На дне ремонтного дока оставалась небольшая лужа. Ее заполняла вода, продолжавшая вытекать из пробоин в борту «Констанции». Кирилл Хинчин выключил насос и пошел встречать бригаду ремонтников. Во сколько они оценят ремонт? Пять тысяч? Десять? В любом случае поездка на Оркус этой весной отменяется, — он не успеет отработать такую сумму. Если десять, то он точно пропускает соревнования по оркусерфингу, назначенные на конец июня. Может, стоит попытаться уговорить страховую компанию оплатить ремонт хотя бы частично? Хозяин яхты, Стеван Другич, сказал, что уговаривать их бесполезно. У них строгие правила: вышел в море после штормового предупреждения — расхлебывай сам. О штормовом предупреждении Кириллу было известно, но, кроме того, ему было известно, что назавтра Патриция собиралась покинуть Браску. Ради нее он рискнул сплавать в Венецию. «Нет ничего прекрасней Венеции зимой», — сказала она мечтательно. А для двадцатилетнего Кирилла не было никого прекрасней Патриции, — по крайней мере, на этой неделе.

Венеция не произвела на него никакого впечатления. Летом он бывал здесь много раз. Зимой, окутанная туманом, она напоминала ему оставленный актерами театр. Но Патриция была в восторге увидеть Венецию в преддверии Рождества. Они пробыли в городе всего пару часов. Помня о надвигающемся шторме и о том, что для решительных действий у него остается лишь этот вечер, он мягко торопил девушку, объясняя спешку тем, что ее родители, узнав о штормовом предупреждении, станут беспокоиться. На обратном пути Патриция замерзла, но с мостика не уходила. Он дал ей свою куртку. В борт ударила волна, окатив их россыпью холодных брызг. Тогда он поднял ей капюшон, коснувшись ее щеки тыльной стороной ладони. Девушка не отстранилась. Кирилл подумал, что она не заметила этого прикосновения, ибо оно было легким и нежным, — настолько, насколько это возможно при такой волне, и чтобы проверить свое опасение, он извинился, сказав, что коснулся ее щеки невзначай. «Взначай», — улыбнулась Патриция, и он понял, что ЭТО произойдет либо сейчас, либо никогда. Он бросил якорь в ста метрах от причала, сгреб дрожащую Патрицию в охапку и унес в каюту.

«Славно мы раскачали кораблик», — сказала Патриция, едва Кирилл отдышался. В этот момент налетел шквал. Яхту сорвало с якоря и понесло на бетонный причал…

Сейчас Патриция лежит со сломанной ключицей в городской больнице. Он хотел навестить, но ее отец предупредил, чтобы Кирилл держался от его дочери подальше. Они еще подумают, не подать ли в суд. Наверняка подадут — не на Кирилла, конечно, — с него взять нечего, а на фирму по прокату катеров и яхт, принадлежащую, как и этот эллинг, господину Другичу. Кирилл работал у него с весны, планируя скопить денег для поездки на Оркус — планету-курорт, о которой мечтают все земные серфингисты. После Нового года он бы отправился в Австралию для тренировок. В апреле, если все будет нормально, — на Оркус. Но теперь все планы летели к черту.

На следующее утро Кирилл первым делом направился к ремонтному доку. Рабочие должны были быть уже там. Вчера они только завезли инструменты и составили смету. Насчитали восемь тысяч, но сумма может увеличиться. «А уменьшиться?» — спросил Кирилл. «Если ты, парень, не станешь путаться под ногами», — ответил бригадир.

У входа в ангар, внутри которого находился ремонтный док, его встретил Стеван Другич. Кирилл поежился. Он побаивался своего хозяина — крепкого шестидесятилетнего мужчину, с тяжелой рукой, немногословного и подозрительного.

— Я хотел помочь… — Кирилл махнул в сторону ангара.

— Ты уже помог им получить выгодный заказ. Достаточно. Пойдем. — И ни говоря больше ни слова, Другич направился в контору. Кирилл послушно пошел за ним.

— Сегодня я…

— Встань у окна, — не дав Кириллу договорить, приказал Другич. — Лицом ко мне.

Утро было ясным и свежим. Кирилл не удержался и посмотрел на море.

— На меня смотри, — прорычал Другич.

Кирилл повернулся к хозяину и увидел, что тот смотрит не на него, а на экран компьютера, стоявшего на письменном столе. В левой руке Другич держал видеокамеру, направленную на Кирилла, правой водил по клавиатуре. Это продолжалось около минуты; Кирилл продолжал стоять, боясь шелохнуться.

— Приемлемо, — неизвестно по какому поводу произнес Другич и оторвался от экрана. Он вышел из-за стола с большим пакетом в руках.

— Что это? — спросил Кирилл.

— Будешь задавать вопросы, проработаешь у меня до осени.

У Кирилла мелькнула мысль, что в обмен на долг ему предложат что-то не совсем законное. Он уже готовился отказаться.

— Слушаю вас, — сказал он и гордо вздернул подбородок.

Другич вытряхнул содержимое пакета на стол. Сначала выпало черное кашемировое пальто, затем — что-то темное и волосатое. Последними Другич вытащил несколько тюбиков без этикеток.

— Это на себя. — Другич бросил Кириллу пальто. — Это на твою тупую голову…

Волосатым предметом оказался парик с накладной бородой.

Кирилл отступил на шаг.

— Босс, я…

— Не дергайся. Задание простое. Кафе «Дорида» знаешь?

Кирилл кивнул.

— Тогда считай, что половину задания ты уже выполнил. Сейчас ты наденешь все это, и я отвезу тебя… Где остановилось семейство Патриции?

— В «Ядране».

— Значит, в «Лангомаре». Кстати, что их занесло сюда в декабре да еще под Рождество?

— У ее отца какие-то дела на побережье.

— Ладно, это неважно. В гостинице снимешь номер, заплатишь за три дня вперед. Назовешься вот этим именем, — Другич показал Кириллу кредитную карточку, но в руки не дал. — Отдам позже, — пояснил он.

— Что потом?

— Потом ты возьмешь такси и дашь адрес «Дориды». Спокойно войдешь в кафе и скажешь бармену, что двадцать пятого сентября ты заходил к ним, одолжил фонарь, а в залог оставил часы марки «Омега». — Другич вывел на экран снимок часов. — Посмотри и запомни.

— Дорогие?

— Да. Как только часы окажутся у тебя, позвони мне и возвращайся в гостиницу. Я скажу, что делать дальше.

— А если бармен меня не узнает? То есть не примет за того, другого…

— Примет. На всякий случай покажешь ему…

К изумлению Кирилла, Другич вытащил из кармана куртки большой железный гвоздь и несколько серебряных монеток.

— Если бармена не убедит твоя физиономия, то, возможно, убедят эти предметы. Только не переигрывай, понял?

— Понял, — произнес Кирилл неуверенно. — Это законно?

Впрочем, ответ был ему очевиден. Хозяин нахмурился:

— Ты собираешься торчать здесь до осени?

— Вы хотите сказать, что если я все это выполню, вы простите мне те восемь тысяч?

— Даже позволю разбить еще одну яхту, — ухмыльнулся Другич. — Любую, кроме «Сирены».

Сорокафутовая «Сирена» была его гордостью. Кириллу страшно было подумать, что бы с ним стало, если бы он взял для прогулки в Венецию эту яхту. Наверное, Другич заставил бы его ограбить банк.

— Я согласен, — сказал Кирилл.

— Я и не сомневался.

— А фонарь? — вспомнил Кирилл. — Я должен вернуть им фонарь?

— Заплатишь, сколько попросят. Наличные есть?

— Есть.

— Тогда приступим к перевоплощению…

Кирилл принялся натягивать пальто, но Другич сказал, что пальто он наденет в последнюю очередь. Сначала надо состарить Кирилла лет на десять — пятнадцать. Для этой цели была использована мазь из одного из тюбиков.

— Она долго действует? — спросил Кирилл.

— Столько, сколько надо. После дела вымоешь лицо и смажешь кремом против морщин. По дороге я тебе его куплю. На ночь сделаешь маску. Назавтра все следы исчезнут. Чтобы эта мазь быстрее подействовала, — показывая, где мазать, говорил Другич, — надо бы минут на двадцать сунуть твою голову в морозилку.

— Как это? — опешил Кирилл.

— Шучу… Теперь клей…

Кирилл приклеил бороду, надел парик и пальто. Другич попросил его пройтись по комнате.

— Перед окном не маячь, — предупредил он.

Кажется, его все устраивало. Они обсудили детали и отрепетировали поведение Ки рилла в кафе. Затем Другич отвел его в соседнюю комнату и велел ждать примерно час, — столько времени требовалось, чтобы подействовала мазь. Кроме того, Кириллу надо было привыкнуть к новому образу. Закрыв дверь в комнату на ключ, Другич оставил его одного.

В половине двенадцатого Кирилл вошел в кафе. Его колотило от волнения. «В этом гриме, — сказал ему Другич перед расставанием у гостиницы, — твое волнение будет видно только по глазам. Они уже сейчас у тебя бегают. Но ты не бойся. Запомни, ты волнуешься потому, что тебе могут не вернуть дорогие часы. За три месяца их могли пять раз продать и перепродать».

Внутри не было ни одного посетителя. Заметив клиента, бармен перестал убеждать робота-уборщика в том, что красная плитка на полу вовсе не красная, а испачканная и что к вечеру ее нужно сделать такой же желтой, как и большинство остальных. Он взял полотенце и бокал и принялся тереть их друг о друга так усердно, будто до прихода Кирилла кто-то убедил его в том, что от трения бокал изменит прозрачный цвет на какой-нибудь другой.

Кирилл сказал «добрый день» и заказал двойной бурбон. Во-первых, он хотел унять волнение, во-вторых, считал, что, сделав заказ, он расположит к себе бармена. Тот честно воспользовался мерным стаканчиком, чего бы никогда не сделал во время туристического сезона.

Бурбон придал смелости, и Кирилл заговорил о часах. Слушая его, бармен кивал и продолжал натирать все тот же бокал.

«У меня тогда было туго с деньгами, — рассказывал Кирилл, — были только часы и вот это…»

Для начала он выложил на стойку гвоздь. Бармен покачал головой и ответил, что ему нужно посоветоваться с хозяином. «Разумеется», — согласился Кирилл. Бармен оставил в покое бокал и куда-то ушел. Гвоздь остался лежать на стойке рядом с брошенным полотенцем.

Он нисколько не сомневался, что Кирилл говорит правду, но часы находились в сейфе, а ключи от сейфа были только у владельца кафе, господина Петито. Услышав, что объявился хозяин часов, Петито очень расстроился, но, будучи человеком порядочным, решил вернуть дорогую вещь без лишних разговоров. Впрочем, он потребует себе сотню — двадцать за фонарь и восемьдесят за хранение залога. Он открыл сейф, достал часы и уже собрался было передать их бармену, как вспомнил, что на крышке часов выгравирована какая-то надпись. Петито велел спросить у «того типа», что выгравировано на крышке.

— Там, кажется, по-русски, — сказал бармен, — я не знаю этого языка.

— Но он-то должен знать! — резонно возразил Петито.

Бармен кивнул и вернулся в зал. Но спросить о надписи было не у кого. Незнакомец, потребовавший вернуть свою вещь, лежал на полу лицом вниз. Из спины, под левой лопаткой, торчала ручка ножа для колки льда. Робот-уборщик невозмутимо вытирал алую кровь с желтой плитки.