После убийства сына ненависть Ирины к королеве как будто улеглась. Молодая любовница дала своему Раулю выпить жидкость, собранную в священный сосуд. Результат не заставил себя ждать: любовник воспылал к Ирине. Несмотря на снившиеся ей по ночам кошмары, она была совершенно счастлива. Прошли месяцы, в течение которых ничто не омрачало отношение к ней графа.

Анна, будучи снова в положении, проводила большую часть времени в своем любимом замке Санли. Она занималась воспитанием детей и особенно занималась школой, строительство которой только недавно закончилось.

Зимой 1056 года у нее родилась дочь, вскоре умершая. Но была для Анны еще более тяжелой потеря Молнии. Печаль ее величества была так велика, что даже Генрих обеспокоился.

А Филипп… Что с ним стало? Месяцами она ждала от него знака, письма. Ничего! Анна не могла поверить, что он ее забыл и полюбил другую. Несмотря на расстояние, которое должно было сейчас их разделять, Анне казалось, что он где-то совсем близко. Это были безумные мысли. Однако часто возникало очень сильное впечатление, будто взгляд Филиппа остановился на ней; тогда она поднимала голову. Но нет, никого; только привычные лица.

Дорогой Филипп, как ей его недоставало, несмотря на все! Королю не удалось заставить ее забыть того, кого в глубине сердца Анна продолжала называть Векшей. Елена, понимавшая силу этого чувства, никогда не напоминала о молодом дружиннике Великого князя Киевского.

* * *

Адель Фландрская, чья привязанность к Анне все увеличивалась, искала средства разогнать эту печаль. Политические обстоятельства предоставили ей случай. Норвежский король Геральд приехал навестить графа Фландрского, чтобы поговорить о возможностях возвращения в Англию Эдуарда Этелинга, последнего прямого наследника короля Этерреда. Геральд возражал против возвращения, несмотря на согласие германского императора, и хотел, чтобы Бодуэн принял его сторону. Графиня добилась от мужа, чтобы он побудил норвежца приехать с королевой Елизаветой.

Когда Елизавета Киевская высадилась вместе с Геральдом Норвежским в порту Брюгге, у нее был хмурый вид. Устав от морского путешествия, она с нетерпением ожидала, когда епископ Брюггский, граф и представители разных гильдий поприветствуют ее. Наконец приблизилась графиня в сопровождении очень изящной молодой женщины. Елизавета рассмотрела платье из тяжелого синего бархата, с расшитыми рукавами, отделанными мехом. Платье было наполовину скрыто великолепным плащом из лисиц, так похожим на ее собственный… Изящная дама остановилась в нескольких шагах, прижав руки в зелено-красных кожаных перчатках к груди. Елизавета бросила на Адель озадаченный взгляд.

И вдруг все увидели, как королева Франции и королева Норвегии, приподняв плащи, одновременно бросились навстречу друг другу.

— Елизавета!

— Анна!

Сестры обменивались поцелуями, любовно смотрели друг на друга. Каким далеким казалось им время, когда они с развевающимися косами бросались навстречу отцу! Анна, младшая, редко подбегала первой. Но Елизавета не пользовалась правом старшей и охотно оставляла Анне место в объятиях Ярослава, уносившего обеих, как он говорил, в царство русалок.

— А меня забыли? — осведомился норвежский король.

— Геральд! — воскликнула Анна.

— Дайте-ка я вас поцелую, сестричка. Как вы похорошели! Надо же, кем стала отчаянная охотница из русских лесов! Если бы я не был влюблен в Елизавету, я бы похитил вас у французского короля.

Анна смеялась и плакала. После того как радость встречи немного улеглась, привели парадных лошадей. Норвежские государи, королева Франции, граф и графиня Фландрские, епископы, сеньоры и их свита сели на коней и медленной вереницей въехали в ликующий Брюгге.

Елизавета с удовольствием встретилась с Еленой и Ириной, сопровождавшими маленького Филиппа, который отказался поздороваться с двоюродными братьями Магнусом и Олафом.

…Месяц прошел, как один день.

Надо было расставаться. Анна долго стояла на берегу, глядя на удаляющийся высокий корабль. Когда корабль исчез в тумане, Анна позволила увести себя к носилкам, где ее ждала графиня Фландрская.

— Вы ищете смерти на таком холоде! Посмотрите, как вы дрожите. Если с вами что-нибудь случится, брат Генрих никогда не простит мне этого… И вы плачете?!

— Простите, Адель, я очень дурно отплатила вам за заботу. Но я уже сказала, какое счастье мне принесла эта неожиданная встреча. Я никогда не смогу отблагодарить вас, дорогая сестра; почему нужно, чтобы радость всегда кончалась печалью?..

* * *

Весной Анна с Матильдой совершили паломничество на Мон-Сен-Мишель. Очарованная красотой святилища, как бы возникающего из волн, Анна молилась особенно горячо. Монахи аббатства были очень тронуты дарами, которыми она удостоила их орден.

Нормандские государи с пышностью приняли Анну. Ее удивляла преданность жителей своим владыкам, богатство городов и селений, порядок, царивший во всем герцогстве. Во французском королевстве, где графы и бароны без конца воевали между собой, не было ничего похожего. Королеву также растрогала любовь Гийома и Матильды, любовь, не исключавшая, впрочем, и необузданности. Раз после одной из ссор герцог дошел до того, что схватил за волосы свою жену и поволок по улице Фру а. Удивление Анны позабавило Гийома: он считал, что хороший муж должен бить жену всякий раз, когда она этого заслуживает.

— Слава Богу, король никогда не вел себя так со мной!

— Наверное, он только по названию муж.

Это замечание оскорбило королеву. Гийом заметил это и проворчал извинения. Конечно, Анне нужен был в качестве мужа такой мужчина, как Порезанный…

По мере того как проходило время, герцог проникся к Филиппу симпатией. Теперь Филипп состоял в личной охране герцога. Для своего друга герцог заказал умелому оружейнику из Толедо серебряную маску, подбитую шелком. Она хорошо прилегала к обезображенному лицу. Женщины находили в «рыцаре в маске», как они его называли, дополнительную привлекательность. И как было не соблазниться серебряным лицом, блестевшим на солнце в ореоле светлых волос? Как было не соблазниться этим гибким и сильным телом?..

Во время пребывания королевы Франции в Нормандии Филипп держался в отдалении и отказывался принимать участие в празднествах. Скрытый маской, он все же осмелился достаточно близко подойти к Анне, чтобы услышать звук ее голоса. Ее тело внезапно напряглось, а потом она медленно, сдержанно обернулась. Ее взгляд слегка задел Филиппа, затем перешел на других. Когда взгляд Анны снова остановился на Филиппе, в глазах ее величества можно было прочесть вопрос… удивление… разочарование… раздражение. Молодому человеку пришлось призвать на помощь все свое мужество и вспомнить клятву, чтобы не броситься к ногам Анны и не крикнуть ей: «Посмотри на меня… Ты меня не узнаешь?! Бессердечная женщина! Даже если бы ты была изуродована или сделалась старухой, я узнал бы тебя среди всех других женщин… Я люблю тебя».

Филипп не смог вынести взгляда и убежал, сдерживая рыдания.

— Кто это? — спросила Анна у Матильды.

— Мне известно об этом человеке только то, что муж очень привязан к нему. Этого воина знают только под именем Порезанный. Ужасные раны изуродовали его лицо. Мой супруг не захотел ответить ни на один мой вопрос и приказал больше не говорить об этом.

— И ты повиновалась?

Матильда опустила голову.

— Не совсем…

Обе подруги рассмеялись.

— Так что, ты говорила с этим Порезанным? Кто он?

— Да, я говорила, но ничего не узнала. Хотя он и не был произведен в рыцари, но говорит, что он — странствующий рыцарь.

— Он не рыцарь, а Гийом удостаивает его своей дружбы?!

— Его произведут в рыцари в день святой Анны.

— Святой Анны? — переспросила Анна задумчиво.

— Да, в день праздника твоей покровительницы. Так решил герцог.

— Так решил герцог?

— Тебя это разочаровало?

— Почему разочаровало? Этот «рыцарь в маске» меня совершенно не интересует.

— Может, он напоминает тебе того красавца из твоей страны, о котором ты мне рассказывала?

— Замолчи!

Привыкшая к раскатистому голосу Гийома, Матильда вздрогнула от тона подруги.

— Извини, я не хотела причинить тебе боль. Я думала, что твое признание позволяет мне вновь заговорить об этом.

— Как ты можешь сравнивать моего Филиппа с этим изуродованным, хромым пьянчугой и постоянным посетителем девиц легкого поведения?! Я сама попросила удалить его от моего двора.

— Почему? Вокруг нас достаточно хромых и изуродованных. Это не похоже на тебя.

— Знаю, — сказала Анна с удрученным видом. — Я страдаю каждый раз, когда вижу его… Ты это заметила… Что-то в нем, в его движениях заставляет меня думать об утраченном друге… Я ненавижу этого человека за то, что он мне его напоминает. Его присутствие оскорбляет мое воспоминание… Ты любишь своего мужа и не можешь не понять!

— Пойдем помолимся святой Деве Марии, чтобы она просила своего кроткого сына дать тебе покой и забвение, — предложила Матильда.

— Каждый день я молю Бога о покое, о забвении! Но воспоминания о счастливом времени моей юности помогают мне жить и облегчают изгнание.

— Мне тебя так жалко! Чувствовать себя в изгнании на земле своего мужа и сыновей! Здесь любят тебя! Разве наша любовь ничего для тебя не значит?

— Дорогая Матильда, не думай так. Твоя нежная дружба — самое дорогое для меня в этой стране, вместе с дружбой герцога, милого трубадура из Арля и верного Госслена. Но часто ночами я просыпаюсь и думаю: вернусь под небо Новгорода.

— Ты никогда не вернешься туда. Ты королева Франции, твоя страна здесь!

Анна гордо вскинула голову:

— Я знаю свой долг по отношению к королю, к Франции и к себе самой! Я слишком горжусь тем местом, которое Бог мне отвел. Я сознаю свои обязательства по отношению к памяти моего отца, князя Киевского, моих славных предков… Но, видишь ли, чем больше времени проходит, тем больше мне не хватает родины, Руси…

— Пусть Бог простит, что нам не удалось заставить тебя забыть свою страну, — горестно сказал Гийом, подошедший к молодым женщинам и слушавший их.

— Не заблуждайтесь, Гийом: я люблю Францию, даже если она не дает повода для мечты, — ответила ему, глубоко вздохнув, королева.

— Матильда, душа моя, и вы, Анна! Я хочу, чтобы вы присутствовали на церемонии посвящения моих оруженосцев в рыцари в честь рождения моего сына…

* * *

На алтаре при свете свечей блестели семь мечей.

Исповедавшись, Филипп провел ночь в молитвах в часовне замка Фале в обществе шестерых молодых оруженосцев, которые также намеревались стать рыцарями. Он отказался быть посвященным в рыцари один, как того желал герцог. И Гийом подчинился.

Всю ночь Филипп думал только о ней, о той, перед которой он никогда не откроется, как он в этом и поклялся. Он молил Бога не дать ему нарушить клятву и сделаться рыцарем без страха и упрека. Филипп взывал к Богоматери, чтобы она хранила Анну…

На рассвете Филипп отстоял мессу и принял причастие из рук епископа Байенского. Казалось, что меч Филиппа на алтаре блестел ярче остальных. Филипп знал, что Гийом выбирал оружие особенно тщательно и что в рукоятке меча заключена святая реликвия, которой Гийом очень дорожил.

Около полудня, предшествуемые звуками охотничьих рогов, семь кандидатов в рыцари прибыли во двор замка, где, надев на голову корону, ожидал тот, кто должен был посвятить их в рыцари: Гийом, герцог Нормандский.

Вокруг него расположились бароны, рыцари, священнослужители. Дамы сидели на трибуне, куда следовало подняться по трем ступенькам. Анна и Матильда находились в первом ряду: Анна — в синем платье с рукавами, отделанными белым мехом; на Матильде было платье красного цвета, окаймленное черным мехом. Золотое и серебряное шитье терялось в тяжелых складках юбок. Вуали, приколотые серебряными брошками, обрамляли их хорошенькие и внимательные лица.

Оруженосцы подходили один за другим. Гийом привязывал им к поясу перевязь с освященным мечом. Каждый клялся блюсти правила рыцарства и читал молитву.

Когда молодые люди были полностью облачены и вооружены, Гийом произнес:

— А ну, держитесь-ка!

Несмотря на силу удара по плечу, ни один из рыцарей не пошевельнулся.

Филипп взглянул на возвышение и голосом, в котором чувствовалась боль, произнес молитву.

— Святый Боже, всемогущий Отец наш, ты, кто позволил на земле прибегнуть к мечу, чтобы пресекать козни злых людей и защищать справедливость, ты, кто основал рыцарский орден для защиты народа! Сделай так, чтобы твой слуга, находящийся здесь, никогда не обнажил этот или другой меч, чтобы несправедливо обидеть кого-либо. Пусть он прибегнет к нему лишь тогда, когда надо будет защищать справедливость и право.

Во время молитвы Филипп все время смотрел прямо в глаза Гийому. Тот отступил на два шага и оглядел Филиппа.

— Поздравляю, друг!

Сев на коней, вновь посвященные в рыцари поехали приветствовать дам, после чего надлежало показать, какие они умелые всадники и как ловко владеют оружием. По общему мнению, самым ловким был рыцарь в маске.