Я ставил её на стол, крошил ей хлебушка, заводил ключиком и отпускал на волю. Неприятный стрекочущий звук, как выяснилось позже, никакого отношения к живым, неигрушечным птицам не имел, а имел отношение к порционному, дискретному движению пружины, приводившей курочку в движение. Курочка клевала, но всё как-то мимо, я изумлялся её недоумию, и, прежде чем снова повернуть ключик, строго выговаривал, объясняя, что крошки — вкусные, что клевать нужно их, а не пустой воздух, что у каждого в этой жизни своя миссия, и её, курочки, персональная задача, не менее важна, чем задача любого из нас, даже дяди Коли со второго этажа, главного инженера машиностроительного предприятия, даже дяди Стёпы, который — всем и каждому известно — лучший в мире милиционер, а может и лётчик.

Курочка внимала беспрекословно, но клевала по-прежнему вяло и мимо.

Однажды бабушка подслушала мой монолог, исполненный социального пафоса, и тихонько, пользуясь тем, что я сидел спиной к открытой двери, привела под дверь дедушку. Я был занят, пересказывая курочке сюжет просмотренного накануне телефильма о героях-подводниках, пока мои домочадцы, зажимая друг другу рты, хохотали за стенкой. Наконец, я замер, расслышав на фоне куриного стрекотания нечто вроде щенячьего повизгивания.

Звук доносился из коридора.

Собаки в доме не было.

Я обернулся в сторону открытой двери: там было пусто. Курочка перестала клевать, и я оценивающе посмотрел на неё, задумавшись о том, стоит ли игра свеч. Наконец, любопытство пересилило страх, я сгрёб курочку в кулак, спустился с высокого табурета и двинулся в путь — с пластмассовой птицей в кулаке. Я знал наизусть каждое пятнышко на обоях, каждый скрип половицы, но на этот раз коридор показался мне незнакомым: все двери были закрыты, из кабинета дедушки не доносилось ни звука, световая полоска под дверью то и дело темнела, будто дедушка переступал с ноги на ногу, приложив ухо к двери, из бабушкиной спальни доносился голос теледиктора, но голос этот казался фальшивым, лишённым привычной казённой бодрости, и потому — пугающим.

Стараясь ступать неслышно, я вернулся в детскую, аккуратно прикрыл за собой дверь и сел прямо под дверью, лицом к опасности. Какое-то время я сидел молча и недвижно, вслушиваясь в тишину, затем поставил курочку перед собой и завёл разговор о бесстрашии.