Буш находился в операционной. Пульс у него частил так, как никогда прежде за все годы службы в полиции. Даже в самые напряженные моменты там он все же был спокойнее, чем сейчас. В десяти этажах под зданием, где заседает правительство России, — и намереваясь его обокрасть! Нет, не в таком месте и не в такой ситуации предполагал он оказаться после ухода в отставку. Он подумал о Дженни и детях и о своем обещании вернуться живым и невредимым. Хотя Дженни на прощание сказала, что он может вообще не возвращаться, но он знал, что это в сердцах; не впервые она таким образом выражала свою тревогу. Он постарался затолкать эти мысли вместе со страхами в дальний угол сознания и огляделся.

Операционная и в самом деле была ультрасовременной: компьютеризированная, оснащенная сложнейшей техникой вплоть до автоматически направляемых ламп на потолке. Установленные повсюду камеры придавали помещению сходство скорее со съемочной площадкой, чем с операционной. Как будто здесь собирались препарировать инопланетное существо, а не невинную женщину.

— Мы здесь не на экскурсии, — раздался от двери голос Николая.

Он посмотрел на часы.

— Надо шевелиться.

Буш в последний раз окинул взглядом операционную и повернулся к стене напротив, с врезанным в нее большим окном. Оно тянулось почти на тридцать футов. Он как раз рассматривал свое отражение (мрак внутри не позволял взгляду проникнуть за стекло), когда вспыхнул свет. В наблюдательной комнате с рядами красных плюшевых кресел показался Николай. Судя по движениям его губ, он что-то говорил, но Буш не слышал ни звука.

Выйдя из операционной и миновав небольшой холл, Буш вошел в наблюдательную комнату.

— Помоги-ка! — Николай вручил ему большой рулон проволоки, покрытой чем-то вроде коричневой замазки.

Николай держал один конец, Буш же двинулся назад, потихоньку выпуская проволоку, так что она растянулась на всю комнату, вдоль стены. Затем оба, опустившись на корточки, принялись заталкивать липкую массу в пространство между ковром и плинтусом. Пластичное вещество представляло собой смесь из калиевой селитры, сахара и десфлурана. В качестве основы Майкл взял магниевую проволоку. Из кармана Николай извлек коробочку с двумя штырьками. В углу стоял горшок с фальшивым папоротником. Отодвинув горшок, Николай погрузил штырьки в липкую массу, так чтобы они слегка выступали, и задвинул горшок на место.

Внезапно раздался звонок лифта. Фетисов щелкнул рубильником, и, уже в темноте, оба присели. Стараясь все делать как можно тише, Буш закрыл дверь, но защелка издала такой громкий звук, что он показался сигналом тревоги, эхом отразился от стен лаборатории. На цыпочках Николай с Бушем преодолели три ступеньки и спрятались за креслами верхнего ряда.

Прошло несколько секунд, и в операционную вошел человек в белом врачебном халате. Он двигался неторопливо, но целеустремленно. И словно бы прислушивался, иногда на секунду-другую на ходу прикрывая глаза. Худой и сухощавый, он выглядел на шестьдесят с лишним. Морщинистое лицо с грубыми чертами обезображивали многочисленные оспины. Насупленные черные брови придавали его облику властность, которая ощущалась даже в пустой комнате. Обходя операционную, он то прикасался к какому-нибудь прибору, то проверял разложенные по ящикам наборы хирургических инструментов. Он походил на актера, который перед началом представления проводит некоторое время за занавесом, чтобы привыкнуть к обстановке, успокоить нервы. Однако в глазах его читалась непоколебимая твердость, и держался он прямо и уверенно. Сомнений не возникало: этот человек будет руководить операцией.

Он повернул направо, к окну. Буш и Николай инстинктивно пригнулись, хотя вошедший не мог видеть, что происходит в затемненном зале. Склонив голову, он, как Буш за несколько минут до этого, принялся изучать свое изображение. Поправил воротничок, выровнял галстук.

— Соколов, — шепнул Николай. — До чего себя любит! — И добавил по-русски: — Вот козел!

По-прежнему глядя в стекло, Соколов едва заметно улыбнулся. У Буша заныло сердце. Вот он, человек, влюбленный в собственный интеллект — потому как не грубой же своей внешностью он восхищается. Николай вновь заговорил:

— Врач, которому нужно, чтобы во время операции на него любовались зрители, должен стать жертвой собственного самомнения.

Буш ответил вопросительным взглядом. Он не совсем понял, в каком смысле Фетисов сказал «стать жертвой».

Отвернувшись от стекла, Соколов вышел из операционной. У обоих вырвался вздох облегчения…

И тут отворилась дверь в наблюдательную комнату. Буш с Николаем бросились на пол. Буш успел лишь заметить, как Соколов, сделав несколько шагов, повернулся и стал разглядывать операционную, свою сцену.

Буш затаил дыхание, мысленно произнося молитвы за избавление от опасности.

Теперь Соколов стоял у самого стекла. Правую руку он держал в кармане, левой деловито скреб в затылке. Блеснуло обручальное кольцо. У Буша в голове промелькнуло: «Что это за женщина, которая любит такого человека?»

И так же внезапно, как вошел, Соколов покинул наблюдательную комнату и прикрыл за собой дверь.

Выждав минуты три, Буш чуть-чуть приоткрыл дверь. Царила полная тишина, в помещении никого не было. Николай выглянул в холл: затихая, слышался звук удаляющегося лифта.

— Уехал.

Буш вышел первым, Николай за ним. Он остановился, выжидая, пока Буш откроет невысокую дверь, ведущую в лифт. Включив фонарик, Буш скрючился в три погибели и соскочил в шахту. Следом за ним прыгнул Николай. Задрав головы, оба смотрели на ползущую вверх во мраке кабину лифта. Неожиданно в десяти футах у них над головами засверкали лазерные лучи. Играющая светом сеть поднималась все выше и выше, следуя за удаляющейся кабиной. И по мере того как кабину поглощал мрак, шахта превращалась во все более частую сеть перекрещивающихся лазерных лучей.

— На мой взгляд, не похоже на самый лучший путь отхода, — заметил Фетисов.

Буш вскрыл электрическую панель.

— Ты в этом точно разбираешься? — осведомился Николай. — Вроде это не совсем из твоей области.

Буш, занятый изучением внутреннего устройства системы, проигнорировал замечание.

— Они точно спустят Женевьеву сюда в шесть пятьдесят?

— Ага. — Фетисов кивнул.

— Откуда ты знаешь, какой рубильник нам понадобится? — гнул свое Николай.

— Слушай, ты не задаешь лишних вопросов мне, я не спрашиваю тебя, откуда ты добыл всю оснастку, особенно «семтекс». Я уже молчу по поводу твоих разведданных — одному богу известно, как ты их раздобыл.

Подумав, Николай улыбнулся.

— Договорились. — И отошел на шаг.

Буш поводил пальцем по схеме на стене и кивнул. Потом вновь обратился к панели. Поискав, взялся за большой красный переключатель. На его губах заиграла довольная улыбка — он нашел, что искал.

— Вот оно. Один поворот — и кабина отключится.

— Похоже, Майкл был прав, — наблюдая за ним, произнес Николай.

— Насчет чего? — Закрыв панель, Буш бросил прощальный взгляд наверх, на нескончаемый лазерный барьер, и выбрался обратно в холл.

— Вообще-то насчет двух вещей. — Николай последовал за ним. — Первая, что ты, может, и великоват, но отнюдь не туп.

Фетисов тоже выбрался из шахты и закрыл за собой дверь.

— Ну спасибо, — усмехнулся Буш.

Молча они шли по холлу, в сторону вентиляционного отверстия, расположенного в двух футах под потолком. Николай открыл заслонку.

Буш, подойдя сзади, помог ему забраться, потом, ухватившись за край отверстия, протиснулся своим крупным телом в маленькое вентиляционное отверстие.

— А что второе? — Голос Буша эхом прокатился по вентиляционной шахте.

— Он просил не говорить.

Ставя на место решетку, Буш бросил на него сердитый взгляд.

— Да ну? Значит, ерунда.

Николай рассмеялся.

— Вот-вот! Он предупреждал, что ты так скажешь!