Дом стоял последним на улице, если можно назвать улицей бесконечные изгороди и стены.

Я остановился у ворот. На них не было ни таблички, ни колокольчика. Позади дома ребенок, присматривающий за двумя привязанными козами, несколько мгновений молча смотрел на меня, потом убежал. Рядом с домом уцелела рощица, наполовину скрывающая большой серый бетонный блок – неразрушаемый вклад вермахта в европейскую архитектуру.

Маленькая шустрая женщина подлетела к воротам и распахнула их. Дом был высокий, узкий и не особенно красивый, был, однако, удачно поставлен на двадцати акрах земли. Справа к двум теплицам спускался огород, позади был крошечный парк, в котором статуи прятались за деревьями, как серые каменные дети, играющие в пятнашки, а между ними тянулись ровные ряды фруктовых деревьев, огораживая место, где хлопало на ветру свежевыстиранное белье.

Я медленно проехал мимо грязного плавательного бассейна, в котором плавали пляжный мяч и несколько оберток от мороженого. Крошечные мушки мерцали у поверхности воды. Вокруг бассейна стояла садовая мебель: кресла, табуретки и стол с порванным тентом. Женщина, отдуваясь, шла рядом с моей машиной. Я ее узнал – это была та самая, которая делала мне инъекцию. Я поставил машину на мощеном дворе, и женщина, отворив боковую дверь, провела меня через большую просторную кухню. En passant она закрыла газовый кран, рывком открыла ящик, вытащила из него белый фартук и повязала вокруг бедер – и все это не замедляя движения. В холле пол был выложен каменными плитами, стены выбелены, и на них висело несколько мечей, щитов и знамен. Мебели там было немного: дубовый сундук, несколько неприятного вида стульев, несколько столов, на которых стояли большие вазы со свежесрезанными цветами. Из холла вел проход в бильярдную. Там горел свет, и ярко окрашенные шары неподвижно замерли на зеленом сукне, создавая впечатление картины в стиле поп-арт.

Маленькая женщина поспешала впереди меня, открывая двери, каждый раз копаясь в связке больших ключей, и, открыв, тут же их запирала, едва мы проходили. В конце концов она привела меня в гостиную. После суровости остальной части дома комната казалась яркой и приятной. В ней уместились четыре дивана с броским цветочным рисунком, растения в горшках, безделушки, античные ларцы, полные античной посуды, фотографии в серебряных рамках, парочка странных современных картин, выполненных красками основных цветов спектра, и бар в форме фасоли, оправленной в позолоченную жесть и пластик. В баре стояли бутылки с напитками, а в его верхней части размещались фильтры, шейкеры, ведерки для льда.

– Очень рад вас видеть, – сказал мсье Дэтт, поощрительно улыбаясь. – Как вы меня нашли?

– Мне об этом сообщила птичка.

– Черт побери таких птичек! – Дэтт все еще улыбался. – Но неважно, ведь скоро начинается охотничий сезон, не так ли?

– Может быть, вы окажетесь правы.

– Почему бы вам не присесть и не позволить мне предложить вам выпить? Чертовски жарко, не помню такой погоды.

– Ничего не изобретайте, – посоветовал я. – Мои ребята появятся на сцене, если я задержусь слишком долго.

– Фу, какие у вас грубые мысли. И все же, полагаю, в вульгарности вашего ума есть своя динамика. Но не бойтесь, вам не дадут отравленной еды или тому подобной чепухи. Напротив, я надеюсь доказать вам, сколь ошибочно ваше представление обо мне. – Он потянулся к набору хрустальных графинов.

– Я ничего не буду пить, – сказал я. – Совсем ничего.

– Вы правы.

Он прошел к окну. Я последовал за ним.

– Ничего так ничего, – сказал он. – Мы оба аскеты.

– Говорите только за себя, – возразил я. – Мне время от времени нравится потакать своим желаниям.

Окна выходили во двор, строгую геометрию его покрытых плющом стен подчеркивали белые ставни. Во дворе была голубятня, и белые голуби маршировали туда-сюда по булыжнику.

У ворот раздался гудок, и во двор въехал большой «ситроен» – машина скорой помощи. Над большим красным крестом было написано: «Клиника Парадиза». Машина, очень пыльная, проделала, казалось, долгий путь. С водительского места выбрался Жан-Поль. Он посигналил.

– Это моя карета скорой помощи, – сказал Дэтт.

– Да, – кивнул я. – С Жаном-Полем в качестве водителя.

– Он хороший парень.

– Позвольте мне рассказать вам, чего я хочу, – поспешно сказал я.

Дэтт сделал движение рукой.

– Я знаю, почему вы здесь. Не нужно ничего объяснять. – Он опустился в свое кресло.

– Откуда вы знаете, что я пришел не за тем, чтобы вас убить? – спросил я.

– Дорогой мой, вопрос о насилии не стоит по многим причинам.

– Например?

– Вы не из тех, кто без причины применяет насилие. Это во-первых. Вы могли бы применить насилие только в том случае, если бы оно вам что-нибудь дало. Во-вторых, силы у нас равны. Мы в одной весовой категории.

– Так же, как меч-рыба и удильщик. Но один сидит, прикрепленный ремнем к креслу, а другого тащат по океану с крючком во рту.

– Который из них я?

– Я здесь для того, чтобы в этом разобраться.

– Тогда начинайте, сэр.

– Давайте Куана.

– Что вы имеете в виду?

– Я имею в виду Куана. К. У. А. Н. Давайте его сюда.

Дэтт изменил свое решение насчет выпивки. Он налил себе рюмку вина и теперь потягивал его.

– Не стану отрицать, что он здесь, – сказал он наконец.

– Тогда почему бы не привести его?

Он нажал кнопку звонка, вошла горничная.

– Позовите мсье Куана, – распорядился Дэтт.

Старуха тихо удалилась и скоро вернулась с Куаном. На нем были серые фланелевые брюки, рубашка с расстегнутым воротником и пара грязных белых теннисных туфель. Он плеснул себе большую порцию виски и сел в кресло, вскинув ноги на подлокотники кресла.

– Ну? – сказал он мне.

– Я привезу вам для беседы американского эксперта по водородным бомбам.

Куан не выказал удивления.

– Петти, Бангс, Бертрам или Гудзон?

– Гудзон.

– Отлично, он один из ведущих специалистов.

– Мне это не нравится, – вмешался Дэтт.

– Вовсе не обязательно, чтобы вам это нравилось, – заметил я. – Если Куан и Гудзон хотят немного поговорить, то это не имеет к вам никакого отношения. – Я повернулся к Куану. – Сколько времени вам понадобится для разговора?

– Два часа, – ответил Куан. – В крайнем случае, три, если у него нет с собой подготовленных заранее материалов.

– Надеюсь, они у него будут, – сказал я. – Он полностью подготовлен.

– Мне это не нравится, – повторил Дэтт.

– Успокойтесь, – сказал Куан. Он повернулся ко мне: – Вы работаете на американцев?

– Нет, – ответил я. – Сейчас я действую в их интересах, но только на время одной операции.

Куан кивнул.

– В этом есть смысл. Они бы не захотели засветить одного из своих штатных сотрудников.

Я в гневе закусил губу. Конечно, Гудзон действовал по указанию американцев, а не по собственной инициативе. Это было спланировано – засветить меня, чтобы ЦРУ могло не раскрывать своих собственных сотрудников. Умные ублюдки. Ну, придется мне это пережить, не выдавая своих чувств, и попытаться извлечь пользу.

– Правильно, – согласился я.

– Так вы не заключили сделку?

– Мне не платят, – сказал я, – если вы это имеете в виду.

– Сколько вы хотите? – устало спросил Куан. – Но на многое не рассчитывайте.

– Сумму уточним после того, как вы повидаетесь с Гудзоном.

– Похвальная уверенность, – хмыкнул Куан. – А Дэтт заплатил вам за неполный комплект документов, которые мы получили благодаря вам?

– Нет.

– Теперь, когда наши карты раскрыты, я понимаю, что в действительности плата вам не нужна.

– Правильно, – снова согласился я.

– Хорошо, – сказал Куан.

Он снял ноги с подлокотников кресла и взял немного льда из серебряного ведерка. Прежде чем налить виски, он подтолкнул к себе телефон.

Мария ждала моего звонка у аппарата.

– Привози Гудзона сюда, – сказал я. – Ты знаешь дорогу.

– Да, – сказала Мария. – Дорогу я знаю.