В службе наружного наблюдения у нас работает некто Рогов. Когда ему поручают проникнуть в запертое помещение и забрать оттуда какую-нибудь вещь, он, проделав работу, отчитывается тремя словами: «вошел», «забрал», «вышел». Потому что он никогда не роняет вазы с сушеной икебаной. Слава богу, ваза осталось цела, но стебли трока перепутались, и битых полчаса я составлял их в прежнем порядке. Для образца я использовал вторую вазу, стоявшую в другом конце холла — я помнил, что букеты были относительно схожи. Сравнивая букеты, я ходил туда-сюда раз десять, — и в этом сказалось мое благоразумие, ибо рискни я перенести вторую вазу к первой, я бы как пить дать ее разбил, потому что под ногами постоянно путалась одна из кошек — черная или белая, я не рассмотрел. Как однажды оговорился Ларсон, ночью все кошки — мышки. Впрочем, было только шесть вечера. Верхний свет я не включал, пользуясь принесенным с собой фонарем. Изида в это время находилась у себя в клубе, Рогов сторожил ее у входа. Закончив с вазами, я, наконец, добрался до словаря. Это был «Словарь русского языка» Ожегова, изданный в 1988 году. Учитывая, что мне еще предстояло убрать осыпавшуюся с букета пыль и замести — в буквальном смысле — следы, я переснял только двадцать страниц — десять первых и десять последних — так, как велел Шеф. Затем вернулся к вазе и вытер кое-как пол. Тут я вдруг подумал, а не отыщется ли какого-нибудь Паганини, который вычислит меня, как Моцарт — Филби? И я впервые в жизни решил подставить вместо себя невиновное гражданское лицо. Я достал пузырек с валерьянкой и подманил кошек к вазе. Самой настойчивой оказалась черная Гекки — она-то и поплатилась. Взяв Гекки за шкирку, я провел ее пушистым боком по остаткам мусора. В награду она получила дозу валерьянки. Из любви к животным я дал немного и Софи.
— Как Гекки уронила вазу, я могу себе представить, — вслух размышлял Шеф, — но как она подняла ее обратно?
Честно говоря, об этом я не подумал. Однако выразил надежду, что все обойдется. Изида, придя домой в начале одиннадцатого, действительно ничего не заметила, за исключением плохого самочувствия мучимой похмельем Гекки. Софи к тому времени уже оклемалась.
Лия пообещала, что фотокопия словаря появится у нее дня через три. Она выяснит, в какой библиотеке есть оригинал, и напишет туда письмо с просьбой снять копию и переслать ее в Фаонскую Планетарную библиотеку.
Тем временем Яна продолжала исследовать структуру фаонского «Роботроникса». В своем письме Гроссман предостерегал нас от попыток предпринять что-либо подобное до его приезда. Прочитав его письмо, Яна утроила усилия. К понедельнику (9-е января по синхронизированному календарю) она добралась до майской документации производственного отдела. «Паспортные» даты выпуска у Краба и Ленивца отличались на два дня, но нейросимуляторы им установили в один и тот же день. В одну смену с ними с главного конвейера сошло еще девяносто восемь роботов. Точнее, это были еще не роботы, а лишь так называемые базовые модели, которые отличались друг от друга только заводскими номерами. После схода с конвейера базовые модели получали дополнительную оснастку в соответствии со специализацией. Окончательной доводкой занимался оптовый покупатель. Процесс «доводки» заключался в обучении роботов тем или иным навыкам. Кого-то определяли в домработницы, кого-то в ремонтники, а некоторые везунчики становились ассистентами у хирургов.
Из ста роботов в медицину пошло только трое. Шеф поручил проверить, не было ли в последнее время незапланированных смертей на хирургическом столе. Если и были (кто ж теперь признается!), то не по вине роботов, поскольку всех трех кибернетических медбратьев устроили в патологоанатомическую лабораторию при медицинском факультете Фаонского университета. Узнав об этом, Ларсон задался философским вопросом: может ли робот отличить мертвого человека от живого, если они молчат. Я посоветовал ему переадресовать вопрос Гроссману.
Новость, которая могла бы обрадовать Виттенгера, но чрезвычайно огорчила нас, состояла в том, что за вычетом Краба и трех патологоанатомов все роботы из той партии пошли на экспорт. Ленивца отправили на Землю для участия в какой-то малозначительной выставке, после которой всех участвовавших в ней роботов пустили в продажу. Так Ленивец очутился в Браске. Остальные девяносто пять подозреваемых распределились следующим образом:
40 роботов — на Лагуне, Сектор Причала.
40 роботов — на Эрме, Сектор Эрмы.
15 роботов купил «Галактик-Трэвэлинг», и их могли увезти черт знает куда.
Кроме того, существовала вероятность, что потенциальные убийцы окажутся не в этой сотне, а в любой другой — «Роботроникс» штамповал роботов тысячами. Сколько же всего роботов-убийц? Пять — как карт, предсказавших будущее? Шесть — те же карты плюс Паж Посохов? Двадцать миллиардов — по одному на каждого жителя Млечного Пути? Сколь бы их ни было, начинать поиски следовало с той сотни, в которую затесались Краб и Ленивец.
— Потенциальные убийцы могли давно стать актуальными, — заметил Ларсон, — криминальную сводку по Эрме и Лагуне мы не проверяли.
Выложив все свои идеи относительно того, откуда берутся роботы-убийцы, и не получив от Гроссмана ничего определенного в ответ, Ларсон принял на себя роль дежурного скептика.
— Сводку проверит Федр, — озадачил меня Шеф.
Яне он поручил более детально вникнуть в организацию производства на «Роботрониксе», сосредоточившись, прежде всего, на конструкторском бюро.
К концу дня выяснилось, что в настоящее время такое подразделение как «конструкторское бюро» в документах компании «Роботроникс-Фаон» не упоминается.
— Расформировали или переименовали, — предположила Яна.
— Или ты недостаточно вникла, — уточнил Шеф.
— Взломала все, что взламывается, — Яне понравился эвфемизм «вникать», и чтобы упрочить его, она назвала все своими именами.
— Если расформировали, — продолжал рассуждать Шеф, — то куда делись сотрудники?
— Знаю точно, что один из них умер.
— Кто? — насторожился Шеф.
— Борисов, — произнесла Яна стеснительно, потому что надеялась, что Шеф сам догадается. Шеф порою «выключал» чувство юмора, чтобы поставить сотрудника в неловкое положение, — ведь известно, что шутка, непонятая боссом, автоматически признается глупостью. Но сейчас он действительно не догадался, и, понимая это, Яна в порыве подобострастья затараторила:
— Нет никакого списка сотрудников. В текущем штатном расписании никто не причислен к конструкторскому бюро, поэтому его, скорее всего, больше не существует. О том, чем оно занималось в борисовскую эпоху, есть только косвенные данные. Понятно, что Борисов конструировал нейросимуляторы для небольших партий роботов, изготовляемых под конкретный заказ. В частности, все роботы из «Дум-клуба» были оснащены «мозгами» его производства. Единственный выход, — резюмировала Яна, — это натравить на местное руководство Гроссмана. Ему, как доверенному лицу Чандлера, ни в чем не будет отказа, и мы получим всю документацию, включая список сотрудников.
— Так что же, ждать Гроссмана?
— Либо так, либо попросим его прислать соответствующее распоряжение.
— Не будем торопиться, — вынес решение Шеф.
Мой доклад оказался еще короче. В криминальных новостях, пришедших с Лагуны и Эрмы, ничего не говорилось об убийствах, столь жестоких, чтобы отбить память у роботов. Возможно, что подробности о киберамнезии скрываются в интересах следствия, но взлом инопланетной базы данных — задача трудоемкая…
Я посмотрел на Яну. Она подтвердила:
— Очень трудоемкая. Взлом — процесс интерактивный, даже в чем-то интимный, поэтому заниматься им удобнее, находясь в непосредственной близости от источника.
— Ты мне нужна здесь. — Шеф предупредил ее предложение сгонять в командировку. — Локус Галактической Полиции…
— Вникнуть? — с профессиональной небрежностью спросила Яна.
— В смысле?
— Я им займусь.
— Только так, чтобы они этого не заметили. Наконец, остается Изида… — Шеф нахмурил лоб. — Не послушать ли нам, о чем она беседует с Олли Брайтом или с кем-нибудь еще…
— Это легко устроить, — вставил я, — до какой степени мы готовы влезть в ее частную жизнь? Устанавливать камеры в ее спальне я бы не рекомендовал — из эстетических соображений, нежели из этических.
— Последние тебе неведомы, — заметила Яна, — впрочем, о первых ты тоже… — она не договорила, но смысл и так был ясен.
— Пока только видеофон и комлог, — сказал Шеф, обращаясь ко мне. — Когда Вельяминова добудет словарь?
— Ориентировочно, послезавтра. Возможна задержка, но ненадолго.
— Поторопи ее.
Интересно, что бы это дало?
Я ответил, что, разумеется, потороплю, и на этом совещание закончилось.