Снег, искрящийся под лучами утреннего солнца, и яркая голубизна неба слепили глаза. Ветра не было, все словно замерло, и позвякивание упряжи на лошадях звонко и далеко разносилось над заснеженной пашней. Гнедые тяжеловозы, пофыркивая и пуская пар из ноздрей, тянули за собой по снегу низкую фуру на полозьях, груженную сеном, оставляя за собой след из развязанных тюков сена для скотины, бредущей следом.

Наконец Хэнк Роулинс сбросил последний тюк.

– Все, – крикнул он хрипловатым от натуги и холодного воздуха голосом.

Беннон, причмокнув, легонько хлестнул поводьями коней по потным крупам, и они резво побежали к конюшне, где их уже ждала утренняя порция овса.

С того самого дня, как был заложен дом на ранчо «Каменный ручей», семья Беннонов держала лошадей. Они были столь же неотъемлемой, передававшейся из поколения в поколение частью наследства, как старый дом и племенное стадо.

Их держали и разводили для удовлетворения нужд в тягловой силе на рудниках Аспена.

Шли годы, и в хозяйстве Беннонов их табун уменьшился до двух маток с приплодом, разных возрастов и подготовки, вполне удовлетворяющих нынешний скромный спрос, включая конную упряжку для прогулок туристов по округе.

Не будь и этих потребностей, Беннон все равно держал бы лошадей, не только из-за сентиментальных чувств, а просто для собственного удовольствия. Трактором перетаскать сено для скота куда сподручнее и быстрее. Но грохот мотора и ядовитые выхлопы ни в какое сравнение не идут с мелодичным позвякиванием упряжи, теплым и здоровым духом коней, когда их утром выводят из конюшни на свежий морозец.

– Тпррру, – Беннон остановил лошадей перед амбаром, спрыгнул и отцепил фуру.

Через пятнадцать минут лошади были в стойле и, хрупая, ели овес, сбруя повешена на свое место, и Беннон шел к дому.

Поднявшись на крыльцо, он увидел пару лыж с палками, прислоненных к стене, а войдя в дом и услышав знакомый смех Кит, направился прямо в кухню.

Она стояла, прислонившись к буфету, черная с фиолетовой отделкой лыжная куртка расстегнута. Обеими руками Кит держала кружку с горячим кофе, щеки ее рдели. Один ее вид в доме согрел Беннона после долгой работы на морозе.

– Доброе утро, – вскинула она на него поверх кружки сияющие радостью глаза. – Кофе все еще горячий, если хочешь.

– Да, Беннон, угощайся, – поддержал с готовностью Старый Том. Его лицо светилось удовольствием.

– Пожалуй, не откажусь. – Беннон стянул грубые рабочие рукавицы, подошел к буфету и налил себе кофе. – Увидел на крыльце лыжи и подумал: кто же это пожаловал к нам?

– Чудесный день и первый снег нового зимнего сезона, легкий и глубокий. Я решила совершить прогулку к озеру. – Кит подула на кофе и отпила его, все еще не сводя с Беннона взгляда. – Старый Том сказал, что ты давненько не становился на лыжи. Хочешь составить мне компанию?

Явно соблазняясь этим предложением, Беннон, однако, заколебался.

– Мне тут вчера звонили, когда я был в суде, надо бы ответить на звонки, и к тому же...

– Послушай только его! – не выдержал Старый Том. – Он хочет, чтобы его упрашивали да уламывали. Если бы он не управился в суде вчера, он бы торчал сегодня там весь день и ни на какие звонки все равно не ответил бы. Просто делает вид, что они такие уж важные!

– Может, он просто ищет предлог, чтобы отказаться, потому что потерял форму и не уверен, что сможет дойти на лыжах до озера? – предположила Кит, обращаясь к Старому Тому.

Поняв, что ему бросают вызов, Беннон прислонился к буфету и лениво, с расстановкой сказал:

– Не бойся, дойду.

– Докажи. – Кит снова отпила кофе.

– Твоя взяла.

Двадцать минут спустя Старый Том из окна гостиной провожал взглядом обоих, смеющихся, веселых, перекидывающихся взглядами, как самые счастливые люди, как муж и жена.

– Я боялся, что моим старым усталым глазам не доведется больше этого увидеть, – пробормотал он, качая головой, и отошел от окна.

Выйдя из рощицы, Кит по инерции все еще скользила, пока не взлетела на вершину холма. Лишь здесь она остановилась, воткнула палки в снег и перевела дух. Беннон, затормозив, остановился рядом. Посмотрев на него, она, однако, ничего не сказала, боясь вспугнуть величавую тишину.

Кит сняла темные очки и окинула взглядом панораму гор, высоких, гордых, в белом уборе снегов. Внизу, в небольшой, круглой, как чаша, впадине, среди пушистых, легких, будто взбитый крем, снежных равнин, сверкало голубизной похожее на драгоценный камень озеро. Они с Бенноном были одни среди этого тихого белого великолепия.

Кит забыла о времени. Ведь солнце всегда вот так светило и будет светить над этим краем, а ее собственная жизнь – это всего лишь один короткий удар пульса в вечном ритме жизни Вселенной. Что такое человеческая жизнь, если не краткий миг счастья? Слава преходяща. Лишь одно вечно под этим солнцем – любовь мужчины и женщины.

– Невероятно, правда? – промолвил Беннон. Он стоял, опершись на палки, в облачке пара от своего дыхания.

– Захватывает дух, – прошептала Кит, чувствуя, как у нее сжимается горло.

– Ты готова?

– А ты? – Но она схватила его за локоть прежде, чем он начал спуск. – Посмотри! Кажется, дымок над той старой хижиной у озера. – Она палкой указала вниз на еле заметный серый дымок, вьющийся из дымохода одинокой хижины.

– Да, верно, – нахмурился Беннон.

– Ты разрешил кому-нибудь пользоваться хижиной?

– Нет. Поехали, надо проверить.

Оттолкнувшись палками, он начал спуск. Кит последовала за ним.

Подъезжая к хижине, Беннон указал Кит на следы лыж на снегу.

– Возможно, кто-то из лыжников, делая большой переход, решил передохнуть.

– Вполне возможно.

И логично, подумала Кит. Подъехав, Беннон громко крикнул, но ответа из хижины не последовало.

– Подожди, – сказал он Кит, снимая лыжи. – Прежде я сам проверю.

– Нет, я с тобой.

Кит, поставив свои лыжи рядом с его, вошла вслед за Бенноном.

В старой железной печурке горел огонь, на потемневшем от времени деревянном столе, покрытом красным шерстяным платком, стояли термос и две чашки. Мягкий шерстяной в красно-бордовых тонах плед покрывал широкий лежак у стены.

– Странно, – пробормотал Беннон. – Никаких рюкзаков, ничего похожего на... – Тут он повернулся, посмотрел на Кит, и его глаза, полные догадки, хитро сузились. – Ты случайно не знаешь, что все это значит?

– Возможно, проказники эльфы... – неопределенно промолвила Кит и подошла к столу. – Интересно, что в нем? – сказала она, отвинчивая крышку термоса. – Похоже, пунш. Как ты думаешь, эльфы не рассердятся, если мы попробуем? Просто чтобы согреться, а?

– Я думаю, что эльфам плевать, если мы это сделаем. – Улыбка Беннона была медленной и многозначительной, когда он приблизился к Кит. – Тем более что ты у них за начальницу.

– Как ты догадался? – деланно строго спросила она.

– По термосу. На нем инициалы твоего отца.

Беннон обнял Кит и притянул к себе.

– Ты чертовски догадлив, Беннон, – заявила Кит.

– Отнюдь нет. – Он взял ее лицо в свои ладони. В глазах его были нежность и желание. – Я просто влюблен в тебя.

Кит стало трудно дышать, сердце отчаянно забилось. Его губы коснулись ее легким дразнящим поцелуем. Ей показалось, что она погружается во что-то необыкновенно мягкое, податливое и растворяется в нем. Ей было тепло и до боли хорошо. Она тихо и отрешенно вздохнула, проведя пальцем по губам, которые ее только что поцеловали, чувствуя силу и тепло рук, обнимавших ее.

А губы Беннона легко и неторопливо изучали ее лицо, от корней волос до бровей и смеженных век. Она чувствовала его дыхание на своих щеках. Околдованная его нежными ласками, Кит была не в состоянии двинуться и почти не могла дышать. Когда его ласкающие губы наконец коснулись ее губ, она тихо произнесла – скорее выдохнула – его имя.

Отдавшись его губам, она бессознательно поворачивала голову в ту сторону, куда продолжали скользить эти сводящие ее с ума губы, пока не нашла их своими и больше не отпускала. Она словно вжалась в тело Беннона, как может женщина, жаждущая отдать мужчине в ответ на его страсть все тепло и мягкую податливость своего тела.

В нетерпении она сорвала с его волос шапку и бросила на пол, с наслаждением погрузив пальцы в густую шевелюру. Прижавшись к нему, она сквозь ткань лыжного костюма чувствовала каждый мускул его тела, каждую пуговицу и пряжку на одежде.

Рука Беннона скользнула в открытый ворот ее лыжной куртки и коснулась груди. Тонкий свитер и белье были легким препятствием. Спустить с ее плеч лыжную куртку и стянуть через голову свитер – это заняло всего лишь мгновение. С кружевным лифчиком он расправился совсем просто – даже не расстегнув, спустил вниз и освободил грудь от всего, что ее обременяло. Лаская, он провел ладонью по твердым набухшим соскам.

Кит не отставала. Ее руки быстро расстегнули куртку Беннона, раскрыли рубаху и легли ему на обнаженную грудь. Касаясь его кожи губами, Кит чувствовала биение сердца. Беннон продолжал нетерпеливо освобождать ее от одежды – и прежде всего от ненужного бюстгальтера. Кит почувствовала, как его рука, проникнув под пояс ее лыжных брюк, коснулась бедра, затем живота и мягкой курчавости холмика между ног. Силы оставили ее, и ослабевшие колени подогнулись. Беннон вовремя подхватил ее и уложил на твердое деревянное ложе.

Он не последовал за ней, но, сняв с себя куртку, продолжал стягивать с Кит остатки одежды: лыжные ботинки – сначала один, потом другой, – и наконец лыжные брюки, которые никак не слушались, так что он чуть не стянул Кит на пол. Она весело смеялась, когда он почти вытряхнул ее из них.

– Это так неловко и неромантично, Беннон, – деланно недовольным тоном пожурила его Кит, сама освобождаясь от трусиков, пока Беннон снимал ботинки.

– Я проделал всю тяжелую работу, не так ли? – возразил он с озорным блеском в глазах, продолжая раздеваться. Он лег рядом и, поглаживая ее тело, серьезно заявил: – Мне не нужен дразнящий ритуал стриптиза, чтобы хотеть тебя. Мне достаточно только быть с тобою рядом. И так будет всегда.

– И у меня тоже, – прошептала она. – Всегда.

Он нашел ее губы и прильнул к ним. Обняв, она притянула его к себе и, дрожа от желания, тесно прижалась, чувствуя ответное движение.

Потом они лежали, все еще не выпуская друг друга из объятий.

Наконец, поцеловав ее волосы, он заметил:

– А печка, кажется, погасла.

– Да, ты прав. – Она еще теснее прижалась к нему, хотя тоже почувствовала холод.

Беннон тихонько засмеялся.

– Вставай. Нам лучше одеться и вовремя добраться домой.

Кит со вздохом поднялась и села. Она понимала, что он прав. Ей стало холодно, мороз давал себя чувствовать. Второго напоминания не потребовалось. Кит стала быстро одеваться.

Сондра, не сбавляя скорости, въехала в ворота ранчо и резко остановила свой шикарный темно-синий «ровер» у крыльца. Надо сказать, что она терпеть не могла эту марку, столь модную в Аспене, и предпочитала благородную роскошь «мерседеса». Но местный климат, капризы погоды и горные дороги, особенно зимой, диктовали свои условия.

Выключив зажигание, Сондра бросила взгляд на часы на щитке. Кажется, она удачно выбрала время визита. До возвращения Лоры из школы – без малого целый час. Правда, ей может помешать Старый Том, но он всегда исчезал, завидев ее.

Сондра вышла из машины и окинула взглядом двор. Везде стояла тишина, никаких признаков обычной деятельности. Она заметила пикап Беннона, что подтверждало информацию, полученную ею от Агнес. Беннон сегодня дома.

Слежавшийся и слегка подтаявший снег хрустел под ногами, когда она поднималась на крыльцо. Посмотрев на потемневшие бревенчатые стены дома, Сондра поняла, почему Диана так ненавидела его. Он слишком напоминал деревенское жилище, и горожанке нелегко было глядеть на эти стены изо дня в день:

Не постучав, Сондра вошла в дом.

– Алло! Есть тут кто-нибудь? – негромко спросила она.

Звук шагов в дальнем углу гостиной привлек ее внимание, и она увидела Старого Тома, вставшего с кресла. Он заметно сдал – постарел и выглядел усталым.

– Сондра... – Старик провел рукой по лицу, словно только что проснулся. Он подошел к ней скованной старческой походкой. – Я не слышал, как ты стучала.

– Прости, Том, что побеспокоила. Я приехала к Беннону.

– Его нет.

– Но его машина стоит во дворе. Он в загоне для скота? – Она повернулась, чтобы направиться туда. – У меня к нему важное дело.

– Его нет. Он и Кит ушли на лыжах.

Сондра застыла. Лишь расширившиеся ноздри выдали гнев, охвативший ее при одном упоминании ненавистного имени. Она медленно повернулась к Старому Тому.

– Кит Мастерс? – переспросила она ледяным тоном.

– Ага. Если хочешь знать, я рад, что эти двое наконец снова вместе. – Старик с вызовом сунул большие пальцы рук за пояс. Если бы на нем были подтяжки, он бы оттянул их так, чтобы они как можно громче хлопнули, столь откровенным было его удовольствие от того, что он ей сказал.

Кит и Беннон снова вместе. Нет, старик лжет! Она не верит ему. Старый Том терпеть ее не может. Всегда ненавидел ее и норовил уязвить при каждом удобном случае. Что ж, теперь они могут посоревноваться в этом.

– Ты говоришь, что Беннон нужен тебе по важному делу?

– Да. Он сказал, что хочет продать ранчо, – произнесла Сондра вежливо, почти с улыбкой, заметив, как лицо старика покрывается красными пятнами.

– Это ложь!

– Почему? Потому, что он не сказал тебе об этом? – насмешливо ответила Сондра.

– Беннон никогда не продаст ранчо, – уверенно заявил старик.

– Не продаст, пока ты жив, – авторитетно заявила Сондра. – Ты один мешаешь ему это сделать. Ты и твои басни об этих землях. Это ты связал ему руки и заткнул рот. Бедняга Беннон едва выдерживает это.

– Это вранье! – крикнул Старый Том, теряя самообладание. – Беннон любит эти земли не меньше моего.

– Значит, ты мне не веришь? – Сондра уже не сдерживала своего презрения к этому фермеру. – Ты старый дурак. Он ненавидит это ранчо, этот старый, дырявый, полный сквозняков дом. Всегда ненавидел. – Вид все больше краснеющего лица старика подстегивал ее. – Он ждет не дождется твоей смерти, чтобы поскорее все продать и переселиться в город. Он хочет заниматься адвокатурой, а не гоняться за коровами. Он всегда этого хотел.

– Ты подлая, двуличная... – Голос его сорвался. Старик ведь дрожал. – Вон! Вон из моего дома!

– О, ты бы этого хотел, Старый Том? Ты бы очень хотел, чтобы я ушла вон не только из этого дома, но из жизни Беннона тоже, не так ли? Ты всегда ненавидел меня. Ты даже настраивал Беннона против меня. Но ничего не вышло, как видишь. И не выйдет. Потому что он ненавидит тебя. Тебя, и твое ранчо, и твою чертову землю.

– Вон! Убирайся вон, я сказал тебе! – Побагровев, он угрожающе вытянул вперед свою натруженную большую руку, указывая ей на дверь. – Вон, или я сам вышвырну тебя! Я... – Внезапно Старый Том задохнулся, широко открытые глаза и рот словно застыли. Он схватился за грудь.

Сондра, увидев боль в его глазах, лишь вошла в раж.

– А-а, твое сердце не выдержало правды? Наконец-то настал твой час. Мы столько его ждали. Ждали, чтобы продать это чертово ранчо.

Старый Том сделал несколько спотыкающихся шагов, он задыхался и хрипел. Сондра, поняв, что он хочет дотянуться до телефона на столике, опередила его и отодвинула телефон подальше. Ноги у старика подкосились, и он рухнул на пол.

Сондра, сев на стул, не сводила с него глаз до тех пор, пока не убедилась, что он неподвижен. Она выждала еще минуту, пять минут. Однако все еще не была уверена.

Наконец она встала и, приблизившись к Старому Тому, наклонилась и пощупала пульс, а затем приложила пальцы к шее. Ничего. Она довольно улыбнулась.

В эту минуту открылась входная дверь. Повернувшись, Сондра едва удержалась от паники. Но это был не Беннон, а один из ковбоев, работавших на ранчо. Он застыл на месте, глядя на Сондру и неподвижное тело на полу.

– Я нашла его лежащим на полу, – торопливо объяснила Сондра. – У него, кажется, сердечный приступ. Я не нашла пульса.

– Хэнк! – крикнул ковбой кому-то, кто был за дверью, и приблизился к Старому Тому.

– Вызовите «Скорую», – коротко сказал он Сондре.

Сондра набрала номер неотложной помощи. Пока она звонила, в гостиную вбежал Хэнк.

– Возьми ружье и подай сигнал Беннону, – приказал ему ковбой. – Со Старым Томом плохо.

– О, черт! – испуганно выругался Хэнк и выбежал.

Сондра, ожидая ответа у телефона, молча наблюдала, как ковбой, расстегнув рубаху старика, пробует массировать его сердце. Наконец в трубке послышался голос.

– Говорит Сондра Хадсон, – торопливо сказала Сондра. – Я звоню с ранчо «Каменный ручей». Это ранчо Беннонов. Старому Тому Беннону плохо. Думаем, что-то с сердцем. Мы нашли его лежащим на полу. Пришлите немедленно карету «скорой помощи».

Он мертв. Она была уверена, что он мертв.

Во дворе раздался выстрел, еще один и еще. Три выстрела эхом отозвались в горах и долине.

Выстрелы, а затем вой сирены «скорой помощи» могли означать все, что угодно для Беннона, когда он мчался вниз по склону, огибая деревья. Кит, не отставая, следовала за ним. Но, увидев с холма, что санитарная машина стоит не у амбара или загона, а у крыльца дома, он все понял: отец.

Выехав из рощи на равнину, он увидел поджидавшего его в грузовичке Хэнка Гиббса. Побросав в кузов лыжи, они с Кит сели в кабину.

– Это Старый Том, – не дожидаясь вопросов, сказал Хэнк и тронулся.

– Что случилось? Как он? – Беннону стоило усилий задавать вопросы. Он страшился их и не хотел услышать ответ. Он знал, что этот день когда-то наступит. Его отец стар, он не может жить вечно, но Беннон всегда надеялся, что подготовит себя к этому. Но так и не смог. Возможно ли подготовить себя к смерти близкого и родного человека?

– Он плох. Ваша свояченица нашла его в гостиной на полу. Я слышал, как кто-то сказал, что у него нет пульса. Когда я увидел, что вы спускаетесь, я выехал, чтобы встретить вас. Санитары уже укладывали его на носилки... Не знаю, как он...

Беннон, сжав зубы, ничего не ответил.

Грузовик притормозил у крыльца. Беннон, не дожидаясь, когда машина полностью остановится, выпрыгнул из нее.

– Беннон, слава Богу, ты здесь... – тут же подбежала к нему Сондра.

Но он прошел мимо, даже не заметив ее, не слыша того, что она сказала. Он видел только дверь дома. Внезапно Хэнк Роулинс преградил ему путь.

– Они сейчас вынесут носилки, Беннон.

Действительно, в ту же секунду дверь отворилась. Беннон увидел санитаров в белом, носилки и тело на них.

– Он... он жив? – с трудом вымолвил он. Один из санитаров кивнул.

– В больнице им сразу же займутся врачи, – успокоил его Хэнк, а потом добавил: – Он крепкий, наш старик. Как все такие, как он. Он выкарабкается.

Санитары снесли носилки по ступеням, поспешили к машине. Беннон шел рядом, не отводя взгляда от лица Старого Тома, его закрытых глаз, застывшей неподвижности щек и пугающей бледности кожи. Нос и рот были закрыты прозрачной, похожей на раковину кислородной маской.

– Отец, – еле слышно, задыхаясь, произнес Беннон.

У санитарной машины он посторонился, пока носилки вкатывали в машину. Кто-то сжал его руку, пытаясь привлечь внимание.

– Поедем со мной, Беннон, – промолвила Сондра. – Мы будем в больнице раньше их.

Он покачал головой.

– Я поеду с отцом.

– Тогда я встречу тебя там.

– Нет, не надо. – Наконец он обрел возможность думать о чем-то другом. – Лора. Забери ее из школы. Отвези к себе. Я заеду за ней, как только смогу.

– Но тебе нужен кто-то рядом, – возразила Сондра.

– Ты больше нужна Лоре.

– Я привезу ее в больницу.

– Нет, я не хочу, чтобы она прошла через это. Отвези ее домой. Ты поняла меня?

Сондра, вскинув голову, словно застыла.

– Хорошо. Я отвезу ее к себе.

Носилки были уже в машине. Беннон влез в нее.

– Простите, – сказал санитар кому-то за его спиной. – В машине есть место только для одного.

Думая, что это Сондра, Беннон обернулся и увидел Кит.

– Я поеду на грузовике, – успела сказать она, прежде чем захлопнулись дверцы санитарной машины.