала переводчика, не спуская при этом глаз с графа, все еще стоявшего на коленях у ее ног. Он не был красив, но от его тяжелого взгляда исходили серо-голубые лучи; граф излучал грубую силу, напоминавшую Анне самых жестоких товарищей ее братьев. Но ничего, она покажет этим французским сеньорам, на что способна киевская княжна, покажет им, что она вовсе не из тех девиц, которые затворяются в обществе женщин на отведенной им половине, чтобы всю жизнь слушать рассказы кормилицы.

— Скажите этому знатному сеньору, — обратилась Анна к толмачу. — что он оскорбил меня и что я откладываю наказание. Скажи также, что король — мой супруг и у меня не может быть других рыцарей. А теперь пусть проваливает.

Выслушав переводчика, граф встал, низко поклонился и вышел, насмешливо улыбаясь.

— Я накажу этого наглеца, — сказала Анна с удивительным спокойствием.

— Вам, ваше величество, следует одеться до вашего отъезда в Санли: в соборе должны отслужить Большую мессу, — сказала графиня де Руси.

— Что она говорит? — спросила Елена у переводчика.

— Графиня де Руси говорит, что королева должна отправиться в собор.

Анна дала дамам облачить себя в платье из тяжелого темно-красного бархата, приподнятое над расшитой цветами юбкой, потом прикрепить на волосы, переплетенные жемчугом, вуаль с золотой короной. Затем был пристегнут к плечу плащ светло-голубого цвета, отделанный красной и золотистой тесьмой.

* * *

Епископ Роже в сопровождении Госслена де Шони пришел за Анной. Ей доставило удовольствие увидеть этих двух людей, которых она искренне любила и уважала. Она поцеловала кольцо епископа, почтительно улыбнулась поклонившемуся Госслену. Группа разряженных дам и сеньоров сопровождала ее. Анна заметила, что графа де Крепи здесь не было.

Архиепископ Реймский ожидал ее у подножия алтаря. Королева опустилась на колени, чтобы принять его благословение. Немного спустя к ней присоединился и король. Месса началась.

Анна перехватила остановившийся на ней взгляд короля, выражавший одновременно мужскую гордость и удивление. Ее охватило чувство стеснения; краска залила ее лоб и заставила опустить глаза. Когда она вновь подняла взгляд, то встретила обращенный на нее взгляд графа, стоявшего около алтаря, лицом к присутствующим. То, что она прочла в этом взгляде, показалось ей настолько непристойным, что приступ ярости заставил ее сделать движение вперед. Генрих удержал ее за рукав.

— Что с вами, душа моя? Вы нездоровы?

— Так, ничего.

Эта короткая сценка не ускользнула от внимания графа Фландрского и его супруги. Как все здесь, они боялись могущественного Рауля де Крепи, графа Перонны, Валуа и других мест, всегда готового поддержать любой мятеж против внука Гуго Капета. Они помнили длительную войну между Генрихом и графом де Блуа, поддержанным Эдом, братом короля, снедаемым завистью из-за того, что он не получил ни одного значительного владения. Эта война опустошила всю страну. Она не закончилась со смертью графа в 1037 году, а была возобновлена с еще большей силой его сыновьями Этьеном и Тибо, которым граф де Валуа оказал помощь. Захваченный в плен, граф вновь обрел свободу после выплаты большой суммы. С тех пор Генрих и Рауль заключили союз, воюя совместно.

Бодуэна Фландрского устраивало такое положение дел, и при случае он даже извлекал из этого пользу, но сестра короля, Адель Фландрская, испытывала к этому «проклятому», как она его называла, устойчивую ненависть, что нельзя было полностью объяснить старыми разногласиями.

Очень привязанная к брату, Адель страдала от поведения матери, старавшейся не допустить Генриха на трон. Мать не колеблясь обвинила его в пристрастии к содомии. В ежедневных столкновениях отец Генриха король Роберт истощил свои последние силы, но настоял-таки, чтобы королем был Генрих.

Ради брата она согласилась взять в мужья графа Фландрского, ставшего союзником. Все же, чтобы обеспечить мир королевству, Адель была готова отдать свою дочь Матильду за побочного сына Роберта Великолепного, герцога Нормандского Гийома. Она не хотела больше видеть страданий, порожденных войной; и так достаточно было голода и эпидемий. Достаточно убивали бедный люд.

Адель была сильной женщиной, но Генрих был ее слабостью. Ради любимого брата графиня, женщина добрая и сострадательная, могла даже стать убийцей.

Покинув брачное ложе, король поспешил к ней, чтобы подробно рассказать, как он провел ночь. Адель горячо похвалила его. Только бы эта принцесса из далекой страны могла родить сына и отдалить брата от его красавчиков-оруженосцев!

Удача первой ночи сделала Адель союзницей и подругой Анны. Графиня Фландрская решила взять молодую женщину под свое покровительство. Сейчас надо было удалить графа де Валуа; Бодуэн, ее супруг, найдет для этого предлог.

Служба закончилась благословением, и королевская чета покинула собор под приветственные возгласы жителей города Реймса.

В архиепископстве Анна попрощалась со своими дядей, князем Судиславом, с посадником Остромиром, боярами, посланцами шведского и венгерского королей. С тяжелым сердцем она передала подарки для родителей и письмо к Всеволоду, в котором спрашивала новости о Филиппе. Потом Анна наблюдала, как уезжают представители русской земли. Около нее оставались только Елена и Ирина.

Обряженная в легкие одежды, Анна отказалась сесть в носилки, предпочитая ехать верхом рядом с королем.

Длинная процессия тронулась под восхищенные взоры народа, пришедшего полюбоваться своей королевой. Очарованные ее молодостью и красотой, люди устроили ей торжественные проводы. Правда, восторг их был подогрет раздачей съестных припасов и милостыни.

Путешествие до Санли продлилось десять дней.