— Прелестная шляпка! — воскликнула леди Бенкотт.

Эстер взирала с изумлением на чудовищное сооружение на голове леди Эмили Шерман и пыталась решить, находит ли леди Бенкотт это смешным или разделяет ужасный вкус возможной жертвы насмешки. Всем в свете было известно, что леди Бенкотт вызывает веселье своими широко известными потугами выглядеть модно. И Эстер предположила, что так оно и есть.

— В витрине есть чепчик, — сказала Эстер. — Думаю, Эм, на вас он будет выглядеть восхитительно.

Направляясь в переднюю часть магазина, Эстер снова остро пожалела об отсутствии Джессики. Присутствие сестры всегда придавало прелести походам по магазинам, таким как сегодняшний. Джессика обладала талантом поставить на место таких дам, как леди Бенкотт, тщательно выбранными словами укора, и делала это самым изящным и безупречным образом, не оставляя возможности ни в чем ее упрекнуть. То, что в Джессике был заложен стальной стержень, всегда являлось предметом зависти Эстер. Она не обладала такой силой характера, как ее сестра. Эстер предпочитала советовать, снимать напряжение и избегать конфликтов, во что бы ей это ни обходилось.

Эстер потянулась за вышеупомянутой шляпкой, горделиво красующейся на стенде, но замерла, когда ее взгляд упал на мужчину на улице. Бонд-стрит была запружена пешеходами, как обычно, но один из них приковал к себе ее внимание и удерживал его.

Этот человек был высоким, ладным и элегантным, с бедрами наездника и широкими плечами, не требовавшими ватных накладок. Его темно-зеленый сюртук и бриджи из оленьей кожи были украшены скромно, но свидетельствовали о дороговизне. Вид он имел настолько уверенный, что ему инстинктивно уступали дорогу. Женщины оглядывали его с особым интересом, мужчины сторонились.

Он будто почувствовал напряженность ее взгляда и повернул к ней голову. Под низкими полями шляпы Эстер увидела квадратный подбородок, который узнала бы везде и всегда.

Майкл. По ее телу разлилось тепло, а этого чувства она не испытывала с тех пор, как Регмонт впервые ее ударил.

В тот день в ней что-то онемело, но теперь проснулось и ожило.

Господи! Когда он успел стать таким совершенным образцом мужской породы?

Когда друг ее детства перестал быть ребенком? Когда стал лордом Тарли? Или до того, еще раньше? Эстер так редко его видела, что не могла бы точно сказать, когда он стал таким внушительным.

Майкл замер, как и она, и теперь его статная фигура возвышалась над снующими прохожими. Он так красиво и легко двигался, держался. И высокий рост ничуть не мешал этому в отличие от ее мужа, бывшего на несколько дюймов ниже.

Рука Эстер упала вдоль тела, и, прежде чем успела хорошенько подумать, она оказалась снаружи и теперь стояла и ждала, когда Майкл подойдет к ней.

— Добрый день, лорд Тарли, — приветствовала она его, когда он оказался рядом с ней.

Эстер удивилась тому, что ее голос звучал твердо и уверенно в то время, как внутри у нее все бурлило и трепетало.

Он приподнял шляпу, под которой скрывались густые волосы шоколадного оттенка, и приветствовал ее поклоном:

— Леди Регмонт, как мне повезло, что нынче утром наши дороги пересеклись.

— Наши чувства совпадают.

Майкл бросил взгляд через ее плечо в окно лавки модистки:

— Проводите день в обществе друзей?

— Да.

Это значило, что она не могла говорить с ним о том, что его угнетало и тяжестью лежало на душе.

— Я должна вас увидеть как можно скорее, как только вы сможете выделить для меня время. Мне надо кое-что обсудить с вами.

Он напрягся:

— Что это? Что-нибудь важное?

— Я слышала, будто вы собираетесь помериться силами с Регмонтом в боксе?

Майкл поднял брови и ответил:

— Я не нанесу ему увечий. Во всяком случае, не слишком много.

— Я беспокоюсь не о Регмонте.

Майкл понятия не имел о том, что разбудил спящего зверя.

Его губы дрогнули, и он улыбнулся.

От этой улыбки у Эстер занялся дух, и она поняла, как редко видела его улыбку, если видела ее вообще.

— Я не могу решить, — сказал он, — должен ли чувствовать себя польщенным вашим беспокойством или оскорбленным отсутствием веры в мои атлетические возможности.

— Не могу вынести мысли о том, что вы можете пострадать.

— Ради вас я постараюсь защитить себя. Но должен честно признаться, что пострадает ваш муж.

Неужели он всегда позволял себе смотреть на нее так нежно, с такой теплотой в темных глазах?

— Регмонт вполне способен себя защитить.

Майкл нахмурился, прислушавшись к ее тону, и Эстер осознала, что сказала больше, чем собиралась и имела право говорить. Она попыталась отвлечь его:

— Я была очень рада вашему недавнему визиту. Хотелось бы, чтобы вы навещали меня почаще.

— И мне хотелось бы того же, Эстер. — Он говорил тихо, и его вкрадчивый тон намекал на интимность. — Я постараюсь прийти.

Они расстались. От Эстер потребовалось огромное напряжение, чтобы не обернуться и не посмотреть ему вслед, когда она возвращалась в лавку. Одно дело — улучить минутку, чтобы поговорить с зятем, и совсем другое — пялиться на его удаляющуюся спину.

Когда она вернулась к спутницам, леди Бенкотт сказала:

— Титул идет Тарли.

Эстер кивнула, сознавая, какая печаль и какие обязанности сопутствуют этому титулу.

— Если повезет, Эмили, — заметила леди Бенкотт, продолжая разговор, — новая шляпка привлечет его внимание и обеспечит хорошего жениха.

— Если мне будет сопутствовать удача.

Эм сняла еще одну портящую ее внешность шляпу со своих смоляных кудрей.

— Я уже давно восхищаюсь им.

Эстер ощутила острую боль в груди, услышав мечтательность и томление в голосе приятельницы. Она сказала себе, что это всего лишь последствие беременности, а вовсе не серьезное и немыслимое чувство, как, например, ревность…

— Ты хотел меня видеть?

Майкл поднял голову от письменного стола, когда в кабинет вошла его мать. Несмотря на внушительные размеры комнаты, стройная графиня Пеннингтон, казалось, заняла все ее пространство. Таково было действие на окружающих властности Элспет Синклер и ее манер, делавших ее неотразимой. Сила ее воли дополнялась холеной красотой и элегантностью.

— Да.

Майкл отложил перо и встал. Обогнув письменный стол красного дерева, он указал на один из диванчиков и ждал, когда она сядет. Потом с легкой улыбкой уселся напротив.

— Я хотел бы кое о чем вас попросить.

Мать внимательно изучала его лицо. Недавняя потеря любимого сына оставила печаль в глубине ее темных глаз.

— Если в моих силах что-то сделать для тебя, это будет сделано.

— Благодарю вас.

Майкл постарался собраться с силами, чтобы облечь свою просьбу в удобнейшую форму.

— Как вы себя чувствуете?

Элспет переплела пальцы на коленях и вскинула подбородок. Пряди волос на ее висках серебрились, в остальном же лицо не обнаруживало ни малейших признаков старения.

Она оставалась прекрасной и безупречно спокойной.

— Я старалась не докучать тебе и не вторгаться в твою жизнь, но признаюсь, что ты внушаешь мне беспокойство. Ты на себя не похож после смерти Бенедикта.

— Никто из нас не остался незатронутым ею.

С тяжким вздохом он откинулся на спинку дивана.

Этот разговор грозил затянуться надолго. Его мать проявила удивительную сдержанность и терпение, откладывая его так надолго, принимая во внимание ее потребность знать о каждой минуте жизни близких членов своей семьи. В то время как Пеннингтон предавался скорби в деревне, Элспет прибыла в город несколько недель назад и находилась рядом с сыном в ожидании его поддержки. И Майкл пытался оказывать ей эту поддержку, но безуспешно, поскольку был не в силах заполнить пустоту, оставленную смертью брата.

— Мы самым невинным образом, — сказал Майкл устало, — принимали заботу Бенедикта как само собой разумеющееся. Нам никогда не приходило в голову, что однажды мы будем барахтаться без него в попытках избрать правильный курс.

— Ты вовсе не барахтаешься, — возразила Элспет. — Ты сам способен справиться с новыми для тебя обязанностями и ответственностью. От тебя вовсе не требуется, чтобы ты вел дела точно так же, как это делал Бенедикт. Ты можешь сам выбрать путь.

— Пытаюсь это сделать.

— Ты изо всех сил пытаешься соответствовать образу жизни, избранному твоим братом, пытаешься втиснуть себя в прокрустово ложе. Умоляю тебя верить, что ни твой отец, ни я не хотим этого.

Губы Майкла изогнулись в гримасе.

— Нет на свете лучшего человека для подражания, чем он.

Ее рука поднялась и очертила всю его фигуру от башмаков до галстука.

— Я с трудом тебя узнала, когда приехала. Мрачные тона твоего гардероба и скудость украшений… Это не твой вкус.

— Но я больше не просто Синклер, — возразил он несколько воинственно. — Я теперь Тарли и, если будет на то Господня воля, однажды стану Пеннингтоном, а это требует сдержанности и соблюдения декорума.

— Это чушь. От тебя требуются только здравый смысл и чтобы ты был счастлив. Твои удивительные способности и взгляды ценнее титула и слепого подражания брату.

— Здравый смысл и ясный взгляд я еще должен заработать. А сейчас я с трудом ухитряюсь быть на уровне. Понятия не имею, как Бенедикту удавалось справляться со всеми обязательствами. Порой объем работ, которые надо сделать, кажется мне слишком огромным.

— Ты должен больше полагаться на управляющего. Тебе незачем делать все самому.

— Да, я так и поступаю и буду поступать, пока не узнаю достаточно, чтобы справиться со всем самому. Но я не могу переложить ответственность за семью и ее финансовое положение на кого-нибудь другого, на наемную силу, на служащих, только ради того, чтобы облегчить свою жизнь и уберечь себя от необходимости избавиться от своего невежества.

Майкл оглядел комнату, чувствуя себя самозванцем, вторгшимся в это пространство, еще полное присутствия брата. Мрачные темно-красные и коричневые тона были не в его вкусе, но он ничего не стал менять, когда вступил во владение этим кабинетом. У него было ощущение, что он не имеет на это права, да и не желает это делать.

— И в отличие от Бенедикта у меня нет даже «Калипсо», чтобы беспокоиться о плантации.

Элспет покачала головой:

— И зачем твой брат завещал эту собственность Джессике? Это налагает на нее такие обязательства.

— Зато она ни в чем не будет нуждаться до конца жизни.

— Одного ее годового содержания достаточно, чтобы она считалась очень богатой вдовой. Плантация являлась для твоего брата источником личного дохода по ряду причин, и главная из них заключается в том, что она занимала его время и внимание.

— Перед смертью Бенедикт советовался со мной относительно окончательной формы завещания, и я его понял.

— Так объясни это мне.

— Он любил Джессику, — сказал Майкл просто. — И утверждал, будто что-то в этом острове привлекало и трогало ее. У нее менялись и лицо, и поведение именно таким образом, как он хотел. Он предпочитал, чтобы она чувствовала себя самодостаточной и независимой в случае, если поехала бы туда без него. Говорил что-то о ее сдержанности и о том, что она нуждается в абсолютной свободе.

— Похоже, у Бенедикта были самые лучшие намерения, но Джессике следовало бы быть здесь, с нами. Мне больно думать о том, что она там одна.

Майкл воспользовался удобным случаем пояснить ей причину, почему он попросил ее прийти к нему в кабинет.

— Ее сестра леди Регмонт чувствует то же самое. А раз уж я заговорил об Эстер, то хотел бы попросить вас об услуге.

— Да?

— Мне хотелось бы, чтобы вы завязали с ней более тесные отношения, втянули ее в наш круг. Проводили с ней побольше времени, если сможете.

Элспет подняла брови:

— Конечно, она очаровательна, но нас разделяет большая разница в возрасте. И я не уверена, что наши интересы совпадают.

— И все же попытайтесь.

— Зачем?

Майкл подался вперед и положил локти на колени.

— Я опасаюсь, что с ней что-то не так. И мне нужно знать ваше мнение. Если я прав, вы это сразу заметите.

— Я вижу, ты питаешь особый интерес к леди Регмонт? Из-за Джессики?

— Конечно, облегчить состояние Джессики мне было бы приятно, — ответил он уклончиво. — Сестры очень привязаны друг к другу и очень беспокоятся одна о другой.

— Это вполне понятно и похвально. И все же не понимаю, почему благополучие жены Регмонта так важно для тебя. — Ее тон был скорее любопытным, чем подозрительным. — Если что-то требует внимания в ее здоровье или поведении, то позаботиться об этом — дело Регмонта. С другой стороны, ты сам нуждаешься в супруге, которая потребовала бы твоего внимания.

Майкл со стоном опустил голову на спинку дивана и закрыл глаза.

— Почему теперь все только и думают о том, чтобы меня женить? Сплетницы только и болтают о моих намерениях, а теперь даже у себя дома я не могу найти передышку!

— Неужели нет ни одной женщины, способной вызвать твой интерес?

«Ни одной! Как ты со свойственной тебе проницательностью заметила, я без ума от чужой жены». Майкл выпрямился.

— Хватит об этом. У меня все хорошо. Наши дела идут, как положено. Нет оснований ни о чем беспокоиться. Я устал и скверно себя чувствую в новом для меня положении, но быстро учусь, и скоро это новое положение прирастет ко мне, как вторая кожа. Пожалуйста, успокойтесь.

Мать встала и направилась к шнурку звонка, намереваясь дернуть за него. Ее атласные юбки персикового цвета издавали шуршание при каждом шаге.

— Мне нужна чашка крепкого чаю.

Майкл почувствовал, что ему требуется что-нибудь покрепче.

— Ладно, — сказала Элспет покаянным тоном. — Что такое в леди Регмонт вызывает твои опасения?

Он испытал мгновение удовлетворения, оттого что преодолел нежелание матери вмешиваться в эти дела. Какая причина была у Эстер опасаться боксерского матча между цивилизованными джентльменами? Воспоминание об умоляющем, полном слез взгляде Эстер во время их последнего разговора было еще свежо в его памяти. И это его беспокоило.

— Она худая и очень бледная. И похоже, слишком хрупкая, как физически, так и душевно. Но это не похоже на нее. Насколько я помню, она всегда была жизнерадостной и веселой… преисполненной энергии.

— Мужчины крайне редко обращают на это внимание, даже если речь об их женах, не говоря уж о чужих.

Он поднял руку, будто отстраняя неприятный разговор и упреки.

— Я знаю и свое место, и ее. И заметьте, что я отдаю все в ваши руки. Мне станет легче, если вы мне поможете в этом, чтобы я мог спокойно вернуться к делам, требующим моего вмешательства.

В двери появилась горничная в белой наколке, и Элспет велела ей сервировать стол.

Потом она вернулась на прежнее место на диване и села на него, расправив юбки.

— Теперь твой разрекламированный газетами боксерский матч с Регмонтом обретает в этом свете новое значение. Я думала, что для нового положения в свете не стоит рисковать своей репутацией и получать нотации от мирового судьи. По правде говоря, я надеялась на возвращение прежнего Майкла.

— Вы видите в моем намерении участвовать в боксерском матче какие-то скрытые мотивы, но это просто матч, как любой другой, как вы сказали сами, и едва ли он вызовет интерес у мирового судьи. Мы просто договорились поупражняться в боксе. Вот и все.

Элспет бросила на него раздраженный взгляд:

— Не заговаривай мне зубы, я отлично вижу, как ты теребишь чехол для карманных часов или как отбиваешь по полу такт правой ногой. Это твои давние привычки, которые ты в последний год подавлял. Но разговор о леди Регмонт вызвал к жизни давно забытое. Она оказывает на тебя глубокое влияние.

Майкл провел рукой по лицу.

— Почему женщины непременно вкладывают большой смысл в самые тривиальные вещи?

— Потому что мы замечаем детали, ускользающие от внимания мужчин. Потому что женщины умнее мужчин.

Элспет нежно улыбнулась, показав ослепительно-белые зубы.

У него вызвала беспокойство эта полная тайного значения улыбка и крывшееся за ней лукавство.

— Ради тебя я увижусь с Эстер и присмотрю за ней, — сказала Элспет медовым голосом. — Но не безвозмездно.

Правильно. Он так и думал.

— И во что это мне обойдется?

— Ты позволишь мне представить тебя кое-каким подходящим молодым леди…

— Черт возьми! Ад и все демоны! — огрызнулся он. — Вы не можете это сделать просто по доброте сердечной?

— Эта благо для тебя, ибо ты слишком много работал, слишком устал и не понимаешь себе цену. Неудивительно, что тебя привлекает кто-то, кто тебе знаком и с кем ты чувствуешь себя уютно и в безопасности.

Осознав, что возражать ей означало бы только ухудшить собственное положение, Майкл закрыл рот и поднялся на ноги. Чай для его теперешнего состояния был слишком слабым напитком. Гораздо лучше подошел бы коньяк Бенедикта, покоившийся на книжной полке позади письменного стола. Он подошел к стеллажу и склонился к дверце резного деревянного шкафчика на нижней полке.

— Хорошо, что ты молчишь, — продолжала Элспет, — потому что тебе следует послушать. Я вышла замуж за Синклера и вырастила двоих сыновей. Я прекрасно тебя знаю.

Он замер на полпути, не налив коньяк в стакан, но решил все-таки долить его до края.

— А мы сильно отличаемся от других мужчин?

— Некоторые мужчины выбирают подруг разумом, взвешивая все за и против, их достоинства и недостатки и анализируя их самым тщательным образом. Другие, как твой друг Алистер Колфилд, ориентируются на внешнюю привлекательность. Мужчины из семьи Синклеров выбирают сердцем. — Она похлопала себя по груди. — И если выбор сделан, то разубеждать их бесполезно.

Майкл опорожнил свой стакан двумя глотками.

Элспет неодобрительно прищелкнула языком.

— Прошло много лет до того, как твоя бабка приняла меня по-настоящему. Она находила меня слишком упрямой и непокорной для женщины, но не возражала против выбора сына.

— Мне непонятно, почему она так считала.

— А Джессика… я люблю ее, как родное дитя, но вначале у меня были опасения насчет нее. Она такого рода личность, которую никогда не узнаешь хорошо, но Бенедикт был не против этого.

— И оказался вполне доволен.

— Да? Тогда к чему было принимать такие меры, как завещание, если не для того, чтобы лучше узнать ее? Природа любви такова, что любящий желает обладать любимым существом полностью, его телом и душой. Я думаю, что, в конце концов, он устал от ее неспособности отдавать себя целиком. Впрочем, их союз больше неактуален. Это ты проявляешь неуместный интерес к недостижимой женщине. Тебе требуется новый предмет любви. Это самый лучший способ излечиться от безответного чувства.

— У меня есть другие интересы.

— Может быть, ты имел право оставаться холостяком раньше, но больше не можешь.

Майкл не сводил глаз с бокала в руке, наклоняя его туда и сюда, чтобы поймать им свет, падающий из широкого окна слева от него. Из всех обязанностей, налагаемых на него титулом Тарли, необходимость жениться и лечь в постель с подходящей супругой казалась ему самой неприятной и даже мучительной. Если бы он поддался, то на всю оставшуюся жизнь обрек бы себя на ложь и обман. От одной только мысли об этом он чувствовал уныние и изнеможение.

— Присмотрите за леди Регмонт, — напомнил он мрачно. — Дайте ей совет, если это потребуется, или выслушайте с сочувствием, если это будет более уместно. А я, в свою очередь, позволю вам подыскивать мне пару.

Губы Элспет дрогнули в улыбке.

— Идет.