Амир стоял у окна и смотрел в темноту, рядом в кресле сидела совершенно довольная Фиса.

– Ну вот, птичка-уточка свободная легкокрылая, выкупалась в озере, смыла с себя все, теперь готова и судьбу свою принять.

Я так и села на постель, пошутила в мыслях, а они и решили мою судьбу на самом деле. Фиса радостно мне улыбнулась и приказала Вито:

– Витек, мы с тобой выйдем, пусть молодые сами поговорят.

Молодые? Это она о ком? Какие такие молодые? Фиса торжественно встала, подмигнула мне так, что я вздрогнула, и вышла из комнаты, за ней ушел и Вито. Я лихорадочно поправила халат на груди, затянула пояс, аккуратно разгладила ткань на коленях. Только после этих движений одумалась, а чего это я испугалась, я же не собираюсь Амира уговаривать жениться на мне, мало ли что еще означают эти слова Фисы, она вообще шутница.

Амир долго не поворачивался ко мне, я уже собиралась улечься в постель, стоишь и стой, охраняй меня от себя. Или себя от меня.

– Рина.

Он обратился ко мне, и я чуть не подпрыгнула, проговорила едва слышным шепотом:

– Да, Амир.

И опять надолго замолчал. Наконец решительно повернулся, подумал секунду и сел в кресло, нога на ногу. Красивые ботинки, тон в тон, все черного цвета, настолько глухого, что сам казался непроницаемой тенью в кресле. Только глаза стали яркого голубого цвета. И эти глаза внимательно смотрели на меня. Я подавила в себе желание поправить ворот халата и просто сцепила руки на коленях.

– Я не человек, ирод и кровопийца.

И что? Уже знаю, сам пакет на колени бросил для наглядности восприятия. Мой взгляд Амиру не понравился, он изобразил губами недовольство, но продолжил:

– Так получилось, что ты спасла меня и продолжаешь спасать.

Получилось? Всем управляет случайность, так сказала Мари. Я решила ничего не говорить, пока не услышу чего-нибудь хоть как-то объясняющего мою дальнейшую судьбу. Амир смотрел на меня своим ярким голубым взглядом, но не улыбался.

– У меня нет эмоций, я ничего не чувствую. Целуя твою руку, я думал только о том, чтобы удержаться и не укусить тебя. Единственное, что я еще ощущаю, это запах твоей крови и жажду, которая с каждым днем все усиливает агрессию.

Я стала такой же бесчувственной мгновенно, статуя бесчувственности.

– Моя сила так велика, что я могу убить тебя, не вставая с кресла. И разрушить весь дворец. В моем подчинении один из самых сильных кланов.

Неожиданно усмехнулся:

– Богат и красив.

Это чтобы я гордилась, когда он меня жевать будет? Странная мысль вернула чувствительность, и я чуть двинула мизинцем. Амир это заметил и мгновенно оказался рядом.

– Я могу сделать тебя очень богатой, озолотить.

– В золотую тарелку превратишь?

Свой шепот я сама едва услышала. Амир вздрогнул, опустил голову и странно повел плечами. А я совершенно нелогично успокоилась, он все это говорит слишком откровенно, провоцирует меня на реакцию. Холодный расчет в какой-то игре, он спокоен, голубые глаза подтверждают это спокойствие. Я уже поняла, что цвет глаз это показатель их внутреннего состояния.

– Нет.

А вот голубизна уже заволновалась, появились желтые всполохи. Сказала же Мари, остался только ум, вот он этим умом чего-то от меня и добивается. Амир глаза сразу прикрыл, понял по моему взгляду, тоже, наверное, слишком спокойному, что я от него жду какого-то решения и неожиданно встал на одно колено.

– Рина, вот такой я … предлагаю тебе выйти за меня замуж.

Перед моими глазами встал бывший муж в состоянии очередного скандала, когда он обвинил меня в полном душевном и телесном бесчувствии, и банку поднял, показывая, столько я у него крови выпила. Знал бы Амир, кого он замуж зовет.

– Я согласна.

Губы произнесли это сами, я еще продолжала видеть картинку скандала, вернее, муж скандалил, а я чистила картошку. Но именно после этого разговора на следующий день он увидел свой чемодан перед дверью, когда вернулся с работы. И замки я успела поменять. Пожалуй, погорячился Амир с предложением, ему надо было сначала моим прошлым поинтересоваться. Все эти мысли и картинки проносились в моей голове, а я спокойно смотрела в глаза Амира. И он не выдержал:

– Ты действительно не боишься меня?

– Я могу умереть в любой момент, какая разница, боюсь ли я тебя. Не боюсь.

Правильное воспоминание, именно в тот момент я посмотрела на мужа очищенными вместе с картошкой глазами, и поняла: не боюсь ничего. И сейчас смотрела в непонятного цвета глаза Амира без капли страха, Рубикон пройден, черта проведена. Теперь я Амира не буду бояться никогда, даже если на кусочки рвать будет.

– А ты не боишься?

Он только удивленно брови поднял, уж он чего должен бояться?

– Что я тебе жизнь испорчу?

– Я рискну.

Мгновенный ответ и такая же мгновенно проявившаяся голубизна в глазах. И неожиданная улыбка, которая изменила все лицо, превратила его из напряженной маски в отражение человеческих эмоций. Странно, а сказал, что ничего не чувствует.

– Ну вот, ну и сладилось, можешь сватов засылать.

– Не будет сватов.

Амир встал, посмотрел на меня опять полными черноты глазами, на Фису даже не оглянулся.

– Я не могу жениться на тебе как глава клана, кольцо покажет во мне агрессию. Не могу жениться и как вождь своего народа, потому что мы не оформляли ритуалом свои отношения.

– А почему это, в грехе жили, значит, а дети как же?

– У меня был гарем.

Гарем, вот это уже совсем даже для меня и я захихикала, прикрыла лицо руками, зачем тогда весь разговор, если никак жениться на самом деле не может? Ледяные пальцы отвели мои руки, и голубые глаза сверкнули у самого лица:

– Для нас я создам новый ритуал.

Я подлетела над постелью, Амир поднял меня и сильно прижал к себе, железное объятие чуть не раздавило, но целовать не стал, лишь едва коснулся холодными губами моего лба. Медленно уложив на постель, он еще раз коснулся моего лба, и стремительно обернулся к Фисе:

– У тебя три дня, Рина должна быть совершенно здорова. Я в доме.

И исчез. Фиса лишь руками взмахнула и тяжело опустилась на краешек постели, только и смогла произнести:

– Вот ирод.

А я закрыла лицо руками и прошептала:

– Хозяйка гарема, как тебе нравится, Фиса?

– Да уж теперь и не знаю.

– Ты заставила его на мне жениться?

– А ты как думала, он из тебя жилы тянуть будет, так пусть как законный муж!

На хохот пациентки сумасшедшего дома у меня сил не хватило, и я только вздохнула:

– Мой бывший говорил, что это я из него кровь всю выпила. Так что, может Амир зря согласился, это не он из меня кровь будет пить, а я из него.

– Бывший?

– Ну да, перед поездкой развелись. Хотя не жили уже давно.

Прошло всего несколько минут, как ушел Амир, а я уже не верила в происходящее, какой-то сон непрекращающийся, беспробудный триллер. Я встала с постели и подошла к окну. Ноги двигались, руки тоже, весь организм напряжен как струна. Нельзя думать о нем, никак нельзя, если рухну в боль, то все, не удастся стать владелицей гарема. Хотя, раз он в доме, значит спасет. Бред, какой-то бред больного разума. Может, я на самом деле заразилась этой страшной болезнью, лежу в горячечном бреду, и мне все это только кажется?

Фиса встала рядом со мной, подергала за рукав халата:

– Рина, ты обиду на меня не держи, что я его так к тебе толкнула, как-то надо тебе от ирода этого защититься. Я знаю их законы, когда жена человек, то трогать нельзя. А вот видишь, и кольцо он правильно сказал, покажет оно, что ему нельзя доверять, ему даже близко к кольцу-то подходить нельзя. Его свои тогда убить могут.

– Что за кольцо?

– Когда такие как он к сроку своему приходят, то у них кроме силы да злобы ничего не остается. Они тогда и своих могут поубивать, не понимают ничего, кроме убийства, а если силы много, как у этого змея, да еще шестьсот лет жизни в войне, то уж лучше вовремя такого убить. Вот у них и есть такое кольцо, которое сразу и показывает, что не может он свою злобу держать, выплескивается наружу. А если еще и с человеком уже связан, то обязательно ритуал ихний, как свадьба наша. И клянутся все, что не тронут человека, пока тот жизнь свою не отдаст нелюдю.

Ну и ладно, пусть будет как свадьба на тропическом острове, вроде и была, а вроде и нет. Потанцуют вокруг нас девушки из гарема, песни попоют, цветочек подарят, вот и свадьба. А цветочек я забыла, красивая была роза, которую мне мальчик-циклоп подарил.

– Я розу забыла.

– Как это забыла, вон она стоит, Вито привез, пока ты в бреду валялась.

На отдельном столике в узкой вазе стояла роза, такая же яркая и прекрасная. Даже удивительно, что я за все время ее не заметила.

Чтобы не думать о странном предложении Амира, вообще о нем не думать, я спросила Фису:

– А как ты к Амиру попала?

Фиса посмотрела на меня снизу вверх, опустила голову.

– Ты приляг, отдохни, а я тоже в креслице посижу.

Ей надо время, прежде чем со мной говорить о своем положении в доме Амира. Хоть она мне и обещала о себе рассказать, но пока ни разу этого вопроса не коснулась. Я легла на кровать прямо в халате, положила голову на ладошку и решила, что не буду настаивать, не захочет говорить, и не надо, и так много странностей вокруг меня, во веки не разобраться. Но Фиса решилась, а может время пришло. Не зря она сегодня Амира заставила на мне жениться, ответственность на себя взяла за мою судьбу. Утерев уголками платка губы, она сложила руки на коленях и начала свой рассказ:

– Он меня давно знает, виделись несколько раз.

– Фиса, их… много?

– Ты подумай, девонька, разве от человека сможешь такого отличить? Да и прятаться они могут от людей, посмотрят на тебя, ты и не вспомнишь никогда, что видела, забудешь по их приказу.

– Гипноз?

– Они всяко могут. Видела в школе этой, какие ходят, дети пока, но уже такое могут, что людям и не снилось. А это дети без их возможностей, просто такие уродились. А если с их болезнью, так и выдумать невозможно их силы.

– Это болезнь?

– Вирус по-научному. И появился он неведомо когда, тыщи лет уже такие есть, в книжках прописано. Только и спасает человека от этих нелюдей, чтобы не сгубили всех, что болезнь их косит, да детей нет.

– И у них есть болезни?

– Есть одна. Так они от нее избавиться и не смогли, всяко пробовали, ан нет, Матушка-земля уровень держит, не дает им всех людей сгубить.

– Вито сказал, что они теперь донорской кровью… не убивают никого.

– Может оно, конечно, и так, только верить им нельзя, да и все ли?

– А раз детей нет, то как они заражаются?

– Кровью, получил кровь и сразу таким становишься. Говорят, раньше бывало такое, что женщина от нелюдя могла родить такого же, но давно уже не слышно, чтобы рожала. Все говорят, зависит от того сильно ли болен, у некоторых ведь даже сердца нет, так живут, да и зачем нелюдю сердце, раз души нет. Да и заразиться можно, пока молодой, вот тебя уже нельзя, сразу помрешь, не выдержишь.

– А если укусит?

– Помрешь и все, как без крови жить, а если он тебе крови своей даст, тогда да, нелюдью станешь. Говорили, что даже некоторые своих детей заражали, чтобы дороже продать клану, только я в это не верю, как это мать свое дитя заразит? Нет, это они сами уже придумали, чтобы людей очернить.

– А что, кланы таких покупают у родителей?

– Иногда покупают, раз жить не на что, а оно такое страшное родилось, сам раз убить не можешь, то отдают за деньги.

– Но получается, что и у обычных людей такие могут родиться?

– Всякое бывает в жизни, милочка, всякое. Может, кто из предков имел, да в жене соединилось, кто знает. Кровь всему основа.

– Тебя поэтому Амир позвал, что ты о них знаешь?

Фиса хотела отмолчаться, или спокойно рассказать, но не получилось, покраснела, губами повела гневно, даже рукой взмахнула.

– Позвал! Да он меня выкрал, вертолет чуть на крышу избы не сел, окна все разлетелись! Молодцы его меня в момент обернули какой-то материей, даже слово сказать не могла, дышала едва…

Она вскочила с кресла, забегала в раздражении. Теперь понятно, почему Фиса так на Амира сердита, бесцеремонно заставил меня спасать. Наконец она успокоилась и подошла ко мне.

– Прав оказался ирод, только я могла тебя тогда спасти, после королевы этой тебе надо было человеческое восстановить. Да и избу уже перестроили всю.

– Повинился?

– Какое там.

Фиса махнула рукой, вздохнула и присела на краешек кровати.

– Мне Витек новую избу показал, говорит, не переживай, тогда торопились сильно. Да, плоха ты тогда совсем была, уж я и не думала, что душа не улетит, а ты задержалась, цеплялась за что-то, тело уже почти умерло, а душа все жива была.

Она погрустнела, опустила глаза, погладила меня по лодыжке.

– А он переживал, ирод этот, глаза так и сверкали, кулаки сжимал все да слова королевы повторял, что только от вас все и зависит.

– От нас?

– Всегда от двоих, один ничего не сможет, если другой грузом висит.

Интересно, а у нас с мужем кто грузом был? Наверное, оба, висели два груза на гвоздике штампа в паспорте. Фиса опять вздохнула, но посмотрела на меня ясным взглядом.

– Тогда муж королевы-то сильно Амиру сказал, мол, она, королева то есть, тебе столько жизни своей отдала, за будущее твое и если ты не сможешь ее, тебя значит, спасти, то прощения не будет никогда, так и знай, убью сам.

Обложили Амира со всех сторон, и королева ему приказала меня спасать, и муж ее обещал убить, если что, а потом Фиса вообще заставила его на мне жениться. Кругом красные флажки на волка. Или на кого там, не знаю, как они называются.

– Фиса, а как их называют? Ну, таких, как Амир.

– Темные.

– Просто темные?

– Да.

Только она слово это говорила с заглавной буквы и почти торжественно, с легким ужасом в голосе. А меня заинтересовал другой вопрос, темный так темный, костюм соответствует.

– Фиса, он королеву любит. Поэтому меня и спасает, слушается приказа, сам бы не стал спасать. Зажевал и все, и годы ему и сила. А теперь ты его еще и жениться на мне заставила, буду висеть на его шее грузом и мешать …

– Не будешь.

Она сказала это таким жестким тоном, что я даже приподнялась на подушке, а она встала.

– Королева ему дыру в сердце прорубила, дала возможность крови черной вытечь, боль почувствовать, какую только люди и чувствуют. Через эту дыру он и должен человеком стать. А ты ему в этом помогать будешь.

Я только скривила лицо:

– Человеком?

– Сначала сама жить научись, себя вспомни, не дуру, которая ради мужика недостойного жизнь себе сломала, а настоящую. Ты обидами обложилась как каменьями, пыль с них утираешь, да слезы глупые льешь. А умишком-то своим не подумала, что ты за ирода этого боль такую перенесла, которую представить нельзя, а ни разу слова худого о нем не сказала, попрека ни разу не кинула ему, мол из-за тебя страдаю.

– Теперь что упрекать? Известно, чем закончится.

– А ничего, милая, не известно. От вас все зависит.

– Фиса, да он пока меня только съесть хочет, даже не просто убить, а зажевать как котлету! А ты меня хочешь убедить, что любовь какая-то между нами может быть, которая всех спасет, да я в человеческой жизни любви не видела, откуда ей среди них появиться.

Я решительно улеглась и закрылась подушкой, не буду больше ничего слушать, глупости разные о любви, наслушалась уже сказок в детстве, вот и приняла за принца на белом коне вольноотпущенника свекрови на осле: шаг вперед, тридцать назад, увешанного претензиями, упреками и ленью.

Фиса ничего мне не ответила, постояла у постели и вышла. Я покрутилась-покрутилась, халат мешается, постель жесткая, подушка неудобная. Думать себе категорически запретила, не в попытке во всем разобраться, а именно потому, что понимала, если и буду думать, то только о нем, а о нем мне думать нельзя. И даже не потому, что могу сделать неправильные выводы в связи с предложением выйти замуж, не руки и сердца, а просто за мужа, который когда захочет, тогда и зажует уже с полным правом этого самого мужа. А потому, что если буду думать, то кто его знает, решу опять с ним жизнью поделиться неожиданно для себя, от мыслей хотя бы, и моя свадьба не состоится. Которая ритуал, придуманный спонтанно, чтобы изобразить замужество. Я встала с постели и устроилась в кресле, все равно все мешается, посижу, устану и пойду в постель.

Мне снился Амир, он смотрел на меня, и в его черных глазах была страшная боль, такая, которая съедала изнутри, но без слез она не могла уйти, а плакать он не мог. Он касался моего лица кончиками теплых пальцев, тихо что-то шептал, слов было не понять, и я уже хотела спросить, о чем он говорит, но вздрогнула от звука и открыла глаза, никого рядом не было.

Утром я проснулась на кровати в ночной рубашке, долго думала, а когда я успела переодеться и перебраться с кресла? Решила, что забыла этот момент и пошла купаться. Ну да, конечно же, как же, обязательно. На поручне была одна кнопка управления бассейном. Озеро с теплой водой. Жена да убоится мужа своего. А чего его бояться, все равно сделает так, как захочет. Он же не спит, дом его, все кругом знает и все умеет, как захочет, так и сделает. Кстати, не муж еще.

Фиса так и не появилась. Я повздыхала, зря обидела вчера, она ведь права: все так и есть, только признаться в этом очень сложно. Уже практически невозможно, слишком много камней уложено вокруг, не пробиться Амиру даже с его силой. А мне со своей стороны подкоп тоже не выкопать, больно глубоко камни уложены. И что? Хоть невестой еще побуду пару дней, может, не успеет жизнь мою забрать, платье красивое подарит на ритуал. Пока я раздумывала свои грустные мысли у окна, вошел Вито, поздоровался и пригласил на завтрак.

– А где Фиса?

– Она в столовой.

Я обрадовалась, хоть не уехала в обиде на меня. Надо извиниться за свои слова, она не виновата в том, что я крепость себе выстроила. Неожиданно в одном из залов мое внимание привлек ковер на стене, это был новый ковер с новыми надписями.

– Вито, а … этот ковер уже был здесь?

– Нет, его повесили утром.

Он удивленно рассматривал меня, и губы странно подрагивали, как будто он хотел что-то мне сказать, но сдерживал себя.

– А что на нем написано?

– Язык знают только Амир и Мари, ну, еще некоторые.

Я хотела спросить, кто эти некоторые, но Вито пошел дальше, и я постеснялась задавать вопрос, вдруг это тайна.

В столовой Фиса о чем-то оживленно беседовала с Амиром и улыбалась ему! Ирод прощен? И что он такое успел совершить, чтобы она ему так улыбалась? От ее слов я чуть не упала, не дойдя до стула, благо Вито подхватил меня за локоть и помог сесть за стол.

– Рина, красавица наша, ты вовремя проснулась, муж твой документы для тебя принес, до обеда надо уже отвезти обратно в канцелярию. Смотри, да глазки не утруждай, быстрее подписывай.

– Доброе утро, Рина.

Муж? И какие документы я должна быстро подписать, если наша свадьба только через несколько дней? Заявление на брак? А разве в новом ритуале, который еще надо придумать, необходимы документы?

Брачный контракт и свидетельство о браке на русском и итальянском языках. Все подписи и штампы мэрии города Флоренция, не хватает только подписи жены, то есть моей.

– Флоренция?

– В ста километрах.

Вито положил передо мной ручку с чернильным пером. Я подняла на него глаза, и он внес ясность:

– Специальные чернила, не выцветают и не стираются ничем.

Я посмотрела на записи о документах, номер паспорта мой, дата рождения и фамилия мои. На мой удивленный взгляд и приподнятую в сомнении бровь, Амир ответил совершенно серьезно, и ничего не изменилось в его ярких голубых глазах:

– Прочитай контракт.

– Зачем?

– Я хочу, чтобы ты была уверена в серьезности моих намерений.

– Читай, девонька, читай.

Чтобы не обижать еще раз Фису, я стала читать, и запнулась уже на первом предложении, которое попалось мне на глаза, финансовый взнос жены. Я подняла глаза на Амира, а он только кивнул головой, читай. И что же такого я внесла? А внесла я дом в Испании и два счета с нолями в Лондоне. Это все мое? Голубизна подтвердила, что мое. Фиса встала рядом со мной и видела, куда я смотрю.

– Это твое приданое, девонька.

Приданое?! У меня есть приданое?

– А без приданого нельзя, ты что, красавица, свадьба – дело серьезное, семья, она из двоих состоит, двоим и вносить, каждому свою лепту.

– Фиса, это ты…

– Это я. Я знаю, что у невесты должно быть приданое.

А голос у Амира был не очень уверенный, какой-то даже робкий, и я опять грозно посмотрела на Фису, все-таки это она все придумала, к замужеству еще и приданое мое затребовала. И тут вмешался безмолвный до селе Вито:

– Во всех книгах пишется о приданом. И у нас уже есть несколько таких прецедентов, когда приданого нет у невесты, то его вносит муж.

– Прецедентов?

– Да.

– И кто женился?

– Ближний круг командора.

Кто такой командор, мне было неизвестно, поэтому совершенно непонятно, ну ближний, хотя командор, что-то вроде командира. И чему я так удивляюсь, он может написать все, что угодно, это все ненадолго, он потом как муж все себе и наследует. Я решительно взяла ручку и подписала во всех указанных Вито местах.

– Ты не все прочитала.

– Не буду читать, как ты подготовил, пусть так и останется.

Тревожный взгляд и странный вопрос:

– Что неправильно?

– Все правильно. Мне твои богатства не нужны, они все равно твои.

– Не нужны?

– Нет.

Я придвинула к себе золотое блюдо и закусила губу, чтобы не рассмеяться.

– Амир, у меня к тебе просьба.

– Говори.

– Можно уже заменить золото на обычную посуду? Ведь никакой болезни нет.

– Почему?

– Тяжело такой вилкой есть. Да и тарелку сдвинуть с места целый процесс, мне бы что-нибудь попроще.

Амир произнес несколько слов, и в столовую вошла девушка из гарема с подносом, быстро заменила золото на очень красивую посуду с удивительными рисунками. Я в полной тишине долго вертела блюдо и рассматривала романтический сюжет с пастушками. И как на таком есть? Когда я подняла глаза, то увидела удивительную картину, все улыбались, Фиса, Вито и Амир. Продолжая улыбаться, Фиса подошла ко мне и взяла за руку:

– Ты у нас птица золотая, Амир, слова мои помни, не ошибаюсь я в людях, а ты их не знаешь, никого кроме королевы своей и не видел, а прошлое забыл. Да и не знал ничего в войне своей, ты гарем свой не вспоминай, золотые птицы в них не живут, чахнут сразу, лелей хоть и ласкай, клетка, она завсегда железом пахнет, птице не место.

Она говорила с Амиром, а смотрела на меня и умильно улыбалась, не обращая внимания на мой удивленный взгляд. И к чему ты это говоришь, и разве я эта золотая птица, которая в клетке всю жизнь прожила, хоть и не золотой, а теперь вдруг не сможет. И Фиса как поняла мои мысли:

– Ты еще даже крылья не приподняла, даже головой не встряхнула, не помнишь уже, как это в небесах летать. Ничего, девонька, не бойся ничего, крылья вспомнят, сами полетят, когда осознаешь, что ты птица.

– Я помогу тебе вспомнить…

Амир встал рядом с ней, глаза сверкали, но Вито что-то почувствовал и положил ему руку на плечо, резко сказал:

– Амир.

Они исчезли так быстро, что Фиса еще голову к ним поворачивала, а их уже не было. И мы обе ошарашено посмотрели друг на друга, в этот момент даже ее самообладание не спасло, она длинно вздохнула и прошептала:

– Ирод…

А я с грохотом уронила вилку на пастушку. Тарелку я не разбила, но вздрогнула от звука. Фиса опустилась рядом со мной на стул и вздохнула, помолчала и доложилась, в надежде отвлечь меня от тяжелых дум:

– Ты бумагу-то зря не прочитала, интересно он написал.

– Мне все равно, что он написал.

Есть мне расхотелось, и я только выпила стакан сока. Апельсины, вызревшие на солнце со всех сторон и в радости, значительно вкуснее тех, которые страдали от тоски в дороге.

– Амир в верности тебе поклялся.

– Какая верность может быть в гареме?

– Дак его у него сейчас и нет, один он как перст, всегда один и был. Как иродом стал, то только Машу и спасал, да силу свою поднимал, чтобы никто ее тронуть не посмел. Он ее прятал где-то, в пещере какой-то страшной, там сила их живет.

– Как это сила живет? Какая сила?

– Животворная сила народа. Он вождем был, когда все его племя от болезни пропало, только Машенька и осталась, да только она уже заразилась, умирала совсем, вот он иродом и сделался, чтобы ее хоть спасти.

Пока Фиса рассказывала, я наливала себе сок из красивого золотого кувшина, от возникшей мысли я даже вылила его на стол, не удержала в руках.

– Ой, разлила, Фиса, ему же шестьсот лет.

– Так Машеньке только чуток и меньше.

Я поставила кувшин в расплывающуюся лужу сока и искоса посмотрела на нее, как может быть шестьсот лет этой юной девушке, девочке практически?

– Машеньке двенадцать полных лет, да еще шестьсот.

– Двенадцать?

И двенадцать не подходило, совсем с арифметикой плохо в этом доме. Если только шестьсот двенадцать, тогда она хорошо выглядит, молодо совсем. Это уже не просто бред, полное сумасшествие. Но ведь я почему-то сразу поверила, что Амиру шестьсот лет, то почему Мари не может быть столько же?

– А Амиру тогда сколько? Шестьсот плюс…

Я вопросительно посмотрела на Фису, хоть узнаю, сколько лет своему мужу.

– Тридцать годков ему было, когда он сам себя в ирода добровольно превратил.

Да, тридцать маловато для меня, или я старовата для него. А шестьсот как? В смысле шестьсот тридцать. Массовое умопомрачение. И на тридцать он тоже не выглядит, лет на сорок. И вдруг я поняла, что он стал выглядеть моложе, чем был в тот день, когда повез меня на море. Тогда у меня промелькнула мысль, что ему лет сорок пять, может чуть больше. А сейчас не более сорока, даже седина не старит, только подчеркивает яркость волос, черных и блестящих. И ни одной морщины на лице. Я представила Амира. Взгляд, вот что добавляет возраст, а еще мощная фигура и рост, был бы поменьше, то выглядел моложе. На тридцать лет.

Фиса положила ладонь на мою замершую руку.

– Рина, от вас все зависит, может и сможете, только ты ему не мешай себя разбудить.

– Разбудить? Что во мне можно разбудить …

– А вот этого ты знать не можешь.

– Так обо мне речь.

– О тебе красавица, о тебе, только ты себя совсем не знаешь, закрылась вся, скукожилась как луковица на плите, высохла вся…

– Это я-то высохла?

И наконец, хохот выплеснулся из меня, последняя капля оказалась, нервы не выдержали, разорвались этим горьким смехом над собой. Фиса сразу обняла меня своими сильными маленькими руками, стала гладить по голове и успокаивать:

– Пройдет все, миленькая, пройдет, это боль в тебе говорит, смеется над тобой, а ты не бойся ее, она выйдет из тебя, очистит все и выйдет. Ты только верь ему, он еще ничего не умеет, совсем несмышленыш в жизни, ничего о ней не знает, боится тебя. И себя боится, не успел он к встрече такой подготовиться, упало на него все сразу, силы душевной нет, а у тебя она есть, сила-то, есть, вот и помоги ему.

Я постепенно успокоилась от ее тихого говора, и чтобы охладить горячечность лица, положила голову на стол, уперлась лбом в линии узора. Картинки замелькали сразу, я не могла понять, что было в этих изображениях, слишком быстро они сменяли друг друга. И хотя страх мгновенно остудил тело, головы поднять не смогла, какая-то сила её удерживала, припечатала к дереву. Как будто издалека услышала крик Фисы:

– Вито! Амир!

Картинки носились в моей голове, никак не могли остановиться в своем движении. Я никого не узнавала, просто не успевала, только появлялось лицо, и я начинала выделять черты, а оно уже уносилось, тут же на его месте появлялось новое изображение. Иногда появлялись горы и реки, но и их я не успевала рассмотреть, только пойму, что вроде гора, а на ее месте уже течет река, или в шторме плещется море. От скорости мелькания цветов и изображений мое тело вздрагивало и трепетало, никак не успевало за ними, мышцы сжимались и разжимались, но только возникала боль в стремлении догнать гору или лицо.

И вдруг все потемнело, картинки исчезли, и в этой темноте появился тихий голос:

– Рина, слушай меня, открой глаза, Рина, посмотри на меня.

Мое тело еще бежало куда-то, пыталось догнать картинки, но темнота и голос успокаивали лихорадочность движения, и я открыла глаза. Ясные прозрачные совершенно бесцветные глаза без зрачка в ореоле длинных ресниц. Голос повторил:

– Смотри на меня.

Я смотрела в эту прозрачность и постепенно проваливалась в неё, сама исчезла, стала легким дуновением невидимого ветра.