Государственный визит вновь избранного британского премьер-министра с супругой, завершившийся две с половиной недели назад, оставил бесчисленное количество деталей для обсуждения. Ни одна мелочь не осталась без внимания, даже то, какой зубной пасте они отдают предпочтение. В итоге встреча Джоселин с чиновниками из Госдепартамента и службы протокола, которая должна была длиться не более часа, растянулась на целых два.

На часах была половина первого, когда Джоселин вернулась в Белый дом. Вереница туристов тянулась от Восточных ворот в ожидании осмотра комнат особняка, открытых для посетителей.

Заметив туристов, Джоселин обратилась к своему телохранителю Майку Бассету:

– Кажется, сегодня все решили воспользоваться такой хорошей погодой.

– Не вините их, – ответил он. – Сегодня действительно великолепный день.

«Это точно. Идеально подходит для завтрака на балконе», – подумала Джоселин. Подойдя к лифту, она обратилась к дежурному охраннику:

– Миссис Уэйкфилд уже приехала, Том?

Охранник немного поколебался, вытягивая шею так, будто ему вдруг стал тесен ворот:

– Почти.

Джоселин остановилась, почувствовав тревогу:

– Что ты имеешь в виду? Так она здесь или нет?

– Здесь, – ответил он, стараясь не смотреть ей в глаза, – но вместо того чтобы подняться, она… ну… присоединилась к группе четырехклассников, осматривающих комнаты.

– И почему я не удивлена? – вздохнула Джоселин, еле сдержав улыбку. – Пойду ее поищу.

Ее телохранитель тут же что-то тихо сказал в свой микрофон, а когда она сделала шаг в сторону экскурсионных залов, легонько удержал ее за локоть:

– Подождите, пока туда не подойдут Мевис и Френк.

Джоселин хотела напомнить ему, что это всего лишь группа школьников, которые вряд ли представляют для нее какую-либо угрозу, но это было неподходящее время для спора, если она намеревалась в ближайшем будущем от них ускользнуть. Еле сдерживая нетерпение, Джоселин подождала, пока не подошла остальная охрана.

Детский смех и величественный голос бабушки привели ее с охраной в Восточную комнату, расположенную на втором этаже особняка. Охрана, выставленная для того чтобы сдерживать потоки посетителей, проходящих через комнату, беспомощно наблюдала за тем, как Блисс Уэйкфилд потчевала школьников, сопровождавших их учителей и кучку других взрослых рассказами о проказах детей Теодора Рузвельта.

– Я не могу представить комнаты, которая подходила бы для катания на роликах лучше, чем эта! А вы как думаете? – Слушатели приветствовали ее вопрос дружным «нет». – Очень плохо, что ни один из вас не принес свои ролики. Мы могли бы их здесь опробовать. Кстати, я довольно хорошо катаюсь на роликах. Я вам еще не рассказывала об этом?

Это была бы самая нелепая картина, какую только можно себе представить – высокая элегантная женщина на роликовых коньках! «Если бы, конечно, ролики не были окрашены в бирюзовый цвет, под стать костюму бабушки», – пришла к выводу Джоселин.

– Когда построили Белый дом, – продолжала между тем свою лекцию Блисс, – эта комната еще много лет оставалась немеблированной. Абигель Адамс даже приказал слугам вешать здесь белье после стирки. Ведь тогда не было сушилок для одежды и электричества… – Тут она заметила в толпе внучку, окруженную с трех сторон агентами Секретной службы. – А вот и Джоселин! – объявила Блисс с сияющими глазами. – Я так рада, что ты смогла присоединиться к нам. Я как раз хотела рассказать детям о том, как эти хулиганы Рузвельта привели в дом пони и пытались поднять его на лифте. Вы ведь знаете мою внучку Джоселин?

Для агентов Секретной службы следующая сцена была подобна ночному кошмару: толпа детей в мгновение ока окружила Джоселин и атаковала ее вопросами. Со свойственным им тактом они пытались удерживать самых агрессивных и сохранять некое подобие порядка.

После того как Джоселин парировала несколько детских вопросов, какой-то пожилой мужчина низкого роста, в форме африканского десанта поднял вверх свою трость, привлекая ее внимание.

– Извините, мисс Уэйкфилд, – сказал он низким, хорошо поставленным басом. – Вы не могли бы ответить еще на один вопрос?

– Конечно, – вежливо улыбнулась Джоселин, собрав все свое терпение.

– Так как Рождество не за горами, мне было бы интересно узнать, в какой комнате Белого дома будет установлена главная рождественская елка? – Мужчина стоял позади группы туристов, пальто его было расстегнуто, в одной руке тросточка, в другой – шляпа. Но более всего внимание Джоселин привлекли его черные сияющие глаза и контраст между блестящей коричневой кожей и белой, как снег, бородой.

– Главная елка всегда устанавливается в Голубой комнате, – ответила она. – Хотя во всех остальных офисах тоже ставят елки. А елки, украшенные орнаментом на старинные рождественские темы, обычно выставляются в Восточной колоннаде.

– Вы уже выбрали тему этого года? – поинтересовался он.

– Мы определились с темой оформления еще несколько месяцев назад. – «После долгих споров и обсуждений», – хотела было добавить, но не добавила она.

– Могу я узнать, что это за тема? – В улыбке пожилого мужчины чувствовалось что-то напряженное детское. И вдруг его осенила догадка: – Или вы пока не хотите это афишировать?

– Я думаю, что рождественская тема не относится к высшей категории секретности, – улыбнулась на этот раз с естественной теплотой Джоселин. – В этом году мы выбрали тему «Рождение ребенка».

Мужчина улыбнулся еще шире:

– Интересный и очень достойный выбор.

Его откровенная радость заставила Джоселин кое-что объяснить:

– На эту идею нас вдохновил изящный макет восемнадцатого века, изображающий сцену рождения Христа, который выставляется здесь во время рождественских праздников с момента его появления в Белом доме в тысяча девятьсот шестьдесят седьмом году. В общей сложности, этот макет состоит из сорока семи деревянных и глиняных фигурок. Это будет главный сюжет наших декораций здесь, в Восточной комнате.

– А украшения для главной елки? – Повышение интонации его голоса делали эту фразу вопросом.

– Мы пригласили три разные организации для создания орнаментов в разных этнических стилях, которые изображали бы рождение Христа, – сообщила Джоселин. – Америка – это плывущий корабль, наполненный иммигрантами из разных стран. Именно это разнообразие и делает нас сильными. Мы хотим отметить и этот факт тоже.

– Решение, достойное похвалы. – Теплая улыбка пожилого мужчины выразила мудрость и одобрение.

Одна девочка с кудряшками яростно двинулась сквозь толпу, желая задать свой вопрос. Джоселин ее заметила и кивнула.

– Я только хотела спросить… – начала девочка, но запнулась от нахлынувшей на нее волны застенчивости, – из какого именно камина в Белом доме появляется Санта-Клаус?

Стоящий позади нее мальчик засмеялся и стукнул кулаком в ее спину.

– Ты что, все еще веришь в Санта-Клауса? – с издевкой произнес он.

Девочка густо покраснела и, повернувшись, выпалила:

– Я не верю, но моя младшая сестра верит, и поэтому Санта-Клаус приходит к нам каждый год!

– Я рада, что он все еще приходит к вам, – снова обратила внимание группы на себя Джоселин. – Разве мы все не любим, когда к нам приходит Санта-Клаус? – И все дружно с ней согласились. – А сюда, в Белый дом он придет через любую трубу, какая ему приглянется.

На этой веселой ноте Джоселин удалось закончить свое общение с туристами. Охрана незамедлительно провела Джоселин и ее бабушку к лифту.

– Ну, к чему все эти вопросы о Рождестве? – пробормотала раздраженно Джоселин, как только за ними закрылись двери лифта. – Ведь еще не было даже Дня благодарения!

– Но и не слишком рано, чтобы об этом подумать, – возразила Блисс под тихое жужжание поднимающегося лифта.

– К сожалению, я вынуждена говорить о Рождестве в течение нескольких месяцев. – Джоселин поймала на себе скептический взгляд бабушки. – В самом деле. Только сняли прошлогодние декорации, как сразу же начались прения насчет новых. Сначала необходимо выбрать тему. Затем решить, каким образом ее представить. После этого оговариваются различные заключительные детали. И если я не участвую в обсуждениях, то обдумываю дизайн открыток от Белого дома, или сочиняю для них поздравительный текст, или корректирую список лиц, которых необходимо поздравить. К тому времени, когда Рождество, наконец, наступит, я так устану, что оно уже не будет иметь для меня значения.

– И, тем не менее детям было интересно узнать, как вы украсите Белый дом к Рождеству, – проговорила в задумчивости Блисс. – Милые дети, не правда ли?

– Бабуля, за эти слова я готова тебя задушить, – заявила Джоселин, выходя из лифта на третьем этаже семейной части Белого дома.

– Наверно, я этого заслуживаю, – равнодушно согласилась та. – Но мы-то с тобой знаем, что для детей это был «их» день! Теперь они будут говорить об этой встрече всю свою жизнь!

– Ты старалась изо всех сил, создавая «их» день до моего появления.

– Я не удержалась. Эти дети выглядели такими несчастными, переходя из одной комнаты в другую. Тебе надо что-нибудь предпринять, чтобы оживить эти скучные экскурсии по Белому дому. Сейчас экскурсоводы уделяют слишком большое внимание меблировкам комнат. А антиквариат интересен совсем немногим. Это только торговцам или коллекционерам любопытно узнать, что кабинетный рояль марки «Стейнвей» в Восточной комнате был выполнен по проекту Гуглера, что его опоры позолочены и повторяют форму белоголового орлана эмблемы США и что он украшен позолоченным трафаретом, выполненным Беком. Эти экскурсоводы представляют Белый дом безжизненным и скучным музеем, тогда как на самом деле – это место, где люди смеялись, жили, любили и где происходили самые важные моменты в истории нашего государства!

– И ты решила исправить ситуацию, рассказав о подвигах детей Рузвельта и о том, что Восточная комната когда-то использовалась для сушки белья? – Джоселин улыбкой отреагировала на неугомонную бабушкину логику.

– Джоселин, но ты ведь не будешь отрицать, что и Белому дому бывают свойственны легкомысленные моменты? И как мне кажется, незаслуженно остающиеся без внимания. Но я могла бы рассказать и о той мрачной комнате, в которой на черном катафалке лежало тело убитого Линкольна, когда люди приходили с ним попрощаться. – Палец за пальцем Блисс стянула с рук кожаные перчатки. – А еще я могла бы рассказать о Долли Мэдисон, которая отказывалась покинуть Белый дом, несмотря на приближение британской армии, до тех пор, пока портрет Джорджа Вашингтона не вынут из рамы и не упакуют вместе с ее вещами. Только представь себе, Джоселин! – Она так драматично подняла вверх руку, будто хотела вглядеться в прошлое. – Английские солдаты уже подступили к городу, друзья покидают Долли один за другим, чиновники уговаривают ее бежать, Капитолий и Белый дом вот-вот могут оказаться в руках врагов… Только представь, какая паника царила вокруг! Но Долли оставалась непреклонна, отказываясь покинуть Белый дом без портрета Вашингтона. Конечно, – Блисс опустила руку и повернулась к внучке с сияющими, полными решимости глазами, – эта мудрая женщина захватила и свой портрет. Вашингтон был не единственной вещью, которую она спасла до того, как англичане сожгли Белый дом.

– Портрет Вашингтона был единственной вещью, уцелевшей от Белого дома во время пожара тысяча восьмисотого года, – напомнила Джоселин. Перед тем как переехать в президентский особняк, она тщательно изучила его историю. В колледже Джоселин выбрала две профилирующие дисциплины, и одной из них тоже была американская история. Поэтому ей было известно почти все о ее временном доме и его бывших обитателях. О чем она и не преминула лишний раз сказать бабушке.

– Исключая, конечно, те моменты, когда Белый дом ремонтировался и реставрировался, – уточнила та, взмахнув перчаткой и как бы отметая этим точку зрения внучки. Последнее слово всегда оставалось за ней. – А поскольку этот эпизод довольно драматичный и волнующий, то забавнее представить себе кальсоны Джона Адамса, или панталоны Абигеля, сохнущие на веревке в Восточной комнате, или детей Рузвельта, разъезжающих по дому на роликах. – Она убрала перчатки в маленькую сумочку и задумчиво промолвила: – Интересно, что Декстер сделал с моими роликами? Я так хорошо на них каталась…

Джоселин подняла одну бровь, затем опустила ее и улыбнулась. Как известно, вооружен тот, кто предупрежден, подумала она и сказала:

– В следующий раз, когда ты будешь ночевать в Белом доме, я прикажу обыскать твой багаж. Если у тебя найдут роликовые коньки или роликовую доску, они будут конфискованы! Но не беспокойся, – с улыбкой добавила она, – тебе все вернут, когда ты будешь уезжать.

Блисс Уэйкфилд одарила внучку долгим оценивающим взглядом и тяжело вздохнула:

– Я опасаюсь за тебя, Джоселин. Ты очень быстро становишься слишком приличной и правильной, – заявила она, печально качая головой. – Тебе просто необходимо сделать что-нибудь из ряда вон выходящее прежде, чем ты станешь безнадежно скучной.

– Не подумай, что я не поддаюсь никаким искушениям. Просто я не горю желанием попасть на первые страницы газет. А сегодня я не могу даже кашлянуть, оставшись незамеченной.

Не найдя ни одного интересного для себя письма, Джоселин положила корреспонденцию обратно на столик и отвернулась, избегая бабушкиного взгляда, полного решимости.

– Сегодня чудесный день! Я решила, что мы будем завтракать на балконе.

– Хороший выбор, – промолвила Блисс. Место для ланча было выбрано удачно. С балкона открывался великолепный вид на безупречную зелень Южной лужайки и на Эллипс, лужайку перед Белым домом, которые вели к Молу, парковой зоне и взмывающему вверх мраморному монументу Вашингтона. А у подножия блестящего белого обелиска гладкие воды Приливного бассейна отражали безоблачное голубое небо. В конце большой аллеи возвышался мемориал Джеферсона, великолепно сочетавшийся с Белым домом.

Этот осевой пейзаж был одним из проектов Пьера Ленфана, молодого французского инженера и ветерана французской революции, который предложил проект строительства новой столицы на берегах реки Потомак в 1791 году. Другой пейзаж представлял собой линию, на которой находились Мол, Зеркальный бассейн, мемориал Линкольна, монумент Вашингтона и Капитолий.

Раньше, созерцая эти просторы и изящную симметрию с балкона второго этажа особняка, Джоселин всегда испытывала волнение, но сегодня удостоила их лишь беглым взглядом перед тем, как сесть к завтраку.

Джоселин с большим трудом сдерживала позывные своего желудка. Сначала она равнодушно повозилась вилкой в салате, украшенном мандаринами и засахаренным миндалем, затем – в омлете.

Как обычно, бабушка доминировала в разговоре, дав Джоселин возможность в последний раз посомневаться насчет задуманного ею предприятия. От Джоселин требовалось только кивать головой или вставлять время от времени какое-нибудь слово для поддержания разговора.

После того как был подан кофе, дворецкий остановился возле стола:

– Могу я еще что-нибудь вам принести?

Джоселин хотела было ответить, но бабушка ее опередила:

– Нет. Спасибо. Просто оставьте кофейник на столе, мы нальем сами.

Дворецкий понял намек на желание женщин остаться наедине и удалился с балкона, осторожно прикрыв за собою дверь. Джоселин сделала вид, будто потягивает свой кофе, ощущая на себе пристальный взгляд блестящих бабушкиных глаз, изучающих ее поверх ободка китайской чашки.

– Ты уже решила?

– Решила что? – Удивленная Джоселин опустила чашку. В интонации ее голоса почувствовался гнев.

Конечно, это было просто совпадение. Бабушка была способна на многое, но мысли читать она точно не умела!

– Я не знаю. Ты же мне не рассказала, – спокойно ответила Блисс, – но я вижу, что ты что-то скрываешь. Ты что-то задумала, и ясно, что мне это будет не по душе. Давай признавайся.

И вот он настал – этот ответственный момент. Джоселин могла еще выбрать – выкинуть из головы эту глупую идею или же окунуться в нее с головой. Пришло время решать.

– На самом деле я хотела узнать, есть ли у тебя какие-нибудь планы на эти выходные? – Джоселин надо было потянуть время, чтобы собраться с мыслями.

– На эти выходные? – Блисс, казалось, была выбита из колеи неожиданным вопросом. Но, быстро придя в себя, ответила: – Вообще-то, у меня не запланировано ничего сверхъестественного. Ничего такого, что я не могла бы отменить, если захочу. А почему ты спрашиваешь?

– Я подумала, что могла бы навестить тебя. – Джоселин старалась говорить как можно естественнее.

– Ну, ты же знаешь, что тебе всегда рады в Редфорд Холле, – проворчала Блисс.

– Но может быть, ты занята в выходные…

– Я всегда найду время, чтобы провести его с любимой внучкой!

– Твоей единственной внучкой, – сухо добавила Джоселин.

– Да, единственной, – шаловливым тоном согласилась Блисс, чуть наклонив голову с белыми как снег волосами и с любопытством глядя на Джоселин. – Но в этом кроется нечто большее, чем просто желание меня навестить, я права? – с пониманием попыталась выпытать она.

Джоселин опять засомневалась, однако все-таки решилась:

– Да, ты угадала. – И почувствовала, как у нее с души свалился камень.

Блисс наклонилась вперед с неподдельным интересом, положив локти на скатерть:

– Как его имя? Я его знаю?

– Чье имя? – смутилась Джоселин.

Блисс разочарованно вздохнула и прислонилась к спинке кресла:

– Вижу, в твоей жизни действительно нет нового мужчины. А я надеялась, что ты планируешь устроить любовное свидание в Редфорд Холле, подальше от глаз прессы. Декстеру это понравилось бы.

– Новый мужчина? – усмехнулась Джоселин. – Но у меня нет даже старого мужчины.

– Очень жаль, – выразила настоящее сожаление бабушка. – А что стало с тем симпатичным военным, с которым ты встречалась?

– Он просто сопровождал меня на двух приемах, Гаг. Едва ли это можно назвать свиданиями. Хотя после того, как я второй раз появилась с ним в обществе, колонки светской хроники и желтая пресса буквально пестрели слухами о нашей предстоящей помолвке. – Это был как раз один из тех случаев, когда она не могла скрыть своего раздражения. – Если честно, Гаг, я не могу вспомнить, когда последний раз ходила на свидание без толпы папарацци на хвосте, не говоря уже о пристальном внимании спецслужб.

– Вот это да! Не верю своим ушам! Неужели мне послышались нотки грусти, – пробормотала Блисс. При этом ее глаза излучали одобрение.

Но Джоселин не заметила этого. Ее охватили чувства обиды и негодования, которые она так долго в себе подавляла.

– Боюсь, что это нечто большее, чем просто нотки грусти. Скорее, это вулкан с горячей кипящей лавой, готовой в любой момент вырваться наружу.

– Ты меня успокоила: в тебе еще осталось что-то человеческое, – сияя от удовольствия, заявила Блисс. – Последние три с половиной года ты была таким воплощением шарма и хороших манер, что я практически поверила: ты – на грани святости. Скажу больше, я даже начала сомневаться, моя ли ты внучка.

У Джоселин невольно вырвался смех, и она почувствовала, как вместе с ним рассеивается и напряжение.

– Всего лишь один день – это все, чего я хочу, Гаг. Один день, чтобы остаться наедине с собой и не чувствовать на себе назойливых взглядов. Один день, чтобы побыть Джейн Доу, а не Джоселин Уэйкфилд, дочерью президента.

– Это высокое звание. – Бабушка многозначительно расширила темные глаза. – Но, к сожалению, у меня нет волшебной палочки. Они есть только у сказочных бабушек. Как бы я хотела тебе помочь, однако…

– Ты можешь мне помочь, – перебила ее Джоселин, сильно разволновавшись.

Блисс откинула голову назад, ее терзали сомнения и любопытство. – Как?

Настала очередь Джоселин наклониться вперед.

– Ты помнишь ту потайную лестницу в бывшей дедушкиной комнате? И тот старый туннель между домом и гаражом?

– Конечно, я помню о них. Я сама показывала их тебе, когда ты была еще неряшливой маленькой девчонкой-сорванцом с косичками. – Послышалась сирена «скорой помощи», промчавшейся по Конститьюшен-авеню. – Тебя привлекал тот туннель. Каждый раз, когда ты ко мне приходила, то настаивала на том, чтобы пройтись по нему. Декстер был убежден, что ты станешь спелеологом. – Внезапно Блисс рассмеялась от всей души. – Как же он ненавидел спускаться в него и вытирать там всю паутину к твоему приезду! А ведь у бедняги настоящая антипатия к паукам, ты знала об этом?

Но Джоселин всегда привлекал не сам туннель. Им пользовались беглые рабы в то время, когда через Редфорд Холл проходила подземная железная дорога. Еще будучи маленькой девочкой, Джоселин твердо знала, что ее привлекает история Америки.

– В каком состоянии он сейчас? – спросила она, затаив дыхание и понимая, как многое будет зависеть теперь от бабушкиного ответа.

– Не знаю, – задумчиво протянула Блисс. – Туда никто не заходил после того, как Служба безопасности все проверила. Они тогда подняли такой шум из-за него, – вспомнила она изумленно. – Была бы их воля, они замуровали бы проход, но ввиду его исторической ценности им это не позволили. Поэтому они просто заперли вход и выход. – И она хихикнула, вспомнив еще один момент. – Мне кажется, это было именно в тот день, когда они рассказывали мне неожиданную новость о Декстере. Какие серьезные лица у них были, Джоселин, когда они сообщали мне, что он родом вовсе не из Англии, а из восточной части Чикаго, и что зовут его не Каммингс-Гоулд, а как-то по-польски, так, что я не могу даже выговорить. И как разочаровались, когда я сказала им, что твой дедушка узнал об этом еще сорок лет назад, как только Декстер начал у нас работать. В то время считалось модным иметь дворецкого с британским акцентом. Сейчас в Декстере больше британского, чем в настоящем британце. Но жить под вымышленным именем не так уж безопасно. Не то чтобы Служба безопасности намекала на то, кем он был, но…

– Так что там с замками, Гаг? – перебила ее Джоселин, которой не терпелось вернуться к главной теме. – У кого ключи от этих замков?

– Ключи? Я не помню… – пробормотала Блисс. – Думаю, одну связку они оставили в Редфорд Холле. Декстер должен знать. А зачем тебе? – спросила она, но вдруг ее осенила догадка, и Блисс в изумлении открыла рот. А через секунду улыбка, выражающая крайнее восхищение, озарила ее лицо. – Ты задумала улизнуть от охраны через этот туннель?

Когда Джоселин кивнула, выражение бабушкиного лица стало немного озорным.

– Они будут в бешенстве, когда обнаружат твое отсутствие.

– Вот для этого мне и нужно твое участие, Гаг, – объяснила Джоселин, невольно понижая голос из боязни быть подслушанной. – Мне нужно, чтобы ты прикрыла меня, чтобы убедила охрану, что я все еще у тебя в доме. Ты должна будешь им сказать, что я приболела – или что-то в этом роде, чтобы у них не возникло подозрений по поводу моего отсутствия. И нужно будет продержать их в неведении двадцать четыре часа.

– Но ты, конечно, не можешь заболеть очень сильно, иначе они настоят на том, чтобы вызвать врача, – подхватила бабушка, уже обдумывая возможные осложнения. Потом помолчала, глядя на ярко-рыжие волосы Джоселин. – Но ты должна понимать, что тебе придется замаскироваться. Ты ведь не сделаешь и шага неузнанной.

– Я знаю и поэтому здесь тоже нуждаюсь в твоей помощи, Гаг. Мне понадобится парик, желательно темно-каштановый, и одежда, отличающаяся от того стиля и тех цветов, которые я обычно ношу. Понимаешь, если я сама поеду за покупками, весь мир узнает, что я купила. И послать кого-то в магазин я тоже не могу, у него в голове возникнет куча вопросов. Какими бы молчаливыми ни были люди, они все общаются между собой.

– Ты абсолютно права, – согласилась Блисс, и в ее сообразительной голове быстро созрел новый совет. – Правда, было бы смешно открыто ходить по магазинам, чтобы купить одежду, в которой тебя не узнали бы. Это большой риск. – Она взглянула на Джоселин острым, изучающим взглядом. – Но ты понимаешь, мы должны все рассказать Декстеру. – Она поджала губы с чувством досады и раздражения. – Насколько я его знаю, этот надутый старый дворецкий не одобрит нашей затеи. Я уже сейчас слышу его возмущение по поводу, как эгоистично и безответственно вести себя подобным образом девушке твоего положения. Он скажет, что тебя может похитить какая-нибудь террористическая группировка и потребовать выкуп.

– Это нелепо, – запротестовала Джоселин, не зная точно, как обойти такое препятствие.

– Да, конечно, нелепо, но Декстер смотрит слишком много фильмов с Брюсом Уиллисом. – Блисс сделала маленький глоток кофе и задумалась над этой новой проблемой.

– В любом случае ты должна убедить его, Гаг, что при правильной маскировке я не буду отличаться от обычного туриста, – рассудила Джоселин.

– Ты права, – пробормотала задумчиво бабушка. – Но даже если мне удастся его в этом убедить, он захочет знать все: что ты собираешься делать, куда пойдешь.

– В эти двадцать четыре часа у меня не будет времени пойти куда угодно. Все, что я собираюсь сделать, – это побродить по окрестностям Вашингтона, посмотреть достопримечательности; побывать в тех местах, куда меня водила мама, когда мне было… Сколько? Девять или десять лет.

На Джоселин нахлынула волна теплых воспоминаний о том времени, когда они вместе с мамой совершали многочисленные экскурсии по столице и много фотографировали. Одра Уэйкфилд обожала фотографировать, и у нее это хорошо получалось. Более чем хорошо, поправила себя Джоселин, вспомнив самые впечатляющие фотографии, сделанные мамой.

– Ты говоришь «двадцать четыре часа». Не означает ли это, что ты собираешься отсутствовать и ночью? Где же ты будешь спать?

– В отеле, как и все туристы, – пояснила Джоселин.

– А как быть с документами? Как ты оплатишь комнату в отеле? Это тоже надо обдумать, – забеспокоилась Блисс, ставя чашку на блюдце.

– Наличными, конечно, – пожала плечами Джоселин. – Я же не смогу воспользоваться кредитной карточкой. Даже когда я зарегистрируюсь под вымышленным именем.

– Но если заплатишь за комнату наличными, клерк решит, что ты мелкий воришка.

– Не решит, если я буду одета бледно и неброско, – заключила Джоселин.

– Верно. Хотя очень жаль, – заявила бабушка с лукавым блеском в глазах. – Было бы намного забавнее одеть тебя как мелкого воришку. Подумай, какую одежду я должна тебе купить.

– И как мне выкручиваться, если меня вдруг остановит полицейский и попросит предъявить документы? – проворчала Джоселин. – Больше никому не придет в голову это делать.

– Так просто не попросит, только если ты не попадешь в аварию, – пояснила Блисс, затем тяжело вздохнула: – Декстер будет из-за этого волноваться, ты же знаешь.

– Тебе просто надо заверить его, что я буду очень осторожной, чтобы не попасть в аварию. – Джоселин подняла серебряный кофейник и налила себе кофе. – Только одному Богу известно, что произойдет, если случится что-то подобное. Но игра закончится в любом случае. Об этом будут говорить во всех сводках новостей, не считая красных лиц и жалобных объяснений.

– Но это будет чудесное приключение, милая! – воскликнула бабушка почти с восхищением. – Риск быть раскрытой только добавляет изюминку!

– Это напомнило мне, что я должна выписать тебе чек, пока ты не уехала. Не дай мне забыть об этом, ладно? – Джоселин поднесла китайскую чашечку к губам.

– Чек? На что? – Блисс смущенно посмотрела на нее.

– На одежду, парик и наличные, чтобы оплатить мою комнату в отеле, питание плюс на что-нибудь еще, чего я захочу.

– Можешь про это забыть. – Блисс взмахнула рукой, отвергая эту идею. – Это маленькое предприятие лежит на мне. Пусть это будет мой рождественский подарок. – Когда Джоселин открыла рот, чтобы возразить, бабушка свысока посмотрела на нее взглядом, не терпящим возражений: – Я настаиваю, Джоселин.

– Хорошо, но… – уловив предупреждающий треск щеколды балконной двери, Джоселин передумала, что хотела сказать. – Это бабье лето заставляет забыть о том, что зима не за горами, правда?

– Так оно и есть, я… – с искусством актрисы Блисс бросила ленивый взгляд на открытую дверь. И внезапно улыбка, полная настоящей теплоты и обожания, озарило ее лицо. – Генри! Какой приятный сюрприз!

Приблизившись к столу, президент чмокнул маму в подставленную щеку.

– Привет, мам, я слышал, что ты у нас.

– О, милый. – Глядя на Джоселин, Блисс сделала слабую попытку изобразить интерес. – Боюсь, это значит, что он слышал и о твоем общении с труппой школьников?

– О твоем общении? – переспросил Генри Уэйкфилд. – Разве это была не персональная экскурсия по комнатам?

– Они умирали со скуки, их удручало ходить из комнаты в комнату и смотреть на старую мебель, – выпалила пожилая женщина в свою защиту.

– Мне следовало бы знать, если было что-то подобное. – Президент ухмыльнулся с видом одобрения.

– Садись. Я сверну шею, глядя на тебя. – Блисс указала ему жестом на одно из свободных кресел за столом.

По сигналу на балкон вышел дворецкий с подносом. Он принес свежий кофе и чистую китайскую чашку с блюдцем. Поставив чашку перед президентом, он налил ему горячий кофе, а затем наполнил до краев чашки Джоселин и Блисс, прежде чем снова уйти в дом.

– Есть какие-нибудь свежие новости о забастовке? – машинально спросила Джоселин. Политика всегда была главной темой для беседы за столом, по крайней мере, столько, сколько Джоселин себя помнила. Обсуждение различных проблем и стратегий стало для нее настолько естественным, как тема погоды для других людей.

– Похоже на то, что в ближайшее время все уладится. Постепенно во всех штатах, в зависимости от результатов местных выборов. – Генри Уэйкфилд сделал оценивающий глоток кофе из своей чашки.

– Это и плохо и хорошо одновременно, – отметила Блисс, бросив изучающий взгляд на сына. – Ты выглядишь бодрым и отдохнувшим. Очевидно, ты уже пришел в себя после предвыборной кампании?

– Иногда мне кажется, что он только этим и питается, – поддразнила отца Джоселин.

– Это характерная черта истинного политика, – Блисс подняла вверх свою чашку в качестве насмешливого тоста в честь сына.

– Спасибо. – Он наклонил голову, его глаза блеснули так же ярко, как у матери. – Я на самом деле, чувствую себя абсолютно отдохнувшим, но жду с нетерпением выходных в Кемп-Дэвиде. Почему бы тебе не присоединиться к нам, мама?

Джоселин уставилась на бабушку, чувствуя, как все их планы таят, будто сигаретный дым. Но Блисс не дрогнула.

– Твое приглашение немного запоздало, Генри. У нас с Джоселин уже есть планы на эти выходные, – заявила она. – Джоселин приедет ко мне в Редфорд Холл. Мы уже много месяцев не разговаривали с ней по душам. Ты, конечно, можешь тоже приехать.

Президент сделал жест рукой, добродушно отвергая приглашение:

– Спасибо, но нет. Я пас.

Тут Джоселин поняла, что ей представился удобный случай.

– Пап, – начала она с возрастающей надеждой воплотить свой замысел, – ты не мог бы поехать в Кемп-Дэвид на машине, вместо того чтобы лететь туда на вертолете? Тогда репортеры решат, что я с тобой, и не заметят, как я улизну в Редфорд Холл. Это будет замечательно провести все выходные без фотографов, снующих вокруг.

– Почему бы нет? – охотно согласился он. – Из окна машины я смогу полюбоваться листопадом.

Джоселин чуть не рассмеялась, радуясь своему триумфу. Последняя серьезная помеха была преодолена. Теперь все зависело только от Бога.