И миллионер, и подполковник выздоровели без операции. Миллионеру она вообще не была показана. Подполковнику — показание было относительным. Почему же в первом случае врач назначил оперативное лечение и прооперировал бы его, не будь моего вмешательства?

Тому есть несколько объяснений. Первое, что приходит на ум, это так называемый хирургический зуд. Неведомая сила тянет хирурга в операционную. Чаще всего хирургический зуд проявляется у молодых врачей. В стенной газете в ортопедическом институте поместили карикатуру, на которой я был изображен шагающим к операционному столу по головам коллег. Уже будучи самостоятельным врачом, но относительно еще молодым, чуть ли не каждый перелом я считал показанием для оперативного лечения. Чего же я вызверился на врача, назначившего подполковника на операцию? Помню очень удачный каламбур заведующего хирургическим отделением, старого-престарого врача. Он увидел меня, разглядывавшего рентгенограмму поступившего больного с переломом наружной лодыжки.

— Что вы собираетесь делать?

— Зафиксировать внутрикостным гвоздем, — ответил я.

Старый врач улыбнулся и сказал:

— Ион, мой вам совет: наложите гипс и никаких гвоздей.

Каламбур мне понравился, но возмутил консерватизм старого ретрограда. Чувство юмора все же пересилило мою гипертрофированную самоуверенность. Я наложил гипс и никаких гвоздей. Отломки срослись отлично и очень быстро. Это заставило меня задуматься. Может быть старый ретроград действительно кое-что знает? Может быть он не глупее меня?

Генеральную ревизию моей хирургической гиперактивности заставил меня произвести случай, полностью противоречащий тому, чему меня учили.

Карета скорой помощи доставила старушку, засушенную, как цветок в гербарии. Перелом плечевой кости вблизи плечевого сустава и чрезвертельный перелом бедра. Старушка была изрядно пьяна. Я тут же решил прооперировать ее. Старый каламбурист посмотрел на пьяную мумию и сказал:

— Ион, отойдите от зла и сотворите благо. Зафиксируйте руку на косынке, а ногу — двумя мешочками с песком.

У меня дух перехватило от возмущения. Сейчас, в конце пятидесятых годов двадцатого столетия, опуститься до уровня медицины средневековья! По-видимому, старый врач прочитал мои мысли.

— Конечно, я не такой выдающийся травматолог, как вы, но за полвека в клинике я кое-что повидал.

Пьяная бабка бушевала. Она была настолько отвратительна, что мне расхотелось оперировать, и я сделал так, как предложил старый врач.

Каково же было мое удивление, когда спустя десять дней я увидел, как старуха во всю орудовала сломанной рукой. Но я буквально потерял дар речи, застав бабку на ногах на девятнадцатый день после перелома. Она передвигалась по палате, держась за спинки кроватей. Такого просто не могло быть, если правы учебники.

Кстати, я удостоился любви этой девяностолетней дамы. Любовь, правда, была небескорыстной. Бабка скандалила и отравляла существование одиннадцати женщин в палате. Бабкин организм не мог обойтись без алкоголя. В обед, чтобы утихомирить ее, я подливал ей в компот немного спирту. Она тут же выпивала, успокаивалась и смотрела на меня благодарными глазами. Как я выпрашивал спирт у старшей операционной сестры, едва сводившей концы с концами, отдельная тема.

Этот случай заставил меня задуматься над утверждением, переписываемым из учебника в учебник, будто у стариков медленно и плохо заживают переломы. Я исследовал тысячу случаев сращения костей у стариков при переломе лучевой кости в типичном месте, чтобы получить статистически достоверные результаты. Главный вывод этого исследования: не всему написанному в учебниках следует верить. Эту научную работу я опубликовал уже значительно позже, в 1968 году.

Нельзя сказать, что мне хотелось оперировать меньше, чем до этого периода. Но принцип «Не вреди!» был, естественно, важнее моих желаний. А если можно вылечить больного без операции, то операция, безусловно, вред.

С тех пор перестали зло шутить, что у меня сто тридцать восемь процентов хирургической активности, мол, все сто процентов поступивших ко мне больных и еще тридцать восемь — операции на их родственниках.

Но, к сожалению, мне известна и другая причина ненужных операций.

Однажды ко мне обратилась пациентка, которую частно практикующий врач назначил на операцию по поводу повреждения внутреннего мениска коленного сустава. Я обследовал больную и никакого повреждения не обнаружил. О ее враче у меня уже было некоторое представление. Я знал, что он, мягко выражаясь, не выдающийся. Но когда пациентка сказала мне, что врач намеревается оперировать ее лично, причем, в частной больнице, у меня возникли некоторые подозрения. Дело в том, что врач иногда принимал пациентов нашей больничной кассы, которая выплачивала ему за них гонорар. Уплатила бы и за операцию.

Не желая дискредитировать врача, я спросил больную, не желает ли она, чтобы оперировали ее не в частной больнице.

— Конечно! Я даже сказала врачу, что хотела бы, чтобы оперировали меня в государственной больнице. Я просто не смела попросить вас, чтобы вы сделали мне операцию.

— В таком случае, скажите вашему врачу, что я вас прооперирую.

В результате этой дипломатии уже не сомневался. Так оно и оказалось. Врач всячески уверял ее в том, что прооперирует хорошо, а условия в частной больнице лучше, чем в государственной.

Пациентка вернулась ко мне с докладом о переговорах. Я сделал вид, что обследую ее и уверил в наблюдаемом мною чуде: в операции нет нужды. Для устранения незначительных болей в коленном суставе назначил ей консервативное лечение, после которого исчезли все симптомы патологического процесса.

Когда пациентка покинула кабинет, я позвонил ее врачу:

— Ты хочешь сохранить свой врачебный диплом?

— А что случилось?

Уже по тому, как была произнесена эта фраза, не оставалось сомнений в том, что он отлично понимает, о чем идет речь.

— Так что? У нее действительно поврежден медиальный мениск?

— Возможно я ошибся. В конце концов, не все же такие диагносты, как ты.

— И на основании ошибочного диагноза ты собирался прооперировать человека? Не проконсультировавшись со специалистом?

Он молчал.

— И операцию должен был сделать только персонально ты, не так ли? И главное получить деньги за операцию, сделанную здоровому человеку? И покалечить?

— Если бы я увидел, что мениск цел, я бы ограничился только разрезом кожи.

— И получил бы гонорар, причитающийся за операцию? Я знал, что ты никудышный врач. Но сейчас я узнал, что ты жулик и преступник. Предупреждаю тебя: если повторится что-либо подобное, я позабочусь, чтобы у тебя забрали диплом. Для начала.

Мой приятель врач, родившийся в Израиле, которому, не называя имени, я рассказал эту историю, с грустной улыбкой поведал мне, что такие истории, к сожалению, не единичны. Это то, что мы заимствуем у американской медицины.