Палата наполнилась утренним светом. Ночь выдалась тяжелой; с момента начала процедур все ночи были такими, но эта прошла особенно мучительно. Постоянная рвота и диарея истощали организм Мэри, лишая ее жизненных сил. Ноль исходила буквально из мозга костей. Мэри была в полном изнеможении, теряя остатки воли.

Как только солнечный луч коснулся ее век, она зашевелилась. Относительное утешение сна покинуло ее — впереди был новый день, наполненный страданиями. Мэри перекатилась на бок — и тотчас же по всему ее исстрадавшемуся телу разлилась бесконечная радость: она увидела Майкла. Впервые с того момента, как три недели назад ей сообщили диагноз, Мэри почувствовала себя помолодевшей. Теперь, когда он вернулся, она непременно одержит победу над чудовищем, схватившим ее, загонит его обратно в ту страшную дыру, откуда оно появилось.

— Доброе утро, — прошептала Мэри.

Майкл расставлял цветы. Он уже успел убраться в палате, и Мэри показалось, что порядок пришел не только в это унылое помещение, но и во всю ее жизнь. Впервые за несколько дней шторы были раздвинуты, и Мэри снова получила возможность видеть голубое небо.

— Доброе утро, — ответил Майкл и, наклонившись, нежно поцеловал ее.

Мэри мысленно пристыдила себя: сны о мучениях и смерти, одолевавшие ее, были беспочвенными страхами. Майкл вернулся, как и обещал.

— Я по тебе соскучилась, — прошептала она, усаживаясь и подкладывая подушку под спину.

— А я соскучился по твоей улыбке. Как ты себя чувствуешь?

— Гораздо лучше.

— Рад слышать это. — Майкл знал, что Мэри лжет. Но он промолчал, понимая, что делает она это ради него.

Мэри уютно устроилась у него в объятиях. Вот что на самом деле было ей нужно больше всех мыслей и молитв, больше любых лекарство и благих пожеланий. Выть в объятиях Майкла. И обнимать его самой. Для нее любовь заключалась не только в том, чтобы принимать, но и в том, чтобы отдавать. И этот чудодейственный эликсир подействовал на обоих. Тревога, не покидавшая Майкла с тех самых пор, как он уехал из страны, исчезла, оставшись где-то в Германии.

— Я тут подумал… — Отстранив Мэри от себя, Майкл заглянул ей в глаза. — Быть может, мы съездим на недельку на море, в Нантакет, остановимся в гостинице «Корабельный колокол».

— Позанимаемся любовью в дюнах.

— Гм… Поедим суп по-португальски.

— Свежих омаров. Майкл помолчал.

— Тебе не говорили, долго еще ждать выписки? — Ему не терпелось как можно скорее вырвать Мэри отсюда.

— Еще целую неделю. Завтра врачи снова будут ковыряться и щупать.

— Я бы тоже был не прочь поковыряться и пощупать.

— Это можно устроить, — сказала Мэри, утыкаясь лицом ему в шею. Она всегда любила запах, исходящий от Майкла, находя в нем утешение, чувство безопасности. Как ни старалась она гнать от себя эту мысль, последние семь дней ее не покидало предчувствие, что Майкл больше не вернется. Вот что пугало Мэри по-настоящему: она с ужасом думала о том, что ей предстоит умереть в одиночестве. — Как прошла поездка?

— Работа заняла чуть больше времени, чем я предполагал, и оказалась чуть более сложной. — Майкл принялся растирать жене спину, от лопаток и вниз, так, как она любила.

— Тебя искал Поль. — Закрыв глаза, Мэри положила голову ему на плечо.

— Он не говорил, что ему нужно?

— Он хотел, чтобы ты позвонил ему, как только вернешься. Сказал, что в субботу у вас футбол.

Чушь собачья. Буш собирается содрать с него с живого кожу. Но с этим Майкл как-нибудь справится; после того, через что ему пришлось пройти за эти последние кошмарные недели — болезнь Мэри, Ватикан, Израиль, подземелье Финстера, — он справится с чем угодно. Нет, Бушу он пока что звонить не будет. Буш подождет.

— Ты полностью закончил работу? — спросила Мэри.

Майкл что-то недоговаривал, но она понимала, что он делает все ради нее. И сейчас было не время донимать его расспросами.

— Да. — Майкл крепко прижал ее к груди. — И больше я тебя никогда не покину.

— Знаю.

Впервые за долгое время оба поверили, что наконец все будет хорошо.

Войдя в свою квартиру, погруженную в темноту, Майкл швырнул почту на столик. Просунув голову в спальню, он окликнул:

— Ястреб?

Затем проверил автоответчик. На маленьком табло светилась красное число тринадцать. Он нажал клавишу воспроизведения. «Сообщение номер один», — нудно пробубнил синтезированный женский голос.

— Майкл? Это я, перезвони мне, — послышался голос Поля Буша.

Майкл снова нажал клавишу, переходя к следующему сообщению.

— Майкл, позвони…

Снова Буш. И снова Майкл нажал клавишу.

— Майкл, я знаю, что ты вернулся, не вынуждай меня приходить к тебе и получать…

Майкл резко ткнул клавишу, обрывая сообщение на середине.

— Ястреб?!

Майкл заглянул на кухню. Быть может, миссис Макгинти вывела пса на прогулку. Только тут до Майкла дошло, что Си-Джей тоже нигде не видно. На самом деле он терпеть не мог эту кошку, вообще с детства ненавидел кошек, этих капризных животных, и не понимал, в чем их притягательность. Но это была кошка Мэри, и раз она любит маленькую тварь, он… по крайней мере, будет притворяться, что тоже любит ее. Вероятно, после его отъезда миссис Макгинти забрала Си-Джей к себе домой. Надо будет не забыть подарить ей что-нибудь приятное в знак признательности за хлопоты.

Майкл сгреб почту и, вскрыв первый конверт, направился в свой кабинет. Зажег свет и едва не подпрыгнул от неожиданности.

В его любимом кресле сидел мужчина, крепкого телосложения, с иссиня-черными волосами и глазами цвета сланца. Обветренное лицо и заскорузлые руки — определенно, этот человек многое повидал на своем веку. На незнакомце были черные брюки в обтяжку и черная рубашка; подошва его черных кроссовок была протерта чуть ли не до дыр, но верхняя часть выглядела на удивление чистой и целой. Определить его возраст не представлялось возможным: незнакомцу могло быть как за тридцать лет, так и около пятидесяти. У него на коленях лежала Си-Джей. Незнакомец рассеянно поглаживал кошку, словно свою любимицу. Ястреб спал, растянувшись на полу у его ног.

— Мистер Сент-Пьер? — В голосе прозвучал итальянский акцент.

Майкл тотчас же узнал этот голос.

— Убирайтесь вон! — приказал он.

Мужчина как ни в чем не бывало продолжал сидеть на месте.

Майкл протянул руку к телефону.

— Даю вам тридцать секунд, — сказал он и начал набирать номер.

— И что вы скажете вашему другу-полицейскому?

Майкл остановился.

— Что человек, которого вы обокрали, сидит у вас дома? — Казалось, незнакомец даже не дышит.

Майкл положил трубку на аппарат.

— Неужели вы полагали, что я оставлю вас в покое?

— Кто вы такой?

— Меня зовут Симон, — ответил незнакомец. Напряженность электрическими разрядами искрилась в воздухе. Чувствуя, как в висках стучит кровь, Майкл лихорадочно пытался сообразить, как ему быть, что делать.

— Мне бы хотелось получить назад свои ключи, — снова заговорил Симон.

Майкл прекрасно знал, что ни одно дело нельзя считать полностью доведенным до конца. Всегда оставалась вероятность разоблачения, ареста.

— Не понимаю, о чем это вы, — уклончиво произнес Майкл.

— Правда?

— Правда. — Майкл приблизился к сидящему в кресле незнакомцу и негромко окликнул: — Ястреб! — Его голос наполнился отчаянием и злостью.

Проснувшись, Ястреб посмотрел на своего хозяина и перевернулся на спину, подставляя живот для ласки. Наклонившись, Майкл почесал псу ребра.

— Да уж, хороший из тебя сторож, — пробормотал он, не обращаясь ни к кому конкретно.

Он пытался сосредоточиться и оценить сидящего напротив незнакомца.

— Посмотрим, удастся ли мне освежить вам память, — продолжал Симон. — Итак, у вас туго с деньгами, ваша жена серьезно больна, вы бегаете по Ватикану, разбрасывая дымовые шашки. — Он выразительно взмахнул руками. — Похищаете два муляжа ключей, прыгаете на самолет до Иерусалима, взбираетесь на гору Кефас, похищаете еще два ключа из часовни. — Симон помолчал для большей выразительности. — Мои пули пролетели в считанных дюймах от вашей головы, — добавил он.

— Ты кусок дерьма!

Не отрывая взгляда от лица Майкла, Симон достал из кармана пистолет и положил его на колено. Потом медленно пододвинул так, чтобы дуло уперлось в голову спящей кошки. Его взгляд оставался непроницаемым.

— Насколько я понимаю, это любимица вашей жены. Ярость Майкла не знала пределов: этот тип в открытую ему угрожает, а он бессилен что-либо сделать.

— Скажите, где ключи. — Симон посмотрел на кошку, на Ястреба и снова остановил взгляд на Майкле. — Вы трое будете жить, если… — Леденящий душу ультиматум остался недосказанным. — Быть может, мне следует навестить Мэри. Какая будет жалость — столько трудов, а ваша жена умрет из-за вашей же собственной глупости.

Своим ремеслом Майкл никогда не навлекал опасность на Мэри; не могло быть и речи о том, чтобы это произошло сейчас.

— Ключей у меня больше нет, — отрезал он. — Я их продал.

— Кому?

— Одному человеку. Симон шумно вздохнул.

— Его имя? — тихо произнес он.

Особняк Финстера охраняет не меньше двадцати человек — в этом Майкл был уверен. А похищенные ключи спрятаны в подземелье, в комнате, куда невозможно проникнуть. Отобрать их не сможет никто. Ни Симон, ни кто бы то ни было другой.

— Один немецкий промышленник, Август Финстер, — ответил Майкл.

Это признание с легкостью сорвалось у него с языка; он не почувствовал угрызений совести, раскрывая имя своего заказчика. Август Финстер должен был понимать, что, играя с большими ребятами, можно получить ответный удар — хорошо если в челюсть, а то и в сердце.

С изяществом хищника Симон встал. Си-Джей соскочила с его коленей на кресло. Он оказался очень высоким: чуть ли не на целую голову выше Майкла.

— Вы даже не понимаете, что сделали, — сказал Симон.

— Я спас жизнь своей жене…

— …и прокляли мир.

Эти слова повисли в воздухе, лишив Майкла дара речи.

— Что? Что вы имеете в виду, черт побери?

— Мистер Сент-Пьер, вы верите в Бога?

— В настоящий момент не верю.

— То есть раньше верили? Что ж, вам лучше снова поверить в него.

— Когда вы уйдете отсюда, я произнесу благодарственную молитву.

Симон не двигался с места.

— В году тридцать втором от Рождества Господа нашего Иисус сказал одному из своих учеников: «Ты — Петр, и на сем камне Я создам Церковь Мою… а что свяжешь на земле, то будет связано на небесах». И Он дал Петру два ключа как символ власти отпускать грехи и осуждать. Власти заведовать Вратами рая.

От этого человека веяло таким холодом, с каким Майклу еще никогда не доводилось встречаться. Симон не остановится перед тем, чтобы лишить жизни его, Мэри… Он действует, подчиняясь глубокой вере, какой обладают только террористы и фанатики.

— Полагаю, вам пора уходить, — настойчиво произнес Майкл.

— Вы так ничего и не поняли, да?

— Что я не понял?

— Вы похитили ключи от рая.

Этот человек сумасшедший. Тут не может быть никаких сомнений. Решимость Майкла окрепла. Он думал, что Симоном движет жажда наживы, но нет, перед ним один из одержимых, уверенный в том, что им руководит Господь.

— Знаете, я требую…

— Небеса закрыты, Майкл.

— Немедленно уходите отсюда.

Черте ним, с пистолетом; если этот лунатик не уйдет сам, он вышвырнет его голыми руками.

— И вы до сих пор не понимаете, кому продали ключи, да?

Майкл попытался схватить его за руку, но Симон оказался молнией, заключенной в человеческую оболочку. Он развернул Майкла так стремительно, что тот не успел ничего сообразить, а затем с силой швырнул в кресло. Си-Джей мяукнула и спрыгнула на пол. Нагнувшись к Майклу, Симон отчетливым, спокойным голосом произнес:

— Мы должны вернуть эти ключи. Развернувшись, он вышел из комнаты.

Вскочив на ноги, Майкл бросился за ним: никто еще не вторгался к нему в дом и не говорил ему, что он должен делать.

— Мы ничего делать не будем. — Он постарался изо всех сил держать себя в руках, но его голос все же дрогнул от нахлынувшего адреналина. — Я должен заботиться о своей жене.

— Вас заботит ее душа? — Симон не стал дожидаться ответа. — Если заботит, тогда вы мне поможете. В противном случае Мэри, как и все мы, будет проклята. — Он открыл входную дверь. — Отправляемся в путь через два дня. — Уже на пороге, обернувшись, он властно спросил: — Ну как вы могли совершить подобную глупость? Неужели вы действительно не отдаете себе отчета, кто такой этот Финстер?

Не оправившись от потрясения, Майкл молчал; за всю свою жизнь ему еще не приходилось видеть человека, способного двигаться столь стремительно.

— Задумайтесь над этим, — сказал Симон и с грохотом захлопнул за собой дверь.