Накупавшись в бурлящем озере, я прямо в халате села на пол у гигантского окна во всю стену и стала смотреть на море. Солнце радостно приветствовало меня своими теплыми лучами, мягко касалось лица и обещало радость. Я вздохнула и нажала на золотого львенка, которого вчера даже не заметила, сразу послышался шипящий звук волн, устало ложащихся где-то далеко внизу. Утром Яна показала мне много интересных способов управлять комнатой, я, конечно, все не запомнила, но этот львенок меня порадовал. Если ему нажать на голову, то слышны звуки моря за стеной, если нажать на правую переднюю лапу, то можно закрыть всю стену жалюзи. Я попробовала, и жалюзи беззвучно опустились за мгновение, как платок накинули, или плед. А если нажать на левую переднюю лапу, то свет будет проникать не весь, а такими теплыми лучами, как сейчас.

Только в бассейне ничего изменить нельзя. Есть только одна кнопка, включение и выключение. Температура такая, скорость бурления воды и количество пузырьков в соответствии. Амир навсегда исключил возможность моего утопления, когда я решилась нырнуть поглубже, то со дна поднялась сеть, которая меня достала на поверхность и сразу появилась встревоженная Яна. Как он тогда сказал, очень спокойно, между прочим, и усмехнулся, конечно, так больше не буду, возможность исключена в принципе.

Шестьсот лет боевого стажа и я, это даже не вопрос кто кого, ответ один, альтернативы быть просто не может. И о чем Фиса думает, как я смогу что-то в нем изменить? Кстати, про ближний круг, а чего, собственно говоря, я добилась? Добавила к Алексу и Вито еще и Яну, которая теперь за меня своей жизнью отвечает. Сам сбежал очередной раз, приедет, учинит разнос всем, мол, это не так, остальное тоже, хоть бы не поубивал всех.

– Рина, доброе утро.

В дверях стоял Вито.

– Доброе утро.

– Ты еще не завтракала.

– Не хочу.

– Мне нужно тебя обследовать.

– Не хочу.

Он постоял минуту у двери, потом неожиданно сел рядом со мной. Я вздохнула, вспомнила, о чем только что думала, и извинилась:

– Прости, пойдем обследоваться.

– Рина, можно тебе кое-что рассказать?

– Говори.

– Мари осталась жива, когда погиб весь народ хасов, и только теперь мы выяснили, что мать Мари была из народа, жившего на севере. И ты с севера.

Я только пожала плечами, шестьсот лет прошло, все в этом мире перемешалось.

– В тебе нет генетических повреждений, нет следов вируса, и ты имеешь тот же ген, что и Мари.

– Как это? Вито, я не поняла, у нас же разница… ну, не в возрасте, а вообще в шестьсот лет.

– Ты имеешь генетическую связь с матерью Мари. Вы из одной местности, где-то очень близко. Твои далекие предки были родственниками матери Мари.

Зачем-то я взмахнула рукой, длинно выдохнула, только после этого смогла посмотреть на Вито.

– А… то есть… получается…

– Ты ей родственница. У вас близкая кровь.

Я стала лихорадочно пытаться встать, Вито сразу вскочил и помог мне подняться. Только чтобы что-то сказать, я спросила:

– А как вы узнали?

– Валери, искусствовед, она нашла и перевела записи о народе хасов, там есть информация об Амире…

Он вдруг замялся и опустил глаза, а я продолжила:

– И о женщинах из его гарема. Говори.

– Последней родилась Мари у женщины с севера.

– А как ее звали, эту женщину?

– Заряна.

Точно, славянское имя, от слова заря, свет, яркий утренний свет, первые лучи солнца. Я походила по комнате, глубоко опустив руки в карманы халата.

– А как она попала к Амиру?

– Он купил ее на торгу…рабов.

Рабыня, значит, пришел, увидел и купил. Не так, почувствовал половину голубого шара жизни.

– Ты сказал, что последней, а потом дети не рождались?

– Нет, у Амира больше не было детей.

– А до того, до Мари, были дети?

– Мальчик умер от болезни.

Сына Амир потерял, осталась только девочка, единственная из всего народа, дочь женщины, которая несла в себе свет утренней зари.

– А что с ней случилось? Умерла от болезни?

– Нет, она умерла раньше.

Вито опустил глаза, а потом совсем отвернулся к окну.

– Вито, говори.

– Ее убили, когда она пыталась бежать.

Заряна его не любила, родила ребенка и все равно пыталась бежать от него. От вождя, сильного и богатого, красивого и молодого.

– Амир?

Вито продолжал смотреть на море, и я поняла, хоть он и не произнес никакого звука, Заряну убил Амир.

– Но ведь шар…она была его половиной, почему пыталась бежать?

– Шар энергия…в нем нет чувств.

Я тяжело опустилась на пол, он тут же сел рядом. Ах, Фиса, Фиса, что ты натворила, как сможешь, так и будет, да как смочь-то, тут что ни день, то удивление и ужас. Мари, девочка, как тебе помочь, как стать для тебя родной, хоть немного рядом с тобой побыть, чтобы ты кровь родную почувствовала. Как же в тебе все намешано: и Заряна со своим непокорством, на смерть пошла, только чтобы от нелюбимого уйти, и Амир, в котором столько всего, что и не перечислить. И я тетка непонятная, родственница та еще, одни проблемы кругом. Опять твоего отца довела, бежать пришлось.

– Значит, я действительно могу помочь народу?

– Надо понять, что в твоей крови может сопротивляться болезни. И почему твоя энергия спасла мальчика.

– Можно всем влить моей крови, это проще…

– Никому твою кровь переливать не будут.

– Ну, тогда мою энергию можно использовать…

– Рина, ничего у тебя не будут использовать. Мы лишь попытаемся понять, чтобы защитить тебя от возможного заражения.

Правильно подумала, в восстановлении народа хасов я тоже имею значение, поэтому и стол со мной разговаривал, что-то пытался сказать, да я не поняла.

– Пойдем, надо меня разобрать на детали…

– Я не буду разбирать тебя на детали. И кровь брать тоже не буду.

– А как ты узнаешь, больна ли я?

Де жа вю, с чего началось, тем и закончилось. Вито и исследование, вопрос больна ли я, только ковров не хватает. Он улыбнулся мягкой улыбкой:

– Узнаю.

Так я и пошла, в халате и тапочках на это самое обследование, хоть сама что-нибудь о себе узнаю, единственной и неповторимой. Сколько интересного в моем будуаре, за ночь я забыла о нем, и когда Вито приоткрыл какую-то дверцу, оказалось, что через нее можно сразу попасть в медицинскую лабораторию. Получается, будуар – центр дома? Или все-таки тронный зал? Я спросила Вито, пока он навешивал на меня проводки:

– Вито, можно мне будет потом по дому походить, а то я запуталась совсем, ты мне покажешь?

– Покажу.

– Центр всего дома – тронный зал?

Он удивленно взглянул на меня, еще пару проводков прикрепил к голове, только потом ответил:

– Из каждой комнаты есть несколько выходов, зал оружия не в центре.

– Камеры…

– Везде.

Ясно, все всегда знаем, чем жена занимается. И все остальные тоже. Я посмотрела на потолок, но не заметила никакой камеры. Ну и ладно, и смотри, раз сам подойти боишься. Что-то я расхрабрилась, не действуют ли на меня знаки древнего народа, начертанные по всему периметру дома? И как, зачем им меня так менять?

Пока я сидела в медицинском кресле, а Вито что-то смотрел на экране, мне пришла странная мысль, может это энергия народа хасов хочет, чтобы Амир изменился, возродился вместе с народом? Ведь что-то же хотел мне сказать стол, показывая картинки, а раз я связана с Мари кровью, пусть дальней, одним маленьким геном, но все же… О чем я думаю? Опять сумасшествие, помрачнение ума, как эта энергия, электричество, как в этих проводках, может думать и тем более выбирать среди человеческих женщин кого-то для древнего вождя, да еще ставшего иродом.

– Как картинка? Есть что-то интересное?

– Есть.

– Карантин?

– Нет необходимости, ты не больна, и никогда этой болезнью не заболеешь.

– Совсем?

– Совсем. У тебя есть…

И произнес слово, которое я не то чтобы понять, повторить не смогу. Вито улыбнулся на мой непонимающий взгляд:

– У тебя иммунитет.

– И я могу своей кровью…

– Нет, твою кровь никто не будет использовать.

– Вито, а как ты понял, что у меня иммунитет, это слово я знаю, если…

– У меня есть образцы твоей крови.

Да, тогда он несколько раз брал у меня кровь. И возник вопрос, который я сначала задала, а потом смутилась.

– А как ты чувствовал себя, когда брал у меня кровь? Прости, мне не следовало…

– Я давно перешел на донорскую кровь.

– Давно…а Амир сказал…

– Часть клана по его приказу перешла на донорскую кровь раньше.

– А он сам?

– Недавно.

Пожалуй, я зря у него спрашиваю об Амире, совсем забываю, что все записывается. И решилась задать другой вопрос:

– А со мной… ты как себя чувствуешь?

– Сейчас уже совершенно спокойно. Твоя кровь меня не волнует.

– Сейчас?

Вито отвечал на мои вопросы, и ничего не менялось в спокойном доброжелательном взгляде. И только после этого глаза потемнели, и он опустил голову.

– Почему сейчас?

– Твоя боль… во мне все перевернулось… у меня никогда не было таких …переживаний… никаких переживаний. Я никогда ни о ком так не думал… а ты ни разу даже не вспомнила…

И опять я задала вопрос раньше, чем успела подумать:

– А королева?

Вито улыбнулся так, что где-то внутри меня образовался маленький ледяной вихрь.

– Она удивительная… королева. Рина…она королева в королевстве, которое создала сама.

У меня сразу пересохло в горле, и я хриплым голосом спросила:

– Она действительно ничего не боится?

Он странно на меня взглянул и коснулся руки кончиками пальцев, почти как Амир иногда касался, когда чувствовал мою кожу.

– Боится…но делает.

– Как сможешь, так и будет.

– Да.

А я что могу? Мои сомнения явно проявились на лице, потому что Вито опустился передо мной на корточки и решился взять за руку.

– Рина, ты все можешь. Ты уже столько всего сделала: Амира спасла, Мари, Алекса, нас всех.

Опять улыбнулся мягкой улыбкой:

– Мальчика.

– Вито, на самом деле все случайно получалось, никого спасать я не собиралась, все как-то само собой выходило, я даже подумать не успевала.

Вздохнула и призналась:

– И сейчас тоже думать не успеваю. Вот зачем вчера Яну, Вито, скажи, что мне теперь делать?

– Комнаты во дворце смотреть.

Он встал и подал руку, мне ничего не оставалось, как подать свою, если Вито не захотел отвечать, то спрашивать дальше бесполезно.

Прямо из лаборатории мы вышли в какой-то странный коридор без окон, и когда Вито включил свет, выяснилось, что все стены увешаны коврами, теми, которыми я любовалась во время своего карантина.

– Их привезли сюда…

Он нажал другую кнопку, и освещение поменялось, появились блики, как будто загорелись факелы, и цвет ковров изменился, он стал багрово-красным, узор потемнел, и у меня появилось ощущение, что он задвигался. Я лихорадочно вздохнула, и Вито сразу подхватил меня на руки:

– Что с тобой?

– Они…они… говорят со мной…

В себя я пришла уже в будуаре, Вито уложил меня на диван и держал за руку. Перед глазами с бешеной скоростью неслись картинки, но я опять не могла понять, что вижу, мозг не успевал фиксировать, и от этого мелькания у меня все заболело, тело пыталось их догнать и не успевало.

– Яна!

Теперь они уже вдвоем пытались успокоить меня в этом сумасшедшем действии, я иногда видела их лица, иногда мои руки на мгновение останавливались, но картинки снова побеждали своей яркостью и стремительностью. Грозный рык и резкий удар образовали в голове вихрь, и я потеряла сознание.

Амир носил меня на руках, ходил из комнаты в комнату, а я лишь фиксировала передвижение, слабость рухнула на меня, как только я пришла в себя на постели. Он обнимал меня всем телом, даже голову прижал к своей груди, но я успела лишь тихо позвать его по имени и больше говорить не могла.

Неожиданно перед нами возник Вито и что-то сказал Амиру, тот даже не остановился в движении, Вито отошел, но продолжал говорить. От звука, который издал Амир, я вздрогнула, едва шевеля губами, прошептала:

– Не…не… угайся…

– Что?

– Рина говорит, не ругайся. Нужно попробовать, слабость наступила после воздействия коридора памяти. Они могут…должны вернуть ей силы.

Я смогла поднять глаза на Вито и ужаснулась: он был бледен, глаза ввалились, но сверкали решимостью.

– …ошли…мир…

– Рина…

– …еси… неси …еня…уда…усть…оворят…

Я едва говорила, Амир склонился ко мне и почти касался губами моего лица, наконец, тихо произнес:

– Хорошо.

Картинки опять стали проноситься с невероятной скоростью, и мое тело забилось в конвульсиях, но длилось это не долго, я вдруг успокоилась и почувствовала руки Амира, горячие от потока энергии. И сознание снова покинуло меня.

Почему меня спасти может только Амир? Я иногда принимаю энергию от Вито и Алекса, иногда от Яны, но спасти может только он. Мое состояние было уже стабильным, так сказал Алекс, то есть двигаюсь, хоть и с трудом, разговариваю, хоть некоторым и хочется, чтобы я помолчала. Все-таки ковры как-то влияют на меня, хотя я так и не помню картинок, которые чуть не убили, ни одного изображения – только мелькание.

Амир несколько дней постоянно находился рядом со мной. Никого, кроме Яны, ко мне не допускал, и я начала переживать за Вито, тем более, что сам со мной практически не разговаривал, молча стоял у окна и смотрел на море. Когда в голове совсем просветлело, я спросила:

– А где Вито?

– В доме.

– С ним все хорошо?

– Почему ты спрашиваешь?

– Он ни разу ко мне не зашел. Ты запретил?

Амир резко повернулся ко мне и мрачно спросил:

– Зачем он тебе?

– Просто спросила…Амир, он хоть со мной разговаривает, а ты все время молчишь…

Он ничего не ответил, и опять отвернулся к морю.

Я отгоняла воспоминания о горячих объятиях и страстном шепоте, когда принимала его энергию в коридоре памяти. С ним там тоже что-то происходило, ковры и на него воздействовали.

– Вито мог тебя погубить.

– Он же не знал, что так получится, что ковры со мной заговорят как стол.

– Тебе незачем ходить по всему дворцу.

– Почему? Я должна всегда сидеть в своей комнате? Никуда вообще не выходить?

– Только со мной.

– Гарем, да? Поэтому Заряна от тебя убежала? Ты ее никуда не выпускал?

Амир оказался рядом со мной так внезапно, что я вдавилась в подушки, его мрачный взгляд сверкал, а губы были сжаты в тонкую ниточку. Странным голосом почти прошипел:

– Вито нарушил…

– Если ты мне ничего о себе не говоришь, как я узнаю тебя? Вито прав, что рассказал мне, я …

– Ты хочешь знать? Что тебе рассказать? Каким я был вождем? Как погиб весь народ, а я не смог его спасти?

– В этом ты не виноват, болезнь…

– Я вождь, должен был найти способ… а я…

Амир опять отвернулся и отошел к морю. Лишь через некоторое время глухим голосом продолжил:

– Убил единственного человека, который мог спасти всех.

Он молчал, а во мне боролись два чувства: гнев за убийство несчастной Заряны, вина которой состояла лишь в том, что свобода для нее оказалась важнее золотой клетки, и неожиданное сострадание, ведь Амир корил себя за гибель народа сотни лет. Он был вождем и жил по тем законам, которые его воспитывали с младенчества. И сейчас вина многократно усугубилась от знания, что народ можно было спасти, если бы он тогда хоть как-то обратил внимание на Заряну, попытался остановить ее, а не убивать. Если бы она осталась жива, то в конце концов он бы выяснил, кто может помочь в лечении болезни, и этим спас всех. Вот он, жестокий урок жизни для него: нелюбовь вождя погубила целый народ. И даже потом, в стремлении спасти Мари он оставался жестоким главой клана и, убивая людей сотни лет, не понимал, что убивает тех, кто может помочь ей. Понимает ли сейчас значимость человеческой жизни? Урок не прошел зря, меня он теперь бережет как зеницу ока, но понимает ли, что основой отношений всегда является свобода?

– Амир, ты любил Заряну?

– Я не знал любви.

– А твои родители? Они любили друг друга?

Он не ожидал такого вопроса и удивленно обернулся, посмотрел мрачным взглядом:

– Мы не говорили …о любви. Я не знал своей матери.

– Как это не знал?

– Сына вождя в возрасте двух лет забирали в мужскую половину. Я никогда не видел своей матери.

И что он мог знать о любви? Мальчик, которого с младенчества готовили как вождя, как воина и только, а женщина была лишь аппаратом для получения удовольствия и производства наследников. Я растерянно прошептала:

– Вы вообще не знали любви?

– Я не знал.

Он опять отвернулся от меня и спрятал руки в карманах, склонил голову и опустил плечи, великий вождь народа, никогда не знавший любви, никакой, никогда. А я, что я знаю о любви? Можно ли назвать любовью отношение родителей ко мне, при том, что они особо меня не обижали, это я сама обижалась. Они жили привычной для себя жизнью, в которой был ребенок, получившийся для них случайно и связавший их друг с другом на всю жизнь. Про мужа вспоминать даже не буду, любви в семейной жизни не было изначально, лишь попытка что-то изменить, какая-то надежда, которая не сбылась. На ум пришли слова песни, слушая которую мне всегда хотелось плакать, но слезы так ни разу и не появились: «вот и встретились два одиночества, развели у дороги костер, а костру разгораться не хочется, вот и весь разговор». Слез не было и сейчас, только тоска заполонила душу, тяжелая тоска безнадежности. Но мой организм, странным образом запрограммированный неизвестными силами, с этой тоской мириться не захотел. Я почувствовала оледенение и лишь успела позвать Амира:

– Амир, я…

Он не сразу обернулся ко мне, и я успела окоченеть до состояния сосульки, когда он рванулся и подхватил меня на руки, завернул всем телом и горячий поток энергии всколыхнул мою кровь.

Мы лежали на постели, и Амир обнимал меня всем телом, как завернул в себя. Я уже согрелась, но он даже не пошевелился, когда я попыталась освободиться из его рук.

– Мне уже хорошо. Отпусти меня.

И опять никакого ответа, руки только плотнее прижали меня к себе. Не знаю, сколько длилось это объятие, я пригрелась и уснула.

Наши тела понимают все, а вот разум, мой в частности, отягощенный всякими разными прошлыми опытами, а может просто глупостями, понимать ничего не хочет. Я так и проснулась, обернутая телом Амира, практически лежала на нем, голова примостилась на его груди, а рука обнимала. Я поводила глазами, ужаснулась своему поведению, вернее поведению своего тела, и громко заявила:

– Отпусти меня.

Улыбку я почувствовала тоже телом, попыталась сползти с него, а он только сильнее прижал к себе.

– Отпусти.

– Мне можно.

И в голосе улыбка, такая легкая смешинка-ирония. Мое тело еще блаженствовало и не успело воздействовать на мозг, за это и поплатилось.

– Можно, ты же хозяин гарема. Я должна быть счастлива, что мой владелец меня посетил, осчастливил, так сказать.

Амир тоже не сразу понял, что я сказала, его мозг еще был не готов реагировать. Но руки постепенно стали каменеть, и скоро я оказалась зажата металлическими обручами, еще немного, и мои ребра треснут, а шея свернется. Я молча терпела, только глаза закрыла в ожидании треска собственных костей. Он вскочил так стремительно, что я обернулась вокруг себя как детский волчок. Когда я уравновесилась на постели, то была уверена, что Амир исчез, но он стоял у постели и смотрел на меня черными глазами, руки за спиной. И опять мозг высказался раньше, чем тело осознало действительность:

– Тебе нужно взять у меня побольше крови, а еще привести сюда всех, чтобы я поделилась своей энергией с ними, пока жива. Вито, надо позвать его с колбочками. А энергию вы не умеете консервировать? Может, кто из боевиков умеет? Алекс еще не научился?

Я говорила и смотрела на него гневным взглядом, можно говоришь, так бери всю, с кровью, энергией и телом. Владей. Я демонстративно пошевелила головой и потерла шею в месте захвата, а ведь синяк будет, вот и след от посещения хозяином своего гарема.

Продолжение следует.