Дом оказался последним на этой улице, если, конечно, можно назвать улицей бесконечные стены и заборы. Я остановился у ворот. Ни таблички, ни звонка. Присматривавший позади дома за двумя привязанными козами ребенок уставился на меня, а потом убежал. У дома росла небольшая рощица, наполовину скрывающая большой серый бетонный блок: неразрушимый вклад вермахта в европейскую архитектуру.

Проворная маленькая женщина торопливо подошла к воротам и открыла. Дом оказался высоким и узким, и не сказать, чтобы красивым, но умело расположенным на примерно двадцати акрах. Справа огород заканчивался двумя теплицами. За домом виднелся небольшой парк, где статуи прятались за деревьями, как играющие в пятнашки серые каменные дети, а в середине тянулись ровные ряды фруктовых деревьев, огораживая место, где едва виднелось хлопавшее на легком ветерке развешанное белье.

Я медленно проехал мимо грязного бассейна, где качались на воде пляжный мяч и несколько оберток от мороженого. У самой поверхности мельтешили мошки. Вокруг бассейна стояла садовая мебель: кресла, скамейки и стол с порванным зонтом. Женщина, пыхтя, шла рядом с моей машиной. Я ее узнал: та самая, что вкатила мне укол. Я остановил машину на вымощенном дворике, женщина распахнула боковую дверь в дом и провела меня через просторную кухню. По пути она закрыла газовый кран, выдвинула ящик, достала оттуда белый передник и повязала на талии, не замедляя шага. Полы центрального входа были выложены каменными плитами, стены выбелены, а на них висели мечи, щиты и древние знамена. Мебели мало: дубовый сундук, несколько старых стульев, столы с большими вазами со свежесрезанными цветами. В конце холла оказалась бильярдная. Там горел свет, и блестящие разноцветные шары лежали на зеленом сукне, как на картине в стиле поп-арт.

Маленькая женщина поспешала впереди меня, открывая двери и пропуская меня, каждый раз перебирая большую связку ключей, запирала каждую дверь, потом обгоняла меня и снова поспешала впереди. Наконец она привела меня в гостиную. Та оказалась уютной и изысканной в отличие от мрачной суровости остальной части дома. Четыре роскошных дивана с цветочной обивкой, растения, безделушки, античные ларцы, полные античной посуды. Фотографии в серебряных рамках, пара странных современных полотен, выполненных в первичной цветовой гамме, изогнутый бар, отделанный позолоченной жестью и пластиком. На полках за баром стояли бутылки, а на стойке рядком стояла всякая необходимая утварь: шейкеры, фильтры, ведерки для льда.

— Счастлив видеть вас, — произнес месье Датт.

— Это хорошо.

Он поощрительно улыбнулся:

— Как вы меня нашли?

— Одна птичка напела.

— Чертовы птички, — все так же улыбаясь, сказал Датт. — Но это не важно. Скоро ведь открытие охотничьего сезона, не так ли?

— Возможно, вы и правы.

— Почему бы вам не присесть? Позвольте угостить вас выпивкой. Сегодня чертовски жарко, даже не припоминаю такого.

— Не вздумайте ничего затевать, — сказал я. — Сюда явятся мои парни, если я задержусь тут слишком долго.

— Ну что у вас за грубые мысли. Все же полагаю, что ваш ум в основе своей весьма гибок. Но не бойтесь, вас тут не собираются кормить отравленной пищей или что-то в этом роде. Наоборот, я надеюсь доказать вам, насколько ошибочна ваша оценка моей скромной персоны. — Он потянулся к хрустальным графинам. — Как насчет скотча?

— Ничего, — отказался я. — Совсем ничего.

— Вы правы.

Датт подошел к окну. Я последовал за ним.

— Ничего, — повторил он. — Совсем ничего. Мы оба с вами аскеты.

— Говорите за себя. Лично я люблю периодически слегка потакать своим желаниям.

Окна выходили во внутренний двор. Заросшие плющом стены подчеркивали четкую геометрию белых ставней. Там стояла голубятня, и белые голуби вышагивали туда-сюда по булыжникам.

У ворот раздался гудок, и во внутренний двор въехала большая машина «скорой помощи» марки «Ситроен». На боку под красным крестом шла надпись «Клиника „Паради“». Машина была вся в пыли, как после долгой поездки. Из-за руля выбрался Жан-Поль и надавил на клаксон.

— Это моя «скорая», — сообщил Датт.

— Да, и за рулем Жан-Поль.

— Он хороший мальчик.

— Давайте я вам скажу, что мне надо, — настаивал я.

Датт отмахнулся.

— Я знаю, зачем вы приехали. Не надо ничего объяснять.

Он снова расположился в кресле.

— Откуда вы знаете, что я не приехал вас убить? — поинтересовался я.

— Дорогой мой! Вопрос о насилии даже не стоит, и по многим причинам.

— Например?

— Во-первых, вы не из тех людей, которые легко прибегают к насилию. Вы прибегаете к жестким мерам лишь тогда, когда можете просчитать все последствия и точно знаете, какую пользу это вам принесет. Во-вторых, мы с вами примерно в равных весовых категориях, вы и я.

— Угу, примерно как рыба-меч и рыбак. Только один сидит, прикрепленный к стулу, а второго тащат по океану за крючок во рту.

— И который из них я?

— За этим я и приехал, чтобы выяснить.

— Так приступайте, сэр.

— Позовите Квана.

— О чем это вы?

— О том самом. Позовите Квана. К.В.А.Н.А. Позовите его сюда.

Датт передумал насчет выпивки. Он плеснул себе вина и принялся медленно потягивать.

— Не стану отрицать, что он здесь, — изрек Датт наконец.

— Так почему бы его не позвать?

Он нажал на звонок, и появилась горничная.

— Позовите месье Квана, — приказал Датт.

Старуха неспешно удалилась и вернулась уже с Кваном. На китайце были серые фланелевые штаны, рубашка с открытой шеей и пара грязных белых теннисных тапочек. Он налил себе в баре большой стакан «перье» и плюхнулся в кресло, свесив одну ногу через подлокотник.

— Ну? — обратился он ко мне.

— Я привез вам на беседу одного американского эксперта по водородной бомбе.

Кван нисколько не удивился.

— Петти, Барнс, Бертрам или Хадсон?

— Хадсон.

— Прекрасно, он лучший.

— Мне это не нравится, — заявил Датт.

— А это и необязательно, — сказал я. — Если Кван с Хадсоном хотят немного поболтать, к вам это никакого отношения не имеет. — И обратился к Квану: — Сколько вам нужно времени на разговор?

— Два часа. Максимум три. А если у него с собой бумаги, то даже меньше.

— Думаю, бумаги у него с собой, — сообщил я. — Он хорошо подготовился.

— Мне это не нравится, — пожаловался Датт.

— Успокойтесь! — отрезал Кван и повернулся ко мне. — Вы работаете на американцев?

— Нет, просто выступаю от их имени. Разовая операция.

Кван кивнул:

— Логично. Они не захотели светить одного из своих.

Я от злости закусил губу. Понятно, что Хадсон действовал по инструкции, а не по собственной инициативе. И по этому плану подставляли меня, чтобы ЦРУ не пришлось светить своих людей. Хитрые сволочи. Ладно, как говорится, «улыбаемся и машем» — и попытаемся извлечь из всего этого что-нибудь полезное.

— Верно, — подтвердил я.

— Значит, торговаться вы не будете?

— Мне за это не платят, — хмыкнул я, — если вы это имеете в виду.

— Сколько вы хотите? — устало спросил Кван. — Только особо не увлекайтесь.

— Обсудим после того, как вы пообщаетесь с Хадсоном.

— Какое поразительное проявление доверия, — сказал Кван. — Датт расплатился с вами за тот неполный комплект документов, что вы позволили нам забрать?

— Нет.

— Ну, раз уж мы выложили карты на стол, я так понимаю, на самом деле никакая оплата вам не нужна.

— Совершенно верно, — подтвердил я.

— Хорошо. — Кван снял ногу с подлокотника и потянулся к ведерку со льдом. Прежде чем плеснуть себе виски, он придвинул мне телефон.

Мария ждала моего звонка у телефона.

— Приведи сюда Хадсона, — сказал я. — Дорогу ты знаешь.

— Да, — ответила Мария. — Дорогу я знаю.