И только сердце продолжало биться в моем леденеющем теле, оно продолжало перегонять кровь, не давая возможности льду совсем заполнить меня. Едва разомкнув губы, я прошептала:

– Я не королева, просто женщина.

Рука Амира ослабила свой захват, как будто он на самом деле только осознал, что я всего лишь слабая человеческая женщина, и стала теплеть. Наконец он убрал свою руку.

– Прости.

Не сразу мне удалось развести слипшиеся от жесткого ледяного рукопожатия пальцы, пришлось обхватить их рукой, чтобы они быстрее согрелись. Он повторил:

– Прости.

Разминая себе пальцы, я вдруг подумала, кто знает, может быть, он действительно не умеет говорить с женщинами. Сказала же Фиса, что он только и воевал, спасал Мари, а королева на самом деле ему помогла, раз он был готов умереть, лишь бы меня спасли. Да и темнота в душе насторожила, Амир не виноват, что я когда-то обиделась на того, кого выбрала сама. Права Фиса.

– Амир, я тоже не совсем… но я ничего не знаю о мире, в котором оказалась, все странно и непонятно.

Он облегченно вздохнул и едва коснулся моей руки уже теплыми пальцами.

– У нас долгий путь, я отвечу на все твои вопросы.

Совершенно мужская логика, вот все они одинаковые: сам так говорил, что я вскипела как чайник, а теперь предлагает задавать наводящие вопросы, будет долго мычать, чтобы было время сформулировать ответ так, как ему нужно и не сказать лишнего. Я решила не позволять себе дальше сомневаться в решимости Амира завоевать мое доверие и задала вопрос:

– Зачем ты едешь к Роберту?

Все так и вышло: Амир отвернулся, завел машину и поехал. Ну, и зачем обещать?

– На его территории разведка обнаружила детей с кровью моего народа.

– Ты хочешь их забрать себе?

– Да.

– А как, ведь у них есть родители?

– Это дом, где содержат детей, от которых родители отказались. Они больны и их изолировали.

– А чем больны?

– У людей эту болезнь называют синдромом иммунодефицита.

– Спид?

– Да. Я должен решить, что с ними делать.

– Как что?

– Насколько велика вероятность, что они смогут заразить остальных, возможно ли их …

– И что? Что ты сделаешь, если они действительно заразны? Оставишь их здесь?

Он лишь посмотрел на меня темным взглядом, но ничего не ответил.

– Или что?

Темный взгляд стал еще темнее, и я отвернулась к окну, вот разговор и закончился, хотя дорога длинная, мне, пожалуй, уже говорить не хочется.

– Медицинская служба определила, что у всех детей практически нет шансов выжить. В них можно лишь поддержать жизнь на некоторое время. Я пока не знаю, как им помочь. Мари тоже там.

– А вдруг она заразится?

– Нет.

Я не стала уточнять, почему он так уверен, что Мари не заразится страшной болезнью, она вообще странная девушка, которой двенадцать лет. У меня давно появились вопросы об их отношениях, но я считала, что не в праве их задавать, как бы я не называлась в документах и ритуале. Фиктивная жена не может быть мачехой для дочери своего фиктивного мужа. Но сам Амир нарушил молчание:

– Мари унаследовала в полной мере способности нашего народа управлять энергией.

– А как называли твой народ?

– Хасы. Мы называли себя иначе.

И произнес красивое певучее слово, которое я никогда не смогу произнести. Неожиданно улыбнулся.

– Наши имена …

Но ничего произнести не успел, вдруг страшно побледнел, щеки и глаза стали проваливаться, через мгновение передо мной уже было не лицо, а череп, обтянутый серой пергаментной кожей. Припечатанная к креслу ремнем безопасности, я не смогла отпрянуть от него, лишь вздрогнула всем телом, и Амир резко отвернулся от меня. Хриплым голосом произнес:

– Прости.

– Что? Амир, скажи, что случилось?

Он резко остановил машину, я дернулась вперед, и он неожиданно обнял меня всем телом, практически вдавил в кресло. Прошло несколько секунд нашего странного объятия, прежде чем Амир отодвинулся от меня и сел на свое место, а я смогла вздохнуть. Непонятным звуком он произнес:

– Их всех убили.

Я обомлела, губы свело, и получился едва слышный шепот:

– Детей? А Мари?

– Ты вернешься во дворец.

Но с места не двинулся, лицо постепенно вернуло свой облик, вернее ушли впадины на щеках и глазницах, кожа стала просто бледной, но взгляд приобрел страшный прищур и губы посинели от напряжения. А я покачала головой и заявила, четко произнося слова:

– Я поеду с тобой.

Взгляд не испугал меня, каким-то десятым чувством я поняла, что он не ко мне относится, к тем, кто это сделал, Амир просто удивился моим словам.

– У нас говорят, муж с женой в горе и в радости вместе. Только тогда они семья.

Я не знаю, понял ли он, что я имела в виду, что он знает о семье, что в принципе значит для него это слово, но продолжала смотреть в эти серые глаза без зрачка.

– Женщине не место …

– Ее место в гареме?

Момент истины, странно, но неожиданно промелькнуло это выражение, и я осознала значение своего вопроса. Кто я для тебя, что на самом деле означает новый ритуал, который ты сам придумал для оформления наших отношений, вот что стояло за ним. Очередная девушка, вернее непонятная тетка с необходимой для тебя энергией, или та, внимание и доверие которой ты добиваешься? По крайней мере, так утверждаешь. И Амир понял, взгляд изменился, напряжение не ушло, но промелькнула волна едва заметной голубизны, и последовал ответ:

– Зрелище не для твоих глаз.

– Переживу.

Он уже решил на самом деле, только предупредил, чтобы была готова, и мой ответ вызвал странную усмешку. Неужели сомневается в моей выдержке, хотя я и сама не очень понимаю, откуда такая храбрость во мне появилась. Машина взревела, и мы понеслись на невероятной скорости. Чтобы не видеть ее, я опустила глаза. Неожиданно в кабине потемнело, и я удивленно оглянулась вокруг: абсолютно черные окна по бокам, а лобовое стекло постепенно сереет.

– Рина, я все вижу, но тебе ездить на такой скорости непривычно, поэтому я затеню все окна в машине. Если хочешь, можно включить свет.

– Не нужно, пусть будет так.

Через несколько минут я пожалела о сказанном, так как ехать в подрагивающей от скорости машине в полной темноте оказалось очень страшно. Амир, видимо, почувствовал мой страх и включил освещение.

– Наши машины специально оборудованы так, что в них невозможно перевернуться.

Спокойное лицо, лишь напряженный взгляд темных глаз. Я вздрогнула от его голоса, он смотрел на меня, а машина продолжала ехать на невероятной скорости.

– Они созданы из новейшего металла, разбить практически невозможно.

Он мягко улыбнулся.

– Эту машину сделали специально для тебя. Мари жива.

Я облегченно вздохнула и закрыла лицо руками. Он так долго ничего не говорил о ней, как будто ее судьба его не волновала, только дети.

– Рина, может, ты все-таки вернешься?

– Нет.

Я опустила руки и посмотрела в его напряженное лицо.

– Если ты действительно хочешь, чтобы я была настоящей твоей женой, не просто сгустком энергии, то тебе придется показать мне свою жизнь.

Помолчала, разглядывая плотно сжатые губы и сощуренный взгляд в черноту лобового стекла, и добавила:

– Твоя жизнь и есть ты.

Желваки прошли волной по щеке, и взгляд исчез под прищуром.

– Ты человек.

– Поэтому не смогу тебя понять?

Брошенный искоса взгляд подтвердил мои слова, и я снова мгновенно завелась. И куда делось мое извечное спокойствие, каменная маска невозмутимости, которая раздражала бывшего мужа похуже красной тряпки.

– Да, я человек, обычная женщина, ничем не примечательная, без всяких талантов и возможностей, да и ума не много, совсем чуть-чуть! Тебе не повезло, королева тебе не досталась, раньше увели! Шейх, султан, а случайно получил непонятную старую тетку! Зачем женился тогда? Мог Фису отправить домой, а меня посадить в клетку, подвал какой-нибудь! А что, приковал бы к стене, приходил иногда энергетически подпитаться, пока не высохла вся…

Вся в праведном гневе я даже руками взмахнула, пальцами ударилась о потолок машины и зашипела от боли, поэтому не сразу расслышала тихий вздох.

– Что смеешься? В твоем гареме, небось, никто не смел даже слово сказать…

– Я не смеюсь.

Неожиданный яркий голубой взгляд и робкая улыбка на губах. Робкая? Странно я подумала после жесткого прищура гневного шейха, готового к убийству. Амир остановил машину и всем корпусом повернулся ко мне.

– Ты меня ревнуешь?

– Что?!

Но он не стал слушать меня, рванул с места и заговорил на непонятном языке четкими фразами генерала. А я отвернулась в темноту окна и, вздохнув несколько раз, задумалась. Все странно, сумасшествие как в кино, ужасы в теоретическом понимании, к счастью Амир еще никак мне не демонстрировал своих возможностей, о которых с придыханием говорила Фиса. То как они переносят меня по дому, как воздушный шарик, никакого напряжения в руках, будто и не замечают, что что-то держат в руках, одинаково у обоих, Амира и Вито. Ну, еще момент восстановления Алекса, тоже как картинки изменения их глаз. Вот и все физические странности, которые отличают их от людей. Реальна только боль, ужас передачи моей энергии Амиру.

Я посмотрела на него и удивилась преображению: никакого мрачного настроения, не радость конечно, все-таки дети его народа погибли, но совершенно восстановившееся лицо и даже усмешка на губах, больше похожая на улыбку.

Странный вопрос, я его ревную? Мне пришлось опустить голову и совсем отвернуться к окну, чтобы спрятать лицо, вспыхнувшее ярким пламенем. Ни одной мало-мальски разумной мысли не успело проявиться в голове, тело ответило сразу: ревную, еще как ревную. Причем ревную не просто так, а всем организмом, и не просто к женщине, к королеве. Которая своей жизнью платила за его жизнь, жизнь Мари и его народа. Да еще дыру в его сердце пробила, и теперь оно кровоточит. И я только в этот момент поняла слова Фисы, слишком много на него упало, все сразу: болезнь Мари, спасение, появляющийся в разных местах народ, собственное состояние потери чувствительности. И тут я на него свалилась. Ну да, жажда, агрессия, мой скверный характер. Права Фиса, во всем права, только мы вдвоем сможем помочь друг другу. Один момент, говорим мы на разных языках. И вдруг мое лицо вспыхнуло еще сильнее, совсем немного, и кожа потрескается от внутреннего жара всего тела.

Рука Амира была такой же горячей, он тронул мои пальцы и тревожно спросил:

– Что с тобой?

Я только помотала головой и промычала нечленораздельный звук, мелькнувшая мысль стерла все в голове: один язык мы понимаем оба. Язык тела.

Амир остановил машину, отстегнул на мне ремень и мгновенно оказался в каком-то лесу.

– Тебе плохо?

Он прижимал меня к себе руками, и, казалось, что всем телом. Горячим мужским, очень сильным телом. И это ощущение никак не могло успокоить меня, я лишь мотала головой и продолжала мычать.

– Рина, что случилось? Возвращаемся.

– Нет.

Я всхлипнула и прошептала:

– Мне хорошо, это так, мысли разные.

– От мыслей ты …

– От них, со мной все хорошо, нигде ничего не болит. Я еду с тобой, сейчас немного успокоюсь и поедем.

Я зашевелилась в его руках, и он опустил меня на землю. Придерживая за плечи, Амир смотрел на меня со своей высоты беспокойным голубым взглядом. Не найдя в себе силы смотреть на него, я быстро опустила глаза.

– Ты не скажешь, о чем ты думала?

И что теперь? Я требую от него откровенности, скандалы устраиваю, а сама? Испуганный мозг быстро нашел выход:

– Я еще не все додумала… я потом… вернемся и скажу.

Для пущей убедительности я покивала головой и посмотрела на него почти уверенным взглядом. Он сейчас чувствует меня всем своим гигантским телом, глаза светятся, а руки стремятся меня обнять. Амир пытался сдерживать их, но они его не слушались, поглаживали меня по плечам и все ближе приближали к себе. И я испугалась этого движения, вздрогнула и пролепетала:

– Поехали, я уже пришла… в себя…

Амир кивнул, взгляд изменился мгновенно, голубизна исчезла, уступила место темной серости и странной безнадежности во взгляде. Он опустил руки, и я порывисто обняла его, зашептала лихорадочным шепотом:

– Амир, верь мне, я расскажу тебе о своих мыслях… они глупые, совсем женские…

Я уткнулась ему в грудь и замолчала, как стыдно, и что я делаю, откуда это во мне, детский сад ясельная группа. Кто же так с мужем разговаривает, да еще с таким, мудрым, стойким, генералом, в конце концов. И вдруг услышала:

– Рина, ты настоящая женщина, я не умею с тобой разговаривать.

Да что же со мной происходит?! Я прижалась к нему всем телом, и Амир не удержал свои руки, обхватил меня, подхватил и поцеловал, жестко, до боли в губах и всем теле. Мой стон испугал его, и он сразу отпустил меня на подрагивающие ноги, а сам отскочил и прижался спиной к дереву. Я закрыла пылающее лицо руками, слезы ливнем хлынули из глаз, ноги подкосились, и я рухнула на землю. Жесткие руки подхватили меня в падении, и мы практически сразу оказались в машине.

– Алекс.

– За…чем… А…Алекс?

– Он отвезет тебя обратно.

– Нет, нет, Амир, я еду с тобой.

Я глубоко вздохнула, утерла ладошками лицо и заявила:

– Все хорошо, Алекс, мы едем вместе.

Почему Амир согласился? Всю оставшуюся дорогу я думала об этом. Он странно посмотрел на меня, потом резко что-то произнес, нажал кнопку, окна машины посветлели, тут же машина взревела, и навстречу мне понеслись деревья. Конечно, думать сразу я не могла, прошло достаточно много времени, прежде чем я совсем успокоилась. Руки подрагивали, а воздух проникал в легкие урывками, все тело мелко вздрагивало, и Амир несколько раз на меня оборачивался, я лишь изображала улыбку, немного кривоватую, но честную.

Всему виной эмоциональный всплеск. Сначала я возмутилась на Амира, потом ужаснулась убийству детей, переживала за Мари, и все, мой организм среагировал. Так я думала, а сама уже понимала, не мозг, это тело среагировало на всплеск эмоций. Что-то раньше мое тело не прижималось к мужу в состоянии волнения, а наоборот скукоживалось все, сжималось в комочек. И Амир почувствовал мое состояние, тоже среагировал телом. Предрекла сама, когда поняла, что есть лишь один язык, который мы понимаем оба. Но ведь мог и не соглашаться брать меня с собой, после поцелуя отправить обратно, чтобы по закону гарема ждала в комнате следующего поцелуя. Значит, слушал мое возмущение, мои слова, что хочу быть настоящей женой.

Все же Амир действительно пытается понять меня, может быть даже заслужить доверие, как сам говорит. А насколько мне самой нужно его доверие? И в чем он мне должен доверять, если я из дворца никуда не выхожу, вообще первый раз выезжаю? И вдруг всплыла картинка сощуренного взгляда, готового на убийство. Я даже замерла, чем вызвала очередной тревожный взгляд Амира, улыбнулась ему и лихорадочно вздохнула. Вот что ему нужно: понимание его действий, поэтому он со мной и говорить не может, хотя и пытается, а я не слышу, пропускаю мимо его слова. Клан – это военизированное объединение, он воин, генерал. Так, генеральша, назвалась женой, соответствуй.

– Амир.

Я обратилась к нему и сразу замолчала, и что я ему скажу?

– Рина.

Решительно мотнув головой, я посмотрела на него и повторила свои слова:

– В горе и радости. Амир, что бы ни произошло, ты мой муж и я во всем на твоей стороне.

И что я говорю? На какой стороне?! Он ирод и убийца, кровью человеческой питается, кто знает, что он на самом деле придумал, сам говорил о себе, хитрый и жестокий. Все эти мысли проносились отдельно от меня, я их думала, а сама смотрела в ясную голубизну. Амир остановил машину очень спокойно, не резко, не сразу повернулся ко мне. И руки, они опять жили своей отдельной жизнью, спокойная поза, а они чуть подрагивали от волнения, длинные пальцы обхватили руль, но, казалось, что готовы были его раздавить. Он посмотрел на меня и глухо спросил:

– Почему ты решила мне сказать… эти слова?

– Ты сказал, что хочешь добиться моего доверия, я хочу, чтобы и ты верил мне.

Я не выдержала этого пронзительного взгляда, опустила глаза и уточнила:

– Только тебе придется мне все объяснять, ведь я не знаю законов вашего мира.

Это не я, не может быть, чтобы это я говорила, такое ощущение, что кто-то другой сидит сейчас в моем теле и говорит такие странные слова. Я не знаю этого мужчину, несколько раз видела, несколько раз говорила, и несколько раз с ним целовалась. Всю жизнь, не считая детства, я никому не верила, и никогда не пыталась добиться чьего бы то ни было доверия, просто существовала рядом, и вдруг такой казус: пытаюсь доказать ироду и кровопийце, который забрал практически всю мою жизнь, что верю ему во всем. В его страшной жизни убийцы? Амир как почувствовал мои мысли, закрыл глаза и сжал кулаки.

– Мне нельзя верить.

– Можно. Сам сказал, что только мы с тобой можем все изменить, значит, мы должны верить друг другу.

Как с желтым платьем. Надела – и сразу почувствовала свободу, выехала из дворца – и уже ставлю условия себе и своему мужу. Что же это со мной делается? Может, Фиса чего наколдовала? Сказала же, что нам с Амиром надо разумами поговорить, а получилось, что начали с разговора телами. Стоп, а вот об этом мне думать нельзя, только разум. Все неправильно: Амир узнал, что детей убили, а я к нему с разборками пристала, еще говорю, что хочу быть настоящей женой.

– Прости, я не знаю, как себя вести, кто-то убил детей твоего народа, а я…

– У них было мало шансов выжить.

Заявила, будь готова ко всему, и к этому невозмутимому тону, он уже успел все обдумать и принять решение, пока ты внутренними разборками занималась. И приказания раздал на неизвестном языке. Я опять замерла. Значит, все, кто сидит в машинах сопровождения, тоже слышали весь наш разговор? Амир сразу спросил, когда я с ужасом посмотрела на него:

– Рина, что я не так сказал?

– Наш разговор… его все слышали?

Он только плечом повел, но когда я ладошкой закрыла рот, объяснил:

– Остальные слышат только мои приказы.

Его не волновало, что кто-то нас слушал, а может и наблюдал, как мы целовались. Амир еще несколько секунд смотрел на меня странным взглядом, но потом завел машину, и мы стремительно поехали. А я решила больше рта не открывать, наконец, осознала, что он торопится разобраться в ситуации с детьми, а из-за меня вынужден постоянно останавливаться.

Фиса права, нельзя постоянно думать о своих прошлых обидах, провела черту и забыла, выкинула из головы и сердца. Особенно если есть что туда положить, собирай новые мысли и чувства, какими бы странными они не казались в первый момент, а то жизнь пройдет мимо, или заложит новой каменной стеной. Вокруг столько всего таинственного и интересного, а я смотрела и не видела ничего, кроме своих старых обид и чувств, даже толком не рассмотрела своего мужа. Ведь смотреть можно разным взглядом, и в этом Фиса права, поэтому Амир не мог со мной разговаривать и показать себя, каков бы он ни был. И сразу появилась картинка страшного клыкастого монстра. Ну и что? Он не скрывал от меня свою сущность, как смог, так и говорил, даже предупредил, что ему верить нельзя, хотя мог с его опытом вечной борьбы со всеми просто влюбить меня в себя, богатого красавца. Правда, судьба ему времени на это не дала, даже если бы и попытался. Да и Фиса постаралась своими разговорами и отношением. Мари тогда призналась, что все очень быстро происходит, они не успевают контролировать процесс. И, пожалуй, я меняюсь в своем поведении слишком быстро.

Амир тоже о чем-то думал, даже лоб морщил и иногда прикусывал губу, как бы останавливал себя в вопросе или каком-то признании. Удивительное лицо, все очень ярко, черные до синевы волосы подчеркнутые сединой на висках, невероятной голубизны глаза, прямой нос, ровные темные брови и чувственные губы, вкус которых я уже знаю. Крупное тело расслаблено устроилось в кресле, а руки едва касались руля, однако машина вздрагивала от скорости, а за окном стремительно проносились города. Интересно, а светофоры для него существуют? Мы ни разу даже не тормозили на перекрестках, заметить я их не успевала, но если бы горел красный свет, то должны были хотя бы уменьшить скорость, а мы останавливались только для разговора. А граница? Может у Амира мой заграничный паспорт, но визы нет, а вдруг уже все есть, приготовил же он за ночь и контракт, и свидетельство о браке со всеми печатями.

Пограничный пункт для него не существовал, или мы его как-то проехали мимо, просто Амир произнес:

– Мы на территории Франции.

Я только кивнула головой и не стала уточнять, куда пограничники делись. Задумавшись над этим вопросом, я осознала, что это совершенно другой мир, существующий параллельно нашему, человеческому. Они рядом с нами живут веками, а люди даже не догадываются о них, может, только такие, как Фиса, и знают, общаются с ними. Ну и те, которые в последний момент своей жизни видят их, или даже не успевают понять, кто же забирает у них жизнь вместе с кровью. Явно клан Амира не единственный, даже королева своя имеется. Хотя она же человек. Как простая человеческая женщина смогла стать их королевой? Не простая, раз сумела как-то отдавать свою энергию Амиру, и еще какому-то ближнему кругу, и мужу своему. Получается, что она также отдавала свою жизнь, как я, Амиру? И Алексу. Она первая, которая выжила после такой передачи энергии, потому что ее любил муж, боролся за нее. А я вторая? Но Вито тогда сказал, что я тоже почему-то первая, но я так и не поняла почему. И выходит, что выжила я из-за стремления Амира меня спасти? Настоящего, раз он мог останавливать поток моей энергии, сам что-то в себе перекрывал. И опять сама виновата в непонимании. Амир пытался мне рассказать о королеве, а я своей ревностью не дала ему такой возможности. Тем более, что он сам волновался, явно страдал при упоминании о ней. Потому что любит?

Я не хотела показывать Амиру, что заледенела от своей мысли, организм отреагировал стремительно, руки превратились в две ледышки, а ног я уже не чувствовала совсем. Надо как-то самой попробовать договориться с телом, для начала понять, почему любая мысль об отношении Амира ко мне так на него действует. Боль, вот что управляет моим организмом, вернее память о ней. Он всегда присутствовал, когда мне становилось плохо, и когда его появление стало приносить облегчение, организм запомнил именно это, освобождение от боли, и не стал ассоциировать его с самим появлением боли. Выбрал самый позитивный ход, если Амир, то прекращение невыносимой боли. И при чем ревность? И королева? Еще немного, и я уже от холода думать не смогу, инеем покроюсь, и Амир это заметит. Так, быстро думаем, тело, ты знаешь что-то, что я не знаю, или не хочу знать, или… боюсь принять. Направление мысль оказалось правильным, ноги стали оживать и я смогла пошевелить пальцами.

– Что с тобой?

– Мысли.

– Не скажешь?

– Пока нет.

И как я могу ему что-то сказать, если даже губами шевелю с трудом. Мысли двигались в правильном направлении, но еще не было сделано выводов. Я тяжело вздохнула, и опять вызвала тревожный взгляд Амира, но, к счастью, он ничего не сказал, и я отвернулась к окну, хоть шея задвигалась. Надо признаться, иначе не оттаю до приезда. Мое тело выбрало Амира, как объект своего чувства. Ну да, когда сознание не вмешивается, то есть полностью отсутствует, я с ним целуюсь и прижимаюсь этим самым телом. Сумасшествие, раздвоение личности, тело в одну сторону, сознание в другую. Только вот тело управляет всем, вот уже и сознание начинает ему подчиняться, такую сцену ревности устроило, что Амир был в состоянии шока. Ага, и его тело тоже очень даже управляет его сознанием.

– Приехали. Рина, посиди в машине.

Амир вышел из машины, в ней что-то щелкнуло и двери зафиксировались, конечно, посижу, куда я теперь денусь.

Странное место: высокий забор практически закрывал здание, виднелась только крыша из красной черепицы. Амир подошел к группе мужчин, стоявших у высоких металлических ворот. Один из них обернулся, и я узнала Роберта. Он улыбнулся мне и поднял руку в приветствии, однако сразу ее опустил, явно Амир не понял его поведения по отношению к своей жене, судя по изменившемуся выражению лица Роберта. Они коротко посовещались, и Амир вернулся к машине.

– Рина, ты останешься в машине…

– Я пойду с тобой.

Организм обрадовался такому быстрому пониманию действительности и сразу наполнился силой и энергией.

– В своей человеческой жизни я многое видела не только по телевизору.

Интересно, и что я такое видела, но мой тон утверждал обратное совершенно спокойно, а взгляд был чист и уверен. Амир неожиданно улыбнулся, ярко сверкнул глазами и произнес несколько слов на своем неизвестном языке, а потом обратился ко мне:

– Хорошо, но обещай мне, что ты сразу скажешь, если тебе будет плохо.

– Конечно, скажу.

Что его так радует? Но подумать над этим вопросом я не успела, дверь с моей стороны открылась, и Алекс подал мне руку.

Я получила море удовольствия от выражения лиц этих гигантов, когда подошла к ним в сопровождении Амира и Алекса. Девица из гарема посмела выйти на белый свет, да еще и мужа по делам сопровождает. Но присмотревшись, поняла, что-то еще их удивило, не просто моя вылазка в сопровождении мужа. Они практически превратились в статуи удивления, только Роберт лишь покачал головой и странно посмотрел на Амира.

Их было пятеро, высоких и сильных, очень опасных, я чувствовала эту опасность, но она меня уже не пугала. Странным образом мои размышления в дороге привели к тому, что я совершенно уверилась в своей безопасности рядом с Амиром. Все в черных костюмах мафии, никакого оружия нигде не виднелось, хотя зачем им оно, они сами оружие. Они были похожи друг на друга строгими глазами и властными лицами, выделялся лишь Роберт, его темные глаза улыбались, хотя он и оглянулся на Амира. Я тоже посмотрела на него и поразилась, насколько он изменился. Даже не генерал, хотя все они были примерно одного роста, Амир вдруг показался мне выше всех, и во взгляде появился оттенок стали, которого вполне достаточно, чтобы понять, что никто не посмеет пойти против его воли. Ему ничего не нужно специально демонстрировать: ни силу свою, ни силу клана, – все видно в этом взгляде.

– Рина, познакомься, главы кланов Франции. Роберта ты знаешь, Алер, Жоэл, Этьен, Франк.

Каждый смог чуть преклонить голову при произнесении своего имени, но на большее пока были не способны. Я сразу спросила:

– А где Мари?

– Она в надежном месте.

Роберт был лаконичен, явно Амир знает, где она, мне достаточно знать, что с ней все хорошо. Тут же ворота бесшумно распахнулись, и Амир взял меня за руку:

– Ты помнишь свое обещание?

– Да.

Смотреть в эти стальные глаза я не смогла, сразу опустила голову. Амир погладил мою руку своей ладонью и первым вошел в ворота. Дом был практически разрушен, выбитые стекла в окнах и темные провалы входов. Даже в некоторых местах были видны внутренние помещения, так как отсутствовали части стен. Какая же должна быть сила, чтобы так сломать стену? Рассматривая дом, я поняла, что и раньше он не выглядел красиво, в некоторых местах стены были обшарпаны сами по себе, да и остатки оконных рам были серыми с облупившейся краской. Странное место для маленьких детей. И я увидела тела, вернее остатки тел, разорванные пополам, некоторые без рук и ног, все без головы, которые лежали вдоль стен в темных пятнах. Непроизвольно я прижалась к Амиру, а он обнял меня за плечи.

– Мы не бессмертны.

– Это…

– Охрана. Не входи в дом. Алекс.

– Я пойду с тобой.

И прижалась к нему, даже лицо спрятала на его груди, меня лихорадило, и в голове билась одна мысль: только рядом, только с ним. Амир погладил меня по плечам, потом отодвинул от себя и спросил, наклонившись и рассматривая лицо:

– Со мной?

– Да.

У меня получился только шепот, едва слышное придыхание. Он поднял голову и сказал длинную фразу, после которой Алекс подхватил меня на руки и пошел рядом с Амиром. Остальные только удивленно переглянулись.

Я сдерживала себя изо всех сил, чтобы не закричать, хваталась за лацканы пиджака Алекса и прятала глаза, уткнувшись ему в грудь, потом снова поднимала голову и смотрела на весь ужас. Все было в крови: стены, пол, постели, аппаратура. Куски тел валялись везде, нельзя было понять, кто есть кто: дети и взрослые, просто кусочки тел. Я уже не видела ничего, кроме кровавого тумана, заполнившего все помещения. Все исчезли, никого кроме Алекса, который прижимал меня к себе и постоянно спрашивал:

– Рина, как ты? Я вынесу тебя…

– Нет.

Моих сил хватало только на отрицательное мотание головой или шепот. Я сама не понимала, почему продолжаю оставаться в этом кошмаре, а Алекс видимо получил указание слушаться меня до тех пор, пока я не потеряю сознание. Он переходил из комнаты в комнату, и везде все было одинаково залито кровью. Я не сразу осознала, когда Амир появился передо мной, просто в кровавой пелене появилось темное пятно, и его голос четко произнес:

– Один жив.

Я встрепенулась и протянула к нему руки, закричала страшным голосом:

– Жив, он жив!

Невероятная боль пронзила все тело, она разрывала меня, билась в голове молотом и терзала мышцы. Блаженная темнота наступила внезапно, и все исчезло кровь, боль и ужас.