Естественно, они последовали за ней. Это был их долг, и она им не завидовала, потому что никому не удалось бы уговорить ее отступиться от намеченной цели. Ветер трепал ее волосы, развевая их у нее за спиной, спутывая концы. Изабель казалось, что даже он хочет помешать ей последовать за Ричардом, вцепляясь в длинные черные пряди. Ее плащ улетел, гонимый сильными порывами ветра, и лежал сейчас жалкой кучкой зеленой шерсти на грязной влажной земле. Блио почти не согревало ее, но Изабель не думала о пронизывающем до костей ветре, который дул в лицо, мешая ей ехать вперед. Все ее мысли были сейчас о Ричарде.

Когда она въехала в огромные ворота, воспоминания прошлого захватили ее в железные тиски. Здесь все было таким, каким она запомнила его. Только более пугающим, более мрачным. Но, возможно, ей так кажется из-за той цели, ради которой она приехала сюда. Она должна спасти Ричарда.

Изабель бросило в дрожь.

Посреди огромного внутреннего двора по колено в грязи стоял Хенли, держась уверенно и смело. Он находился в пределах своего замка, обитатели которого были связаны с ним клятвой верности, а напротив него стоял почти обнаженный кающийся Ричард. Один. Пока.

Изабель камнем свалилась с лошади и побежала к своему мужу. Но постепенно ее шаг замедлился: она увидела, что из противоположного конца двора им навстречу идет Бертрада. Служанка поддерживала ее за локоть, не давая упасть. Бертрада не была старой, она оставалась такой же красивой, какой Изабель запомнила ее, такой же, как год назад.

Ее густые длинные волосы были чернее ночи. Она всегда носила их распущенными, повязывая вокруг головы простой шнурок, удерживающий волосы в порядке. Ее прекрасная белая кожа напоминала нежные весенние лепестки. Она всегда носила белые одежды, зная, что этот цвет подходит ей, как никакой другой. Черные волосы казались еще прекраснее, еще гуще на фоне белой стройной фигуры. Ее глаза, обрамленные густыми ресницами, были почти такими же черными и блестящими, как волосы. Такой позавидовала бы любая женщина. Такую возжелал бы любой мужчина. Да, это так. Еще будучи ребенком, Изабель смутно догадывалась, что Бертрада знает о той власти, какую дает ей красота, и нещадно пользуется этим, не чувствуя за собой абсолютно никакой вины.

И хотя Бертрада не нравилась Изабель, она всегда хотела быть похожей на нее: такой прекрасной и очаровательной, притягивающей к себе казалась эта женщина.

На стенах Молтона там и сям стояли лучники и охраняющие замок рыцари, двор быстро наполнялся оруженосцами, вновь посвященными рыцарями, поварами, кузнецами, конюхами, сокольничими, домашней прислугой. Может, Ричард и собирался пойти в Молтон в одиночку, но теперь он не был один.

Он почувствовал, что она стоит рядом с ним, и она поняла это. Но все же Ричард не отвел глаза от Хенли. Изабель не обратила на это внимания. Главное, что она с ним. Главное, что, когда он столкнется лицом к лицу с Хенли, он не будет один.

Хенли самодовольно смотрел на них, его напряженная и неприятная улыбка говорила о том, что он уверен в одном: Ричард приехал к нему и признал тем самым свое поражение, а цель его приезда не так уж и важна. Эта картина – Хенли с тупым превосходством в глазах и сдержанно-покорный Ричард – пробудила волну воспоминаний прошлого в Изабель. Прошлого, которое она оставила в Молтоне, когда покинула его, и которое вернулось к ней именно здесь, в замке ее детства и юности. Уезжая из Молтона, она оставила себе только воспоминания о Ричарде, нежно холя и лелея их, как грудного младенца. Но сейчас остальные картины прошлого всплыли так быстро, яростно и живо, что к горлу Изабель подкатил неприятный комок.

Они оба были одиноки. Юные, уязвимые, они оба очутились вдруг далеко от родного дома: Бертрада только-только вышла замуж, а Ричард был изгоем среди местных оруженосцев и рыцарей. Да, по природе своей он был лидером, и Изабель всегда видела это в нем, но никогда у него не получалось сблизиться с кем-нибудь настолько, чтобы быть друзьями, как сейчас с Роландом и Уильямом. Каждый человек нуждается в друге, союзнике, а у Ричарда не было никого. Хенли задавил его своим авторитетом, наслаждаясь тем, что играет роль светила в жизни испуганного мальчика. Повинуясь сиюминутным настроениям, он мог хвалить, а мог и жестоко наказывать своего юного оруженосца. И только от Бертрады, от милой, славной Бертрады он получал нежные улыбки и добрые слова. Изабель ясно понимала это, исходя из собственного опыта. Бертрада была женщиной мягкой и нежной, и поэтому Изабель еще больше ненавидела саму себя за то, что так не похожа на свою леди.

Она вспомнила, как однажды Бертрада улыбнулась Ричарду, и тот оступился во время тренировки. И Хенли был этому свидетелем. Это не было тайной. Сейчас, став уже опытной в постельных делах, Изабель поняла, что в их поведении было много чувственных жестов, полных желания взглядов, томных вздохов. И Хенли об этом знал.

Не успела она сказать и слова, как услышала приглушенное рычание Ричарда:

– Я не хотел, чтобы ты приходила сюда. Чтобы видела все это.

– На это может смотреть весь свет, но не я? – вспылила она. – Ты всегда выгоняешь меня, но сейчас знай: я не уйду!

Она была в гневе. На ее глазах блестели слезы ярости.

Ричард повернулся к ней, и его широкие плечи и грудь, словно щит, скрыли ее от любопытных глаз обитателей Молтона. Он будет закрывать ее собой, когда сам стоит обнаженный и безоружный перед мрачно сверкающими глазами Хенли? Из ее глаз потекли слезы, и она стала обеими руками вытирать их.

– Я вовсе не выгоняю тебя, Изабель, – сказал он. – Я хочу, чтобы ты держалась подальше от меня. Чтобы защитить тебя. Я не… я никогда не доверял себе, когда рядом была ты, – закончил он, и в его темных синих глазах она увидела боль, которую он пытался всеми силами скрыть.

О да. Теперь она все поняла. Она поняла, что думал о себе Ричард. Он избегал ее? Нет, таким странным образом он старался защитить ее от своего греха, который грыз его плоть денно и нощно. Он считал себя безумным похотливым диким зверем и изо всех сил старался уберечь ее от растерзания, защитить от себя самого. Как может мужчина так глубоко ошибаться относительно своей природы, своего естества?

– Как странно, – сказала она, улыбнувшись, но улыбка ее была скорее грустной, чем радостной. – Ведь я всегда доверяла тебе. Во всем. Без страха.

– Тебе всегда не хватало осторожности, Изабель, – улыбнулся он.

Его губы растянулись в улыбке лишь на мгновение, но затем распрямились, потому что он снова повернулся к Хенли. Около ворот стояли Уильям, Роланд, два оруженосца и Элзбет, ставшие невольными свидетелями того, что задумал Ричард. Они не знали, что сейчас произойдет, но Изабель знала. Она знала это, потому что знала Ричарда, знала, как он честен и верен Господу. Кто мог знать Ричарда лучше, чем она? Но она не хотела, чтобы он делал это, хоть он и сказал, что это его обязанность перед Богом. Пусть он лучше исполнит свой духовный долг в монастыре, за высокими стенами, пусть она никогда больше не увидит его… да, она согласна даже на это, только бы он остался жив.

По ее щекам текли слезы. Плакать в присутствии Хенли и Бертрады – ужасный позор, но Изабель ничего не могла с собой поделать. Она не уйдет.

Изабель лично передала бы Ричарда в руки аббата, только бы он отказался от следующего шага. Если он сделает его, возврата уже не будет.

– Тебя впустили в замок. Что тебе надо здесь, Ричард? – спросил Хенли с саркастической любезностью.

– Уезжай в монастырь, – прошипела Изабель, удерживая его за руку и не обращая внимания на Хенли и всех присутствующих. – Посвяти свою жизнь служению Господу. Я не стану тебе мешать.

Ричард посмотрел на нее сверху вниз. Выражение его лица было серьезным. Никогда еще он не был так решительно настроен. И никогда еще он не был так стоек духом.

– Однажды я уже бежал, чтобы спрятаться за стенами монастыря. И не сделаю этого снова, – мягко сказал он, глядя ей в лицо.

– Но ты должен! – упрашивала она, дергая его за руку, стараясь отговорить его встать на путь, который, несомненно, приведет его к смерти.

Он взял ее руки в свои и улыбнулся. Улыбка его была такой грустной и такой откровенной, что сердце у нее в груди перестало биться. Она перестала плакать. Даже ветер перестал дуть. Весь мир словно замер, ожидая услышать то, о чем Изабель молилась всю свою жизнь: услышать признание из уст Ричарда.

– Чтобы сделать это, мне придется покинуть тебя, Изабель. А я не брошу тебя. Никогда.

Радость, слившись с болью, проникла в ее душу, завладев всем ее существом. Он не оставит ее. Он готов пожертвовать собой ради того, чтобы быть рядом с ней.

Но она не хотела его гибели. Она хотела, чтобы он был жив, даже если бы это означало, что она потеряет его. В этот момент Изабель навсегда оставила все свои детские воспоминания в прошлом. Ее сердце наполнилось самоотверженной любовью женщины, любовью, которая зародилась много лет назад и зрела внутри ее все эти годы. И только сейчас Изабель поняла, сколько боли приносит такая любовь.

Не важно, что станет с ней, главное, чтобы с Ричардом все было хорошо.

– Ты приехал в Молтон, чтобы я стал свидетелем ваших похотливых перешептываний? – с насмешкой произнес Хенли. – Будь твоя воля, ты бы уложил ее прямо здесь, в грязи у меня под ногами.

Ричард повернулся к Хенли, лицо его было решительным и твердым.

– Нет, я вовсе не такой, хотя долгое время верил в то, что это так. – Ричард сделал паузу, давая окружающим время домыслить завуалированное им обвинение. Хенли молчал, но по его глазам было видно, как он удивлен, что столь хорошо продуманный им план вдруг перестал быть тайной.

Ричард был уже не тем мальчиком, который воспитывался в Молтоне. Хенли удалось убедить его своими вечными колкостями и навязанными лекциями, что он самый похотливый из всех живущих на земле. Он говорил о его похотливом характере, о похотливых мыслях, хотя такие мысли присущи всем мальчикам, вступающим в пору мужества. Сейчас Ричард мог видеть это на примере Эдмунда и Ульрика. Это не больше чем сложный период на пути взросления каждого мужчины. Но Ричард не общался с другими мальчиками, не делился своими переживаниями. Единственный, кто был рядом с ним, – это Хенли, и именно Хенли убедил его в том, что он безнадежно испорченный и похотливый человек.

И все же он согрешил с Бертрадой.

– Нет, Хенли, – продолжил Ричард. – Я приехал, чтобы сделать публичное признание и просить вашего прощения. А если вы не дадите мне его, то принять на себя ваш праведный гнев.

Ветер стих, как будто бы ожидая ответа Хенли. Изабель усилием воли остановила текущие из глаз слезы. Она встретит взгляды Хенли и его жены с таким же достоинством, как и ее муж. Это единственное, чем она может поддержать своего мужа. Хотя заслуживает он гораздо большего. Но, к несчастью, она не может дать ему то, что он хочет больше всего: чистое сердце и незапятнанную душу. Только Бог мог позволить Ричарду очиститься, и только Бог мог решить, использовать ли Хенли как инструмент искупления грехов Ричарда или нет.

Хенли стал белее снега.

– Нет, ты не посмеешь, – прошипел он, обводя обезумевшим взглядом собравшихся во дворе.

Краска сошла с лица Бертрады, ее красивые черты казались просто маской, плохо скрывающей ужас, царивший в ее душе. Она повернулась, чтобы уйти, но Ричард окликнул ее:

– Постойте, Бертрада. Вы должны выслушать мое признание. И пусть его услышат все жители Молтона, ведь именно здесь я впервые впал в пучину греха.

– Ты уничтожишь меня, – прошептала она, умоляюще протягивая к нему руку.

Ричард улыбнулся, глядя на стоящих перед ним людей, как монах, предлагающий павшему грешнику раскаяться в содеянном.

– Мы и так уничтожены, Бертрада. Это поможет нам очиститься.

– Если ты хоть единым словом оклевещешь мою жену, я убью тебя, – хрипло сказал Хенли.

– Вы убьете меня за то, что я скажу правду, хотя оставили мне жизнь после того, как я соединил свое тело с вашей женой? – звучным голосом произнес Ричард. – Какой мужчина поступит так?

– Он знал, – прошептала Изабель, глядя на Хенли, в то время как сердце ее было с Ричардом. – Он всегда знал.

Ричард повернулся, чтобы посмотреть на Бертраду. Она опиралась на свою служанку, и у нее было такое лицо, словно она хочет сквозь землю провалиться.

Он каждый день вспоминал, как искала Бертрада его общества, как невинно прикасалась к нему, как заставляла его смеяться, как скрашивала его одиночество. За своими невинными и утешительными словами она прятала свою тоску. Да, еще в Молтоне он изучил женщин и их поведение. И только Изабель не играла в женские игры. Только Изабель была смелой и на словах, и на деле. Изабель никогда ничего не скрывала: ни своих желаний, ни своих чувств.

Он смотрел на Бертраду с жалостью. Больше он не испытывал к ней ничего. А к Хенли он чувствовал только холодное презрение.

Знал ли Хенли? Конечно, знал. Но какой мужчина останется в стороне, когда его жена так явно ищет общества другого?

– Вы использовали свою жену, использовали как средство управлять мной. Но с какой целью? – Он мрачно улыбнулся. – Человек, на которого давит чувство вины так, как на меня, вряд ли сможет сказать «нет» лорду, против которого согрешил. Но не таков путь, уготованный мне моим Богом. Я должен был признаться во всем публично, и именно это я и сделал.

Собравшиеся топтались на месте, толкая друг друга, их нетерпение и любопытство все росло. Приезд леди и лорда Дорни и их разговор с леди и лордом Молтона – это зрелище, от которого не отказался бы никто. Дети сидели на плечах родителей, женщины локтями прокладывали себе путь вперед, поближе к виновникам происходящего. Каждый прислушивался, стараясь разобрать что-либо еще, кроме тихого бормотания стоящей в центре толпы четверки.

Ричард, полуобнаженный, напряженный, стройный, упал на колени у ног лорда и леди Молтона. Его лицо было спокойным и умиротворенным, как у человека, поющего молитву Господу. Его поступок был так же праведен, как молитва, Изабель отчетливо это понимала. Ричард искал освобождения от груза вины и греха, и скорее всего он получит его от удара мечом. Но она не будет вставать у него на пути. Нет, она будет стоять рядом с ним.

Она стояла, гордо выпрямившись и задрав подбородок. Ее волосы развевались, как победный флаг, в глазах горел огонь. Она стояла рядом с ним, молчаливо поддерживая его. Что бы ни случилось, она всегда будет на его стороне.

Голос Ричарда был громким и сильным, он был слышен в каждом уголке Молтона, заставляя всех и каждого узнать о совершенном им грехе.

– Я осквернил супружескую постель Хенли и Бертрады. – Он быстро поднялся на ноги. – Я совершил смертный грех – прелюбодеяние. Я предал своего лорда. Я молю его о прощении.

Он снова встал на колени, испачканный грязью, с гордо поднятой головой. Он ждал решения, которое примет Хенли, и душа его была спокойна.

Во дворе не было слышно ни звука. Ветер подул с новой силой, заволакивая небо огромными серыми тучами. Собирался дождь. Казалось, что напитанное водой небо вот-вот обрушится на эту грешную землю, чтобы смыть с нее всю грязь и пошлость. Холодный порыв ветра ворвался во двор, разметав черные волосы Ричарда. Изабель видела, как напряглись его мускулы, когда холодные струи коснулись его обнаженной кожи, но он не двинулся с места. Он ждал, вверяя себя в руки Господа, хотя перед ним стоял с обнаженным мечом Хенли, а на стенах – готовые в любую минуту пустить в него стрелы лучники. Ричард целиком и полностью отдал себя на милость Всевышнего и не отступится от своего решения из страха перед Хенли. Больше этого не случится.

Толпа вокруг заволновалась, Изабель чувствовала это. Она слышала прокатившийся по рядам тревожный возбужденный шепот. Молчание Хенли начало давить на Изабель, сжимая ее легкие, останавливая биение сердца. Ричард мог тихо и спокойно ждать решения Хенли, но Изабель – нет.

– Разве вы не можете простить оступившегося человека? – прошипела она сквозь зубы. – Ведь это вы расставили для него эту ловушку.

Глаза Хенли расширились. Бертрада открыла от удивления рот. Значит, она не знала.

– Сколько должен Ричард просить у вас прощения? Может ли сам Господь смягчить ваше черствое сердце? Вы использовали свою жену как падшую женщину, Хенли. У кого вы попросите прощения за это?

– Достаточно, – сплюнул он. – Ты всегда была надоедливой девчонкой.

– Говорите с Изабель вежливо или же не говорите совсем. Делайте со мной, что считаете нужным, но не смейте даже косо смотреть на мою жену, – холодно сказал Ричард.

Как так получалось, что полуобнаженный, коленопреклоненный человек скрывал за своими словами такую смертельную угрозу?

– Пожалуйста, выполните его просьбу, – стала умолять Бертрада своего мужа. Ее глаза казались огромными черными озерами, наполненными болью и унижением.

– Хорошо, – сквозь зубы процедил Хенли. На его лбу раздулась и пульсировала толстая синяя вена. – Ты прощен.

Ричард наклонился вперед и, сжав руку Хенли, поцеловал ее.

– Благодарю вас, – сказал он.

Изабель в первый раз за этот день вздохнула полной грудью. Все кончено. Но это было только начало. Изабель и не догадывалась, как далеко может завести Ричарда его чувство долга.

– Бертрада, – сказал Ричард, вставая. Все глаза были прикованы к его полуобнаженному торсу. – Просите прощения у своего мужа. Так будет правильно. Признайтесь во всем, облегчите душу.

Казалось, что Бертраде не очень хочется просить прощения у человека, который улыбался и делал вид, что ничего не замечает, в то время как она резвилась с другим мужчиной. Но Ричард твердо решил, что она должна идти той же дорогой очищения, что и он сам. Это был единственный способ. Только это могло спасти ее. Иначе Хенли, честь которого публично задели, убьет ее, и никто не посмеет осудить его. Бертрада должна признаться во всем и получить прощение. Бертрада должна быть спасена, или же он будет в ответе за ее смерть.

– Хватит, – прорычал Хенли. Его лицо покраснело от гнева. – Я дал тебе то, чего ты от меня хотел, и этого более чем достаточно. И намного больше, чем ты заслуживаешь.

– Прощение – это всегда больше, чем мы заслуживаем, но кто из нас безгрешен? Кому из нас не нужно прощение? Давайте же, Бертрада. Вы знаете, что поступили неправильно. Снимите с себя груз вины, освободитесь от нее, – сказал Ричард. Взглядом он мягко подталкивал ее к действию.

У нее не было сил противостоять ему. Она соблазняла Ричарда, невинного мальчика, и этот флирт закончился в ее собственной брачной постели. Но ей нужно было хоть как-то залатать брешь, которая существовала в ее супружеской жизни. Она никак не могла забеременеть, а Хенли не такой человек, чтобы держать бесплодную жену. Ей нужно было зачать ребенка, и если не с Хенли, тогда с кем-нибудь другим, с кем-то, кто никогда и никому не скажет об этом предательстве. И Ричард, обаятельный, красивый, но одинокий, подходил для этого как нельзя лучше. Те краткие минуты, что они проводили вместе в постели, она до сих пор вспоминала, как проблески счастья в ее нелегкой жизни. Вынесенное на дневной свет, ее решение казалось ей теперь глупым. В их действиях не было достоинства, только отчаяние.

Она опустилась на колени, закрыв лицо руками.

– Это правда. Мое сердце устало от того груза, который я несу. Прости меня, Хенли, пожалуйста, прости меня. Я буду чтить тебя, если ты оставишь мне жизнь, и безропотно приму смерть, если ты не сможешь простить меня. Я жду. – Она подняла на него свои прекрасные глаза. – Моя душа спокойна.

Это была трогательная сцена. Она стояла перед ним на коленях, прекрасная, искренняя и в то же время по-женски покорная. Все присутствующие удовлетворенно кивали, одобряя ее действия, так понравилось им неподдельное раскаяние Бертрады.

Хенли чувствовал себя как пойманный в капкан зверь. Он знал. Да, это он делал так, чтобы эти двое больше времени проводили вместе, хотя прекрасно знал, к чему это приведет. Бертрада была красавицей, но его не волновала женская красота. Он сумел лишить ее девственности в их первую брачную ночь, но потом не смог заставить себя вернуться в ее постель. Она же, молодая здоровая женщина, хотела мужчину, и наконец ее взор остановился на Ричарде. И это не было случайностью, ведь сам Хенли сделал так, чтобы симпатичный и наивный юноша привлек ее внимание. Снова и снова он создавал все условия, чтобы они проводили вместе как можно больше времени. Перед Бертрадой он нахваливал своего юного оруженосца, Ричарда же убеждал, что он погряз во грехе похоти и никогда не сможет избавиться от него. Он хорошо сделал свое дело. И если бы все шло так, как он задумал, Бертрада понесла бы ребенка, а Ричард утонул бы в чувстве вины и был бы готов сделать для Хенли все, что угодно, чтобы искупить свое предательство. Но Ричард сбежал, Бертрада не забеременела, и вдобавок ко всему его секретные планы выплыли на свет Божий.

Бертрада, смиренная, раскаивающаяся, ждала его ответа. Убить ее сейчас, при всех, значило бы лишить себя и всеобщего уважения, и чести.

– Встань, Бертрада. Ты прощена.

Вместо того чтобы послушаться его, она закрыла лицо руками, пытаясь погасить рвущиеся изнутри рыдания, и упала к его ногам. Хенли помог ей подняться, страстно желая, чтобы все это представление поскорее закончилось. Бертрада поднялась на ноги, но тут же упала в его объятия, всем телом сотрясаясь от рыданий.

Ричард не двигался, словно ожидая чего-то.

– Убирайся, – рявкнул на него Хенли, указывая пальцем на ворота. – Тебе здесь больше нечего делать.

– Нечего? – спокойно спросил Ричард. – Вам лучше знать, Хенли. Если на вас лежит хоть какой-то грех передо мной или перед вашей женой, покайтесь. Если же ваша душа чиста – я уйду.

Ричард стоял неподвижно, ожидая решения Хенли. Тот же, казалось, терзался сомнениями.

– Не я нарушал свои клятвы, – сказал он наконец.

– Нет? – ответил Ричард. – А как же любить и уважать свою жену? Хранить и защищать? Беречь от греха?

– Слова, сопровождающие брачную церемонию? – спросил Хенли. – Ты ждешь, чтобы я держал в голове и выполнял каждую клятву, которую произносил в своей жизни?

– Да, – подтвердил Ричард. – Так и должно быть.

– Именно это ты задумал, когда разделся и прошел через мои ворота?

– Я только хотел прощения. Для всех, кто согрешил.

– Да ты скорее монах, чем мужчина, – проворчал Хенли.

– Не нужно быть монахом, чтобы видеть грех на душе человека или в его поступках.

– Сегодня каждый из нас должен плюхаться на колени в этой грязи? – прорычал Хенли. Глаза его гневно сверкали.

Ричард подступил к нему вплотную, и его обнаженная фигура громадой нависла над щуплым телом Хенли. Хриплым шепотом он сказал прямо в лицо своему бывшему лорду:

– Я знаю, что вы сделали.

Хенли испуганно взглянул на него, и глаза Ричарда пробились сквозь толстый слой обмана, которым Хенли старался защитить себя.

– Вы нарочно сводили нас вместе, снова и снова. Прекрасную женщину, которой так не хватало мужских ласк, и юношу, только что вступившего в пору мужественности. Вам удалось убедить меня в том, что моя порочность, моя страсть владеет мной и что мне никогда не избавиться от своих грехов. Я верил каждому вашему слову, – тихо прорычал Ричард. Его глаза горели. – Вам нужен был ребенок, наследник, Хенли, и вы использовали меня как быка-производителя, который мог дать его вам. И, зная, что я корю себя за свой грех против вас, зная, что эта вина будет преследовать меня всю оставшуюся жизнь, вы надеялись, что я выполню любое ваше приказание, лишь бы искупить свое преступление. Но Бертрада не забеременела, – резко прошипел Ричард. – И больше я не буду скрывать этот грех. И теперь вы посмеете перед Богом и людьми заявить во всеуслышание, что вам не нужно прощение?

Хенли был загнан в угол. Он ничего не мог ответить. Если он не попросит прощения, Ричард всем расскажет о том, что Хенли сделал. Нет, он не будет так рисковать. Ричард читал по его мечущимся в страхе глазам все его темные мысли. Все помыслы и мотивы Хенли были для него такими же очевидными, как и то, что вода мокрая. Даже сейчас он мысленно строил свои коварные планы. Бертрада могла забеременеть и другим способом.

Хенли упал на колени у ног Бертрады. Жестко, быстро.

– Не становись из-за меня на колени, милорд. Это не…

– Замолчи, женщина, – рявкнул он. – Ты думаешь, что я не способен на то, на что способны все остальные?

Все замерли, пораженные тем, что Хенли подчинился. И все же вся наша жизнь – это лишь краткий миг на пути к вечности. Духовные блага важнее материальных. Никто из присутствующих не поступил бы иначе.

– Прости меня, жена моя, что так поступил с тобой. Это было ошибкой, – сказал он.

Вместо ответа Бертрада опустилась на колени рядом с ним и обняла его.

Все кончилось.

Ричард улыбнулся и мысленно поблагодарил Бога за его безграничное милосердие. А затем воздал хвалу Господу за то, что Изабель не сказала ни слова за все время этого словесного поединка. Он чувствовал ее нетерпение и ее страх, ее гнев и ее недоверие, но все же она не разомкнула губ. Это было просто чудом. Повернувшись, он пошел вместе с Изабель к открытым воротам. Они возвращались в Дорни.

Она поняла больше того, что было сказано в их публичных признаниях и взаимных извинениях. Ричард знал, что Хенли не просто закрывал глаза на прелюбодеяния своей жены. Он активно поощрял их проводить вместе время, делая так, чтобы его жена и молодой оруженосец сталкивались друг с другом как можно чаще. Кроме того, он убедил Ричарда в том, что того обуял смертный грех – похоть, а доверчивый и благочестивый молодой человек принимал все это слишком близко к сердцу. В этом Хенли не признался. И также она поняла, чего Хенли всем этим добивался. Наследника. И в этом нет сомнения, ведь Бертрада за все это время так ни разу и не понесла. Но Изабель ни слова не скажет об этом. Все это уже позади, все это осталось в Молтоне: Хенли, Бертрада, память о ее юности и связанных с этим событиях. Все это пройденный этап и должно быть стерто из памяти. Ричард сделал все, что мог, и теперь Хенли и его совесть в руках Господа. Пусть же он распорядится своим рабом, как сочтет нужным.

– Что он сделал? Я так и не понял, – сказал Эдмунд своим спутникам, стоящим рядом с ним у ворот.

– «Итак, исповедайте друг другу грехи и молитесь друг за друга, чтобы быть исцеленными, – процитировал Уильям. – Ибо большую силу имеет молитва праведного. Братья мои, если кто между вами уклонится от истины, и обратит кто его, – пусть тот знает, что обративший грешника с ложного пути его спасет душу его из смерти и покроет множество грехов». Послание Иакова, глава пятая.

– Вы знаете так много из Священного Писания, как монах, – восхитился Эдмунд, глядя на Уильяма широко распахнутыми глазами.

– Да, – сказал тот безразличным тоном. – Знаю.

Ричард заметил, что Уильяма особо не радовала собственная просвещенность. Они с Изабель как раз подошли к воротам. Сейчас он увидит, куда завело его стремление раскаяться в содеянном.

Уильям и Роланд стояли перед ним, выпрямившись, серьезно глядя на него. Он не мог понять по их лицам, о чем они думают, и с новой силой молился Господу, чтобы Тот не оставил его сейчас, когда он только сделал первый шаг в мир благородных и честных людей.

– Теперь вы знаете о самом черном моем грехе, – сказал он, стоя перед ними.

– Да, мы слышали ваше признание, – произнес Уильям. Его серые глаза блестели, как только что начищенный стальной клинок.

– Я очень грешен, – добавил Ричард, желая увидеть хоть какую-то реакцию с их стороны.

– Как и я, – отозвался Роланд.

– Как и все мы, – добавил Уильям.

– Вы прошли крестный путь, – проговорил Роланд с легкой завистью.

– Да, и, возможно, по той же причине, по которой ушли в монастырь, – согласился Уильям. – Великая служба для искупления великого греха?

Ричард ухмыльнулся:

– Это не помогло.

– Нет, не помогло, – согласился Уильям. – Но не многие находят в себе мужество, чтобы сделать то, что должны.

– Следовать своему пути, даже на край света, легче, чем прийти сюда и сделать то, что сделали вы, – наставительно сказал Роланд, глядя на него проницательными темными глазами. – Мало кто нашел бы в себе сил решиться на то, что вы сделали сегодня здесь.

– Я только исполнял волю Божию, – просто, но многозначительно сказал Ричард.

– Да, и в этом ваша сила, – согласился Уильям. – Дружба с таким сильным человеком – большая честь, даже если он бережет свои сражения, – вымученно улыбнулся Уильям.

– Один недостаток, – усмехнулся Роланд. – Нельзя сказать, что вы бережете свою одежду.

– А что, мою одежду никто не принес?! – спросил Ричард с наигранным удивлением.

– Нет, мы принесли только себя, – ответил Роланд, – уверенные, что вы приехали сюда навстречу смерти.

– Я был мертв, – усмехнулся он, его лицо просветлело. – Придавлен грузом вины и греха. Теперь я жив. И замерз.

– А чего вы ожидали? – спросил Уильям. – Держу пари, вы не введете новую моду, одеваясь таким образом!

– Ты хотел сказать, раздеваясь таким образом, – поправил его Роланд.

Они вышли из ворот Молтона, оставляя его темные стены позади. Никто не пытался их остановить, и замок покинуло столько же человек, сколько приехало в него. Это было чудом, благословением Господним. Снаружи замка дул сильный ветер, небо было темным в наступающих сумерках. Будет довольно холодно добираться домой. Дом. Он покидает Молтон, но не спасаясь бегством, а отправляясь к себе домой. В Дорни.

– Эдмунд, принеси мои…

Ричард не успел закончить, как Эдмунд, вскочив на лошадь, уже мчался к дороге, на которой его лорд оставил свою одежду и своего коня. С улыбками на лицах все остальные тоже повскакивали на своих коней, а Ричард сел позади Изабель на ее лошадку. Из всех присутствующих она единственная была на удивление молчалива. Но все уже позади, теперь ей самая пора снова заговорить с ними.

Она сидела перед ним, не проявляя не малейших признаков неудовольствия. Но и без радости. Он хотел, чтобы она заговорила с ним, ругала его, упрекала, дразнила, задавала вопросы, но только не молчала. Только не Изабель, которая никогда ничего от него не скрывала. Он не знал, что говорить ей, когда она вот так молчит. И он боялся спрашивать ее, что у нее на душе. Ричард усмехнулся. Он встал лицом к лицу с Хенли, с Бертрадой, со всем Молтоном. Он посмотрел в лицо своему греху, понял, чем он был, а чем не был. Он кричал о своем преступлении во всеуслышание и не чувствовал при этом ни страха, ни опасения, которые навалились на него теперь, когда он обнимал свою жену. Достаточно одного ее слова – и исчезнет та радость, которую он ощутил после своей маленькой победы.

Но он должен заговорить с ней. Он не может лишиться Изабель даже в малом.

– Мне необходимо твое прощение, Изабель. Если у тебя достанет милосердия, чтобы простить меня.

С тихим вздохом она произнесла:

– За что мне прощать тебя?

– За Бертраду. – Как легко сейчас вылетело из его губ это имя, оно потеряло былую власть над ним.

– Ты бы лучше спросил, могу ли я простить Бертраду за то, что она отобрала у меня то, чего я хотела больше всего в этой жизни, – сказала она дрожащим голосом.

– Она не взяла ничего, что бы я не отдал добровольно, – мягко возразил Ричард, прижимая ее к себе в надежде хоть как-то облегчить боль, которую причиняли ей его слова.

– Ах да. Можно сказать и так, – едва слышно проговорила Изабель.

– Я сделал это, Изабель, и ты знаешь, что это правда.

– Да, она забрала и твое тело, и твою близость, и твое сердце, и даже мои мечты о тебе. Но я не буду оплакивать свои мечты о Ричарде, это уже в прошлом, – говорила она, подняв лицо к небу и часто-часто мигая, стараясь прогнать слезы.

– Но я здесь, Изабель, – прошептал он. Его дыхание легонько овеяло ее волосы, будто успокаивая. – Я – твой.

– Потому что Господь принудил тебя к этому.

– Я только рад, что Бог выбрал для меня именно этот путь, – улыбаясь сказал он.

– А развлекаться с Бертрадой тебе тоже Господь велел?

– Нет!

– Нет. Ты сам выбрал Бертраду!

Да, если она верит в такое, это грызет ее сердце. Ведь если бы он сам поверил в то, что она выбрала Адама, его сердце разорвалось бы на тысячу частей!

– Я не выбирал Бертраду.

Изабель медленно повернулась к нему и посмотрела в его темные глаза.

– Я хорошо понимаю, что всю эту игру задумал Хенли, но не отрицай, что ты считаешь ее красивой и что…

– Я ничего не буду отрицать, – резко сказал Ричард. – Особенно свою ответственность за случившееся. Хенли сыграл здесь свою роль, Бертрада – свою, но никто насильно не толкал меня в ее постель. Это был мой собственный выбор. Я знал, что делаю. Я не был ослеплен.

Изабель молчала. Каждое биение сердца жгучей болью отдавалось в истерзанной горем груди. Он не был ослеплен. Это неправда. Ведь он не был тем животным, которым считал себя, а значит, он не мог иметь связь с Бертрадой, если не любил ее. Он любил ее. Ричард сам выбрал ее. Он не выбрал Изабель. Бог силой соединил их в ответ на ее мольбы. Это правда, и Изабель понимала это. Ведь она молилась о том, чтобы Ричард стал ее, и так оно и случилось, разве нет?

– В чем дело, Изабель? – мягко спросил он. Они ехали в конце процессии, их слова не были слышны остальным.

– Я верю тебе, – ответила она срывающимся голосом. – Я верю тебе. Ты не лег бы в постель с Бертрадой, если бы тобой не руководило какое-то сильное чувство, более сильное, чем похоть. Чувство любви. Никто не толкнул бы тебя в ее объятия, если бы она не владела твоим сердцем. Ты любишь ее.

– Я не люблю Бертраду, – грубо бросил он, крепче обхватив ее за узкую талию.

– Сейчас, может, и нет, но…

– И никогда не любил.

– Но так должно было быть, – возразила она. Она ведь так хорошо его знает.

Ричард слышал в ее голосе всю горечь невыплаканных слез.

– Изабель, ты слишком высокого мнения обо мне, – прорычал он. – Обычно я не вижу в этом ничего зазорного, но сейчас…

– Я знаю тебя, Ричард, – перебила она. – В ее объятия тебя толкнула не слепая страсть.

– Да, это была страсть к тебе! – выпалил он, гневно дернув за узду.

Страсть к ней, к Изабель?

Страсть к ней?

Это невозможно. Ричард никогда не хотел ее, даже когда считал себя похотливым животным, когда его похотливые мысли нашли свое удовлетворение, он и пальцем не прикоснулся к ней. Он прикасался только к Бертраде. И толкнула Ричарда на этот поступок не бесконтрольная похоть. Теперь они оба знают об этом.

Твердо уверенная в том, что ей известна истинная причина, она ответила:

– Ты не испытывал ко мне страсть.

Ричард только закатил глаза.

– Ты просишь от меня признания, а затем совершенно переиначиваешь значение моих слов! Я говорю тебе то, что знаю, то что чувствую. Или ты думаешь, что я не знаю собственных мыслей? Желаний собственного сердца?

– Я часто задавалась этим вопросом, – сказала она.

– Неудивительно. Говорю тебе, хотя мне и стыдно в этом признаваться. Сегодня для меня день откровения и раскаяния, так что тебе придется выслушать то, что я скрывал от тебя все эти годы.

Она ждала. Его признание будет ужасным: она отчетливо слышала нотки ужаса в его голосе. Сегодня день откровений, и она должна выслушать его. Изабель вся съежилась, ожидая, что тяжесть его признания вот-вот рухнет ей на плечи.

– Тот день в конюшне, – начал он напряженным голосом. – Ты помнишь его?

Помнит его? Да она жила им все это время! Он хочет признаться, что тот поцелуй был ложью?

– Помнишь?! – рявкнул он.

– Да, помню, – ответила она.

Он сильно прижимался к ее спине, крепко обхватив рукой за талию. Она почти чувствовала, как кровь у него в жилах пульсирует, сотрясая все его тело, горячее от напряжения.

– Тот день, тот момент, – хрипло сказал он, – символизировал мое поражение.

Она тяжело облокотилась на него, повесив голову. Ее опасения оправдались. Он не хотел ее. Его поцелуй был всего лишь…

– Не надо искать в моих словах то, чего там нет, и домысливать бог знает что, Изабель, – возмутился он. – Слушай, что я говорю, и постарайся понять истинный смысл сказанного мной. Я открываюсь тебе, доверяя все свои тайны, хоть это и унижает меня.

– Я очень хорошо слышала твои слова, – сухо отозвалась она. – Целуя меня, ты потерпел поражение.

– Да, это так, – согласился он. – Как можно считать себя человеком чести, когда так страстно желаешь суженную своего брата? Все время, когда я не был занят тренировками, мои глаза были устремлены к тебе. Я рассматривал твое лицо, наслаждался видом твоих прекрасных черных волос. И я знал, что ты тоже не безразлична ко мне. Ты даже не можешь себе представить, что значит для мужчины осознание того, что он нравится именно той, кого желает всем своим сердцем! Я ловил каждое твое слово, ревновал к каждому, кому ты дарила свой смех. Я горел изнутри, сжигаемый страстью, которая мучила меня денно и нощно. Я горел, Изабель, и поэтому бежал, чтобы не позволить пламени своего желания, которому не должно было быть места, сжечь и тебя.

Он горел из-за нее. Это невозможно, немыслимо. Но если он мечтал об Изабель, как сумела Бертрада вписаться в его фантазии?

– А как же Бертрада? Этот вопрос мучает тебя? – сказал он, словно прочитав ее мысли. Связь с ней не была более приемлемой, чем связь с тобой, но все же она не была девственницей и не должна была стать моей сестрой. Бертрада… так жаждала… и была так же одинока в своих желаниях, как и я.

– Одинока? А как же Хенли?

– Хенли? – Он улыбнулся. – Хенли не выполнял свой супружеский долг, как это следует делать мужчине. Его вкусы… немного другого рода.

– О! – Глаза Изабель расширились от удивления. – Бедная Бертрада!

– Да, бедная Бертрада, – эхом повторил он. – Она достойна жалости, и именно это толкнуло меня в ее постель, даже в большей степени, чем само желание.

– Но желание все-таки было, – сказала она.

Ричард невесело рассмеялся и поднял лицо к темнеющему сумеречному небу.

– Изабель, ты можешь довести до изнеможения кого угодно. Да, желание было. Но желал я тебя.

– Я не понимаю, как такое может быть.

– Значит, ты не осознаешь собственной привлекательности. Когда я поцеловал тебя, невинную, неопытную девушку, с такой страстью… этот поцелуй не был запланированным.

– Да потому, что это я поцеловала тебя, это я всюду ходила за тобой, это я первой дотронулась до тебя, – сказала она. – А ты положил всему конец.

Она преследовала его, а он ни разу не проявил признаков симпатии к ней и тем более желания. Ни разу.

– Если бы я не положил тогда конец нашему поцелую, ты лежала бы на полу конюшни в разорванном блио.

Жестокость его слов потрясла Изабель. Она не сомневалась, что он говорит чистую правду, потому что сам верит в это. Но он ошибается. Ричард никогда не…

– Не сомневайся в моих словах, Изабель. – Его рука скользнула вверх по стройной талии, и теплая ладонь легла ей на грудь. От его обнаженной груди исходил жар, несмотря на то что вечерний воздух был довольно прохладным. Ну где же Эдмунд с его одеждой? И где все остальные? Уильям с Роландом были далеко впереди, Элзбет с опущенным на лицо капюшоном ехала неподалеку, секретничая с Ульриком. Ричард с силой прижал Изабель к себе, и она почувствовала его возбужденную плоть.

– Не сомневайся в силе моего желания, Изабель. И в том, что я борюсь с ним. Я пытаюсь обуздать его каждую минуту, почти постоянно. Я говорил тебе, что борюсь со своей похотью. Я солгал. Я борюсь с тобой.

О, как хотела она верить его сладким речам после стольких лет, когда он неизменно отвергал ее. Но его слова не изменят ее мнение, ведь между ними все еще стоит Бертрада. Он спал именно с ней, а не с Изабель. И к тому же еще остается его нежелание жениться на ней. Как же он хотел ее – если вообще хотел, – если не желал, чтобы она стала его женой?

– Я боролся с тобой и проиграл, – продолжил он. – Я терпел поражение снова и снова. И поэтому получилось так, что я пришел к Бертраде, хотя меня осаждал твой образ, манящий и дразнящий. Бертрада была очень одинока – молодая женщина, страдающая без мужского внимания, – и мы быстро нашли общий язык. Я знал, что поступаю неправильно, и не искал себе оправдания, но в то время я многое видел в неправильном свете. Одно накладывалось на другое… Разве хотеть жену своего лорда – больший грех, чем желать невесту своего брата?

– Но ты не хотел жениться на мне, – не сдавалась она, стараясь не обращать внимания на боль в его голосе.

– Я не хотел покидать обитель мужчин, – продолжал он. – Как мог я держать себя в руках, когда ты была совсем рядом? Ты была со мной в монастыре, Изабель. Каждую минуту, в каждой келье, в каждой молитве. Я горел изнутри, и не праведным огнем, а тобой. Только тобой.

Она закрыла руками лицо и тихонько заплакала.

Это объясняло все. Ложь Хенли, нужды Бертрады, желания Ричарда, ее собственное стремление к человеку, которого она хотела, – все это сплелось воедино, заставив мужчину искать искупления, а женщину стремиться к монаху.

– Ты вернешься туда? – мягко спросила она, прижимаясь к его руке. Она ощущала мягкость его волос и твердость напряженных мускулов. – Когда я забеременею, ты вернешься назад в монастырь?

Это был последний ее вопрос, последнее опасение. Он выбрал жизнь среди бенедиктинцев, и, хотя причины, по которым он сделал это, остались в прошлом, ему понравилась такая жизнь, он нашел в ней свое призвание. Он выполнил свой долг, породнив их семьи, исполнилась его давняя, если верить его словам, мечта обладать ею. Вернется ли он к той жизни, которая так понравилась ему?

– Я не могу вернуться к затворнической жизни в монастыре, – сказал он, ласково прижавшись щекой к ее голове.

– Почему? – Ее шепот растворился в холодном влажном воздухе. Солнце уже садилось за горизонт, оставляя темнеющее небо исчезать за рыхлой массой серых облаков.

– Потому что, – ответил он, легонько целуя ее волосы, – я не могу оставить тебя.

В этот момент рядом с ними раздался стук лошадиных копыт.

– Ваша одежда, милорд, – сказал Эдмунд. Его появление было весьма неожиданным и резким. Изабель даже подумала, что грубым.

Ричард соскользнул с лошади Изабель и быстро облачился в свой наряд. Эдмунд помогал ему, как мог. Его собственный конь ждал рядом, как и остальные их спутники. Ричард вскочил в седло и только успел поравняться с Изабель, как на его голову и руки упали первые крупные капли дождя.

Он не может оставить ее. Да, именно так он сказал. Но неужели это и есть все слова любви, которые она услышит от него и которые будет хранить в сердце до конца дней своих? Нет, этого мало. Этого недостаточно.

– Скажи еще раз, – произнесла она. – До того, как нас прервал Эдмунд, ты говорил, что не можешь оставить меня?

Она подталкивала его к признанию.

Услышав ее, Уильям и Роланд по-мужски засмеялись, многозначительно переглянувшись, и поехали вперед. Изабель была рада тому, что они возглавили процессию. Элзбет, тоже слышавшая слова Изабель, густо покраснела и опустила пониже капюшон, скрывая лицо от дождя и любопытных глаз. Рядом с ней ехал Ульрик. Ему с трудом удавалось приноравливать бег своего коня к бегу лошадки Элзбет, которая то плелась шагом, то трусила легкой рысцой.

Пусть едут вперед. Ведь в присутствии стольких людей Ричард никогда не признается в своих чувствах. Эдмунд ехал прямо за ними, но, когда Изабель бросила на него убийственный взгляд, быстро отстал, оставшись далеко позади. Что пользы от оруженосца, плетущегося в самом хвосте?

Ну да ладно.

– Именно это я и сказал. – Улыбаясь, Ричард пожал плечами. – Разве к этому нужно добавить что-то еще?

Он пнул своего коня, пуская его в легкий галоп, чтобы поравняться с Ульриком. Изабель сделала то же самое, чтобы нагнать Ричарда. Небо было темным, крупные и тяжелые капли дождя били по голове и плечам. Их маленькая компания вряд ли поспеет в Дорни к вечерней мессе.

Да вдобавок Ричард не говорит ни слова, чтобы помочь ей.

– Да. Например, сказать, почему ты не можешь оставить меня?

– Ты моя жена, и я не собираюсь расставаться с тобой. Такой поступок с моей стороны был бы безответственным. Я не могу так небрежно относиться к…

– Ричард, – перебила она, – если ты сейчас скажешь «долгу», я…

– …к своим самым естественным желаниям, – закончил он хрипло.

Она внимательно посмотрела на него. Изабель никогда не могла сопротивляться своему желанию любоваться на него. Она так хорошо его знает. Она столько лет любит его. И она будет его женой до конца своих дней на земле. Это ли не ответ на самые сокровенные ее молитвы? Его дразнящая улыбка стала такой лучезарной, что Изабель на мгновение показалось, что облака сошли с неба и окутали их, оставив одних в целом мире.

Ричард был не очень опытным в лести и заигрывании, но для Изабель это не имело никакого значения. Да и могло ли быть иначе, ведь она могла читать его мысли и чувства!

– Так ты признаешь или нет, что любишь меня? – спросила она.

– Я лучше покажу тебе, – сказал он, усмехаясь.

Изабель улыбнулась ему в ответ и, пустив лошадь вскачь, рванула вперед.

– Тогда покажи мне, милорд, – крикнула она, обернувшись к нему. – И тогда я подскажу тебе нужные слова, чтобы ты смог признаться мне.

В одно мгновение Ричард догнал ее: ее лошадке было не под силу тягаться с его быстрым конем.

– Тогда, миледи, вам просто не хватит слов, – сказал он, сверкая глазами. В их синей глубине Изабель увидела огонь желания и обещание несказанного удовольствия.

– Ты думаешь, такое может быть? – задыхаясь, спросила она. Уже за следующими деревьями скрывался Дорни, но в темном воздухе, наполненном дождевыми каплями, ничего не было видно.

– Это просто мой долг, – угрожающе проговорил он, но Изабель поняла, что он просто дразнит ее.

– Когда же угасает твой «долг» и разгорается желание, Ричард? – спросила она, повторяя слова, которые он сказал ей когда-то.

– Когда я с тобой, Изабель. Когда я с тобой.