Глава 1. Что вы знаете об аистах?

Сначала нужно рассказать о Приморке. Это рыбацкая деревушка в Голландии. И стоит она на самом берегу Северного моря. Может, поэтому ее Приморкой и назвали. Одна улица да церковь с колокольней — вот и вся деревня. Но в пять домов мы непременно заглянем. Живут там шестеро ребят, и ходят они в школу. Конечно, в других домах тоже живут люди, но они взрослые, к ним пока заглядывать не станем. Конечно, в других домах дети тоже есть, да только маленькие, несмышленыши, и в школу им еще рано — к ним попозже зайдем.

Все шестеро ходят в одну маленькую школу. Познакомьтесь: Йе́лла, самый рослый, самый сильный. Э́элька — с виду неуклюжий увалень, зато задачки решает — будто орехи щелкает. А́ука… И пока о нем сказать больше нечего, просто Аука, обычный мальчишка, с таким играть хорошо. Пи́ер и Дирк — братья, хотя посмотришь и ни за что не скажешь — уж очень они разные. Но Пиеру всегда нравится то же, что и Дирку, а Дирк всегда делает так же, как и Пиер. И они всегда вместе. Ведь они не просто братья, они близнецы.

И наконец, Ли́на. Единственная девочка в школе. Одна на пятерых мальчишек. Ну и, разумеется, учитель.

Все-таки начать нужно было бы с Лины. Не потому, что она девочка, а потому, что именно она написала об аистах. В деревню Приморка аисты не залетали, а Лина взяла и сама — учитель не задавал — написала сочинение об аистах. О них никто и думать не думал, а тут вдруг Лина целый рассказ сочинила.

Как-то раз, прямо на уроке арифметики, поднимает она руку и говорит:

— Можно, я прочитаю об аистах? Я все сама написала, можно?

Учитель удивился и обрадовался — надо ж, молодчина, взяла и написала! Он остановил урок и разрешил Лине прочитать вслух всему классу. Сочинение называлось так: «ЧТО ВЫ ЗНАЕТЕ ОБ АИСТАХ?»

— «Что вы знаете об аистах? Аисты живут на крыше и приносят счастье. Они большие и белые, у них длинные желтые клювы и тонкие ноги. Вот что я знаю об аистах. А еще они строят гнезда прямо на домах, издали кажется, будто на крышах охапки хвороста. Аисты приносят счастье не только дому, на котором живут, а всей деревне. Петь аисты не умеют, они только щелкают клювом, будто кто от радости в ладоши хлопает. Может, они тоже от радости? Аисты летают на болота и кормятся лягушками и головастиками. Вообще они очень смирные, только изредка устраивают в гнезде кутерьму. Но это, наверное, тоже от радости, а я люблю радостную кутерьму.

Больше об аистах я ничего не знаю. Вот моя тетя — она живет в деревне Нес — знает куда больше. Каждый год к ней прилетают два аиста и вьют на крыше гнездо. А к нам, в Приморку, почему-то нет. Если бы они жили и у нас, я могла бы рассказать еще что-нибудь».

Лина кончила читать, в классе наступила тишина. Потом учитель сказал:

— Молодец, Лина. У тебя вышло отличное сочинение, и об аистах ты знаешь немало. Порадовала ты меня. Ну, а ты, Йелла, — он повернулся к мальчику, — что ты знаешь об аистах?

— Об аистах? — переспросил Йелла. — Об аистах — ничего. — Он насупился: по-дурацки чувствуешь себя, когда сказать нечего. Потом подумал и добавил: — Из рогатки их не подстрелишь, я сколько раз пробовал — никак.

— А зачем их из рогатки? — Учитель даже вздрогнул от неожиданности.

— Почем я знаю? — Йелла заерзал, лицо у него стало совсем несчастным. — Затем, что летают, наверное.

— Ясно, — сказал учитель. — Пиер, Дирк, ну, а вы что об аистах скажете?

— А что о них сказать? — удивился Пиер.

— Ну, тогда ты, Дирк.

— А я как Пиер, — отозвался Дирк, — что о них сказать?

— Ну, а если бы я Дирка первым спросил, что бы ты ответил, Пиер?

— А я — как Дирк, — выпалил тот. — Знаете, как трудно быть близнецами?! Когда один чего-нибудь не знает, всегда другому отдуваться приходится.

Ребята и учитель дружно рассмеялись.

— Послушаем, что Аука скажет.

Учитель застал его врасплох — Аука никак не мог просмеяться. Наконец, он сказал:

— Раз Лина говорит, что аисты щелкают клювом, когда радуются, значит, они добрые.

Учитель обвел взглядом класс.

— Ну-ка, Ээлька, вылезай из угла, теперь твоя очередь.

Ээлька задумался.

— Лина правильно говорит, мы мало еще об аистах знаем. Вот если бы они у нас в Приморке жили, тогда б уж было что рассказать.

— Это верно, — согласился учитель. — Но вдруг все изменится, если мы всерьез задумаемся: почему аисты не прилетают к нам в деревню? Сейчас кончатся уроки, завтра вы придете, расскажете, что надумали, и, как знать, вдруг начнутся чудеса. Ведь стоит только очень захотеть.

Все сидели молча, размышляя над словами учителя. Но вот поднял руку Ээлька.

— Боюсь, я много не надумаю. Я ж о них почти ничего не знаю. Больше, чем на минуту, мыслей не наскребу.

Ребята опять засмеялись, однако учитель даже не улыбнулся.

— Все это так, Ээлька, когда мало знаешь, много не придумаешь. Но ведь можно мечтать! Сейчас вы пойдете домой, может, вам захочется помечтать о том дне, когда и у нас в Приморке аисты совьют гнезда на крышах, может, вы задумаетесь, почему в соседних деревнях они живут, а у нас — нет. И помните: все мечты сбываются, стоит только очень захотеть. Так идите и ищите ответы на все наши «почему?». На сегодня уроки окончены!

 

Глава 2. Стоит только захотеть

«Ура!» — ребята высыпали на школьный двор, Йелла недоверчиво взглянул на часы, что на колокольне около дамбы. Не может быть! Стрелки на круглом белом циферблате показывали три.

— Вот это да! — изумленно воскликнул он. — На целый час раньше отпустили, и все потому, что аисты! — Сейчас Йелла, пожалуй, не стал бы стрелять в них из рогатки. — Ну, что делать будем? — Он повернулся к мальчишкам.

Но тут вмешалась Лина. Она первая придумала про аистов, значит, она главная. День стоял чудесный: на небе ни облачка, солнце ласково пригревало.

— Пойдемте на дамбу, сядем и будем думать.

Спорить никто не стал. Какие тут споры, когда такое счастье: с уроков на час раньше отпустили! И все шестеро дружно пошли на дамбу. Спасибо аистам да Лине! Раз она говорит, что нужно идти на дамбу и думать, так тому и быть. Только Йелла почему-то в хвосте плетется — на него не похоже. Обычно он впереди. А сейчас идет, по сторонам смотрит: непривычно гулять в такое время. Все вокруг какое-то другое — и дома, и заборы. Вот и дамба. Ребята послушно расселись в ряд — Йелла с одного конца, Лина с другого. Уселись и молчат. Учителя рядом нет, кто подскажет, как об аистах думать, с чего начать? Йелла посмотрел на небо — ни облачка. И ни аиста. Даже чайки ни одной нет. Взглянул на море — тоже пусто.

Посмотрел на ребят — сидят, поджав ноги, и молчат, скучно всем, да сказать об этом неловко. Тут терпение у Йеллы лопнуло.

— А что, разве учитель велел непременно на дамбе об аистах думать? — спросил он Лину.

— Нет, но он же никогда не отпускал на час раньше, и я решила…

— Ну и что из этого? — перебил ее Йелла. — Что без толку-то на дамбе сидеть? Раз отпустили, так отпустили. Кругом все тихо, спокойно — голубое небо, голубое море. Думай не думай, все равно ничего не придумаешь.

На канале показалась лодка. Двое мужчин опустили парус и сняли мачту — иначе не пройти под низким мостом. Отталкиваясь от дна шестами, они гнали лодку к мосту. И Йеллу осенило. Он вскочил и закричал:

— Бегите за шестами, будем прыгать через канал!

Все мальчишки, кроме Ээльки, вскочили на ноги, обрадовались. Еще бы, не каждый день вместо уроков поиграть удается.

— Ты, Ээлька, тоже неси шест. Да скажи Ауке, пусть мой прихватит, — приказал Йелла. — А я здесь подожду.

Лине стало тоскливо. Даже Ээльку позвали, хотя обычно, когда мальчишки прыгали с шестом, Ээльку не брали: куда ему, увальню такому!

— А как же аисты, ведь мы так и не нашли ответы на все «почему»! — воскликнула Лина. Сейчас ребята убегут, даже Ээлька, и останется она на дамбе одна-одинешенька.

Лина посмотрела мальчишкам вслед.

— Ладно, Ээлька, я тебе припомню! — закричала она вдогонку. Потом угрюмо взглянула на Йеллу: — Ну, погоди, узнает учитель… — Говорить дальше она не могла, ужасно обидно, когда тебя одну бросают, да еще сегодня, когда с уроков отпустили.

А может, Йелла передумает, возьмет и ее? Все будут прыгать, всем и попадет от учителя, если он узнает. Наверное, Йелла сейчас и ее позовет, для этого и остался.

— А можно мне с вами, а, Йелла? — попросила Лина. — Если бы не я, сидели бы сейчас в школе. А вместо шеста я дома длинную палку возьму, мама ею веревку подпирает, когда белье сушит.

— Нельзя, — тут же ответил Йелла. — Девчонки прыгать не умеют. Это мальчишечья игра.

— Не хуже Ээльки прыгну, — обиделась Лина.

— Может, и не хуже. Только Ээлька не пищит, когда в воду падает, а вы, девчонки, вечно боитесь ноги промочить, орете, когда ветер платья раздувает, визжите, будто вас режут.

Да, Йелла прав, возразить нечего. Лина подобрала под себя ноги в деревянных башмаках, обхватила колени и стала смотреть на море. Грустно. Ох, как грустно!

— Учитель велел хорошенько подумать, почему к нам аисты не прилетают. Он сказал, все мечты сбываются, стоит только захотеть, — напомнила Лина.

— Пока прыгаем, что-нибудь придумаем, — отрезал Йелла. Он чувствовал, что неправ, но уже возвращались ребята, и спорить не хотелось. Напоследок он бросил: — Иди и наябедничай учителю, мне-то все равно. Он не говорил, чтобы мы как дураки сидели на дамбе.

На самом-то деле Йелле было совсем не все равно. Вдруг она и впрямь расскажет, нет, не наябедничает — Лина не из таких, — а просто возьмет и расскажет. Пока она сидит, гордо отвернувшись. С мальчишками больше разговаривать не будет. Но, увидев Ээльку, не утерпела:

— Ладно, Ээлька, я тебе припомню!

Плохо без подружек, мальчишки играть не берут. Даже Ээльку иногда принимают, а ее — нет. Так и приходится либо одной сидеть, либо с младшей сестренкой Ли́ндой возиться. А с малышами какой интерес?

Ну, ничего, она еще мальчишкам покажет! Целый день думать будет, что-нибудь да придумает. Завтра учитель спросит, она сразу руку подымет, а мальчишки, дураки, только рты разинут. Хотя этим их не проймешь!

До неё донеслись веселые ребячьи голоса. Вдалеке над морем кружилась какая-то птица. Может, аист? Лина прищурилась — нет, всего-навсего чайка. А с предателем Ээлькой она целую неделю не будет играть. А то и две. Нет, лучше три. Даже если Йелла с ребятами его не примут, она все равно не сжалится, поделом ему!

Лина не сводила с чайки глаз. Может, это все-таки аист? Нет, чайка. А вдруг сейчас из-за моря прилетит много-много аистов? А мальчишки заиграются и ничего не увидят. Впрочем, увидят или не увидят — что толку-то? Все равно аисты мимо полетят, не останутся в Приморке. Лина вздохнула. Да, без подружек совсем плохо.

Она сняла деревянный башмак и заглянула в него. Очень помогает, когда грустно. Да и думается лучше. Жаль, что башмаки приходится снимать у крыльца школы, в одних носках много не придумаешь. А как помог бы башмак в арифметике: заглянешь в него, подумаешь чуток — и пример решен. Лина снова вздохнула. Хотя нет, на арифметике не думать, а считать нужно. Трудно это и скучно. Не любила Лина арифметику и боялась ее как огня.

То ли дело — аисты! «Ну ответь мне, почему, почему?» — спросила Лина башмак. «Му, му!» — сказал тот. Лина наклонилась и что-то шепнула. Башмак так же, шепотом, ответил. Долго еще Лина сидела на дамбе, смотрела на башмак и думала об аистах. А далеко над морем кружила чайка. Она то взмывала вверх, то проносилась над самой волной.

Лина замечталась и не заметила, как спустилась с дамбы, держа башмак в руке. Она медленно шла по улице, разглядывая крыши домов, словно видела их впервые. Тихо, пустынно кругом. Крыши все крутые, островерхие, но школьная — самая крутая.

Вдалеке кто-то вскрикнул, потом раздался смех. Лина обернулась — это мальчишки прыгают с шестом через канал. Вот прыгнул самый большой, должно быть Йелла, и застыл высоко над водой. Разбежавшись, прыгнули еще трое. За ними еще один, кажется Ээлька, мелькнул и исчез — наверное, в воду упал. Мальчишки засуетились, забегали. «Что ж он не вылезает?» — с беспокойством подумала Лина, но тут вспомнила, что обещала не играть с ним целых три недели.

— Так ему и надо, пусть искупается хорошенько! — вдруг сказала она вслух. Сказала и удивилась: что ей какой-то Ээлька, что ей мальчишки с шестами! Пустяки все это, а главное — она догадалась, почему аисты в Приморке не живут: крыши слишком крутые. И поняла, что нужно сделать: колесо на крыше укрепить, как у ее тети в деревне Нес. Вот уж завтра все в школе ахнут!

И Лина заспешила в деревню. Хорошо бы поделиться с кем-нибудь! Жаль, некому рассказать. Мальчишки далеко, учитель из школы уже ушел. Можно, правда, пойти домой и рассказать маме, но мама и так все узнает, а сейчас хочется с НОВЫМ человеком поговорить. Только где взять нового-то? На улице ни души. Зачем торопиться? Лина шла медленно, останавливаясь, рассматривая крышу каждого дома. Башмак снова оказался у нее в руке. Вот здесь живет бабушка Сиви́лла III. Вдруг на пороге появилась сама хозяйка — Лина даже вздрогнула от неожиданности.

— Я старушка любопытная, все-то мне знать хочется. Гляжу, ты снова мимо идешь — то от дамбы к школе, теперь обратно. Может, что потеряла?

Лина вежливо улыбнулась:

— Нет, наоборот, нашла. Нашла ответ на одно из наших «почему».

— Что ж, — сказала бабушка, — всегда лучше найти, чем потерять. — И тихонько, по-старушечьи, засмеялась.

Они посмотрели друг на друга. «Удивительно, — думала Лина, — каждый день мимо хожу, а никогда с бабушкой не разговариваю, только здороваюсь. И сейчас, о чем говорить, не знаю».

Старушка с любопытством разглядывала девочку.

— Теперь понятно, почему у тебя башмак в руке. Крепко, значит, задумалась.

Только тут Лина заметила, что башмак у нее в руке. Она покраснела и сразу же надела его. Стыд-то какой! Что бабушка Сивилла подумает? Бабушкой ее называли все, в деревне она самая старая. «Неужели, — подумала Лина, — я так и ковыляла в одном башмаке? Понятно теперь, почему бабушка Сивилла из дома вышла».

— Я хотела… — начала было Лина и смущенно хихикнула. — Очень я глупая, а?

Как же объяснить? Но слова почему-то не приходили. Впрочем, бабушка Сивилла III над ней не смеется, не то что другие взрослые. Просто смотрит с любопытством и ждет… И Лина решилась.

— Глупо, наверное, но мне думается лучше, когда я смотрю в башмак. Вот задумалась и забыла надеть, — словно оправдываясь, сказала она.

— Ну что ж глупого-то, — тут же ответила старушка, — очень даже понятно, всякие мелочи, вроде этой, думать помогают. Ко мне, например, быстрее умные мысли приходят, когда я сижу в качалке и сосу карамельку. Сколько себя помню, всегда так было. А ведь когда-то и я маленькой была, совсем как ты. — Она удобно устроилась на крыльце, как перед долгим приятным разговором. — Ну, а теперь рассказывай, о чем так крепко задумалась, что и башмак надеть забыла? — Она снова по-доброму, по-старушечьи улыбнулась. — Рассказывай, а то всю ночь не засну, буду гадать, мучиться, я ведь любопытная.

На этот раз улыбнулась и Лина.

— Сядем рядком, поговорим ладком.

Лина тотчас же уселась на ступеньку. Какая бабушка Сивилла, оказывается, хорошая. Все взрослые как с маленькой разговаривают, а бабушка Сивилла III — как с ровней. И не скажешь, что ей столько лет. Она все-все понимает, даже то, как порой важно заглянуть в деревянный башмак. Будто самая близкая подружка. А подружки всегда своими тайнами делятся. И Лина сказала:

— Я думала об аистах, бабушка. Почему они к нам не прилетают, почему не вьют гнезда на крышах.

Бабушка Сивилла, помолчав, вздохнула:

— Да, есть над чем голову поломать. Я бы на твоем месте тоже в башмак заглянула. К нам в Приморку аисты совсем дорогу забыли.

— И я теперь знаю почему, — с гордостью выпалила Лина, — крыши у нас слишком острые.

— Смотри-ка, ты и впрямь… — Старушка видела: волнуется Лина. — Но этой беде можно помочь, нужно только втащить на крышу тележное колесо, как в других деревнях делают.

— Я тоже об этом думала, — вставила Лина. — У моей тети в деревне Нес на крыше колесо, и каждый год на нем аисты гнездо вьют.

— Все правильно, — согласилась старушка, — а вокруг дома, поди, деревья растут.

— Верно, — удивилась Лина. Неужели и бабушка Сивилла об аистах думала? Где это видано, чтобы старушки об аистах думали?! Ну и ну! — А вот о деревьях я совсем забыла, ведь у нас в Приморке они не растут, — прошептала Лина. Чуть самое главное не упустила.

— Ну, а как по-твоему, аисты о деревьях тоже забудут? — спросила бабушка Сивилла. — Ни за что не забудут! А нам, чтобы аистов понять, нужно на мир их глазами посмотреть.

От неожиданности Лина вздрогнула и выпрямилась. Как здорово бабушка сказала! Не спуская с нее глаз, Лина потянулась за башмаком.

— Была бы я, скажем, аистом, жила бы в гнезде на крыше, все равно искала бы дерево: приятно иногда в тени посидеть, ногам дать покой. Не все же время на крыше на виду у всех быть.

Слушая бабушку, Лина поджала ноги и посмотрела на башмак: так его не хватает, сразу бы помог в собственных мыслях разобраться.

— Давным-давно, когда я тоже маленькой была и тоже без подружек ходила, совсем как ты, у нас в деревне на бабушкином дворе росли деревья и жили аисты. Бабушка моя тоже самой старой в Приморке была. И звали ее тоже Сивиллой, только она была Сивиллой I, а я — Сивилла III, ты бы могла стать Сивиллой IV, не назови тебя мама Линой. Уж как я ее упрашивала! Конечно, я ей не указ, мы же не родственники, но, понимаешь, хорошо, когда в Приморке всегда есть бабушка Сивилла. Ну, да ладно, это так, к слову. Стоял бабушкин домик на месте нынешней школы, да только школа ваша ему не чета. Крыша какая-то неуютная, казенная, а у бабушки — камышовая. Аисты камыш любят. И деревья им по душе. Плакучие ивы склонялись прямо к глубокому каналу, а в темной прохладной воде даже щучки водились. Прямо к крыльцу вел мост. Одно гнездо аисты всегда вили на иве, другое — на крыше. А крыша низкая… Бывало, стоишь на мосту, аисты близехонько — стоит только руку протянуть.

— Вот это да! А я ничего и не знала! — изумленно прошептала Лина.

Но бабушка Сивилла не слышала. Она смотрела куда-то вдаль, в прошлое. Вот покачала головой.

— Но как-то раз поднялся шторм. Не просто большие волны, а настоящая буря. Бушевала она неделю. У дамбы такие буруны были, что соленые брызги до окон долетали. Ешь хлеб, а он будто солью посыпан. А когда буря стихла, в Уголке бабушки Сивиллы — так ее дом называли — только три ивы уцелели, да и те вскоре зачахли. Раньше под ивами со всей деревни собирались посидеть, поболтать.

Ну, а потом умерла бабушка Сивилла, пришли чужие люди, снесли дом, выкорчевали пни, засыпали канал. Долго на том месте пустырь был, это уж недавно вашу школу поставили. Но аисты так и не вернулись.

Лина сидела не шелохнувшись, обхватив колени, широко раскрыв глаза. Она словно наяву видела все, о чем рассказывала бабушка. Как сказка, хотя все происходило у них в Приморке. Бабушка Сивилла, когда была маленькой, видела аистов, потрогать могла, стоило только руку протянуть.

— Вот это да! А я ничего не знала! — в изумлении шептала Лина. — Прямо мостик к крыльцу… — Она еще крепче обхватила колени.

Бабушка Сивилла III повела головой, отгоняя воспоминания.

— Так что видишь, дело не только в острых крышах. О многом подумать придется. Где взять деревья, как укротить соленые ветры да штормы. Все учесть надо. Ну, а чтобы аистам хорошо было, мы должны их глазами на мир посмотреть.

Бабушка Сивилла так и сказала — «мы»!

— Значит, вы уже давно об аистах думаете? — спросила Лина.

— С самого детства. Мечтаю о том дне, когда они вернутся. Ведь аисты счастье приносят, уют в дом, тепло, словно друг рядом. А если в деревне аистов нет — худо. Да только забыли, видать, об этом люди.

— Учитель говорит, — прошептала Лина, — все сбывается, стоит только очень захотеть.

— Неужели так и сказал? Ну и молодец! — обрадовалась старушка. — А сейчас сбегай-ка на кухню, там на полке жестянка, а в ней — карамельки. Возьми себе и мне прихвати. А вернешься домой, сядешь, как и я, на крыльцо и будешь тоже мечтать об аистах. На своем крыльце лучше думается, а то за разговором и мысли не придут. Да, хорошо сказал твой учитель: если очень захотеть, то любая мечта сбудется. Ну, а сейчас беги за карамельками, они мне думать помогают. И себе не забудь взять — как знать, может, не хуже башмака поможет.

Лина никогда не была на кухне у бабушки Сивиллы. Как чисто кругом! Ага, вот и полка, и жестянка на месте. А на ней… на ней аисты! По бокам коробки — высокие деревья, на каждом — аисты. А на крышке другая картинка: опрятные деревенские домики, на крышах — большие гнезда, и в каждом, подняв голову, стоит аист. Наверное, щелкают клювами — радуются солнышку, голубому небу.

Лина все вертела коробку, никак насмотреться не могла. Ой, бабушка Сивилла ждет, что она подумает? Лина поставила коробку на место и выбежала на крыльцо.

— Бабушка, там на коробке аисты… гнезда на крышах. Ох, а конфеты-то… — Только тут Лина сообразила, что совсем забыла о них.

Пришлось бежать обратно. Она нарочно отвернулась, чтобы больше не смотреть на коробку, достала две круглые красные карамельки и побежала назад.

— Простите, я нечаянно.

— Не беда… — Старушка взглянула на Лину — та рассеянно протягивала ей конфету: видать, замечталась, вот бы на каждом доме аисты гнездо свили.

Лина спустилась с крыльца и пошла домой. Только у своего двора опомнилась и обернулась — бабушка Сивилла все сидела, тихонько раскачиваясь, посасывая карамельку. А замечталась Лина не только об аистах. Нужно, конечно, посмотреть на мир их глазами, но сейчас ее больше занимала бабушка Сивилла, она сама видела аистов, совсем рядом — стоит только руку протянуть, и у нее дома такая замечательная коробка.

Но это еще не главное. Прав учитель: стоит только захотеть — и мечты начнут сбываться. Так они УЖЕ СБЫВАЮТСЯ. Мечтала Лина о подруге, и вот сидит сейчас у себя на крыльце бабушка Сивилла III, но для нее, Лины, это не просто старушка за тридевять веков, а близкий друг, сверстница, с которой можно поделиться.

Лина снова обернулась. Удивительно — ей тепло и радостно оттого, что она так крепко подружилась со старенькой бабушкой Сивиллой. И радость эта слаще любой карамельки, прекраснее любой мечты. Лина сняла башмак и заглянула в него. Ну конечно, аисты приносят счастье! Теперь у нее есть друг. И не беда, что мальчишки играть не берут, она пойдет к бабушке Сивилле III, и они славно обо всем потолкуют. «Что, скажешь не так?!» — с ликованием спросила она у башмака.

 

Глава 3. Колесо от телеги

А утром — снова в школу. Пятеро мальчишек и одна девочка сидят за партами перед учителем. Обычно в начале урока они поют старую народную песню:

Но в это субботнее утро в классе тишина. Учитель внимательно посмотрел на каждого и спросил:

— Ну, кто из вас думал об аистах? И кто что придумал?

Лина тотчас же подняла руку. Но что удивительно — остальные тоже тянули руки. Даже Йелла, даже Ээлька! Учитель очень обрадовался, а Лина, вне себя от возмущения, вскочила и выпалила:

— И вовсе они не думали об аистах! Они через канал прыгали!..

Она тут же спохватилась и зажала рот ладошкой, да поздно. Ей вовсе не хотелось ябедничать, но разве смолчишь, когда на твоих глазах учителя обманывают, а он верит, да еще радуется.

Учитель быстро взглянул на девочку — такого он не ожидал — и повернулся к Йелле. Тот сидел за первой партой набычившись. Очень он на Лину рассердился. Но учитель как ни в чем не бывало спросил:

— Ну, Йелла, как по-твоему, почему аисты к нам в Приморку не прилетают?

— Я не думал, — честно признался Йелла, — я у мамы спросил.

— Не беда. И добрые советы уму-разуму набраться помогают, — улыбнулся учитель. — Что же она сказала?

— Что они к нам никогда и не прилетали. Она говорит, аисты каждый год на старые места возвращаются. А здесь у них гнезд нет, возвращаться некуда. Ничего, видно, не поделаешь.

Лине не сиделось на месте, она прямо дрожала от нетерпения, хотелось поскорее рассказать, что жили когда-то аисты и в Приморке, рассказать все, что узнала от бабушки Сивиллы. Она уже подняла руку, потом передумала: теперь все ребята против нее, да и учитель огорчился, не ждал от нее такого. Совсем загрустила Лина, но и молча сидеть толку мало. Она снова подняла руку, даже привстала от нетерпения, а учитель словно и не замечает. Ведь непременно нужно обо всем рассказать! И слова вырвались сами собой:

— Да прилетали они и гнезда вили, только очень давно!

Все разом повернулись к ней, даже учитель. И Лина стала рассказывать. Раньше здесь стоял дом — Уголок бабушки Сивиллы, во дворе росли ивы, на них аисты вили гнезда. Да, прямо здесь, где сейчас школа, вокруг канал был прорыт, и мостик вел прямо к дому. А в канале щучки водились.

Йелла, как о щучках услышал, сразу повернулся, забыл, что они с Линой в ссоре, забыл, что урок идет.

— Правда щучки? А большие, Лина?

У остальных тоже глаза разгорелись, похоже, щучки их больше аистов заинтересовали. Всех, кроме Ээльки. Он поднял руку и, как всегда, неторопливо заговорил:

— Лина про деревья сказала. Когда я об аистах думал, сразу о деревьях вспомнил. Аисты у нас не живут, потому что деревьев нет.

Лина сидела за соседней партой впереди. При этих словах она мгновенно повернулась — как бы не так, много он думал, пока через канал прыгал!

Ээлька словно мысли читал — тут же добавил:

— Мне про деревья случайно в голову пришло. Я прыгнул раз да в воду угодил, там глубоко — с головой будет. Штаны с рубашкой хоть выжимай, а просушить негде. Жаль, думаю, что деревьев нет — просушить не на чем. Так мокрый домой и пошел. Знаете, как от мамки досталось!

Ребята громко засмеялись, даже учитель не удержался. Лина тоже смеялась вместе со всеми.

— Не беда, Ээлька, что тебе искупаться пришлось, зато мысль хорошая. — Учитель повернулся к классу, глаза его еще смеялись. — Так, хорошо. Согласны, что это первый ответ на наши «почему»? В Приморке не растут деревья, вот аисты и не прилетают. — Он повернулся к доске и написал крупными буквами: «ПОЧЕМУ АИСТЫ НЕ ПРИЛЕТАЮТ В ПРИМОРКУ?» А внизу поставил цифру один.

— Я не согласен, мама говорит, что они вообще не прилетали, это в первую очередь надо записать, — заявил Йелла.

— Да, но ведь Лина только что рассказала, что аисты жили в Приморке, бабушка Сивилла III сама видела. Может, много лет назад аисты гнездо вили над тем местом, где ты сидишь, где наша школа. Вы только представьте себе!

— Может, мама и ошиблась, — буркнул Йелла — неприятно признавать, что собственная мама неправа, — и сердито уставился в потолок.

Аука поднял руку и негромко сказал:

— Тогда запишем: «Причина первая: У НАС НЕТ ДЕРЕВЬЕВ».

— Бабушка Сивилла тоже о деревьях сначала сказала. — Лине хотелось выложить все до конца. — Она говорит, аисты любят в тени от жары прятаться, на ветках сидеть, так у них ноги отдыхают; говорит: «Была бы я аистом, непременно искала бы деревья». Бабушка Сивилла еще сказала: чтобы аистов понять, нужно их глазами на мир посмотреть.

— Это все тебе бабушка рассказала? Какие слова замечательные! — Учитель повернулся к ребятам. — Итак, первая причина ясна: аисты к нам не прилетают, потому что нет деревьев. — И он потянулся за мелом.

Лина отчаянно замахала рукой: ведь сначала надо написать про крыши, а не про деревья, а учитель не видит ее, стоит спиной.

— Главная причина — крыши, а не деревья, — не выдержала она, умоляюще глядя в спину учителя. — Хотя все думают, что деревья, а ведь аисты гнезда вьют на крышах. А у нас крыши слишком острые. Это и есть причина номер один. Колесо на крышу мигом втащить можно, а деревья за день не вырастут, — и тут же выпалила про жестянку с карамельками и про нарисованные деревья и домики, где на каждом — колесо от телеги, а на нем аисты.

Пиер и Дирк заговорили разом:

— Вот здорово, если и у нас на каждом, каждом доме будут жить аисты.

— Даже на школе, — вставил Аука.

— Еще как здорово! Еще как здорово! — Лина кричала громче всех. — А у нас никто на крыше колес не держит, потому что все думают, главное — деревья. Но давайте попробуем, а там видно будет, прилетят или нет.

Лина села и затаив дыхание посмотрела на учителя: он-то должен понять, что она права.

А учитель смотрел на ребят и радовался. Стоя у доски, он вертел в руках мелок и не торопился писать. Посмотрел на возбужденных мальчишек, потом на Лину.

— Что ж, — сказал он с гордостью, — убедила нас Лина.

И крупными буквами написал на доске: «НА НАШИХ ОСТРОВЕРХИХ КРЫШАХ НЕТ КОЛЕС». Потом повернулся к ребятам.

— А что? Если все-таки втащим колеса на острые крыши, может, прилетят тогда аисты, совьют гнезда и станет у нас не хуже, чем на картинке, которую Лина видела.

— Так то ж картинка, — презрительно хмыкнул Йелла. — Нарисовать все что угодно можно. О чем мечтаешь, то и рисуй.

— Вот именно — о чем мечтаешь, — подхватил учитель. — А все начинается с мечты. Плохо, если мечта только мечтой и остается. Тогда она просто завянет и умрет. От слов нужно перейти к делу, и тогда сбудется любая мечта. Закройте же на минуту глаза. Слышите, как шумят деревья, как в гнездах щелкают клювами аисты? Голо пока в Приморке, но представьте, как все изменится: в синем небе над синим морем летают аисты, вот пролетели над дамбой, кружат над домами. Ну как, видите?

— Не будут деревья у нас расти, — упрямо пробубнил Йелла, — ветры больно соленые да ураганы. Сейчас во всей деревне одно-единственное деревце — вишня во дворе безногого Януса. Забор высоченный — не перелезешь. Она у него с солнечной стороны. Уж как он над ней трясется! От мальчишек и птиц стережет. Чтобы ни ягодки не пропало.

— Разве это нам ни о чем не говорит? — сказал учитель. — Значит, и у нас деревья могут расти, надо только ухаживать за ними. Выберем те, что повыносливее, — им и ветры, и штормы, и соленый воздух нипочем. Есть же деревья, которые и на побережье хорошо растут. А если мы надумаем сажать ивы, то заслоним их могучими тополями. Ведь у нас раньше были деревья, почему бы им и сейчас не расти?

— Да, только ждать сто лет, — сказал Дирк.

— А чтобы мечта сбылась, нужно порой много труда и терпения. Главное — чтобы для начала пара аистов к нам прилетела. Сейчас мы всё как следует обдумаем и решим, что делать. А потом… Если раньше на месте школы росли деревья, неужели сейчас не вырастут? Подумайте: деревья вокруг школы!

— И канал выроем, и щучек разведем, — вставил Йелла, — мальчишки будут рыть, а Лина станет поить нас горячим шоколадом.

— Видишь, Йелла, и тебе уже наша затея по душе. Мы бы и саженцы могли сами развести. Но что нам нужно перво-наперво, как вы думаете?

— Найти колесо от телеги! — крикнула Лина.

— Так, — сказал учитель. — Вот мы от слов к делам и подошли. Видите, мало-помалу мы нашли ответы на наши «почему», а теперь — за дело. Найдем колесо, втащим на крышу — это пустяк, но за ним большая мечта: чтобы на каждом доме в Приморке жили аисты, чтобы росли деревья, чтобы вокруг школы был канал. Представляете, какой станет наша деревня!

Взволнован учитель, взволнованы ученики. И Лине не сидится на месте: повертелась, повертелась и снова подняла руку.

— А через канал к самой двери школы перекинем мостик. А можно, — попросила она, — я сейчас сбегаю к бабушке Сивилле и принесу коробку из-под конфет? И тогда все увидят, какой станет Приморка, когда прилетят аисты и вырастут деревья.

Учитель кивнул: можно.

Бабушка Сивилла, конечно, разрешила взять коробку.

— Забирай, забирай, пусть стоит у вас, пока настоящие аисты к нам не прилетят. — Она открыла крышку и достала карамельку. — Тут еще каждому по конфете достанется.

В классе коробка пошла по рукам, всем хотелось посмотреть картинки, и, прежде чем с неохотой передать ее соседу, каждый брал карамельку. Последнюю взял учитель, он поставил коробку над доской, чтобы все видели и деревья, и аистов на крышах. А на доске крупными буквами написал: «БУДЕТ ЛИ ТАК У НАС?»

Он повернулся к ребятам.

— Представьте, что в нашей деревне появилась зебра. Или по дамбе бегают жирафы. Только подумайте, по дамбе, вытянув длинную шею, несется жираф!

— Или лев! — крикнул Аука.

— А почему бы и нет, добрый лев прямо из Африки. Невероятно? Да. Но ведь и аисты — это тоже пока кажется невероятным. А знаете, откуда они прилетают, где они живут, когда холодно? В самом сердце Африки, у истоков большой реки, среди озер да болот. А рядом и зебры, и газели, и львы, и буйволы. Вон стоит наш аист, из кустов хмуро смотрит носорог. А вон, видите, там на берегу еще один аист, а рядом в болоте купаются бегемоты. Слышите, фыркают? И аисты живут с ними бок о бок всю зиму. Но приходит весна, белые благородные аисты расправляют крылья и летят из дебрей Африки к нам. Вроде бы дикая птица, а почти ручная, ласковая, среди людей живет. Удивительно! Но мы что-то совсем замечтались. А ведь пока у нас даже колеса подходящего нет. И мы еще не решили, на какую крышу его ставить.

— Как не решили?! Решили, давно решили! — закричали все разом. — Конечно, к нам, на школу!

— Ну, что ж, — согласился учитель, — решили так решили. А кто будет колесо искать? Причем искать надо везде, даже там, где, кажется, его и быть не может. Нужно все дворы облазить, во все уголки заглянуть.

Все слушали затаив дыхание, Йелла торопливо проглотил карамельку и ответил за всех:

— Мы все будем. Вот кончатся уроки, и пойдем. Без колеса не вернемся.

Учитель кивнул.

— Вот так и начнет сбываться наша мечта. Сегодня суббота. Уроки кончатся в полдень. Времени у вас будет много. Нужно как следует постараться, и тогда наша мечта непременно сбудется. А пока займемся арифметикой.

 

Глава 4. Йелла и фермер

Кое-как справившись с арифметикой, они занялись грамматикой, но правила в голову не шли, а когда начался урок чистописания, стало совсем невмоготу.

Первой не выдержала Лина. Учитель как раз остановился около ее парты посмотреть, как она пишет, и Лина честно призналась:

— Не могу я спокойно палочки да крючочки выводить. Буквы так со строчек и прыгают.

Остальные тоже перестали писать.

— Может, решим, что дальше делать? — предложил Аука. — Надо хорошенько подумать, где найти колесо для аистов.

— Они ведь совсем скоро прилетят, правда? — спросил учителя Ээлька.

— Это верно, пора бы, — задумчиво сказал учитель. — Правильно ты подметил, Ээлька, некогда нам сложа руки сидеть.

— А что же мы тогда время на чистописание попусту тратим? — Йелла поднял тетрадку над головой, чтобы всем было видно: из упражнения он написал всего три слова, а внизу нарисовал большого аиста с большой рыбиной в клюве. — Это он в нашем канале щучек ловит, — пояснил Йелла.

Учитель рассмеялся.

— Видишь, ты, оказывается, не только в мыслях, но и в рисунках время обгоняешь, а как же быть с чистописанием? Будут у вас все буквы корявые, неровные, как будто руки трясутся. Да бабушка Сивилла во сто раз красивее тебя пишет, Лина. Ну, да ладно…

Он замолчал. Ребята во все глаза смотрели на него.

— Вчера мы потеряли час. И потеряем еще один, если я и сегодня отпущу вас. Много ли даст этот час? Согласны ли вы потом, когда мы все сделаем, прийти в школу в субботу днем и отзаниматься за пропавшие уроки?

— Согласны, — закричали все, — конечно, согласны!

— Значит, решено, — тут же сказал учитель. — До полудня еще час. За это время нужно обыскать всю Приморку. А если не найдем, то после обеда разойдемся по разным дорогам. Ни одной фермы поблизости не пропустим.

— Вот это да! А если каждый вернется с колесом, на всю деревню хватит, — сказал Аука.

— Бабушке Сивилле непременно нужно найти, — напомнила Лина.

— А безногому Янусу не дадим. Ничего он не получит, разве что камнем из рогатки, — сказал Йелла.

— Ишь какие быстрые! — остановил их учитель. — Наша задача — найти одно колесо. А вы готовы колесами всю деревню забросать. Найдите сначала одно. Думаю, и это не так просто. Не забудьте: как часы на башне пробьют двенадцать, возвращайтесь к школе. Если колеса так и не найдем, пойдете по окрестным фермам, я каждому укажу дорогу.

Ребят словно ветром сдуло. Вырвались на улицу и рассыпались по дворам, искали в каждом сарае, амбаре. Сначала они не сомневались, что найти колесо — пара пустяков. Но последний час субботнего утра пролетел незаметно, как десять минут, и вот уже бьют часы. Бом… бом… Десять, одиннадцать, двенадцать — по всей деревне прислушивались ребята. Неужели полдень? Не может быть! Но часы шли точно и пробили ровно двенадцать раз.

Йелла тоже считал, он сидел на чердаке своего дома. Недовольно посмотрел в запыленное окно. Да, большие бронзовые стрелки на башенных часах показывали двенадцать. А он ничего не нашел, сидит на чердаке, грязный и промокший. И на заднем дворе искал, и за каналом был — все без толку. И вот под конец оказался на собственном пыльном чердаке. Ясно как день: здесь колеса тоже нет. Но учитель велел во все уголки заглянуть. Вот он и заглянул, а что толку-то!

Йелла нашел лук. Живешь, живешь и не знаешь, что на чердаке лежит лук, хоть и без стрел. Он сидел и через запыленное окно целился из лука в ненавистные часы. Потом посмотрел вниз, во двор бабушки Сивиллы, — она жила по соседству. Он увидел, как дверь погреба распахнулась, показался Аука, он тащил большую и тяжелую бочку. Аука поставил ее на землю и посмотрел на часы. Был он раздосадован и разочарован. Все сараи в Приморке облазил — только к безногому Янусу, разумеется, не пошел. Попробуй попроси у него — враз по шее получишь.

Под конец он зашел к бабушке Сивилле. Сарая у нее не было. Отчаявшись, Аука попросил разрешения слазить в погреб.

— Да что там искать-то? — сказала бабушка. — Одна бочка с квашеной капустой. Давно уже там ничего не держу — лазить трудно. Но капустного запаха не выношу, вот и упрятала ее.

— Учитель сказал, чтобы мы искали даже там, где колеса и быть не может.

— Что ж, место ты выбрал подходящее, — усмехнулась бабушка Сивилла, — здесь действительно колеса и быть не может. А учитель прав: пока все не облазишь — не найдешь. Поэтому иди и ищи, ведь, пока сам не убедишься, не успокоишься. И раз уж пришел, будь добр, вытащи эту бочку на задний двор. А то в дом не войти — из-под пола капустой несет.

И вот Аука стоит, смотрит на часы, а у ног — тяжелая бочка. Вдруг на чердаке соседнего дома что-то мелькнуло. Показался Йелла и прицелился в Ауку из лука.

— Посмотри, что я нашел! — закричал он.

— Подумаешь, это же не колесо, — отозвался Аука.

— Все равно здорово! Если сделать стрелы, знаешь, как играть можно! А ты что нашел?

— Бочку квашеной капусты, — засмеялся Аука.

— А на что аистам квашеная капуста? — вытаращил глаза Йелла.

Аука пожал плечами.

— На то же, на что и лук. Пошли, пора в школу.

Когда пробили часы, Пиер и Дирк играли в сарае на краю деревни. Они замерли и виновато переглянулись.

— Ух ты, уже двенадцать, — сказал Дирк.

— И верно, двенадцать, — ответил Пиер.

В сарае они нашли сеновал и забрались наверх. Колеса там, конечно, не было. Они это прекрасно знали. Но Пиер, как послушный ученик, напомнил, что им велели искать даже там, где колеса и быть не может. Сверху они, как с горки, скатились по сену на землю. И так им понравилось, что они снова забрались наверх, а о колесе и думать забыли. Час пролетел незаметно. Уже двенадцать. Пиер смотрел на Дирка. Дирк — на Пиера. Они сидели прямо на полу амбара на раскиданном сене. Но вот Дирк вскочил на ноги.

— Колесо-то мы не нашли, только сено раскидали, — горестно сказал он.

— Не нашли, — эхом отозвался Пиер.

— Давай-ка соберем сено с пола и возьмем с собой.

— А на что оно аистам? Что они, козы, что ли?

— Просто некогда наверх укладывать. А так захватим с собой и бросим по дороге, фермер и не узнает, что мы у него на сеновале играли.

Мысль понравилась: надо же какой-то выход найти! Ребята торопливо собрали сено в охапки и побежали к школе.

— Покатались что надо, правда, Дирк?

— Ага, — стыдливо ответил тот. — А колесо наверняка кто-нибудь нашел.

— А давай отнесем сено в школу, скажем, что это аистам для гнезда, — предложил Пиер. — Все увидят, что и мы не зря ходили.

— Давай, — неуверенно сказал Дирк. — Ой, пошли скорее, уже первый час.

И они побежали еще быстрее.

Йелла, Аука и учитель уже поджидали у школы. Следом пришел Ээлька, он прикатил старую детскую коляску. Затем в конце улицы у канала показалась Лина. Она возвращалась с пустыми руками.

Все собрались, учитель оглядел ребят и сказал:

— Так… Лук, детская коляска, две охапки сена, а колеса что-то не видно. А ты что нашел, Аука? — Он повернулся к мальчику.

— Бочку квашеной капусты, — угрюмо ответил тот, — только я ее не принес. Аистам от нее толку мало.

— А я вообще ничего не нашла, — вставила Лина.

Учитель посмотрел на охапки сена.

— А это для чего?

— Мы подумали: если кто принесет колесо, то положим туда сено, — и аистам будет удобнее гнездо вить, — объяснил Пиер.

Дирк кивнул.

— Конечно, удобнее.

— Ну, а коляска зачем, Ээлька?

— Так у нее же четыре колеса. Маловаты, правда, но больше ничего нет. Мне ее мама дала. Говорит: «Ты — последнее дитя, хватит с меня». А ведь мне уже почти двенадцать.

— Ничего себе дитя, — усмехнулся Йелла.

— В общем, колеса у нас нет, — прошептала Лина.

Ребята стояли кружком во дворе школы, понурив головы. Даже глаза поднять не решались, стояли и смотрели все почему-то на детскую коляску, а Пиер и Дирк так и держали охапки сена. Наконец Пиер не выдержал и бросил сено в коляску. Дирк облегченно вздохнул и положил свою охапку сверху. Сено торчало из коляски во все стороны. Но на нее уже никто не обращал внимания — все смотрели на небо.

А там, над дамбой, со стороны моря летели, взмахивая огромными крыльями, два белых аиста. Над башней они взмыли вверх и полетели дальше, даже не покружив над Приморкой, словно и не было на их пути деревни. Вот уже только две белые точки видны в необозримой голубизне. Вскоре исчезли и они.

Снова опустили глаза ребята. Снова уставились на детскую коляску. Ээлька покраснел, пробурчал что-то и со злостью толкнул ее в дальний угол двора.

— А может, козу заведем? — сказал Аука, глядя под ноги на рассыпавшееся сено.

Но никто не засмеялся, да и самому Ауке было не смешно. Все стояли и молчали. Лина не удержалась, всхлипнула. «Плохо все-таки быть девчонкой, — подумала она. — Чуть что — сразу в слезы. То ли дело мальчишки: стоят, сурово насупившись, не распускают нюни». Вдруг Лина перестала всхлипывать. Она тоже будет сильной.

— Вот что, — зло сказал Йелла, — хватит всякими луками да колясками забавляться, кувыркаться б сене и валять дурака! — Он схватил лук и швырнул его в угол, где стояла коляска. — Вот что, — повторил он, — раз первые аисты уже прилетели, нужно искать колесо, искать как следует. — Ох, как он был сердит и на ребят и на себя.

— Йелла прав, — сказал учитель, — я рад, что вы это понимаете. Честно говоря, найти в Приморке колесо мы и не надеялись. Сегодня прилетели первые аисты, так что не огорчайтесь. Каждый день теперь они будут пролетать парами над нашей деревней. Потом целыми стаями полетят. Что мы можем сделать, чтобы хоть два аиста остались у нас? Совсем немногое — поставить колесо на крыше. А там пусть аисты сами решают. Но время терять некогда, наиграться и потом успеем.

— Будем искать как следует, — торжественно пообещали ребята.

— Вот и прекрасно. После обеда и начнем. Из Приморки ведут пять дорог, по одной на каждого, а Лина пойдет вдоль дамбы.

— Вдоль дамбы?

— Да. Там, конечно, колесо вряд ли найдешь, зато с дамбы видны все маленькие фермы, что в стороне от дорог стоят. Ребятам не по пути будет, а ты туда заглянешь.

— И далеко идти? — спросил Ээлька.

— Пока колесо не найдешь, — опередил учителя Йелла, а тот добавил:

— Я до вечера в школе останусь, если понадобится. Не забудьте зайти ко мне. Расскажете о своих поисках. А если кто найдет колесо, я позвоню в школьный колокол. Как услышите, возвращайтесь. Ну, а теперь по домам, вас ждет обед. И помните: нужно искать везде, даже там, где колеса и быть не может. Не беда, что в Приморке мы колеса не нашли. Удача приходит, когда ее совсем не ждешь.

Снова у ребят появилась надежда, и, пока с моря не прилетели новые аисты, они со всех ног бросились по домам.

Уже четыре часа. Тихо в деревне. Только на площади у башни играют трое малышей. А старших нет. Ушли все — пятеро мальчишек и Лина, — разбрелись в поисках колеса. На пороге школы стоит учитель и смотрит на пустынную дорогу. По ней отправился искать колесо Йелла. Ушел — и след простыл.

Улыбнулся учитель: «Да, загорелся Йелла, теперь его не остановишь, сто миль отшагает, а колесо найдет». Высоко в небе показались два аиста. Быстро машут крыльями, торопятся. Учитель проводил птиц взглядом. Хорошо, что и ребятишки их увидят, а то что-то приуныли.

Он снова посмотрел на дорогу. Но она уже не была пустынной. Вдалеке катилось колесо. За ним бежал мальчуган. Непослушное колесо то и дело падало. Мальчуган поднимал его и вновь катил по дороге. Конечно же, это Йелла! Только он может справиться в одиночку с тяжелым колесом. Нашел-таки! Учитель повернулся. Нужно идти в школу звонить в колокол. Впрочем, лучше подождать. Если уж Йелла загорится, от него всего можно ждать.

Учитель еще раз посмотрел на дорогу. Колеса как не бывало. Идет по дороге фермер и ведет Йеллу. А колеса нет.

Учитель стоял на пороге и ждал. Подошли ближе. Зол на что-то фермер, тащит Йеллу за ухо, а в руке, кажется, кусок красной черепицы зажат. Учитель ждал.

Вот фермер, не отпуская уха, ввел Йеллу на школьный двор, Йелла мрачнее тучи. Вроде и виноват и зол. У порога с вызовом взглянул на учителя, голову опустить он не мог: фермер больно вцепился в ухо.

— Не крал я ничего, — угрюмо начал Йелла, когда фермер подвел его к учителю. — Зря он все говорит. Я пришел — никого. Звал, звал — никто не идет. А колесо это уж, наверное, лет сто лежит у водостока, в грязи утонуло. Едва вытащил — так крепко засело. А он на меня: «Украл, украл!»

Фермер мрачно выслушал Йеллу, потом заговорил сам:

— И чему только у вас в школе детей учат? Добро воровать у честных людей? Я за домом канал рыл, остановился дух перевести, смотрю — по дороге кто-то колесо катит. А мое у сарая стояло. Глядь — его на месте нет. Значит, это он его уволок. Я бегом за ним, через рытвины да канавы, и все не верится: неужели среди бела дня обокрали? А у сарая вместо колеса вот что нашел. — И сунул учителю осколок черепицы. На нем гвоздем было нацарапано: «Я взял колесо, мы втащим его на крышу школы. Там аисты совьют гнездо. Мы очень хотим, чтобы аисты вернулись в Приморку. Я отдам, как только аистам колесо станет не нужно, Йелла Сьяа́рда».

Учитель с трудом сдержал улыбку. Пока он читал, свирепый фермер не спускал с него глаз.

— Так, — сказал учитель, обдумывая каждое слово, — не такой уж этот вор бессовестный, раз записку оставил и имя написал. И вряд ли настоящий вор обещает вернуть украденное. Если мы и учим детей воровать, то, согласитесь, уж больно необычно. — Он дружелюбно улыбнулся фермеру. — Йелла же обещал вернуть колесо.

— Ничего себе! Сиди, значит, и жди, пока аисты гнездо совьют и птенцов выведут — только потом я свое колесо назад получу! — злобно сказал фермер. — А оно мне все время нужно! И весной и осенью, чтобы всегда под рукой было. Сегодня я как раз собирался его на телегу ставить, и на тебе! Смотрю — катится мое колесо по дороге. — Он вновь вспомнил, как его колесо катится по дороге, снова разозлился, вцепился Йелле в ухо.

— Да отпустите, не убежит он, — сказал учитель, — честное слово, не убежит. Попробую объяснить, почему Йелла взял колесо без спроса. Нет, не оправдать, а просто объяснить. Ведь вы, по-моему, человек умный, поймете. Мне кажется, и вы в детстве были таким, как Йелла: уж если загоришься, то ничто не остановит. Может, и вам случалось брать что-нибудь без спроса, а?

Фермер немного поутих. Он даже улыбнулся, но тут же нахмурился.

— Было дело, — сказал он. — Уж очень мне лук со стрелами хотелось. У всех ребят были, а у меня — нет. «Как же так? — думаю. — Я среди ребят самый сильный, а лука нет». А мать не разрешала. «Убьешься ты, — говорит, — с этим луком». У меня даже ножа не было. Тоже из-за матери: боялась, как бы я лук не смастерил да стрел не наделал. А был я рослый, вроде него вот, даже повыше… — Он одобрительно взглянул на Йеллу. — Все-таки нож я достал. Не скажу как, но достал. Сделал я себе лук и стрелы, вот радости-то было! Да дед поймал меня, когда я нож назад клал, и всыпал хорошенько. Но мне все было нипочем, хоть режь меня этим ножом, — ведь лук и стрелы я успел сделать.

— Вот видите! — сказал учитель. — И Йелла от вас хорошую трепку получил. Только колеса, которое ему позарез нужно, нет и нет.

Фермер взглянул на пылающее ухо Йеллы. Учитель стал рассказывать, что ребята задумали сделать гнездо для аистов, чтобы вернуть их в Приморку, а фермер внимательно слушал. Под конец даже понимающе кивнул.

— Ты вот что, — сказал он и еще раз посмотрел на красное ухо Йеллы. — Приложи мокрую тряпочку, быстрей пройдет. — И продолжал: — Я понимаю: он это не по злобе. Так вот, говорю, через недельку взял бы это колесо и держал бы до осени, телега мне только осенью понадобится — хозяйство у меня небольшое.

— Через неделю уже поздно, да? — озабоченно спросил учителя Йелла. — Я сегодня пять пар аистов насчитал. Из Африки они, должно быть, все улетели, одни носороги остались. Аисты вообще живут среди львов, носорогов, бегемотов, зебр, — принялся объяснять он фермеру, — а здесь они совсем ручные, живут среди людей. — И с грустью добавил: — Только к нам не залетают.

— Пожалуй, и впрямь через неделю поздно будет, — согласился учитель. Затем повернулся к фермеру: — А что, если Йелла поможет вам по хозяйству? И вину свою загладит, и у вас, глядишь, дело быстрей пойдет, вы раньше сможете отдать колесо.

— Договорились, — обрадовался фермер. — Я тогда сейчас пойду и прилажу колесо к телеге, а Йелла пусть в понедельник приходит или может сейчас остаться. Как хочет.

Йелла подумал, потрогал распухшее ухо.

— А вы еще не забыли, как делать стрелы? — настороженно спросил он фермера. — А то лук у меня есть, да без стрел.

— Помню, конечно, сказал фермер. — У меня вдоль канала кусты подходящие растут. Хочешь, покажу, как стрелы делать? А нож у меня теперь свой есть. И он похлопал по карману.

— Тогда приду, — с радостью согласился Йелла. — Только сегодня надо еще колесо найти. Аисты нас ждать не будут. — Он посмотрел на учителя. — Правда ведь?

— Ну, тебе виднее, — сказал фермер и ушел.

Йелла тихонько потянул мочку больного уха и виновато посмотрел на учителя.

— Я же не крал, честное слово! Просто спросить было не у кого, а колесо лежит… Надо снова искать, — тихо сказал он и пошел со двора.

— Искать ищи, только без спроса ничего не бери! — крикнул учитель вдогонку. — Как рука потянется, ущипни себя за ухо.

И оба рассмеялись, Йелла направился к воротам, учитель — к школе. Высоко над головой пролетели четыре аиста.

— Уже по четыре летят, — сказал Йелла, обернулся и увидел, что во дворе уже никого нет. Он вновь взглянул на аистов и погрозил кулаком. — Из рогатки вас, что ли, стрелять, чтобы вы у нас в Приморке остались?

Он посмотрел на детскую коляску в углу, там на сене лежал лук. Что ж, если аисты не прилетят сами, он их из лука подстрелит. Ранит слегка, чтобы улететь не смогли. Пока выздоравливают, будут в загончике жить, а там, глядишь, колесо найдется. Вот и поселятся аисты в Приморке.

Он посмотрел на открытую дверь школы — никого. На цыпочках пробрался в угол двора, схватил лук, шмыгнул в кусты и кружным путем (чтобы из окон школы не было видно) через поля побежал на ферму, где его ждало колесо, где рос кустарник, очень подходящий для стрел.

 

Глава 5. Пиер, Дирк и вишневое дерево

Похоже, что Пиера и Дирка даже разные дороги не разлучат. Учитель показал, куда кому идти, и они послушно разошлись. Дирк пошел на юг, к деревне Те́рнаад. Пиеру досталась извилистая, грязная тропка, она вела на юго-запад. Ему попались лишь четыре фермы. Пиер заглянул на каждую, но без толку: даже у фермеров не нашлось лишнего колеса.

— Все колеса при телегах, — сказал последний фермер, — там им и место. Кому нужна телега без колес? Это все равно что работник без ног.

Больше ферм не было. Дальше тропинка словно нехотя поворачивала и выходила на дорогу в Тернаад, по ней-то и ушел Дирк. Пиер уселся на траву и решил подождать брата. До поворота тот дойти еще не успел: домов и ферм у него на пути было куда больше, чем у Пиера. Ждать пришлось долго. «Интересно, — думал Пиер, — когда фермер о работнике без ног говорил, он что, Януса имел в виду?»

— А откуда он его знает? — вдруг вслух сказал он. — Без одной ноги и то, наверное, жить плохо. А Янусу акула обе ноги враз откусила, когда он рыбачил в море.

В Приморке каждый мужчина — рыбак. Как-то раз волной смыло Януса за борт, а тут, откуда ни возьмись, — акула. Так вместе с сапогами ноги и отхватила. Пиер широко раскрыл рот и щелкнул зубами, потом провел по ним пальцем. Вот так — раз, и ног как не бывало!

И сейчас Янус по дому да по двору в кресле на колесиках разъезжает. Злой стал ужасно, по всей деревне нет злее человека. Пиер вдруг рубанул рукой воздух, словно отсекая ноги. Интересно, а что чувствуешь, когда нет ног? Приятного, конечно, мало. И он бы на весь свет обозлился. Фу, нашел тоже о чем думать! Сидит тут один, вот страшные мысли в голову и лезут. А кругом так тихо. Он посмотрел на свои ноги. Занемели вроде, от всяких ужасов кровь застыла. А может, оттого, что не двигаясь сидит?

Пиер торопливо вытянул затекшие ноги. Хорошо еще, что слушаются. Смотри-ка, и он будто безногий. Подумать даже страшно! Он огляделся. Как же он, без ног, домой-то доберется? Будет ползти по извилистой дороге, тяжело волоча тело. Пиер застонал. Хотел рассмеяться — не получилось, в тишине снова прозвучал стон. «Ну-ка перестань сейчас же», — приказал он себе.

Как плохо, когда нет рядом Дирка. Лезут в голову всякие дурацкие мысли. Он снова вытянул ноги. Левую словно иголками колет. Он потыкал пальцем, пощупал: целиком онемела или нет? И так увлекся, что не заметил, как по высокой придорожной траве к нему крадется Дирк. И только когда на ноги упала тень, он вздрогнул, поднял голову и увидел брата.

— Вот, значит, как ты колесо ищешь! — сказал Дирк.

— Ты тоже не очень-то много нашел, — огрызнулся Пиер. Ну и напугал же его брат!

— Я-то хожу и ищу, а не сижу на траве.

Вдруг неожиданно для себя Пиер сказал:

— Интересно, далеко ли бы ты ушел без ног?

— Чего? — не понял Дирк.

Пиер тут же спохватился и перевел разговор.

— На своей дороге я все фермы обошел, а это уже твоя дорога. Так что ступай, а я здесь подожду.

— Ничего себе, — возмутился Дирк, — он здесь подождет! А мне что, до Тернаада топать, что ли?

— Кто знает, а вдруг как раз там есть хорошие колеса? — настаивал Пиер: он все мстил брату за то, что тот его напугал. Хотя в душе был даже рад, что Дирк пришел. Когда Дирк рядом, в голову не лезет всякая чушь, будто ног нет или еще что. Конечно, он один здесь не останется. Он вскочил и сказал: — Я с тобой, Дирк! — И тут же повалился на землю: — Ой, ноги! Меня ноги не держат!

— Они от безделья задремали и еще не проснулись.

— Да, да, конечно, не проснулись, — согласился Пиер, облегченно вздохнув. Ух, как он испугался! — Знаешь, сперва даже показалось, что у меня ног совсем нет.

— Ног у тебя хватает, — сказал Дирк, — а вот мозгов маловато.

— Это еще почему? — обиделся Пиер, но тут же улыбнулся: — Все-таки хорошо, что ты пришел. Терпеть не могу в одиночку ходить.

— Я тоже, — признался Дирк. — Вставай, пошли, нечего рассиживаться.

— До Тернаада пойдем? — спросил Пиер. — Этак до вечера не доберемся, а я уже есть захотел, пока тебя ждал. За обедом толком не поел, торопился. Давай сбегаем, попросим у мамы что-нибудь.

Дирк колебался.

— Ладно, — наконец согласился он, — я тоже есть хочу. Бегом домой и обратно. А отсюда уже пойдем искать дальше, хоть до Тернаада. Только, чур, не баловаться больше.

И они побежали в Приморку. В деревне, наконец, перевели дух и пошли шагом. На улице ни души, тихо кругом.

— Никого еще нет, все на фермах колесо ищут, один ты не выдержал, обжора. — Дирку стало стыдно.

— Сам говорил, что есть хочешь.

— Да я бы и слова не сказал, если бы не ты.

Вдруг страшное бряцанье и лязганье разорвало тишину. Потом на мгновение все стихло. И тут же в забор соседнего дома что-то глухо стукнуло, словно камнем запустили.

Пиер и Дирк посмотрели друг на друга и ухмыльнулись.

— Промазал, — с удовольствием сказал Дирк, — чуть забор не пробил! Попади он в птицу — мокрое место осталось бы.

— Еще бы! — согласился Пиер.

Братья стояли и прислушивались, хитро улыбаясь, — что будет дальше? Они-то прекрасно знали, в чем дело. За этим забором жил Янус. Наверное, уже поспевает вишня и птицы прилетают полакомиться. Каждую весну Янус сидит под деревом и караулит. А жена его, Яна, залезает на вишню и развешивает на длинной веревке жестянки. Чуть не до вершины лезет. Как только тонкие ветки ее держат? Самому Янусу не забраться — ног нет. Зато, как только поспевает вишня, он целыми днями сидит под деревом в своем кресле на колесиках и, стоит птице появиться, дергает за веревку, жестянки начинают бряцать да лязгать. Любая птица испугается. А вот сорокам хоть бы что. Они птицы умные и смелые: шуми не шуми, а они хоть одну ягодку, да утащат. С сороками и мальчишками Янус боролся по-другому.

Рядом с креслом всегда лежала куча камней для непрошеных гостей. Маленький двор был обнесен высоким глухим забором. Сверху все утыкано гвоздями да бутылочными осколками. И все-таки мальчишек как магнитом тянуло к вишне: больше деревьев в Приморке не было. А вишни и на всем побережье не сыскать. Ягоды и фрукты для мальчишек и птиц в этих краях — редкость. Поэтому-то Янус дневал и ночевал во дворе, когда наступала весна. Ягоды еще зеленые, но для них все равно соблазн: лучше недозрелой вишни отведать, чем никакой. И на случай, если забор с гвоздями и острыми осколками ребят не остановит, у Януса под рукой всегда куча камней, их ему Яна собирает. Она по деревням ходит, хлебом торгует, а обратно с полной корзиной камней приходит. И если Янус увидит, что через забор, обдирая руки, стараясь не порвать одежду, лезет мальчишка, то тут же запустит камнем — рука не дрогнет. И птиц не щадил. За долгие годы он научился бросать без промаха.

Даже рослый Йелла, сколько ни пытался, до вишни добраться не мог. А уж если не Йелла, то кто же? Он частенько рассказывал, что как-то перелез через забор, лишь раз зацепившись штанами за гвоздь. Спрыгнул на землю — не заметил его Янус, задремал под деревом. Йелла на цыпочках подошел к вишне, и тут какая-то дурацкая сорока как затрещит на дереве. Не успела она клюв открыть, а Янус уже проснулся и уставился на Йеллу, а тот — на него. Потом Йелла что было мочи припустил к забору, бросился на него с разбегу — здорово он напугался. А Янус катит молча на своем кресле вслед. «Не поверите, — рассказывал Йелла, — гонится этот безногий за мной, а я стою, с места сдвинуться не могу, прямо окаменел от страха. Тут он подъезжает и хватает меня».

Что же было дальше? С тех пор прошел год, но вспоминать Йелла и по сей день не любит. Наверное, сцапал его Янус за шиворот, разложил у себя на коленях да крепко отшлепал, Йелла потом говорил лишь, что «когда Янус меня отпустил, страх-то прошел, но с места сдвинуться я не мог. Тяжелая у него рука. И хоть бы слово сказал!».

Больше Йелла во двор к Янусу не лазил.

Снова за высоким забором загремели жестянки.

— Пошли, некогда нам стоять, — сказал Дирк.

Но Пиер глаз не спускал с забора, за которым сидел Янус. Пиер, казалось, даже не слышал Дирка. Он стоял, задумчиво потирая ногу, и все смотрел на забор.

— Слушай, Дирк, учитель же велел в каждый уголок заглянуть, — сказал он. — А ведь к Янусу никто не заглядывал, это уж точно. А вдруг у него есть колесо? Никто не знает, что у него там. Ну, а вдруг?

— Даже если и есть, кто его отдаст? Тебя во двор-то не пустят, — ответил Дирк, но, видно, и он заинтересовался. Он поглядывал то на забор, то на своего хитроумного брата. — Если Йелла попался, куда уж нам.

— Но он был один, а нас двое. Вдвоем получится.

— Это как?

— Ты, значит, полезешь через забор, вон там.

— Да, и получу камнем по лбу. Нет уж, спасибо.

— Да нет, перелезать не надо. Только сделай вид, что перелезаешь. Пошурши, поскребись, а голову не высовывай, ясно? Янус услышит, тут же покатит к забору и станет поджидать тебя с камнем в руке. А ты будто лезешь и никак взобраться не можешь. Шум его отвлечет, а я в это время открою калитку на заднем дворе и все разведаю. Может, даже пару вишенок удастся сорвать. Понимаешь, он у забора будет, до камней далеко, а если обернется и меня увидит, я мигом через калитку смоюсь.

— Как же, смоешься! Йелла вот что-то не смог. Говорит, прямо окаменел от страха.

— Ну, я-то уж не окаменею. Пока сидел, тебя ждал, все думал, как это люди без ног живут, как им, должно быть, тошно и… — Пиер запнулся, нужные слова не приходили. Даже Дирку не объяснишь.

Тот посмотрел на Пиера.

— Что ж, давай попробуем, — нехотя согласился он. — Я, как ты. — И пошел к забору.

Пиер снял деревянные башмаки и, держа их в руках, двинулся к калитке. Там он присел и стал ждать, когда Дирк начнет. Он заглянул в щель, но никого во дворе не увидел. А Дирк тем временем несколько раз стукнул башмаком по забору, потом стал скрести по доскам, будто лезет, да срывается. Пиер прижался ухом к калитке, прислушиваясь, не едет ли Янус на своем кресле к забору. Наконец он услышал слабый скрип. И больше ни звука. Янус все делал бесшумно. Дирк снова поскреб по забору, скрип колес стал удаляться в его сторону.

Пиер вскочил, отпер калитку и тихонько толкнул ее. Хорошо, что не заскрипела. Он приоткрыл ее и с опаской протиснулся во двор. Башмаки он держал в руке.

Вот он и во дворе. Все идет по плану! Около вишни горкой сложены камни, но Янус сейчас далеко. Подъехал к забору и ждет, когда появится Дирк. Пиер быстро огляделся. Вся вишня увешана жестянками, зеленых ягод полным-полно. Конец веревки болтается над землей. Колеса что-то нигде не видно, разве что в сарайчике в углу двора. На цыпочках в одних носках Пиер подошел к вишне.

Он не сводил глаз с Януса, тот сидел спиной к нему и ждал, когда появится Дирк. И вдруг сердце у Пиера оборвалось. Дирк и впрямь лез через забор. Он пытался получше ухватиться, шарил, чтобы не попасть на гвоздь или осколок. А Янус сидит и все видит. Ну зачем, Дирк? Что случилось?

Вот Янус запустил руку за спину — так и есть, камень достал. Оказывается, он с собой захватил! Вот целится… Ох, несдобровать Дирку!

— Прыгай, Дирк, прыгай! — закричал Пиер.

В тот же момент — Пиер глазом моргнуть не успел — Янус опустил руку, развернулся вместе с креслом и поехал к нему. Пиер стоял под вишней, прижимая к груди похолодевшими руками деревянные башмаки. Уж он от страха не окаменеет! Он отвернулся, чтобы не смотреть на Януса, и припустил со всех ног к калитке.

— Стой! Стой, тебе говорят, не то камнем зашибу! — страшным голосом закричал Янус. Он все держал камень в руке.

Пиер медленно повернулся — что может быть хуже: стоишь и ждешь, когда тебя схватят. А калитка почему-то закрыта.

— Даже и не думай удрать. Калитку изнутри не откроешь. Это я специально для вас, мальчишек, ловушку придумал. Залезет какой-нибудь пострел, а обратно — никак. Долго меня потом вспоминает!

Пиер хотел что-то сказать, но в горле застрял комок. Ноги словно приросли к земле, он молчал и испуганно смотрел на Януса. Вот Янус подъехал вплотную.

— Схитрить, значит, решили, да? Один меня отвлекает, другой за спиной вишню рвет. Ловко!

— Да нет! — чуть не плача сказал Пиер. Слезы мешали говорить. — Не хотели мы…

— Что не хотели? — переспросил Янус.

— Не хотели вашу вишню рвать. Честное слово, Янус, ну вот ей-богу! Мы просто тележное колесо искали. А о вишне и не думали.

— Ловкачи, ничего не скажешь. Хитростью во двор залезли и сейчас схитрить хотите. Не думали о вишне! Колесо им, видите ли, понадобилось! — Он зло рассмеялся. — Колесо!

Надо же, еще смеется! Хотя, конечно, ему совсем не смешно. От этого смеха становилось еще страшнее. Лучше бы он ругался, плевался, угрожал. Янус наклонился и внимательно посмотрел на Пиера.

— Ты, никак, один из близнецов? Везде-то вы вместе, водой не разольешь. Значит, вместе и ответ держать. Ну-ка зови брата!

— Ни за что! — с отчаянием сказал Пиер.

— Чтобы больше я не слышал этого «ни за что»! Сейчас же зови!

Одной рукой он, словно клещами, схватил Пиера, поднял его и бросил к себе на колени.

— Ни за что! — упрямо выкрикнул Пиер, хотя сам чуть не плакал.

— Подождите, Янус, я сам приду, — раздался голос Дирка — он, должно быть, спрятался за калиткой и все слышал. Калитка распахнулась и, впустив Дирка, тотчас же захлопнулась.

Дирк остановился немного поодаль, чтобы Янус не достал. Пиер поднял голову, с тоской посмотрел на брата. Тот — на него.

— Честное слово, Янус, мы вовсе не за вишней лезли. Мы колесо искали, Пиер правду говорит. Ну, — добавил он, — может, и сорвали б пару вишенок, но нужно-то нам только колесо. Чтобы аистам гнездо устроить, — пояснил Дирк.

— Рассказывай, рассказывай, я слушать люблю, — усмехнулся Янус, — ты, я вижу, такой же хитрец, как и брат.

И Дирк принялся рассказывать. Все как есть.

— Мы хотим, чтобы в Приморку вернулись аисты. Поставим на крышу школы колесо от телеги, только вот найти бы. А потом думаем — у вас-то мы не были, к вам-то все идти боятся. А вдруг тут как раз колесо и лежит?

Дирк говорил увлеченно и долго, он боялся, что если замолчит, то Янус начнет лупить Пиера. Но Янус сидел и слушал.

И Дирк принялся рассказывать снова. Со всеми подробностями. Рассказывал, что аисты живут в Африке среди львов, бегемотов и носорогов. Названия животных он, конечно, перепутал. Да не беда. Но вскоре рассказ подошел к концу.

— Вы только подумайте, — с отчаянием закончил он, — в Африке они живут среди диких зверей, а здесь — среди людей!

— Ну, это как сказать, — ответил удивленный Янус, — среди людей жить куда опаснее. — Он вдруг подтолкнул Пиера и усадил его на колени. — А знаешь, я, пожалуй, поверю вам. Еще никто, когда за вишней лазил, про колесо не рассказывал. Но сознайтесь, неужели бы ушли, не сорвав ни ягодки?

Дирк потупился.

— Я бы не удержался, сорвал, хоть незрелых попробовать, — нехотя признался он.

— Ну, вот, так-то лучше, — сказал Янус Пиеру. — Видишь, какой честный у тебя брат. Ни один бы не удержался, если бы во двор залез. Но ты, конечно, не такой, как все. Куда там! «Не хотели мы вашу вишню рвать».

Пиер покраснел и стал тереть ногу.

— Да, но поймали-то не его, а меня. Наверное, даже не заметили, что в руках у меня деревянные башмаки были?

— Это чтобы я не слышал, как ты во двор прокрался? — спросил Янус.

— Нет, просто их запросто можно было набить вишней. — Пиер на всякий случай попятился.

Но к его удивлению, Янус громко расхохотался, запрокинув голову.

— Ага, вот это уже похоже на правду. Я-то сижу, голову ломаю, что с мальчишками этой весной случилось: ни один за вишней не лезет — все только скворцы да прочая мелочь. Иногда сороки залетают. Они не хитрят, как ты: захотелось ягод — можно и рискнуть! Но хоть бы один мальчишка сунулся! Вы — первые, да и то, видно, не за тем. Так, значит, колесо ищете?

— Я почти весь двор облазил, — сказал Пиер.

Дирк толкнул брата локтем.

— Оно и видно, — сказал Янус почти что добродушно. — Кабы я не заорал, до конца бы дело довел.

— Так брата надо было выручать, — сказал Пиер, — вы бы ему камнем всю руку разбили!

— Да неужто? — опешил Янус. — Я-то знаю цену рукам да ногам. Зачем в них камнями швырять? А что, так про меня мальчишки говорят?

Пиер смутился. Он опустил глаза и стал разглядывать колесо Янусова кресла.

— Хотите, значит, чтобы аисты вернулись? — перевел Янус разговор. — Ну, это птица благородная, за вишней в чужой сад не полетит. Хорошо бы, конечно, и у нас в Приморке их видеть. А что, колеса так и нет? Боюсь, у меня тоже ничего не найдется. Вот все мои колеса… — Он похлопал по креслу. Тут он заметил, что Пиер глаз с них не сводит. — Ишь засмотрелся. Неужели совести хватило бы утащить у безногого?

— Они нам не подойдут, малы очень, — успокоил его Пиер.

Янус засмеялся.

— А мысль-то такая была, да?

Пиер, осмелев, подошел ближе.

— А это правда, Янус, что вам ноги акула одним махом отхватила?

Янус даже вздрогнул.

— А что, и такое про меня ребятишки говорят?

Пиер покраснел пуще прежнего. Дирк снова ткнул его в спину. Но Пиер уже не мог остановиться.

— Да. А еще говорят, из-за этого вы и злой. — Тут он понял, что сказал лишнее. — То есть… Я понимаю, без ног и я бы стал злым. — Лицо его запылало ярче медно-красных волос. — Я просто думал об этом, и, в общем, мне кажется, я понимаю, как плохо… — Он замолчал — разве объяснишь? Не расскажешь же Янусу, как сидел он у дороги и представлял, что у него нет ног, как было страшно…

— Говоришь, понимаешь? — Янус как-то по-особому посмотрел на мальчика. — Ты и впрямь не такой, как все. Говоришь, тоже стал бы злым, да? Я-то, может, злым бы и не стал, если бы и вправду мне ноги акула отхватила. Было бы чем хвастать, о чем вспоминать. Да только виной всему не акула, а комар.

Дирк даже рассмеялся — разве может комар отгрызть ноги?

Пиер во все глаза смотрел на Януса.

— Честное слово, — сказал тот. — Однажды ночью меня укусил жалкий, ничтожный комаришко, сначала в одну, потом в другую ногу. Должно быть, во сне я расчесал волдыри, получил заражение крови. А к доктору не пошел. Боюсь я их. А потом было поздно, пришлось ноги отрезать.

— Вот это да! — протянул Дирк.

Вдруг Пиер торопливо подошел к вишне и резко дернул за веревку. Кругом загремело, заблестели на солнце жестянки.

— Мне давно хотелось дернуть, — признался Пиер. Говорил он тихо, словно выдавливал из себя слова. Потом подошел к креслу Януса. — Вы ведь не бросили бы в Дирка камнем, правда?

— Конечно, нет. Это вы, мальчишки, небылицы всякие друг другу рассказываете. Залез бы он на забор, увидел меня с камнем в руке, испугался бы и спрыгнул. Мне больше ничего и не надо. Слишком уж хорошо я знаю цену рукам да ногам, чтобы камнями их бить. Но честно говоря, приятно пугать птиц и мальчишек. Страсть как люблю.

Пиер подошел к Янусу, вид у него был очень серьезный.

— Когда вы про комара рассказывали, слушаешь — и не верится, а вот про акулу — это здорово! Дирк, ведь правда Янус сказал, что, если бы акула, он и злым бы не был? А ведь он и не злой.

— Конечно, не злой, — горячо поддержал брата Дирк. — Наговорил Йелла бог знает что: смотрите, мол, какой я храбрец.

Янус все смотрел на Пиера долгим изучающим взглядом.

— Так, значит, пусть будет акула? Говоришь, еще можно понять обозленного человека, когда из-за паршивого комаришки ноги потерял? Но уж если это огромная акула всему виной, то злым ему быть никак нельзя. Я правильно понял?

Пиер смотрел Янусу в глаза и согласно кивал.

— Да, так оно и есть. Потому что вы вовсе не злой. Верно, Дирк?

— Конечно, — снова подтвердил тот.

Они стояли смущенные, красные как раки, не зная, что еще сказать. Потом повернули к калитке.

— Нам пора, нужно колесо искать.

Вдруг сама собой калитка распахнулась. Янус рассмеялся:

— Дерну за веревочку, она и откроется.

Братьям еще многое хотелось сказать Янусу, но где возьмешь слова, чтобы рассказать об удивительных переменах в их душах. Янус больше не враг, он свой, как все в деревне. Его не нужно больше бояться, ненавидеть, обманывать. Даже двор за высоким запретным забором стал другим. Лина наверняка нашла бы нужные слова. Она бы сказала, что Янус теперь стал им близким, как и бабушка Сивилла III. Он тоже стал другом.

Но Пиер и Дирк нужных слов не нашли. Они все топтались у калитки. Может, Пиер что-нибудь и придумал бы, но вдруг с улицы раздался крик, и ребята увидели Ээльку и Йеллу, промокшего до нитки, с него так и капала вода. В руках были спицы от колеса и бруски, из которых собирают обод.

— Ура! Нашли, наконец! — крикнул Янусу Пиер.

 

Глава 6. Ээлька и старое колесо

Ээльке поручили дорогу вдоль канала. Дорога была длинная и вела в деревню Хантум. До Хантума Ээлька идти, конечно, не собирался — и без того ферм на пути хоть отбавляй. И он спокойно и неторопливо начал обходить их одну за другой. Хотя на этот раз он действовал быстрее, чем обычно. И незаметно Приморка осталась далеко позади.

Поросшая кустарником тропинка привела к большому дому. Вдруг из-за кустов вышел парень и преградил Ээльке дорогу.

— Чего ты тут рыщешь? То у соседской фермы крутился, теперь здесь. Что высматриваешь? Видишь, никого дома нет.

— А откуда мне знать? — пробормотал Ээлька.

Он испуганно смотрел на высокого фермера. А не пора ли уносить ноги, пока цел? Ну, убежит он, а толку-то! И Ээлька спокойно, как ни в чем не бывало, улыбнулся.

— Я не высматриваю, — неторопливо начал он, — я просто хожу и ищу колесо от телеги. У вас, случайно, нет лишнего?

— Чего? — опешил фермер. Тут уж он вытаращил глаза.

— Дело в том, — продолжал Ээлька, — что нам в школе нужно колесо, на нем аисты совьют гнездо и будут прилетать каждый год, как и прежде. Все ребята сейчас ищут… — Ээлька неторопливо и обстоятельно рассказал об их затее.

Фермеру понравилось.

— Ну, видать, нас судьба свела, — сказал он. — Я следил за тобой с чердака нашего сарая, мы наверху давно уже ничего не держим. И знаешь, там как раз старое колесо валяется. Ему, правда, в обед сто лет, и я бы его ни за что не заметил. А тут к окну спешил, запнулся, упал, даже лодыжку ободрал! Чуть нос не расквасил об это колесо, и все по твоей милости!

— Да что вы! — Ээлька с опаской посмотрел на долговязого фермера. Правильно сделал, что не убежал, фермер бы его в два счета догнал. — Хорошего, конечно, мало в том, что вы ногу содрали, зато колесо нашли, а оно мне ох как нужно!

Фермер улыбнулся:

— Хвалю за откровенность, можешь забирать. Что ему здесь валяться? Оно такое большое да старое, ни к одной телеге не подойдет.

— Можно прямо сейчас забирать? — не поверил Ээлька. Как все просто и быстро вышло.

— Если сил хватит с чердака стащить, то прямо сейчас. Оно никому не нужно.

Ээлька посмотрел — сарай высокий. Под самой крышей — двустворчатая дверь на чердак.

— Так это вон куда лезть надо? А можно мне его сверху через дверь спустить?

Фермер взглянул наверх.

— Да, если открыть обе створки, то пройдет. Его, наверное, так и втаскивали, потому что в сарае чердачный люк уж очень маленький — колесо не пролезет. Но одному не справиться. А я, видишь, одет неподходяще, тороплюсь в Хантум. Как раз выходил, да тут тебя увидел. Сейчас бежать надо, а то опоздаю. В одиночку спускать колесо не советую. Тяжелое, еще упадет сверху да тебя за собой потянет. А высота тут приличная.

— А можно, я слазаю, хоть посмотрю?

— Валяй, — неохотно согласился фермер. — Только сейчас все в поле, помощи не жди. Слушай, ты говорил, что все твои товарищи тоже ищут. Вот и веди их на подмогу. А в одиночку тащить не советую. Ну, мне пора. — И фермер быстро зашагал по дороге в Хантум. Потом вдруг обернулся. — Учти, я тебе доверяю. Увальни обычно ребята честные. Жизнь заставляет: уж больно неповоротливы, убежать не смогут. Так что смотри ничего в сарае не трогай, а колесо валяй бери. — И он скрылся за поворотом.

Ээлька стоял перед сараем и раздумывал: пойти за ребятами или попробовать одному? Все ахнут, когда он один тяжеленное колесо в школу прикатит. Глаза у всех на лоб полезут: неуклюжий увалень Ээлька — и такое колесо отхватил! У Ээльки самого глаза разгорелись: очень живо представил, как все будет. Так бегом в сарай! А вдруг его колесо единственным окажется!

Ээлька неуклюже вскарабкался по шаткой, рассохшейся лестнице на сеновал. Ступеньки под ним стонали и скрипели. Он совсем запыхался, когда добрался до чердачного люка. Вон и колесо! Лежит себе преспокойно в вековой пыли на сене у всех на виду. Вот здесь фермер растянулся во весь рост, сено вокруг раскидано да и пыли меньше. Ээлька стоял над колесом и никак не мог отдышаться. Нашел! Теперь колесо есть, его собственное колесо, ему и спускать его на землю, и в школу катить — все одному. А другие, может, и не найдут ничего, будут стоять на школьном дворе, а он мимо них колесо покатит! Но сейчас не время об этом думать, гордиться пока еще нечем. Ээлька подошел к чердачной двери, отпер, створки распахнулись, стукнув о стену. Сразу стало светлее. Он подошел к колесу — надо при свете рассмотреть. С почтением оглядел его — фермер сказал, что ему в обед сто лет. Потом ткнул его ногой. Тихо и пусто в старом сарае. Присмирел Ээлька, хотя на душе радостно.

С балки свисает толстая веревка. Когда-то на ней сено наверх поднимали. Может, и ей сто лет? Фермер прав: их свела судьба. Не только колесо нашлось, но и веревка, чтобы его спустить. Ээлька полез по стропилам вверх. Про веревку фермер ничего не сказал, но ясно, что без нее колесо не спустишь.

Он осторожно лез все выше к крестовине, к которой привязана веревка. С высоты глянул вниз. Прямо под ним — колесо, его колесо! Он, не раздумывая, отвязал веревку, бросил ее на пол и слез. Потом торопливо привязал веревку к ободу колеса и потащил его к двери.

Он встал на колени и выглянул во двор. Даже дыхание перехватило. Отсюда в два раза выше кажется. Он посмотрел на веревку: а хватит ли ее? Кажется, хватит. Вот только удержит ли он колесо, когда станет спускать? Ведь придется держать на весу. Ээлька огляделся. Эх, если бы кто был рядом, помог бы! Вдали за полями виднелась островерхая крыша маленькой школы. Может, сбегать позвать ребят? Стоп! Кто там вдалеке идет по дороге? Никак Йелла? Так и есть! Идет и катит колесо! Катит к школе! И тут Йелла его опередил! Ээлька грустно следил за колесом на дороге.

А потом он увидел, как за придорожным каналом крадется фермер. Ээлька закричал, закричал, что есть сил, чтобы предупредить Йеллу. Но тот не слышал — слишком далеко. Тут фермер схватил Йеллу, колесо запрыгало по дороге, а фермер повел Йеллу к школе.

— Неужели Йелла украл колесо? — прошептал Ээлька.

Он не сводил глаз с фермера и Йеллы. Не может быть! Ээлька тряхнул головой, не веря глазам, хотя в душе шевельнулось злорадство: так ему и надо! Йелла — вожак, а Ээлька — самый неуклюжий и нерасторопный из мальчишек, его даже играть не всегда брали. Но вот сейчас Ээлька утрет нос Йелле! Лишь бы колесо удалось спустить! Ээлька больше не колебался. Разве когда еще представится случай обставить Йеллу?

На дорогу Ээлька больше не смотрел. Он решительно подтолкнул колесо к двери, высунул до половины. Еще чуть-чуть — и полетит вниз. Ну, все готово. Ээлька задумался. Может, обвязаться веревкой, чтобы освободить руки и ухватиться за что-нибудь, если колесо, падая, потянет за собой?

Обвязавшись, он на всякий случай обошел вокруг стояка. Если колесо рванет, то он не сразу вылетит в открытую дверь. Его протащит мимо стояка, и он успеет зацепиться. Веревки хватило, чтобы обогнуть балку и вернуться к дверям.

Итак, вперед. Ээлька поддал колесо ногой, оно качнулось и полетело вниз.

Веревка натянулась. Ээльку сшибло с ног, потащило по пыльному полу. Он едва успел выставить руки, чтобы не врезаться головой в стояк. Его перевернуло на живот и понесло к дверям. Он обдирал руки, загребал солому, чтобы затормозить, — все напрасно. Он беспомощно цеплялся за веревку. Узел не развязать — поздно. Дверь уже рядом. Он впился ногтями в старый деревянный наличник, кое-как удержался. Его закрутило волчком, и он повис на руках высоко над землей.

Как долго тянулись эти страшные секунды! Башмаки сорвались с ног. Казалось, они падали вечность. Наконец со стуком ударились о твердую землю. Ээлька еще отчаяннее вцепился в наличник. Тут рвануло еще раз: значит, веревка оказалась коротка. Колесо повисло над землей, раскачиваясь, словно гигантский маятник. Вот веревка соскользнула с груди — может, упадет совсем, тогда он спасен, — но дальше пояса не пошла, помешал толстый живот.

Ээлька висел на одних пальцах, а далеко внизу болталось тяжелое колесо, со стуком ударяясь о стену.

Прошли считанные мгновения, но сил уже не осталось. Сейчас сорвется… Ээлька закрыл глаза. Ну хоть секундочку продержаться, одну секундочку…

И тут веревка лопнула. Колесо грохнуло оземь. Стало легко-легко, не тянуло вниз, не сводило пальцы. Откуда-то взялись силы, Ээлька подтянулся, залез на чердак. Почувствовал под ногами пол, упал на солому и расплакался. Как хорошо вот так лежать и плакать, не хочется шевелить ни рукой ни ногой.

Потом Ээлька вспомнил, как трахнуло колесо об землю. Он осторожно подполз к двери и выглянул. Вон оно, разбилось вдребезги, лишь обод уцелел, ступица куда-то укатилась, спицы раскидало в разные стороны.

Ээлька так расстроился, что даже застонал. Он уже забыл, что минуту назад чуть сам не разбился. Надо же — колесо загубил! Он медленно поднялся, закрыл дверь, даже на крючок запер, спустился с лестницы и пошел, уставившись прямо перед собой. Веревка все болталась на поясе.

Да, колесо разбилось вдребезги. Ээлька уныло посмотрел на обод, на раскиданные спицы, подобрал башмаки, ощупал, целы ли, обулся. Совсем уже собрался уходить, но вдруг обернулся. А может, еще удастся починить колесо? Ступица, обод и спицы — всё под рукой.

Он принялся собирать спицы. Набралась целая охапка. А куда ступицу девать? Руки-то будут заняты — придется тяжелый обод катить. Задумался Ээлька. Потом по очереди засунул все спицы за веревку, что на поясе болталась. Он оказался словно в панцире: ни сесть, ни согнуться. А куда же все-таки ступицу приладить? Медленно, на негнущихся ногах он подошел к ободу, снял с него обрывок веревки. Старая, гнилая, местами расплелась и размахрилась, но по длине как раз хватит. Ээлька привязал ее к ступице, перекинул через плечо, другой конец привязал к поясу. Ну вот, теперь всё на месте. Можно и в путь трогаться.

Ээлька с трудом наклонился, поднял обод. Сделал шаг, другой. Тяжелая ступица била по спине, острые спицы кололи ноги. Пришлось семенить за ободом, подталкивая его руками. По тропинке он катился послушно, но на дороге у канала вовсю показал свой противный нрав: то пытался съехать в глубокую колею, то начинал прыгать по камням, стараясь вильнуть в сторону и нырнуть в канал. Ээлька едва за ним поспевал. Когда обод норовил укатить в канал, Ээлька валил его набок. А потом снова приходилось поднимать. Вскоре с Ээльки пот лил градом. Он пыхтел и отдувался, но упрямо катил обод вперед. Во что бы то ни стало нужно добраться до школы. Наконец он укротил непослушный обод. Он обнаружил, что по глубокой колее катить удобнее, обод не выпрыгнет. Дело пошло на лад. Обод катился по колее, Ээлька со своим грузом семенил рядом. Так они до Приморки быстро доберутся.

Вдруг обод наскочил на булыжник и высоко подпрыгнул. Но тут же послушно вернулся на место. И через мгновение развалился. Наружный железный обод остался цел, а внутренний был собран из маленьких, плотно пригнанных друг к другу деревянных брусочков. И как только один выпал, весь обод распался — брусочки один за другим попадали на дорогу. Ээлька остановился. Он с ужасом смотрел на них, а железный обод катился дальше сам по себе.

Вдруг со стороны поля он услышал крик:

— Держи скорее! Обод держи!

Ээлька испуганно посмотрел на поле. Он увидел, как к нему бежит Йелла и отчаянно кричит. Ээлька бросился за ободом, да поздно. Своенравный обод вдруг выпрыгнул из колеи, пересек дорогу, съехал прямо в канал, булькнул и исчез.

Ну, все! Сердце у Ээльки упало, но он все-таки кинулся бегом к каналу. Чего этот дурак Йелла сунулся! В сердцах он отвязал веревку и сбросил тяжелую ступицу. У, противная, и тебя бы в канал! Там, где упал обод, со дна поднимался взбаламученный ил, на поверхности лопались пузыри.

— Запомни, куда упал, и стой на месте! — крикнул на ходу Йелла. — Как ты его в канал-то упустил?

— Да развалилось у меня все колесо, — сказал Ээлька, уставившись на воду. Ему было ужасно обидно. — Вон что осталось… — И показал бруски на дороге.

Йелла заглянул в мутную воду.

— Сюда упал?

Ээлька кивнул. Говорить он не мог, боялся, что расплачется. Старался, старался — и все зря. Но, увидев у Йеллы лук и стрелы, рассердился не на шутку. Выходит, Йелла все это время дурака валял. Но вслух ничего не сказал. Йелла аккуратно положил стрелы на землю, лег у самой кромки берега и стал луком шарить в мутной воде. Потом встал на колени.

— До дна не достанет. — Он взглянул на Ээльку. — Плавать умеешь?

— Нет, а ты?

— И я нет. Давай знаешь как сделаем!.. — Он посмотрел на увешанного спицами Ээльку, потом на ступицу, которую тот бросил на землю. — Я сяду на эту штуку, а ты меня на веревке спустишь в воду.

Вместо ответа Ээлька потянул веревку за концы. Она расползлась у него в руках.

— Не пойдет. Этак я рыбам на обед достанусь, — испугался Йелла.

— Придется идти за помощью.

— Так мы ж не запомним место. Слушай-ка! — вдруг закричал он. — А спицы на что! Давай навтыкаем их ступеньками по склону и спустимся к воде. Я уцеплюсь за последнюю и ногами достану дно, пошарю и найду обод. А ступица вместо молотка будет, чтобы спицы забивать.

— Обод-то тяжеленный! Ну, подцепишь ты его, а вытащить не сможешь, — усомнился Ээлька.

Но Йелла, поглощенный своим планом, уже не слушал. Орудуя ступицей, он загнал в отвесный берег канала первую спицу, на полметра ниже — вторую.

— Давай еще! — И, тяжело дыша, забил третью. Дальше ему было не достать. — Теперь твоя очередь. Лезь, я подержу за ноги.

До чего же неудобно висеть вниз головой и забивать спицы. Воткнешь кое-как, стукнешь ступицей — одна готова. Йелла, подавая следующую спицу, отпустил Ээлькину ногу, и тот чуть не свалился в канал. Страху, во всяком случае, натерпелся. Он взял у Йеллы спицу и сполз ниже. Справившись с ней, он почувствовал, что перед глазами все плывет.

— Не могу больше, — сказал он. Ступица вырвалась из онемевшей руки и плюхнулась в воду.

— Руки-крюки! Ничего толком сделать не можешь! — вытаскивая его на берег, ругался Йелла. — Теперь и ступицу потеряли. Все из-за тебя, увалень несчастный!

Ээлька на коленях отполз подальше от крутого берега и уселся на траву. Перед глазами плыли круги, все было как в тумане. Ээлька никак не мог прийти в себя. Он даже не заметил, что Йелла куда-то исчез. Неожиданная тишина испугала Ээльку. Он снова подполз к обрыву и заглянул вниз. Чтобы лучше видеть, даже помотал головой. Держась рукой за торчащую спицу, внизу, у самой воды, висел Йелла. Ногами он шарил по дну, стараясь зацепить обод. Со дна поднимались клубы ила и песка.

Он заметил Ээльку.

— Никак не найду, сейчас глубже опущусь. — Он посмотрел на последнюю, самую нижнюю спицу-ступеньку. — Там мне с головой будет, зато искать легче.

— Не сто́ит, — сказал Ээлька. — Ниже не надо. Эту последнюю я забить как следует не успел — ступица упала.

Но Йелла уже сполз ниже и совсем скрылся под водой, торчала только рука, которой он ухватился за самую нижнюю спицу. Мутная вода пошла пузырями. Ээлька испугался. Он посмотрел на спицу, за которую держался Йелла.

Наконец, к огромному облегчению Ээльки, Йелла вынырнул. Фыркая и отплевываясь, он подтянулся и сказал:

— Никак не найду. Еще глубже надо попробовать. — И снова полез в воду.

— Не надо, Йелла, не надо! — закричал Ээлька.

Но Йелла спускался все ниже.

— Вылезай, Йелла!

— Сейчас, — ответил тот, — думаешь, мне охота…

Он, видать, хлебнул воды, отчаянно рванулся наверх, хватая ртом воздух.

— Ээлька! Тону!

Ээлька с ужасом увидел, что спица, за которую держался Йелла, осталась у него в руках. Еще мгновение — и Йелла утонет. Ээлька бросился вниз, прямо в воду, и, ухватившись за последнюю ступеньку, поймал конец спицы в руке Йеллы. Подтащил его к ступенькам, вверх пришлось карабкаться на одних руках, за ноги мертвой хваткой держал перепуганный Йелла. Мало-помалу Ээлька тянул его вверх. Сил будто вдвое прибавилось.

Вдруг Йелла закричал:

— Скорее! Спицы вылетают!

Ээлька испуганно посмотрел вниз, Йеллу он уже вытащил из воды, тот отпустил его ноги и висел, держась за спицы, вбитые в отвесный берег канала. По ним, конечно, на берег не взобраться. Ээлька схватил первое, что попалось под руку, — лук и протянул товарищу.

— Сможешь вытянуть? — тяжело дыша, спросил Йелла.

Ээлька лишь помотал головой. Он вдруг с ужасом почувствовал, что сил больше нет. А внизу над каналом висит Йелла и, того гляди, сорвется. Спицы-ступеньки ненадежные, шатаются. И как только ему удалось подтянуться, да еще и Йеллу из воды вытащить? Только самая верхняя, которую Йелла забивал, держит хорошо. Ээлька зацепил за нее лук и вскочил на ноги.

— Йелла, я сейчас за подмогой сбегаю, одному не справиться! Еще лук, чего доброго, сломается. — Ээлька огляделся, вокруг ни души. Никого. Пусто. — Ты только смотри не шевелись. На луке очень-то не висни, а то не выдержит. А я сейчас вернусь.

— Давай быстрее, а то стоишь, говоришь только… Беги же! — В глазах у Йеллы был страх.

— Да бегу, бегу! — крикнул Ээлька, а ноги будто к земле приросли. Как тут уйдешь, когда Йелла один над каналом?

— Я мигом. — Ээлька повернулся и побежал.

Он бежал что есть духу. Он не виноват, что пришлось Йеллу одного оставить. Висит сейчас над каналом, уцепившись за лук.

Ээлька посмотрел по сторонам — ни души! Безлюдная дорога, безлюдный канал, один Йелла там.

Вдруг Ээлька остановился. Он замер. Как же он бросил Йеллу одного, ведь ему же страшно! Да, да, Йелле, который ничего не боится, сейчас страшно!

Стоп! А если на веревке вытащить? Она выдержит. Выдержала тяжелое колесо, а Йелла раз в десять легче. А сил у него, у Ээльки, хватит. Удержал же он колесо, цепляясь только одними пальцами за наличник!

Ээлька даже испугался. И побежал обратно. А испугался оттого, что понял вдруг, какой он сильный. Пусть увалень, неуклюжий, зато сильный, даже сам об этом не знал. Колесо удержал, Йеллу из воды вытащит. Вот какая силища у него!

Он подбежал к каналу, нагнулся: как там Йелла?

— Быстро ты сгонял, — обрадовался тот.

— А я с полдороги вернулся, решил сам тебя вытащить.

— Как это? — удивился Йелла.

Но объяснять Ээльке было некогда. Он связал два обрывка веревки, один — с пояса, другой — со ступицы. Потянул — крепкий ли узел? Потом сделал на конце петлю и кинул Йелле. Так, нужно проверить, держит ли единственная уцелевшая ступенька. Он скинул деревянный башмак и уперся в нее ногой.

— А теперь, — приказал он Йелле, — продень в петлю правую руку, обопрись на лук и продень левую. Осторожней, не дергай. Спокойнее, спокойнее.

Йелла беспрекословно слушался, старался не слишком налегать на лук. Как только он просунул левую руку, Ээлька затянул петлю у него на груди.

— Начали, — сказал он. — Ты руками, ногами не дрыгай, будто я мешок поднимаю.

— Веревка не выдержит. Она только что прямо на глазах расползалась.

— Ничего, вся не расползется. Она колесо удержала, когда я его с чердака сбросил. А ты раз в десять легче. Так что справлюсь. Это не колесо опускать. — Ээлька говорил очень убедительно: надо успокоить Йеллу, хотя в душе он и сам боялся.

— Послушай, Ээлька…

— Хватит болтать. Ну-ка, раз-два, взяли!

Упершись ногой в ступеньку, Ээлька стал медленно тянуть, перехватывая руками. Он подался вперед, чтобы веревка не терлась о кромку берега. Стиснул зубы. Из воды Йеллу тащить было легче, а сейчас будто гири на руках. Ну, да ничего, лишь бы веревка не перетерлась. И он тянул, тянул.

Внезапно веревка ослабла. Ээлька замер. Оборвалась? Сейчас плюх — и Йелла окажется в воде. Но всплеска все не было. Зато показался Йелла, он уцепился за верхнюю ступеньку, подтянулся, вылез на берег и откатился подальше от края.

Ээлька вдруг опустился на траву.

Как хорошо лежать и чувствовать, что ты свое дело сделал! Как задумал, так и получилось. Он доказал, что сильный. И веревка не подвела. Есть чем гордиться.

— Вот это да! Никогда не знал, что ты такой сильный.

— Я и сам не знал. — Ээлька взглянул на товарища. — Как раз об этом же думал. Я же в семье самый младший, все меня маленьким считают. Наверное, я и привык. Все за меня отец да старшие братья делали: пусть дитятко растет, забот не знает.

— Ничего себе дитятко!.. — сказал Йелла с признательностью.

И оба вдруг улыбнулись. Неловко стало. Йелла не знал, как сказать Ээльке спасибо. А Ээлька чувствовал, что Йелла не знает, как сказать, и ему от этого тоже было неловко. Они улыбнулись друг другу еще раз.

— Это ничего, что ты неуклюжий, Ээлька, зато ты вон какой сильный. А сильных мы всегда играть берем, запомни…

Вот Йелла и сказал спасибо. Ээлька вскочил на ноги.

— Знаешь, я думаю… Давай-ка отнесем спицы и бруски от обода в школу и расскажем все учителю. А одну спицу, вот эту, которая у нас вместо верхней ступеньки, мы оставим, чтобы место запомнить. Потом, может, вернемся с граблями и выловим обод и ступицу.

Йелла возражать не стал, вышел на дорогу и принялся собирать бруски от обода. Ээлька сложил в охапку толстые спицы. И вместе они пошли по дороге к Приморке. С Йеллы все еще капала вода. Время от времени он поглядывал на коренастого Ээльку, степенно шагавшего рядом, и крутил головой, словно не веря, что все страшное позади.

— Ничего себе дитятко!.. — вдруг повторил он вслух. Ээлька лишь улыбнулся в ответ.

 

Глава 7. Аука и жестянщик

Ауке поручили дорогу вдоль дамбы. Она вела в деревню Нес. Сверху, по дамбе, шла Лина, внизу, по дороге, — Аука. Вдвоем не так скучно. Они шли и перекликались. Лина должна была разведать, нет ли колеса на фермах, что стоят на отшибе, вдалеке от проезжих дорог.

— А я до самой деревни Нес дойду, — хвастался Аука. — Может, еще дальше.

— Вот бы мне с тобой! — Лине стало завидно.

— Зачем?

— На фермах за дамбой собаки больно злые. Я их до смерти боюсь.

— Не бойся, не тронут, — успокоил Аука. — Ты только смотри им прямо в глаза и смело иди вперед.

— А если я от страха зажмурюсь, тогда как? — хихикнула Лина.

— Ну, хочешь, поменяемся? Я пойду вместо тебя, а ты в Нес? — предложил Аука.

— Ишь какой! — протянула Лина. — Там ферм еще больше, значит, больше и собак. А с дамбы хоть видно, есть ли во дворе собака, дома ли хозяин. Я буду идти и петь, пусть собаки заранее знают, что я иду.

— Чтобы не застать их врасплох и не испугать до смерти, — поддразнил Аука.

В ответ Лина показала язык.

Аука подошел к первому дому. Он стоял как раз на повороте. Дальше дорога вела от моря и дамбы в сторону деревни Нес. А в деревне Нес росли деревья и жили аисты. И Ауке не терпелось все это увидеть.

Облазив сараи и обшарив двор, Аука вышел на дорогу. Но Лины уже не было видно. Немного погодя он пересек узкую тропинку и услышал, как за поворотом кто-то тихонько поет. Лина, наверное. Аука громко залаял. Лина услышала и засмеялась.

— Побольше тебе колес да поменьше собак! — пожелал Аука и поспешил дальше.

До деревни Нес уже недалеко, а он еще ничего не нашел. Всем для телег колеса нужны. Вон за зелеными деревьями красные, словно солнцем поджаренные, черепичные крыши. Аука присел отдохнуть у обочины. На дорогу выходила узкая тропка. Может, Лина как раз по ней идет? Он прислушался. Нет, никто не поет.

Из-за кустов донеслось далекое бряцанье. Аука улыбнулся. Наверное, Лина.

Петь надоело, вот и бьет жестянкой о жестянку, чтобы собаки в округе знали: Лина идет.

Бряцанье постепенно приближалось. Не угадаешь, то стихнет, то опять бряцает. Вот снова тишина. Долго нет ни звука, потом опять, но уже ближе. Аука, наконец, догадался: это едет жестянщик, а на стенах фургона развешаны чайники, кастрюли, сковороды. Они-то и гремят. И впрямь, на узкой тропе показалась старая тощая кляча. Она тащила фургон, в котором все звенело и бряцало. Удивительно, лошадь шла сама по себе, а жестянщика не видно. Одним колесом повозка ехала по обочине. Может, лошадь одна отправилась домой, а хозяина забыла на какой-нибудь ферме?

Фургон остановился, и Аука наконец увидел жестянщика. Он возился у заднего колеса. Аука решил подождать. Вот жестянщик вскочил на высокое сиденье, и повозка тронулась.

Снова загремело и забряцало. Сделав плавный разворот, фургон выехал на дорогу, чуть не задев Ауку, но жестянщик не заметил. Он смотрел назад, следил за колесом. Аука тоже посмотрел.

— Ой, да сейчас обод слетит!

Жестянщик вздрогнул, заметил мальчика и тотчас остановил лошадь.

— Сейчас колесо развалится, — предупредил Аука.

— Да знаю я, знаю, — мрачно ответил жестянщик. — Я его еще в Приморке проволокой подвязал, но плохо держит. Вот и приходится то и дело останавливаться да снова подвязывать.

Он устало слез, достал кусок проволоки и обвязал обод колеса. Он уже во многих местах был скреплен. Видно, колесо долго не прослужит.

— А знаете что, — вдруг сказал Аука, — отдайте колесо мне, все равно оно негодное.

— Ишь ты какой хитрый! — нахмурился жестянщик. — А я что ж, на себе фургон потащу?

Аука сообразил, что поспешил со своей необычной просьбой. Он в двух словах рассказал о том, что ребята задумали, чтобы и в Приморке жили аисты, и объяснил, зачем понадобится колесо.

— Это верно, оно теперь только для аистов и годится, — согласился жестянщик, — но пока у меня нового нет. Вот приеду в Нес, тогда и сменю.

— А можно мне с вами? — попросил Аука. — Мне как раз в Нес нужно. Когда поставите новое колесо, я возьму старое. Аистам оно будет как раз. Им ведь его не на телегу. Лишь бы ноги в проволоке не запутались.

— Ух какой быстрый! — удивился жестянщик. — Колесо-то новое я поставлю, только сначала его купить надо — вот еще задача. А денег у меня — кот наплакал. За всю неделю несколько кастрюль починил, а продать и вовсе ничего не продал. Только безногий, что в этой дыре, Приморке, живет, купил какую-то мелочь. На дерево, говорит, повешу. Больше покупателей не было.

— Это Янус, — сказал Аука. — Он вешает жестянки на вишню, они гремят и птиц отпугивают. — Глаза у него заблестели: значит, вишня поспевает.

Но жестянщик не слушал, его больше интересовало заднее колесо. Каждые два метра он останавливал лошадь и шел смотреть. Проволока держала плохо, обод то и дело съезжал с колеса. Вот повозка снова двинулась, но через минуту обод уже наполовину сбился, а когда колесо повернулось, он и вовсе соскочил. Жестянщик уныло посмотрел на дорогу: по щебенке с таким колесом далеко не уедешь.

— Эх, отсюда до деревни Нес рукой подать. Вон крыши видны. Но если каждую минуту останавливаться, то до вечера не доедешь.

— Давайте я сяду в фургон и буду на ходу подвязывать проволоку, — предложил Аука.

— А что, давай попробуем. И вместе в Нес приедем. Только колесо я тебе все равно не обещаю. — Он протянул Ауке несколько кусков проволоки и подсадил его на высокую телегу.

Внутри фургона на стене висели кастрюли, сковородки, чайники. Аука раздвинул их, высунулся, чтобы видеть заднее колесо.

— Как проволока отвяжется, крикни лошади «стой», — наказал мужчина и залез на сиденье.

— А вдруг она не услышит, уж больно гремит! — усомнился Аука.

— Что-что, а «стой» она и со дна моря услышит. Зато, когда крикнешь «трогай», она сразу туговата на ухо становится… Трогай! — Он потянул вожжи.

— А вы отдадите мне старое колесо, когда новое купите? — пока не загремело, успел спросить Аука.

— Посмотрим, остались ли у жены деньги с прошлой недели. Моей выручки не то что на колесо — на одну спицу не хватит… Трогай! — прикрикнул он на лошадь.

— А вдруг у нее денег не осталось, тогда что? Все равно это колесо свое отслужило.

— Ну почему же, на воскресенье я его в канал брошу, оно разбухнет и раздастся. Денька два еще поезжу. А там, глядишь, дождь пойдет, тоже кстати. За всю неделю ни капли. Н-но, трогай! — терпеливо повторил жестянщик. — Хотя уж больно оно ссохлось, боюсь, отмачивай не отмачивай — все равно не поможет. — Он развел руками. — А чтоб новое купить, деньги нужны. Да трогай же, кому говорят!

Лошадь, очевидно, поняла, что разговор окончен, и лениво двинулась вперед, тяжело переступая костлявыми ногами. Фургон заскрипел.

Жестянки задребезжали, загремели.

До деревни Нес было рукой подать. Но если бы не проворный Аука, жестянщик так быстро туда бы не попал. Лошадь шла медленно, и Аука наловчился на ходу скреплять проволокой старый погнутый обод. Даже «стой» он кричал совсем редко, но уж тут лошадь, несмотря на грохот и лязг, слушалась беспрекословно. Она словно мысли читала: не успеет он рот раскрыть, а она уже стоит как вкопанная.

Работы у Ауки хватало, щебенка любую проволоку вмиг сотрет. Но ему было даже интересно, успеет он за один оборот колеса проволоку прикрутить или нет. Может, ему еще и колесо достанется, как знать! А то ходишь без толку по фермам, лишнего колеса, конечно, ни у кого нет.

Наконец въехали на мощеную улицу деревни Нес. Аука на минуту оторвался от своего занятия и увидел на крыше дома аиста. Он поднялся и улетел, тут же прилетел второй. В деревне Нес аисты уже вили гнезда! Аука насилу оторвал от них взгляд. Тем временем пять проволочек уже оборвались. Пришлось остановить лошадь. Аука привязал три новые проволочки и увидел, что больше нет.

— Проволока кончилась! — крикнул он жестянщику.

— А я всю тебе отдал. Но думаю, как-нибудь дотянем до конца улицы. Я живу в крайнем доме.

Но дотянуть не удалось. Проволочки отлетали одна за другой. Вот-вот обод соскочит.

— Далеко еще? — спросил Аука.

Жестянщик осмотрел колесо, потом протянул Ауке молоток.

— Иди за повозкой и, как увидишь, что обод соскакивает, бей по нему, чтобы на место встал. А я уж послежу, чтобы в выбоины не попасть.

Аука соскочил с телеги и взял молоток. Стукнул по ободу — поехали! Фургон тронулся. Заднее колесо подпрыгивало на булыжной мостовой, но Аука был начеку и беспощадно бил молотком, как только обод норовил соскочить. К бряцанию и дребезжанию добавились еще и тяжелые удары молотка. Шум стоял ужасный. За фургоном увязались дети.

Наконец повозка остановилась у маленького дома. Приехали. На крыльце стояла женщина, она смотрела то на мужа, то на Ауку с молотком и не могла понять, в чем дело. Вокруг стояли ребятишки, уцепившись за платье. Они прятались за маму и с любопытством поглядывали на Ауку. Самого маленького женщина держала на руках, но Ауке все малыши казались одногодками. Женщина взглянула на мужа.

— Совсем, что ли, развалилось? — сердито спросила она.

Жестянщик кивнул.

— Видно, Афке, новое покупать придется. Ничего не поделаешь.

— А ты на новое заработал?

Лицо у жестянщика стало совсем несчастным.

— Неудачно я в этот раз съездил. А у тебя разве с прошлой недели денег не осталось? — робко спросил он и густо покраснел.

— С прошлой недели? Да ты что? Забыл, что Яне доктора вызывали? — Она повела рукой, будто сразу всех детей хотела обнять.

Детишки тоже присмирели, казалось, вот-вот заплачут. Они уже знали: плохо, когда денег нет. Ясно, нового колеса не купить. Ауке стало жаль жестянщика, захотелось как-то помочь и ему, и его жене, и ребятишкам.

Видно, придется ему в школу без колеса возвращаться.

— А не может бондарь починить? — спросил он. — На бочки же обручи ставит, наверное, и на колесо обод сможет.

От неожиданности жестянщик с женой вздрогнули. Малыши вытаращили на Ауку глаза.

— Смотри-ка, об этом я и не думал, — сказал жестянщик. — К кузнецу сколько раз ходил, а вот к бондарю — нет. Но ведь к нему тоже без денег не пойдешь. — Он взглянул на жену. — Бондарь дешевле обойдется, я думаю.

— Наверное, — успокоилась жена. — Если дорого запросит, так мы лучше помолимся, у бога колесо попросим. За это совсем платить не надо. — И она, сердито поджав губы, посмотрела на Ауку.

— Ну, я пойду, пожалуй, — пробормотал тот.

Ему стало как-то неловко. Что еще сказать, чем помочь? Опустив глаза, он отдал жестянщику молоток. Плохо, когда денег нет. Аука стоял несчастный, с виноватым видом, будто от него зависело счастье жестянщика.

— Спасибо за подмогу, — сказал жестянщик. — Жаль, что колесо дать не могу.

— Пустяки, зато я прокатился с удовольствием, — сказал Аука, и ему тотчас стало стыдно. — В общем, спасибо вам. — Он вконец смутился, повернулся и побежал прочь.

Бегом, бегом отсюда, здесь так печально и тоскливо. Но вдруг Аука остановился. Он снова увидел аистов на том же доме. Они захлопали большими белыми — во все небо — крыльями и опустились на большую, белую — во всю землю — крышу. В клювах они несли длинные камышины. Аука смотрел на них, открыв рот.

Он не заметил, как зашел на чужой двор, — стоял и смотрел, запрокинув голову. Аисты были совсем рядом, прямо над головой. Стоит только руку протянуть — и можно потрогать. Вот из гнезда выпал прутик, зашуршал по крыше и упал прямо к ногам. Аука подобрал его и хотел бросить обратно, но вдруг в окне появилось лицо женщины, и она сердито постучала по стеклу. Аука тотчас опустил руку с прутом. Окно распахнулось.

— Что ты тут делаешь? — строго спросила женщина. — Кто тебя сюда пустил?

Аука только сейчас заметил, что стоит с прутом на чужом дворе.

— Вон у них из гнезда выпало, я хотел обратно закинуть, — путано начал объяснять Аука и бросил прут на землю.

— Ты, похоже, нездешний? — спросила женщина. — Всегда без спроса по чужим дворам лазишь?

— Ну что вы! Это из-за аистов. Я нечаянно во двор вошел.

— И нечаянно калитку отпер, да?

Аука виновато улыбнулся:

— Честное слово, не заметил. Я никогда так близко аистов не видел. К нам в Приморку они не прилетают. А у вас прямо на крыше живут.

Женщина улыбнулась, мальчонку и впрямь аисты привлекли.

— Они каждый год прилетают, я-то к ним привыкла. Хотя, конечно, раз у вас в деревне аистов нет, то на них взглянуть любопытно.

— Надо же, каждый год! — изумился Аука. — А вот к нам… Простите, а вы, случайно, не тетушка нашей Лины? Мы с ней в одной школе учимся, она такое сочинение написала об аистах, о том, что вы ей рассказывали, и мы решили: пусть и у нас в Приморке аисты живут. И сейчас мы ищем колесо, чтобы тоже на крышу втащить, тогда и у нас аисты гнезда совьют. Вот я у вас в деревне и оказался.

— Кто бы мог подумать! — удивилась женщина. — Неужели Лина такое придумала? Только ты у нас в деревне колесо напрасно ищешь. Все ненужные в хозяйстве колеса с весны аистов ждут. Когда весной двор убирают, их сразу на крышу втаскивают. Ты пока только на моей крыше колесо приметил, потому что аисты уже прилетели. Самые первые всегда ко мне прилетают. Присмотрись хорошенько: почти на каждой крыше — колесо. Только у Эверта, он через дорогу живет, еще нет. Наверное, сегодня ставить будет. Уже и лестницу приготовил. Он всегда долго возится. Даже всякий раз колесо красит.

Она высунулась из окна, чтобы получше рассмотреть, что делается у дома напротив. Аука посмотрел туда же. Из-за угла показался пожилой мужчина. Он катил к лестнице колесо.

— Смотри-ка, — усмехнулась тетушка, — тоже мне патриот. Раскрасил колесо, как наш флаг, в три цвета, — красный, белый, синий. Раньше, бывало, в один цвет красил. Да только аисты к нему все равно не летят, не любят они всей этой пестроты. Но Эверт упрям как осел, никого не слушает.

Старик тем временем начал втаскивать колесо на лестницу. Одному было нелегко — колесо большое, тяжелое, тянет вниз. Каждая ступенька с трудом дается.

— Не осилит он его, — сказал Аука, — может, пойти помочь?

Эверт остановился на середине лестницы, взглянул на крышу — ох, высоко, — беспомощно огляделся по сторонам и увидел Ауку.

— Послушай-ка, паренек, — крикнул он, — хочешь заработать пару центов? Помоги мне колесо на крышу втащить.

— Хорошо, — с готовностью согласился Аука: не каждый день заработать удается, а он даром собирался Эверту помочь. — До свидания, — попрощался он с тетушкой Лины, закрыл за собой калитку и побежал через дорогу.

— Скажи старому дураку — зря старается, деньги да силы впустую тратит. Не станут аисты гнездо вить на колесе, которое всеми цветами радуги играет.

Но Аука благоразумно решил промолчать, чтобы не лишиться неожиданно привалившего богатства.

— А что надо делать? — спросил он, подбежав к дому.

— Принеси еще одну лестницу, она за домом, и поставь рядом с моей. Залезешь, и мы вместе колесо на крышу втащим. Лестницу-то донесешь?

За два цента Аука и две лестницы принес бы. Он старался вовсю. Подтащил тяжелую лестницу к дому, поставил рядом с первой, на ней стоял Эверт — сам забрался наверх и взялся за колесо.