Долгая болезнь королевы помешала королю порасспросить ее (к большому разочарованию Тьери де Буа и Ирины, сделавших все, чтобы Анну застали в обществе Оливье из Арля).
Упорство, с которым Елена твердила о том, будто королева ничего не знала и что будто она сама решила спасти трубадура, подкупив стражу, разрушило все планы заговорщиков. Избитая и заключенная в монастырь в Санли, Елена умерла, попросив у Бога прощения за свои грехи. Ей не разрешили увидеться с Анной даже перед смертью.
Ирина с безразличием услышала весть о смерти матери. Она также не пыталась узнать, кто приказал воздвигнуть на монастырском кладбище богатое надгробие, на котором по-русски было высечено имя Елены.
Много недель подряд маленький Филипп просыпался ночью, плача. Он проводил дни у изголовья матери и громко кричал, когда приходилось ее оставлять.
Родила Анна раньше срока. Тщедушного мальчика нарекли Гуго. Все были уверены, что ребенок не выживет.
После родов здоровье королевы ухудшилось. По всей Франции молились за нее. Герцог и герцогиня Нормандские отправились паломниками в Кутанс, чтобы умолить Деву спасти их подругу. Граф де Валуа дал обет отправиться в Иерусалим поклониться гробу Господню, если только Анна выживет. Судьба к Анне была милостивой. Осенью, бледная и печальная, в сопровождении своего сына Филиппа, она впервые смогла прийти поклониться могиле кормилицы. Обнявшись, мать и сын оплакивали женщину, которая так их любила.
* * *
Со временем Генрих превратился в старика с седыми и редкими волосами, беззубым ртом и телом, разбитым болезнями. Юношам, которыми король по-прежнему окружал себя, не удавалось развлечь его. Он с ужасом ожидал приближения смерти и множил количество даров монастырям в королевстве, надеясь, что Бог простит его грехи.
По совету зятя, графа Фландрского, графа де Валуа и своего бывшего союзника графа Анжуйского (который удалился в монастырь после разгрома на мосту Варавиля), а также по совету епископов Реймского и Шалонского Генрих решил короновать сына Филиппа королем франков. Когда маленький Филипп достиг семилетнего возраста, его взяли с женской половины и поручили воспитателю и учителю фехтования. В качестве воспитателя ему дали Ангеррана. Филипп, которого мать должным образом пожурила, согласился расстаться с ней. За эту стойкость отец похвалил сына.
* * *
Ко всеобщему удивлению, маленький Гуго выжил и удивлял кормилиц своим криком и аппетитом.
Окрепнув после родов, Анна с удовольствием возобновила верховые поездки по лесу и охотничьи забавы. Она возвращалась с них разрумянившаяся, усталая, но умиротворенная. Ветер скачки, трепавший волосы, приносил забвение, успокаивал душевные муки.
* * *
Позднее Анна захотела узнать, как умерла Елена. Никто не мог дать ей ответа. Король ограничивался рассказом о том, что кормилица призналась в причастности к побегу трубадура. Поняв же чудовищность своего поступка, она умерла от стыда.
Так Анна узнала цену, заплаченную за ее спасение.
— …друг же Оливье, «рыцарь в маске» (как его называли), человек, преданный герцогу Нормандскому, вынес вас до появления воинов короля, — рассказал ей Рауль де Крепи. — В одной из таверн он случайно подслушал разговор двух разбойников, говоривших, что погубят королеву. Рыцарь в маске убил одного из них и заставил другого говорить. Затем он послал мне записку, сообщая, что вас хотят устранить. Увы, было слишком поздно! Вы уже отправились в дорогу. «Рыцарю в маске» удалось добраться до темницы, и он увидел, как умирает его друг. Этот рыцарь вас и вызволил…
— Почему же он не спас мою кормилицу?
— Вы были слишком слабы, чтобы держаться на ногах. Елена попросила, чтобы он оставил ее прикрывать ваш отход.
— Моя милая Елена…
— Ну, а продолжение вы знаете. Она умерла, избитая воинами…
— Она умерла, как мать, защитившая свое дитя. С ней я потеряла последнюю нить, которая связывала меня с родиной. Теперь я совсем одна.
— Одна? Вы забыли о детях, муже, друзьях, о ваших подданных?! Вы забыли, что вы — королева!
Анна подняла голову. Ее лицо заливали слезы.
— Как я могу это забыть? Но я благодарна, что вы напомнили мне об этом. Я знаю, какие обязанности возложены на меня. И хотя я королева, я остаюсь дочерью Руси. Или вы думаете, что супруг, дети могут заставить меня забыть страну, где я родилась? Я сделана из той земли, тех рек, озер, равнин, лесов! Вы можете в это поверить? Воздух там чище, и даже Бог чувствует себя там лучше… Вы улыбаетесь? Вы не можете понять!..
— Я понимаю. Бог — повсюду, а земля — это земля. Земля, которую я завоевал, становится моей, как женщина. И она мне так же дорога, как если бы досталась мне от рождения. Горе тому, кто захотел бы отнять ее. За землю я готов убить!
— Ваши враги знают, какой вы грозный и безжалостный воин. Но вы не всегда соблюдаете Божье перемирие…
— Я соблюдаю его, если и противник его соблюдает…
— Жители Перонны не могут еще забыть осады перед взятием города. Тогда вы показали не только умение воевать, но и вашу жестокость.
— Я не собирался проявлять нежность к городу торгашей, воров и обманщиков!
— Поэтому приказ отрубить ноги и руки самым богатым…
— Чтобы они не могли больше воровать, — со смехом воскликнул тот, кого называли Раулем из Перонны.
— А вам надо было завладеть Монтдидье?!
— Это такой красивый город!.
— Он не стоил риска быть отлученным от церкви! Граф, подумайте о своей душе; вы ведь будете прокляты. Разве вы недостаточно могущественны? Ваши владения почти так же обширны, как королевские. Ваша недавняя женитьба на Алиеноре принесла многие города и замки Шампани. В ваших руках снабжение Парижа продовольствием.
— Парижу всегда хватало муки…
— Я полагаю, что король Франции должен благодарить вас за это!
— Он мог бы это сделать!
— Хватит говорить о вас. Что стало с рыцарем в маске? Я совершенно не знала, что он был в темнице. А почему Оливье, умирая, называл имя моего сына Филиппа?
— Ваш сын не был в опасности, даже и не знаю…
— Оливье думал о чем-то ином. Иначе зачем он дважды произнес имя?
— Это в самом деле удивительно. Я не могу этого объяснить. Рыцарь в маске покинул Санли вскоре после смерти Елены. Он вернулся к герцогу Нормандскому. Я получаю о нем известия от моего сына Симона.
— Я хотела бы поблагодарить его и поговорить с ним об Оливье из Арля.
— Если он останется на службе у Бастарда, вам представится случай увидеть его.
— Вы смогли узнать, откуда он родом? Графиня Матильда говорит, что не знает. Госслен де Шони сообщил, что встретил его впервые, еще когда я только приехала во Францию.
— Я ничего о нем не знаю. Кроме того, что доблестные рыцари уважают его и обращаются с ним, как с равным. Мне этого достаточно.
Задумавшись, Анна сказала, как бы говоря сама с собой:
— Каждый раз, как вижу его, меня влечет к нему и одновременно я испытываю отвращение…
— Как большинство женщин.
— Что вы сказали?
— Простите, королева, но любезных дам в Нормандии тоже тянет к нему и тоже отталкивает. Но, надо думать, в их случае чувство влечения сильнее. Говорят, мало кто не уступает ему!
— Довольно, граф, — сказала Анна, покраснев. — Благодарю вас за помощь, прощайте!
Рауль де Крепи поклонился и пошел было к дверям, но ее величество окликнула графа.
— Граф! Что с моей молочной сестрой?
Рауль медленно вернулся к королеве и посмотрел на нее взглядом, в котором можно было прочесть сомнение.
— Так что? — повторила королева.
— Она умерла.
Анна ожидала такого ответа. И все же она покачнулась, как от удара.
— Когда и как?
— Вы действительно хотите это знать?
— Когда я задаю вопрос, граф, я требую ответа!
— Завтра исполнится десять дней со смерти Ирины. Я много раз упрекал себя в том, что не сделал этого сам. Она была дьявольской колдуньей, хотевшей во что бы то ни стало погубить вас; продала душу черту и не поколебалась принести в жертву собственного ребенка, чтобы удовлетворить низкие желания…
— Перестаньте.
— Она сама рассказала мне, да еще с подробностями, о своем преступлении. Почему я не убил ее тогда?!
Рауль де Крепи побледнел. У него на лбу сверкали капли пота. Помолчав немного, он сказал:
— Она повесилась!
Анна вскрикнула — и потеряла сознание.
Прибежали женщины, отнесли ее на кровать. Когда королева пришла в себя, она увидела графа, стоявшего у постели, и заплакала.
Как она была прекрасна, плача! Взять ее такой, утешить!
— Удалитесь, сеньор, королеве нужен отдых, — сказала Аделаида де ля Ферте, придворная дама, подруга и наперсница ее величества.