– Видишь ли, Вулфред, если мужчина хочет смирить воинственный дух женщины, то для него существуют более приятные способы, – рассмеялся Болдуфф.
Сидя в самой большой комнате дома, Вулфред, Сенред, Синрик, Болдуфф, Катред и Сеолмунд позволили себе немного расслабиться. Вулфреда волновал вопрос, как хотя бы ослабить злость Мелании, которую та безуспешно пыталась скрыть. Она ее постоянно демонстрировала так, что порой ему казалось, он не сдержится и убьет римлянку.
Но нет! Сейчас, когда она всеми силами старается доказать, что хочет умереть, он не убьет ее.
– Займись ею сам, Болдуфф, – предложил Сенред.
– Почему же? – выгнул дугой брови Болдуфф. – Только потому, что я всегда видел в женщине источник наслаждений?
– Мы все ждем наслаждений от женщин, – фыркнул Синрик. – Но только не от такой!
– Почему же? – опять повторил свой вопрос Болдуфф. – Она очень даже молода и явно темпераментна!
– Она черноволосая и совсем крошечная, – пожал плечами Синрик. – И совокупляться с ней – все равно что с букашкой!
– К тому же, – поддержал его Катред, – мне кажется, что она предпочитает удовольствие на грязном полу.
– Ну, так и возьми ее прямо на полу, среди хлама, если ты уверен, что именно так ей нравится! – равнодушно протянул Болдуфф. – Она – женщина. У нее крепкая юная грудь и мягкое нежное тело. Чего еще тебе нужно?
– Как ты сумел разглядеть грудь под ее свободным желтым платьем, которое она, похоже, никогда не снимает? – рассмеялся Сенред.
– У меня наметанный глаз, мой мальчик, и большой опыт. Я всегда могу нащупать женскую грудь, даже скрытую под грязными тряпками.
– Но ведь грудь у нее очень маленькая, – возразил Синрик. – В ней все маленькое. Как у ребенка.
– Может быть. Но злобы в ней больше чем достаточно, – откликнулся Катред. – Мне кажется, в ней живет дух воина.
– Бычий навоз! – сморщился Синрик. – Уверен, что настоящей доблести в ней нет. Так, вспышки детского темперамента пополам с раздражением.
– Как ты думаешь, сколько ей лет? – поинтересовался Сенред.
– Не так уж мало, – ухмыльнулся Болдуфф.
– Возможно, – согласился Сенред. – Но, заметь, ее бедра почти не отличаются от мальчишеских. Скажи, Вулфред, ты уверен, что она уже стала женщиной?
– Наивен же ты, мой мальчик! – рассмеялся Поп дуфф. – Конечно, она женщина!
– А ты что скажешь, Вулфред?
Вулфред повернулся и пристально посмотрел на своих воинов:
– Она – женщина. И дело даже не столько в ее бедрах или груди, сколько в злобе, по которой сразу можно узнать женщину.
– Ты хочешь сказать, что у нее нет настоящей женской груди, Вулфред? – спросил Сенред.
– У нее есть грудь. Небольшая, округлая и твердая. А бедра достаточно полные, для того чтобы рожать детей. Она, несомненно, женщина!
– Женщина, – эхом откликнулся Болдуфф. – Причем очень хорошо сложенная.
– Ты, верно, уже успел ее пощупать? – спросил Сенред у Вулфреда.
Да, Вулфред уже чувствовал тело римлянки под своими пальцами, хотя с самого начала в его мыслях не было ничего плотского. Но сейчас Вулфред вспомнил, что грудь у римлянки была очень даже аппетитной. К тому же довольно крутые бедра и стройные, длинные для ее роста ноги. Казалось, каких еще физических достоинств мог бы пожелать любой мужчина! Но…
…Но она была римлянкой, и для сакса, особенно для Вулфреда, близость с ней была равносильна близости с ядовитой змеей!
– Она осталась, совсем одинокой после гибели отца, – тихо проговорил Сеолмунд. – И мне ее жалко!
Слова Сеолмунда, одного из лучших воинов, были для Вулфреда полной неожиданностью. Жалеть ее? Кто и когда жалел ядовитых змей?..
* * *
Терас и другие оставшиеся в доме рабы бывших хозяев перешли на кухню, где их привлекали тепло, уют и знакомая обстановка. Но главное – кухня располагалась особняком, а потому саксы обошли ее своим вниманием.
Среди них и укрылась Мелания. В отличие от других рабов она не работала, но решила остаться с ними. Хотя она ничего не умела делать по хозяйству и готовить тоже, она не сомневалась, что всему быстро научится. Все надеялись, и Терас в том числе, что скоро все снова пойдет по-старому, как только уйдут саксы. Но уйдут ли они?
После схватки Мелании с Вулфредом Терас понял, что саксы задержатся здесь надолго. И причиной является его бывшая хозяйка. Если бы она была с ним более ласкова, он вполне бы удовлетворился ее отношением и наверняка бы не задержался в маленьком разрушенном городке римлян.
Терас посмотрел на притихшую Меланию, которая сидела в дальнем углу кухни на низеньком деревянном стуле. Может быть, она также думала, как подействовать на главного сакса и хоть немного смягчить ситуацию, тем более что внешне он был вполне привлекателен, высок ростом и красив лицом. Сама Мелания обладала настоящей римской красотой и изящной фигурой. Ее божественный по тембру голос и обворожительная улыбка никого не могли оставить равнодушными. Если бы она захотела, то ей ничего не стоило бы очаровать варвара.
Отвергать же Вулфреда в ее униженном положении – высшая глупость! Будучи рабыней, она уже бессильна перед саксом. Ей остается только молчать и злиться. Но на него такое поведение вряд ли могло подействовать!
Мелания и сама понимала свое положение, беспристрастно оценивая создавшуюся ситуацию.
Терас подошел к ней и встал у нее за спиной. Посмотрев сверху на ее собранные в пучок волосы, он с удивлением заметил, что они испачканы известкой, глиной и землей. Терас еще никогда не видел свою хозяйку в таком неопрятном виде.
Мелания подняла голову и тихо сказала:
– Если он не убьет меня, то я сама покончу с собой.
Терас оторопело посмотрел на нее и тяжело вздохнул. Он знал ее ум, ее страстный характер и сильную волю.
– Ты хочешь убить себя? – переспросил он.
– Да. Убью себя! И таким образом докажу мерзкому монстру, что могу сама распоряжаться собой. А он окажется в дураках.
– Ты хочешь наказать его самоубийством? – совсем тихо снова спросил Терас. – И считаешь, что таким образом одержишь победу?
– Я не хочу умирать, Терас. Но я не могу допустить, чтобы сакс распоряжался мною! Для тебя не секрет, что он планирует убить меня тем или иным способом. И не убил до сих пор только потому, что хочет заставить меня страдать, он хочет сломить меня духовно. Когда же он убьет меня самым варварским и бесчеловечным способом, то будет чувствовать себя победителем. Ты понимаешь, я не могу допустить ничего подобного!
– Но самоубийство – не лучший выход из положения! – возразил Терас. – Варвар очень разозлен. Ты должна его умилостивить. Как знать, может, в конце концов у него пропадет желание тебя убивать. И тогда ты не только сохранишь жизнь, но и получишь свободу. А если убьешь себя, то сама же дашь мерзавцу возможность праздновать победу.
– Он не хочет видеть меня мертвой, Терас! Он намерен оставить мне жизнь, до тех пор пока сам не решит, что время для моего убийства наступило. А ведь ждать его желания просто унизительно.
– Какая разница?
– Разница в том, что сейчас я могла бы умереть почти счастливой. Если же все пойдет так, как желает мерзкий сакс, то моя смерть станет жалким и позорным поражением. А потому единственным выходом я считаю самоубийство.
Терас задумался. Вроде бы в словах Мелании была логика. На деле же она просто упрямо стояла на своем, и разубедить ее в обратном не представлялось возможным.
– А ты не подумала о Боге? Ведь Всевышний никогда не осуждает невинную жертву насильственного убийства. Самоубийство же почитается за великий грех и является преступлением против Закона Божьего.
От неожиданности Мелания чуть не упала со стула. Ей казалось, что она все продумала до мельчайших деталей. Но вот о том, что сейчас сказал Терас, она даже не вспомнила. А ведь она была христианкой. И не имела права на самоубийство. Она должна жить страдая, что бы ни случилось. Далее если весь мир ополчится против нее.
К сожалению, Мелания не привыкла и не умела страдать.
– Но в такой ситуации… – несмело начала она.
– Разве Бог не знает все наперед? – оборвал ее Терас. – Или ты считаешь себя исключением только потому, что полные дикой ненависти люди превратили тебя в свою рабыню?
Терас мягко улыбнулся хозяйке, Его когда-то купили в этот дом для обучения детей, которые стали его друзьями, когда выросли, и признали своим наставником. Много лет назад отец Мелании дал свободу всем своим рабам, в том числе и ему. Затем сакс, снова стал называть его рабом. И он не протестовал. Но теперь уже другой сакс не только назвал, но и сделал его рабом. А ведь еще вчера он был свободным человеком…
Он понимал беспокойное течение мыслей Мелании, хотя сейчас ей было уже семнадцать лет и пора уже ко всему привыкнуть. Конечно, Терас вместе с отцом Мелании на протяжении многих лет старались привить девушке терпение и умение сдерживать свои порывы, но они мало чего достигли. Так, Мелания не научилась хладнокровно владеть собой, что особенно высоко ценил в людях ее отец. Она была очень ветрена и непостоянна в детстве, превратившись со временем в страстную и темпераментную женщину. Ни при каких обстоятельствах она не приходила в отчаяние. Типично римский ребенок, став взрослым, превратился в настоящий образец римской женщины. Во всяком случае, отец прочил своей дочери именно такое будущее.
Но отец покинул земной мир, а Мелания стала рабыней. Однако она считала для себя еще в большей мере, нежели раньше, необходимым стараться сохранить в чистоте свой образ образцовой римлянки.
– Ты знаешь, что Иисус Христос дал совершенно точное определение подчинения раба своему хозяину, – задумчиво сказал Терас. – Ты считаешь себя исключением?
– О Терас! – прошептала в ответ Мелания. – Я бы хотела им быть!
Терас улыбнулся, но ничего не сказал. К ним подошел Флавиус – мальчик, которого саксы сделали круглым сиротой. Совсем недавно он был оруженосцем отца Мелании.
– Ты намерена бороться с главным саксом? – спросил Флавиус, кивнув в сторону Вулфреда.
– Разве я не римлянка? – ответила Мелания, ласково проведя ладонью по голове мальчика.
– Но ведь он такой большой и сильный!
– Великий Рим больше и сильнее его! – гордо сказала Мелания.
Флавиус чуть прикусил нижнюю губу и тихо прошептал, наклонившись к коленям хозяйки:
– Сейчас Рим далеко, а ужасный сакс – совсем рядом!
Мелания вздохнула и вновь взъерошила густые волосы мальчика.
– Он здесь ненадолго. Он очень скоро уйдет вместе с остальными. Им никогда не удастся остаться здесь навсегда!
– Никогда?
– Никогда! Поэтому мне надо поторопиться, пока он не убежал! Я просто должна успеть дать ему понять, какого беспощадного врага он себе здесь нажил!
Флавиус поднял голову и посмотрел хозяйке в глаза:
– Тебе нужна моя помощь, Мелания? Может быть, нам надо вместе бороться с ним? Я готов!..
Мелания провела ладонью по щеке Флавиуса и очень серьезно сказала:
– Ты очень храбрый, Флавиус, но я хочу бороться с мерзким саксом один на один. Его ненависть должна противостоять моей. А если нас будет двое против него одного, то такая победа не принесет мне удовлетворения. Ты должен держаться на расстоянии от него самого и ему подобных. Понятно?
– Я так и поступлю, Мелания, если ты… так хочешь. Но, скажи, разве ты не боишься подобного поединка?
Глаза Мелании вспыхнули. Она устремила взор куда-то вдаль поверх головы Флавиуса и решительно сказала:
– Нет, я не боюсь!
– Но…
– Неужели ты не видишь, сколько во мне злобы к нему. И скорее он должен бояться меня, чем я его? Я не сомневаюсь, что он боится! Но предупреждать его о том, что буду безжалостной, я не стану! Мой план – захватить его врасплох!
Флавиус смотрел на Меланию глазами, полными сыновней любви к матери, неожиданно обретенной во враждебном мире.
– Какая же ты смелая, Мелания! – восторженно воскликнул он.
– Не более, чем ты, Флавиус! – столь же серьезно ответила Мелания.
В кухню вбежал Катред.
– Вулфред… Ты… Работай!.. – прокричал он, безжалостно коверкая латинские слова и указывая рукой на Меланию.
Загородив спиной Флавиуса, она презрительно посмотрела через плечо на Катреда, остановив его взглядом, будто усмирила дикого зверя.
И вдруг лучезарно улыбнулась.
Ее улыбка заставила Тераса вздрогнуть, а Катреда нахмуриться. Обоих охватило тревожное предчувствие. Мелания же вскочила со стула и, оттолкнув Катреда, выбежала из кухни. Терас с удивлением посмотрел ей вслед…
Луна лениво плыла по безоблачному ночному небу, спокойному и прозрачному, каким оно обычно и бывает по ночам в летнюю пору. Безветренный и мягкий воздух принимал ночное светило в свои нежные объятия. Вся природа, казалось, замерла и заснула.
И лишь Мелания продолжала усердно работать. Работать, хотя солнце уже давно зашло за горизонт. Работать, хотя все остальные в доме заснули и никто, как казалось Мелании, вроде бы не следил за ней. Никто, кроме луны и…
И Вулфреда…
Вулфред озадаченно смотрел на римлянку со склона холма. Катред доложил ему, что пленница пошла работать и с тех пор усердно трудилась под его бдительным, надзором. Вулфред и так знал, поскольку ни на минуту римлянка не оставалась наедине с собой. За ней всегда кто-нибудь да следил, потому что Вулфред не доверял ей. Он не мог поручиться, что пленница не набросится на его воинов. Не попытается сбежать. Не подожжет дом. Или не сделает еще чего-нибудь, похожего в порыве бессильной ярости.
Одним словом, он не доверял римлянке ни в чем. А потому приказал Катреду и Синрику по очереди следить за каждым ее шагом. Работала же пленница отменно. Сейчас она приводила в порядок кухню. Она уже убрала комнаты, почистила овощи, отдраила кастрюли, выполнила тяжелую мужскую работу, нарубив и напилив дрова.
Вулфред отлично сознавал, насколько подобная работа трудна даже для мужчины. И никак не мог понять, как маленькое хрупкое создание справляется с таким огромным объемом и не падает от усталости.
Синрик попытался было остановить римлянку. Но в награду за свой добрый шаг она чуть не насквозь прокусила ему руку.
Вулфред продолжал наблюдать за пленницей со склона холма. И вдруг увидел, что она опустилась на колени, потом наклонилась вперед и упала лицом вниз. Несколько мгновений он оставался недвижим, ожидая, что римлянка поднимется. Но она продолжала лежать все в той же позе. Тогда Вулфред стал осторожно спускаться с холма.
При свете луны он мог совершенно отчетливо видеть лежавшую на земле женщину. Наверное, так же, как и она его.
Вулфред уже спустился с холма, когда откуда-то из леса донесся вой волка. Девушка вздрогнула и тут же вскочила на ноги. И еще до того как голодный вой успел смолкнуть, она вновь погрузилась в работу. Причем с еще большим остервенением.
Вулфред осторожно подошел к Мелании, стоявшей к нему спиной, надеясь, что та его не видит. Но она резко повернулась и со злобной усмешкой посмотрела на него:
– Не прячься, сакс! Я по запаху чувствую, что ты здесь.
– Таким же образом ты могла бы почувствовать и свой собственный запах! – с досадой произнес Вулфред.
– Мне нечего стыдиться. Потому что мой запах – благородный запах труда. А от тебя пахнет ложью и предательством!
– Независимо от причины любой пот пахнет одинаково, – буркнул Вулфред.
Мелания усмехнулась, продолжая колоть дрова:
– Ты совершеннейший невежда, сакс. К тому же глуп и туп, как поленья, которые я колю.
– Но не тупее твоего топора. Советую тебе при работе пользоваться инструментами, облегчающими труд, а не мешающими ему.
Вулфред выхватил у нее топор и принялся точить его о лежавший рядом большой камень.
– Меня нисколько не удивляет твое умение точить топоры, – злобно ответила Мелания. – Ведь ими ты и твои приспешники рубят головы своим невинным жертвам!
Вулфред улыбнулся и вернул пленнице топор. Она же бросила на него уничтожающий взгляд и прошипела:
– Иди к себе в пещеру и выспись. И не мешай мне! У меня много работы!
– Моя пещера вот где, – ответил Вулфред, кивнув в сторону бывшего жилища Мелании.
Он отошел к дому и остановился у входа, продолжая наблюдать за пленницей. Она же усердно колола дрова.
Что заставляет ее так самоотверженно трудиться на врага, размышлял Вулфред. Руки римлянки сгибались и снова распрямлялись при каждом ударе топора. Длинные распущенные волосы время от времени падали налицо. И каждый раз она изящным движением головы откидывала их на спину. Ритм ее движений привлекал своей грациозностью, чего раньше Вулфред не замечал. Фигура поражала гибкостью и извивалась с каждым взмахом топора. Она становилась действительно похожей на… змею.
Завороженный живописностью представшей перед ним картины, Вулфред встряхнулся, подобно вышедшей из воды собаке, и поднялся на крыльцо дома. Спавший на пороге Сенред вскочил и виновато уставился на начальника.
– Следи за ней, – буркнул Вулфред.
– Следить? За тем, что она делает?
– Да. Она явно намерена срубить все деревья в своем дворе. Пусть срубит. Только бы не причинила никакого вреда себе самой.
– А когда она устанет?
Вулфред улыбнулся:
– Когда устанет, ты можешь отдохнуть…