Томас проснулся как от толчка. Вскочил с кровати и огляделся.

За окнами было еще темно. Рашель спала. А в его голове вертелись разом две мысли, затмевая привычную реальность этой комнаты, этой кровати, этих простыней и шершавого пола под босыми ногами.

Мысль первая: обе реальности, в которых он существует, несомненно, связаны, возможно, даже больше, чем он догадывается, и обеим угрожает опасность.

Мысль вторая: он должен кое-что сделать, немедленно и любой ценой. Убедить Рашель помочь ему в поисках Моники. И найти исторические книги.

Но при взгляде на спящую жену энтузиазм его несколько поостыл. Она была так мила, спала так сладко. На лицо упали волосы, искушая их откинуть.

На руке у нее была кровь. И на простыне — рядом с рукой.

Сердце у него заколотилось. Откуда? А, вот маленькая ранка у нее на руке — вчера, в суматохе возвращения, он ее не заметил. И Рашель ничего не сказала. Но не слишком ли эта ранка мала для такого количества крови?

Взглянул на собственную руку и вспомнил: да ведь он же сам себя порезал, в лаборатории доктора Майлса Бэнкрофта. Конечно, здесь он в это время спал, а порез начал кровить — как он и опасался.

Его рука во сне касалась руки Рашели. Кровь была отчасти его. И отчасти ее.

Поняв это, он вновь забеспокоился. Если он не остановит вирус — умрет. Умрут все!

Что же делать? Он подошел к окну, выглянул. Предрассветный час, ни ветерка. Пожалуй, будить Рашель и убеждать ее забыть все, что она говорила о его снах, — дело бесполезное. Узнав, что он опять видел сон, она только разозлится. Да и с чего ей верить, будто его свежий порез — не случайность?

Но мудрец его, наверное, поймет. Джеремия. Натянув тунику и обувшись, Томас тихонько выбрался наружу, в предутреннюю прохладу.

Сайфус обитал в большом доме возле озера — настоял на этой привилегии, как хранитель веры. То, что его разбудили в такую рань, старика не обрадовало, но, увидев, кто пришел, он успокоился.

— Для служителя веры многовато эля пьешь, — сказал Томас.

Старик фыркнул:

— Для воина маловато спишь.

— Ошибаешься. Воины вовсе не должны долго спать. Где мне найти Джеремию Южного?

— В гостевом доме. Но ведь еще ночь.

— В котором?

— Где хозяйствует Анастасия, по-моему.

Томас кивнул:

— Спасибо тебе. Ложись досыпай.

— Томас…

Но тот исчез, не дослушав. Через десять минут он уже отыскал ночлег Джеремии и разбудил старика.

Джеремия при тусклом свете луны спустил ноги на пол, сел:

— Что? Кто тут?

— Чш-ш, это я, Томас.

— Томас? Томас Хантер?

— Да. Говори потише, не стоит будить остальных. В этих домах тонкие стены.

Но старик слишком обрадовался. Вскочил, пожал Томасу руки:

— Давай-ка, присаживайся на кровать. Я принесу нам выпить.

— Нет-нет. Сядь, пожалуйста, сам. У меня к тебе срочный вопрос.

Томас усадил старика и присел рядом с ним.

— Кто же принимает столь почетного гостя, не предложив ему выпить?

— Ты предложил. Но я пришел не за этим. И почести, скорее, должен оказывать тебе я.

— Чушь…

— Меня интересуют исторические книги, — сказал Томас.

Джеремия примолк.

— Я слыхал, ты что-то о них знаешь. Где они, например, и можно ли их прочесть. Это правда?

Старик помедлил с ответом.

— Исторические книги? — переспросил, наконец, голосом тонким и напряженным.

— Расскажи мне, что тебе известно.

— Зачем тебе о них знать?

— А почему не должен я о них знать? — спросил Томас.

— Я не говорю, что не должен. Просто спрашиваю, зачем.

— Хочу узнать, что произошло в прошлом.

— Именно сейчас захотелось? Почему не десять лет назад?

— Раньше мне в голову не приходило, что они могут быть полезны.

— А не приходило ли тебе когда-нибудь в голову, что утрачены они не без причины?

— Ну, пожалуйста, Джеремия.

Старик вновь помедлил:

— Ладно. Что ж, скажу… Я никогда их не видел. И боюсь, что они обладают силой, с которой не каждый может справиться.

Томас схватил его за руку:

— Где они сейчас?

— Возможно, у Орды.

Томас встал. Ну конечно! Ведь Джеремия — выходец из Орды.

— Ты это точно знаешь?

— Нет. Я же сказал, что никогда их не видел. Только разговоры слышал — будто Кваронг всюду возит их с собой.

— Так они у Кваронга? А он… он умеет их читать?

— Думаю, нет. Не уверен, что и ты сумеешь.

— Но ведь кто-то наверняка умеет. Ты, к примеру.

— Я? — Джеремия усмехнулся. — Не знаю. Может, их и вовсе не существует. Так, слухи…

— Но ты веришь, что они существуют, — настаивал Томас.

В глазах Джеремии отразились первые лучи восходящего солнца.

— Да.

Итак, старик знал, что книги — у Орды. Но никогда об этом не рассказывал.

Томас слышал, что они давным-давно были отобраны у последователей Элиона, и с тех пор история по каким-то причинам передавалась изустно. Если причины существовали тогда, они и сейчас никуда не делись. Может, потому-то Томас и пошел по неверному пути, как напомнила недавно Рашель, что его влекло запретное знание? Джеремия, возможно, прав. Эти книги — не для людей.

И все же они ему нужны.

— Я пойду за ними, Джеремия. Поверь мне — от этих книг зависит, выживем ли мы вообще.

Джеремия испуганно привскочил:

— Но это значит, пойти к самому Кваронгу!

— Да, а Кваронг со своим войском сейчас недалеко от ущелья Наталга. В пустыне к западу отсюда, зализывает раны. — Томас шагнул к окну. Луна таяла в разгоравшемся утреннем свете. — Ты вроде говорил, что шатер вождя всегда стоит в центре лагеря. Это так? — спросил он, повернувшись к старику.

— Да, и со всех сторон окружен солдатами. Чтобы подобраться, нужно быть одним из них… — Старик испуганно распахнул глаза и бросился к Томасу: — Не делай этого! Зачем оно тебе? Рисковать жизнью, жизнью величайшего нашего воина, из-за нескольких старых книг, которых, может, и вовсе не существует?

— Затем, что, если я их не найду, то могу умереть. — Он отвел взгляд. — Все мы можем умереть.

Рашель сидела за столом словно бы во сне.

Понимая, что это и вправду сон.

Понимая также, что сном это является не более чем любовь, которую она питает к Томасу. Или не питает. Поди пойми.

Сон был на удивление живой и яркий. Сидя за столом, она отчаянно пыталась найти решение очень важной проблемы, надеясь, что вот-вот оно явится, и, сознавая, что в противном случае той жизни, которую она знает, придет конец. Не только в этой крохотной комнатке, а во всем мире.

Это было общее впечатление, потом пришло осознание деталей.

Например, черный стол. Гладкий. Пластмассовый.

Ящик на столе. Компьютер. Достаточно мощный, чтобы прокачивать миллион бит информации за тысячную долю секунды.

Под рукой у нее — мышка, скользит по черному резиновому коврику. На мониторе — уравнение, штамм Рейзон, мутация ее собственного творения. По правую руку — электронный микроскоп и прочие приборы.

Лаборатория.

Все привычно, как ее собственное имя.

Моника де Рейзон.

Нет. Ее настоящее имя — Рашель, и на самом деле ей непривычно все в этой комнате, а более всего — женщина по имени Моника де Рейзон.

Или все-таки привычно?

Монитор в этот момент потемнел. Она увидела в нем отражение Моники. Свое отражение. Темные волосы, темные глаза, высокие скулы, маленький рот. Возникло ощущение, будто она и впрямь Моника.

Моника де Рейзон, всемирно известный ученый-генетик, упрятанная внутрь горы под названием Циклоп, стоящей на индонезийском острове, Вальборгом Свенсоном, который рассеял штамм Рейзон в двадцати четырех городах разных стран.

Тут ее, наверное, никогда не найдут. Кто бы ни искал. Даже Томас Хантер, дважды рисковавший ради нее своей жизнью.

Кое-какие чувства Моника к Томасу питала. Но не такие, как Рашель.

Глядя на монитор, она навела курсор на нижний угол модели. Еще раз подняла лист бумаги, испещренный формулами и цифрами. Кажется, так. Должно быть так. Она отложила страницу.

Палец обожгло, она бегло на него взглянула. Порезалась краем бумаги. Проигнорировав ранку, снова уставилась на экран.

— Пожалуйста, пожалуйста, — прошептала. — Пожалуйста, найдись!

Кликнула мышкой. И на монитор выплыла формула.

От облегчения она чуть не разрыдалась. Откинулась на спинку стула.

Код был цел. Ключ нашелся, и мутация его, по всей видимости, не затронула. Значит, и вирус, созданный ею для выведения из строя этих генов, был дееспособен!

Тут явилась мысль, от которой радости у нее поубавилось. Получив желаемое, Свенсон ее убьет. Может, не говорить ему ничего? Нет, надо сказать. Ведь эта информация должна спасти огромное количество людей, независимо от того, кто именно ею воспользуется.

А вдруг не должна? Он рассказал ей не все. Было что-то…

— Мама! Мам, проснись!

Рашель подскочила:

— Томас?

В дверях стоял ее сын.

— Папы нет. В дозор, наверно, отправился.

Рашель откинула покрывало и встала.

— Нет. Он должен быть дома.

— Так доспехов тоже нет. И меча.

Она взглянула на вешалку в углу, где висели обычно его латы и ножны. Та была пуста. Может, он и впрямь отправился в дозор, ведь столько народу сейчас прибывает на Собрание?

— Я уж поспрашивал в деревне, — сказал Сэмюель. — Никто не знает, где он.

Она задернула холщовую занавеску, заменявшую дверь. Торопливо сняла спальную рубаху, надела блузу из мягкой кожи со шнуровкой крест-накрест на спине. В шкафу висело больше дюжины ярких платьев и юбок, предназначавшихся в основном для празднований. Рашель выбрала желтовато-коричневую кожаную юбку, надела и туго затянула веревочные завязки. Под платьями рядком стояли шесть пар мокасин, некоторые — новые, некоторые уже изрядно поношенные. Она схватила первую попавшуюся.

О том, что делает, она не думала. Мысли были заняты сном. Подробности его уже стирались в памяти, но отдельные мгновения все еще были яркими, как оперение попугая.

Она попала в сновиденный мир Томаса.

Побывала в лаборатории, скрытой внутри горы Циклоп, с Моникой — или Моникой самой? — делая и понимая такое, о чем представления не имела. И если Моника вправду нашла свой ключ, девушку могли убить прежде, чем Томас ее найдет.

Сердце у нее колотилось. Нужно ему об этом рассказать!

Подойдя к столу, Рашель взяла витой бронзовый браслет, сделанный для нее Томасом, надела его на руку, выше локтя, и вдруг…

Увидела на руке кровь, темно-красное засохшее пятнышко. Ах да, ранка, оставленная дверью. Должно быть, открылась ночью.

На простынях тоже виднелись пятна крови.

Страстно желая поскорее найти Томаса, она чуть было не выскочила прямо так, с измазанной рукой. Но спохватилась — неудобно все-таки. Поспешила к кухонному тазику, подставила его под камышину. Отвела рычажок, сдерживавший воду, и пустила в тазик струю.

— Мэри! Сэмюель!

Ответа не последовало. Куда-то вышли.

От воды начало жечь указательный палец правой руки. Она осмотрела его и обнаружила еще один крошечный порез.

От бумаги. Порез из сна! Во рту у нее вдруг стало сухо, как в пустыне.

И тут же явилась мысль. Они с Моникой связаны! Как именно — неизвестно, но связаны, и порез тому подтверждение. Томас уверял, что, умерев в том мире, он умрет и в этом. Возможно, с нею тоже может случиться все, что случится с Моникой! К примеру, убьет Монику этот Свенсон, и умрут обе.

Нужно добраться до Томаса раньше, чем он снова увидит сон, — чтобы он успел ее освободить!

Рашель выбежала на улицу, огляделась — по широкой мощеной дорожке прогуливались сотни прибывших на Собрание людей — и поспешила к озеру. Где ее муж, должен знать Сайфус. А не он — так Майкиль или Уильям.

— Доброе утро, Рашель!

Ее приветствовала Кассандра, жена одного из старейшин, — в венке из белых цветов, с подкрашенными пурпурным тутовым соком веками. Несмотря на нежданную угрозу со стороны Орды, в деревне царило праздничное настроение.

— Кассандра, ты не видела Майкиль?

— Она в дозоре. А ты не знала? Разве Томас не с ней?

Рашель, презрев вежливость, побежала дальше. На Томаса это не похоже — уйти, ничего ей не сказав. Может, вызвали по тревоге?

Она запыхалась, пока добралась до дома Сайфуса. Остановилась у крыльца, тяжело дыша. Старик был тут, спорил о чем-то с Александром, еще двумя старейшинами и человеком, который пришел когда-то из пустыни. Джеремией Южным. Тем самым, который что-то знал об исторических книгах.

Увидев ее, они умолкли.

— Где Томас? — спросила она.

Никто не ответил.

Рашель поднялась на крыльцо.

— В дозоре?

— В дозоре, — подтвердил Сайфус, поерзав. — Да-да, в дозоре. Ушел, понимаешь ли…

— Не надо скрывать от меня правду, — рявкнула она. — Ни в каком он не в дозоре, иначе предупредил бы меня. — И, прищурившись, посмотрела на Джеремию. — Он пошел за книгами. Да? Ты объяснил ему, где их искать, и он пошел за ними. Скажи, что это не так!

Джеремия опустил голову:

— Так. Прости. Я не хотел говорить, но он настаивал…

— Ну да, настаивал. Как всегда. Значит, ты с ним разговаривал? — Ей на мгновение захотелось столкнуть этих стариков лбами. — И куда он отправился? Мне нужно кое-что ему рассказать.

Сайфус отодвинул свой табурет, поднялся на ноги:

— Рашель, прошу тебя. Куда бы он ни направился, тебе туда нельзя. Они выехали рано утром, на быстрых лошадях. И уже на полпути от пустыни.

— Какой пустыни?

— Ну… большой пустыни за лесом. Тебе за ним ехать нельзя. Я запрещаю.

— Никто не может запретить жене искать мужа.

— Но ты еще и мать…

— Я сражаюсь лучше, чем половина наших Стражников, и ты это знаешь! Я же и учила их боевому искусству! Или ты скажешь мне, куда он поехал, или я выслежу его сама!

— Но в чем дело, дитя мое? — мягко спросил Джеремия. — Зачем он тебе понадобился?

Она помедлила, не зная, что именно успел рассказать старику Томас.

— Я кое-что узнала — такое, что может спасти жизнь и ему, и мне, — вымолвила, наконец.

Джеремия посмотрел на Сайфуса, но помощи не дождался.

— Он отправился к ущелью Наталга, с двумя лейтенантами и семью солдатами.

— И что он собрался там искать?

— Вождя Орды, в пустыне по ту сторону ущелья. Но тебе не следует за ним ехать, Рашель. Боюсь, его решение добыть книги доведет нас до беды.

— К тому же, — сказал Александр, — мы не можем себе позволить по чьему-то капризу отослать еще часть охраны.

— Это связано с его снами? — спросил Сайфус.

— Может, это вовсе и не сны, — ответила Рашель и сама удивилась, поняв, что сказала.

— И ты туда же?

На этот вопрос она не сочла нужным отвечать.

— То, что я знаю, может спасти моему мужу жизнь. Не отпустите меня — и его смерть будет на вашей совести.

Они промолчали.

— Если вы знаете еще что-то, что может мне помочь, пожалуйста, не сомневайтесь — сейчас самое время рассказать.

— Да как ты смеешь нами манипулировать! — взорвался Сайфус. — Если кто и способен уцелеть, затеяв столь дурацкий поход, так это Томас. Но его жене мы не позволим рыскать по пустыне за четыре дня до Собрания!

Рашель спустилась с крыльца и повернулась к ним спиной. Попытки этих стариков ее остановить только укрепили желание поскорее увидеть Томаса. Решение, рожденное пониманием его правоты.

— Рашель!

Обернувшись, она встретилась взглядом с Джеремией, стоявшим на краю крыльца.

— Из ущелья они поедут прямо на запад, — сказал он. — Умоляю тебя, дитя мое, не ходи. — Помолчал, потом обреченно продолжил: — Возьми побольше воды. Сколько лошадь унесет. Быстро скакать не сможешь, конечно, но болезнь тебя и вовсе остановит.

Дрожь в его голосе вызвала у нее раздражение.

— Он хочет стать одним из них, — сказал Джеремия. — Хочет пробраться в лагерь.

Рашель сперва не поверила своим ушам.

И тут же поняла, что это правда. Именно так Томас и поступил бы, если бы уверился — абсолютно точно уверился — в том, что оба мира реальны.

Она бегом припустила к конюшням.

Милый Элион, дай мне силы!

Майкиль, Уильям и еще семеро бойцов — самых лучших. Девять человек. Считая с ним самим — десять.

Каждый вез по три запасных фляги с водой, что тормозило их больше, чем хотелось бы Томасу. Но он затеял опасную игру и не мог рисковать, оставшись без очистительной воды.

Они скакали без отдыха весь день и добрались, наконец, до того самого каньона, в котором взрывали порох тридцать шесть часов назад. От тысяч мертвецов, погребенных под обломками и разбросанных по пустыне, несло жутким зловонием.

Коней они подобрали самой светлой масти, какая нашлась. Скакун Томаса зафыркал, забил копытом по песку. Томас пришпорил его, и тот неохотно двинулся вперед.

— Не верится, что все это сотворили мы, — сказал Уильям.

— И это не конец, — откликнулась Майкиль. — Конец еще впереди.

Томас прикрыл нос шарфом и повел свой отряд по ущелью, среди валявшихся всюду вражьих тел, закутанных в джутовые плащи. Ему не раз приходилось видеть смерть, но размах этого побоища вызывал тошноту.

Говорили, что в Орде о человеческой жизни беспокоятся меньше, чем о жизни лошадей. Тех, кто не повиновался вождю, наказывали жестоко и без суда. Чаще всего им ломали кости, не проливая крови, и оставляли умирать под палящими лучами солнца. Лесным Стражникам случалось натыкаться на их искалеченные тела. Публичная же казнь заключалась в том, что преступника топили, и подобная смерть страшила всякого Паршивого больше любой другой.

«Должно быть, воды они боятся не только из-за боли при омовении, — подумал Томас. — Но это одна из причин».

Заехав поглубже в ущелье, он остановился возле нескольких мертвецов, лежавших рядом. Спешился, снял с одного из них, отмахиваясь от мух, плащ с капюшоном, встряхнул его. Закашлялся и бросил плащ на круп своего коня.

— Вперед, — сказал он. — Всем переодеться.

Уильям соскочил с седла, проворчав:

— Не думал, что паду так низко, чтобы надеть уродскую одежду.

Но послушно принялся раздевать другой труп. Тем же занялись и остальные, сыпля проклятиями, — не потому, что были против приказа, просто всем было тошно. Вонь впитывалась в джутовую ткань намертво.

Томас забрал у мертвеца меч и нож. Обувь. Ножные Щитки — это было что-то новенькое. Обитатели Пустыни не носили раньше твердой, дубленой кожи и доспехами почти не пользовались — из-за болезни. Но эти ножные Щитки оказались подбитыми мягкой тканью, уменьшавшей трение.

— Учатся, — заметил он. — Скоро нас догонят.

— У них пороха нет, — возразила Майкиль. — Коль спросишь, скажу — с ними покончено. Дай мне три месяца, и я возведу вокруг каждого леса новые укрепления. У них не будет ни малейшего шанса.

Томас надел плащ с капюшоном, привязал к поясу вражеский нож.

— До тех пор, пока у них не будет пороха, — сказал, пряча собственную одежду за валуном. — Представь только, что они сделают с лесом, имея взрывчатку. К тому же не уверен, что у нас есть эти три месяца. Они становятся все храбрее и сражаются все лучше. У нас же воинов остается меньше и меньше.

— И что ты предлагаешь? — спросила Майкиль. — Измену?

Она имела в виду события в Южном лесу. Как раз перед самым их отъездом прибыл гонец и рассказал о победе над Ордой.

Только вот Паршивых прогнал не Джеймус. Он потерял половину бойцов в жестокой битве, после чего был обойден с флангов и заперт в безвыходной ловушке.

— Прогнал их Джастин — восторженно сообщил гонец. Он в одиночку и без единого взмаха меча вселил в Орду ужас. И договорился об отводе войск с самим великим генералом Мартином.

Весь Южный лес в течение трех часов воздавал Джастину хвалу в долине Элиона. И Джастин рассказывал им о новом пути, и они слушали его, как пророка, сказал гонец. А потом Джастин со своими спутниками исчез в лесу.

— Разве я когда-нибудь предлагал сдаться? — спросил Томас. — Я умру, коль придется, ожидая исполнения пророчества. Не сомневайся в моей верности. Один заблудший воин — самая малая сейчас из наших забот. Им мы займемся на Собрании.

— Он рассказал ей о предстоящем вызове и о том, что Совет просил его выступить защитником, если дело дойдет до поединка.

— Ты прав, — сказала она. — Прости, если обидела.

Томас забрался в седло.

— Всем надеть капюшоны, ехать молча.

К выходу из ущелья они двинулись одетые как воины пустыни, по следам, оставленным Ордой.

Солнце медленно садилось за скалы, каньон полнился тенями. Но вскоре он остался позади, и отряд направился на запад, к угасавшему горизонту.

Цель похода Томас объяснил своим бойцам просто. Он якобы узнал о слабом месте врага — Паршивые верят, что победу им приносят некие реликвии, и на бой без них не выходят. Если удастся проникнуть к ним в лагерь и выкрасть эти реликвии, тем самым они могут нанести Орде жестокий удар. А возит их с собой, как ему удалось узнать, вождь Кваронг — тот, кто возглавляет войско, разгромленное ими в ущелье. Реликвии эти — исторические книги. Кто хочет пойти с ним и нанести Орде удар?

Немедленно согласились все девятеро.

В этот самый момент он спал в гостиничном номере, кварталах в десяти от здания конгресса США, в Вашингтоне, округ Колумбия. Сто правительственных организаций работали допоздна как каторжные, пытаясь осмыслить угрозу, перевернувшую мир с ног на голову. О сне там думали меньше всего. Там решали, кому о ней следует знать, а кому нет, кого можно предупредить, не боясь утечки информации, которая посеет среди населения небывалую панику. Искали способы изоляции, карантина, выживания.

Только Томас Хантер думал о сне. И понять его могли лишь немногие. Если и существовал ответ на угрозу Свенсона, то, чтобы найти его, Томасу нужно было спать.

И видеть сны.

Спустя четыре часа, поднявшись на бархан, они разглядели, наконец, на расстоянии в несколько миль море огоньков — крохотные светящиеся точки нефтяных факелов. Дерево в пустыне встречалось редко, но его с успехом заменяла Паршивым черная жидкость, сочившаяся из песка и собиравшаяся в углублениях. Самих нефтяных резервуаров Томас ни разу не видел, но Стражники частенько находили бочонки с нефтью при разгромленных войсках и забирали их в качестве трофеев.

Они выстроились в ряд, все десятеро, глядя на запад. И некоторое время молчали. Перед ними были лишь остатки разгромленного войска, но и те выглядели обескураживающе.

— Ты уверен, что мы справимся, Томас? — тихо произнес Уильям.

— Нет. Уверен только, что иного выбора нет. — Произнес он это куда решительней, чем чувствовал себя на самом деле.

— Надо мне идти с вами, — сказала Майкиль.

— Держимся плана, — ответил он. — Идем только мы с Уильямом.

Причину знали все. В предстоящей вылазке важен был внешний вид. Именно поэтому Томас и Уильям перед отъездом не стали омываться в озере. Майкиль они в любом случае не могли взять с собой — воины Орды не брали в походы женщин. Заметь ее кто, даже будь она с серой кожей, и все пропало бы — хоть она и уверяла, что в джутовом плаще с капюшоном похожа на мужчину не меньше любого из своих спутников.

— Как ты, Уильям?

Тот закатал рукав.

— Все тело зудит.

Томас спешился, достал мешочек с пеплом и перебросил ему:

— Лицо, руки и ноги. Не скупись.

— Ты уверен, что это их одурачит? — спросила Майкиль.

— Я примешал немного серы. Той, для пороха. Вонь…

— Кошмар какой! Фу! — Уильям сунул, было, нос в мешочек, отпрянул и закашлялся. — Нас учуют за милю!

— Не учуют, коль будем пахнуть, как они. А вот собак я и впрямь опасаюсь. А еще — как бы глаза не выдали.

Майкиль всмотрелась в его лицо.

— Уже бледнеют. В темноте никто не разберет. По правде говоря, в темноте, обмазавшись пеплом, и я бы прошла.

Томас сделал вид, что не услышал.

Через десять минут они с Уильямом, припудренные пеплом до серого цвета, проверили свое снаряжение, чтобы ничто не выдало в них Стражников, и снова забрались в седла. Остальные приготовились ждать.

— Ну, все, — Томас глубоко вздохнул, медленно выдохнул. — Поехали. Майкиль, ты наблюдаешь, как договорились. Если какая-то из палаток вдруг загорится, отправишь нам подмогу. Пусть все прячут лица под капюшонами. И для пущей убедительности тоже намажутся пеплом.

— Отправлю подмогу? Ты хотел сказать — возглавлю ее?

— Отправишь. Коль дела пойдут плохо, кто-то должен будет стать командиром Стражи.

Она стиснула зубы.

— Может, не надо тебе туда ходить?

— Действуем по плану. Как всегда.

— И как всегда, ты не хочешь прислушаться к голосу благоразумия. Я смотрю на этот лагерь и на своего генерала, который собирается сунуться в пасть к волкам, и не могу понять — зачем?

— За тем же, что и раньше, — ответил он. — Джеймус вчера едва не погиб, а позавчера — мы. Орда крепнет, и, если мы не помешаем этому, умрет не только Джеймус, умрем все мы — вместе с детьми.

Майкиль скрестила руки на груди и отвернулась.

— Поехали, — сказал Уильям. — Я хочу убраться отсюда до рассвета.

— Ты нужна людям, — мягко сказал Томас, поворачиваясь к Майкиль.

— Нет, людям нужен ты.

Она нахмурилась. Уговаривать бесполезно.

— Сила Элиона, — произнес Томас.

— Сила Элиона, — откликнулись остальные.

Майкиль промолчала.

Ладно, пусть подуется — это ненадолго. И без дальнейших разговоров Томас направил коня вниз по склону.

— Думаю, нам стоит тут заночевать, — сказала Сюзанна, глядя на черную пустыню.

— Нет уж! Я проделала такой путь не для того, чтобы его ждать. Ждать можно было и в деревне.

Рашель пустила коня рысью. Скача весь день без отдыха, они едва успели пробраться через заваленный мертвецами каньон до темноты. Подобного ужаса Рашель еще не видала, хотя не раз бывала на поле битвы.

Сюзанна догнала ее.

— Мы не знаем даже, прошли ли они здесь — слишком много следов, чтобы разобраться.

— Я своего мужа знаю. Он прошел. Уж если он мне даже словечка не шепнул, значит, дело важное. И темнота его не остановит. Ты ведь лучший следопыт среди Стражников? Вот и давай, выслеживай.

— Ну, допустим, мы их догоним — чем ночь лучше завтрашнего дня?

— Я же говорила — то, что я знаю, может спасти ему жизнь. Он пошел за историческими книгами из-за своих снов, Сюзанна. Стражникам он мог сказать, что добыть их нужно для победы над Ордой, и так оно, наверно, и есть, но дело не только в этом. Мне нужно добраться до него раньше, чем он увидит еще один сон, чтобы он успел найти меня.

— Найти тебя?

Кажется, она сказала что-то лишнее.

— Раньше, чем он увидит сон.

— Мы рискуем головой ради сна?

— Порох, который ему приснился, спас нам жизнь. Ты ведь была при этом.

Но на самом деле объяснения были бесполезны. Ее саму Томас так и не смог убедить — ни пятнадцать лет назад, ни прошлым вечером. Она надавила большим пальцем руки на указательный, который поранила в своем собственном сне. Существовало два мира, и они взаимодействовали друг с другом. С каждой оставленной позади милей ее уверенность в этом крепла. Каждое воспоминание о снах Томаса пятнадцатилетней давности углубляло понимание этого, хотя ни самого процесса взаимодействия, ни причин его понять она не могла.

От боли в пальце не отмахнешься.

Прости, Томас! Прости, любовь моя.

— Для меня это все равно полный бред, — сказала Сюзанна, высматривая следы.

— Для тебя пусть и остается бредом. Но я охотно поставлю свою жизнь на кон. Не хочу, чтобы мой муж умер. А если мы его не догоним, он может умереть.

— Томаса так просто не убьешь.

— Вирусу это безразлично.

К лагерю Орды они подъехали с северо-востока. Поднялись на невысокий песчаный гребень, за которым раскинулась безбрежная плоская равнина. В лицо дул слабый ветерок. Томас с Уильямом спешились, легли на песок и некоторое время изучали вражеский лагерь. Ночную тьму над пустыней разгоняли десятки тысяч факелов в стойках, образуя фантастический огромный оранжевый круг. Внутри стояли квадратные шатры из грубого плетеного полотна, на изготовление которого шли стебли пустынной пшеницы. Паршивые их отбивали и свивали в подобие нитей.

— Вот! — Уильям показал направо. Чуть южнее центра виднелся самый высокий и большой шатер. — Это он.

— И до него добрых полмили от границы лагеря, — тихо сказал Томас.

Коней они оставили позади бархана. Лесные Стражники еще ни разу не пытались проникнуть в лагерь врага. Поэтому, по мысли Томаса, охранять его снаружи должны были не слишком бдительно. Дальше они с Уильямом пойдут пешком и попытаются проскользнуть незамеченными.

— Ох, и много же их тут, — сказал Уильям.

— Хватает.

Уильям вытянул меч из ножен на несколько дюймов.

— Тебе уже случалось рубиться мечом Паршивого?

— Случалось. Клинки не так остры, как наши.

— Душу греет мысль пришибить парочку их же оружием.

— Забудь о ней. Бой — последнее, чего я хочу. Нынче мы воры.

Лейтенант вернул меч на место.

— Помни — молчим, пока с нами не заговорят. В глаза не смотрим. Капюшон надвинь как можно ниже. И шагай так, словно у тебя все болит.

— А все и болит, — сказал Уильям. — Парша меня уже убивает. На ум, говоришь, она действует не сразу? А когда?

— Если к утру управимся, все будет хорошо.

— Надо было взять воду. Вряд ли собаки почуяли бы разницу.

— Не уверен. Зато, прихвати нас Паршивые с водой, тут нам и конец.

— Ты хоть знаешь, на что эти книги похожи? — спросил Уильям.

— На книги. Может, это свитки, как у нас, а может, они плоские, как в былые времена. Найдем — узнаем. Готов?

— Как всегда.

Они встали. Глубокий вдох.

— Пошли. — И двинулись в путь, стараясь держаться непринужденно, шагая медленно, как Обитатели Пустыни, страдающие запущенными кожными болезнями.

Факелы вдоль внешней границы лагеря стояли через каждые пятьдесят шагов.

Охраны не было вовсе.

— Держимся в тени, пока не выйдем на дорогу к центру, — прошептал Томас.

— В самую середину?

— Мы — Паршивые. Мы идем в самую середину.

Воняло невыносимо, хуже смеси, которой они натерлись. Собаки пока не гавкали. Вот и хорошо.

Томас вытер вспотевшие руки, коснулся на мгновение рукояти висевшего на поясе меча и шагнул мимо первого факела, в щель между двумя шатрами.

Идти медленно было очень трудно. Томаса так и подмывало броситься бегом. Он был гораздо проворней любого из Паршивых и успел бы, наверное, добежать до центра, схватить книги и смыться в пустыню раньше, чем те вообще поняли бы, что произошло.

Но он подавил в себе этот порыв. Медленно. Медленно, Томас.

— Торвил, гнилая требуха, — послышался вдруг хриплый голос из шатра с правой стороны. Томас покосился туда и увидел Паршивого, выглянувшего из-за входного полога. — Брат твой помирает, а ты шляешься. Девку, что ли, ищешь посередь пустыни?

Томас на мгновение замер в нерешительности. Ему уже приходилось разговаривать с Паршивыми; а с дочерью их вождя, Чилис, он говорил довольно долго.

— Отвечай! — буркнул Паршивый.

Томас решился. Повернул голову чуть-чуть, чтобы не показывать всего лица.

— Ослеп, проклятый летучими мышами? Где ты видишь Торвила? Что ж до девок, то-то б я порадовался, кабы поймал в этой помойке хоть одну.

Затем отвернулся и зашагал дальше. Паршивый выругался и опустил полог.

— Полегче, — шепнул Уильям. — Это уж слишком.

— Именно так они меж собой и говорят.

Паршивые укладывались спать, но по лагерю их еще бродило немало. У большинства шатров входные пологи были откинуты, позволяя любопытному глазу заглянуть внутрь. На той стоянке, где он встретил Чилис, шатры были изукрашены ткаными коврами, пурпурными и красными. Здесь же — ничего подобного. Никаких женщин и детей.

Они прошли мимо четверых воинов, сидевших, поджав ноги, вокруг небольшого костра, разведенного в ямке с нефтью. На костре грелся котелок с белой тестообразной массой, которая называлась у них саго. Делали его из корней пустынной пшеницы. На вкус, как рассказывал своим Томас, которому случилось разок его попробовать, саго походило на землю.

Капюшоны у всех четверых были откинуты. При свете костра и луны они вовсе не казались кровожадными воинами, которые поклялись убивать лесных женщин и детей. Они были похожи на бойцов Томаса.

Один из них поднял на него бледно-серые глаза, и Томас отвернулся.

На то, чтобы добраться до центра, ушло пятнадцать минут. Раза два на них с Уильямом еще поглядывали, но обошлось без происшествий. Однако проникнуть в лагерь среди ночи было лишь половиной дела. Главное — найти книги и завладеть ими.

Большой шатер в центре был составлен на самом деле из пяти, соприкасавшихся тыльными сторонами. Вход в каждый охранялся.

Внутри горели факелы, и стены отсвечивали тускло-оранжевым. Величина шатров, охрана у входов, крашеные полотнища — все свидетельствовало о важности хозяина, Кваронга. Краску в Орде добывали, растирая в порошок цветные камни, встречавшиеся в пустыне. Шатры были расписаны крупными угловатыми узорами.

— Сюда.

Томас завернул в проход между составными частями шатрового комплекса. Подтолкнул Уильяма в тень и шепотом спросил:

— Мысли есть?

— Мечи, — ответил Уильям.

— Никаких стычек!

— Тогда нужно сделаться невидимками. Охранников слишком много. Если и попадем внутрь, их там поди не меньше.

— Уж больно ты торопишься схватиться за меч. Мы пройдем как стражники. У них светлые кушаки, заметил?

— Думаешь убить парочку незаметно? Не получится.

— Получится, если возьмем их изнутри.

Уильям взглянул на стык стены шатра и основания:

— Знать бы, с кем мы внутри столкнемся…

— Тогда — и только тогда — пустим в дело мечи. — Томас вытащил кинжал. — Проверь, не идет ли кто.

Уильям вышел за угол шатра, огляделся. Вернулся, уже держа меч наготове.

— Никого.

— Действуем быстро.

Оба понимали, что, если в шатре кто-нибудь окажется, их единственными союзниками будут внезапность и скорость. Встав на колени, Томас быстрым ударом рассек стену шатра у основания, молясь, чтобы треска полотна не услышали.

Затем отдернул край, и Уильям метнулся внутрь. Томас нырнул следом.

Они оказались в комнате, освещенной факелом. С левой стороны лежали под одеялами трое человек. Один приподнялся, и Уильям тут же на него прыгнул. Помещение явно предназначалось для слуг. Но крик слуги мог погубить пришельцев с той же легкостью, что и меч.

Паршивый не успел понять, что произошло, как Уильям прихлопнул ему рот рукою и приставил меч к горлу.

— Нет! — шепнул Томас. — Берем живым!

Не отпуская первого, Уильям дотянулся до второго слуги, ударил его рукоятью меча по затылку, затем проделал то же самое с третьим. Плененный им Паршивый начал вырываться.

— Она всех перебудит, — зашипел Уильям. — Лучше убить!

Женщина? Томас ухватил ее за волосы и приставил к горлу свой кинжал.

— Пикни — и умрешь, — сказал он шепотом. — Мы пришли не убивать, ясно? Но убьем, коль придется.

Ее серые, округлившиеся от страха глаза походили на две луны.

— Ясно?

Она отчаянно закивала.

— Тогда ты мне сейчас кое-что расскажешь. О том, что ты нас видела, никто не узнает. Я стукну тебя, ты потеряешь сознание, и в измене тебя не обвинят.

В глазах ее появился еще больший ужас.

— Думаешь, убью? Слушайся меня, и все будет хорошо. Всего один удар по голове.

Она, похоже, не верила.

— Исторические книги, — сказал Томас. — Слышала о них? — На мгновение ему стало ее жалко. Испугана так, что думать не может, не то что говорить. Он выпустил из руки ее волосы и велел Уильяму: — Отпусти ее.

— Командир, не стоит.

— Видишь? Он считает, что не стоит, — сказал Томас служанке. — Думает, ты будешь кричать. Но я тебе верю. Верю, что ты всего лишь испуганная девочка, которая хочет жить. Если закричишь, нам придется убить в этом шатре всех, даже самого Кваронга. Но если поможешь нам, никого не убьем.

Он слегка надавил кинжалом ей на горло.

— Поможешь?

Она кивнула.

— Отпусти ее.

— Командир…

— Отпусти.

Уильям неохотно убрал руку с ее рта. Губы у служанки тряслись, но кричать она не стала.

— Хорошо. Увидишь — я человек слова. Можешь спросить обо мне у Чилис, дочери Кваронга. Она знает меня как Роланда. А теперь поговорим. Ты слышала о книгах?

Она кивнула.

— Они здесь, в этих шатрах?

Молчание.

— Клянусь, женщина, если ты меня доведешь…

— Здесь, — шепнула она.

Здесь…

Да, конечно, он и шел сюда за ними, но услышать из ее уст, что исторические книги, эти древние записи, обладающие фантастической силой, и вправду здесь, рядом… В это даже страшно было поверить.

— Где именно?

— Они священны! Нельзя… Меня убьют за этот разговор. Их не дозволено видеть никому, кроме Великого. Пожалуйста, прошу тебя, умоляю…

— Тихо! — прошипел он. Следовало поторапливаться. Не ровен час, кто-нибудь войдет.

Томас отвел кинжал.

— Ну, что ж. Убей ее, Уильям.

— Нет! — Она упала на колени и схватилась за край его плаща. — Я скажу. Они — во втором шатре, в комнате за спальней Великого.

Томас жестом остановил Уильяма. Опустился на одно колено и начертил на песке схему шатрового комплекса.

— Покажи, где.

Она ткнула в рисунок дрожащим пальцем.

— Туда можно попасть другим путем, не через спальню?

— Нет. Стены завешены… э-э-э… железной…

— Железной сеткой?

— Да, железной сеткой.

— Здесь есть стражники? — Он показал на помещения рядом.

— Не знаю. Клянусь, не…

— Ладно. Ложись теперь, и я пощажу твою жизнь.

Она не сдвинулась с места.

— Один удар по голове, и тебя никто не заподозрит. Не глупи!

Тогда она легла, и Уильям ее ударил.

— Что теперь? — спросил он, поднимаясь на ноги.

— Книги здесь.

— Я слышал. А еще они практически недоступны.

— Я слышал.

Томас повернулся к пологу, закрывавшему вход. Тревоги до сих пор никто не поднял.

— Как ты любишь говорить, у нас нет в запасе ночи, — сказал Уильям.

— Дай подумать.

Ему нужна была дополнительная информация. Сейчас он знал, что книги не только существуют, но и находятся всего в каких-то тридцати ярдах от него. Защищенные надежнее, чем можно было ожидать. О ценности их и говорить не приходилось. И для того мира, и для этого! Руш, получается, не сумел их припрятать. Вот бы знать, как до них умудрился добраться Кваронг?

— Командир…

Томас подошел к стене, на которой висела какая-то одежда. Снял с себя плащ.

— Что ты делаешь?

— Превращаюсь в слугу. Их одежки не так бросаются в глаза, как боевые.

Уильям последовал его примеру. Переодевшись, они спрятали плащи у слуг под одеялом. Еще пригодятся.

— Жди здесь. Пойду разузнаю побольше.

— Что? Я не…

— Жди здесь! Ничего не делай, но смотри не усни. Если не вернусь через полчаса, иди меня искать. Не найдешь — возвращайся к нашим.

— Командир…

— Приказы не обсуждаются, Уильям.

Он расправил одежду, накинул на голову капюшон и вышел.

Шатры на деле являли собой один большой шатер. Прямо-таки переносной дворец. Стены украшены пурпурными и красными занавесями, на полах — цветные ковры. Чуть ли не в каждом углу — бронзовые статуи крылатых змей с рубиновыми глазами. И больше ничего, никакой мебели.

Томас поплелся походкой Паршивого в направлении, указанном служанкой. Единственным признаком жизни было приглушенное журчание голосов, ставшее громче, когда он добрался до покоев Кваронга.

Томас вошел в коридорчик, ведущий к королевской спальне, и остановился. На стене впереди висел ковер с изображением черной змеевидной летучей мыши — шатайки, которой поклонялись Паршивые. Слева, за плотным бирюзовым занавесом, слышались голоса. Справа, за другим занавесом, было тихо.

Томас шагнул направо. Отвел занавес, увидел, что комната пуста, и вошел.

В центре лежала длинная циновка, на которой стояли бронзовые кубки и высокий кувшин. Видимо, это была столовая. Мебели у Обитателей Пустыни практически не водилось — из-за нехватки дерева, но они прекрасно обходились и без нее. Вокруг циновки лежали большие подушки, украшенные гербом с летучей мышью. По углам горели факелы, озаряя штук двадцать мечей, серпов, булав и прочих боевых орудий Орды, развешенных на дальней стене.

В правом углу стояла большая тростниковая бочка. Томас подошел, заглянул. Застоявшаяся пустынная вода. Ее находили в карманах близ поверхности земли, и там Обитатели Пустыни выращивали свою пшеницу и рыли мелкие колодцы. Пить ее они предпочитали, смешав с пшеницей и дав перебродить, и Томаса это совсем не удивляло.

Не пить эту вонючую воду он сюда пришел.

Томас выглянул в коридор. Никого.

Но тут чья-то рука потянула в сторону занавес на противоположной стене, и он поспешно отступил обратно.

— Глоточек перед выходом, генерал?

— Почему бы и нет?

Томас ринулся в единственное возможное укрытие. За бочку. Присел в углу и затаил дыхание.

Занавес отвели. Тихий шорох — опустили.

— Удачный день, мой господин. И впрямь удачный.

— И это только начало.

Журчание — из кувшина полился эль. В один кубок, потом — в другой. Томас задвинулся глубже, стараясь не коснуться стены шатра.

— За моего лучшего генерала, — произнес вкрадчивый голос.

«Моим» генерала мог назвать только Кваронг.

— За Мартина, генерала из генералов.

Кваронг и Мартин! Бронза звякнула о бронзу. Они выпили.

— За нашего высочайшего правителя, который вскоре будет править и всеми лесами, — сказал генерал.

И вновь звякнули кубки.

Томас осторожно выдохнул, набрал в грудь воздуха. Сунул руку под плащ и взялся за кинжал. Чудесный миг! Он может прикончить сейчас обоих; труда это не составит. Три шага — и они в аду.

— Вся прелесть плана — в его дерзости, — произнес Кваронг. — Пусть они сомневаются, но вынуждены будут поверить — с нашим-то войском на пороге. Мы заговорим о мире, и им придется выслушать. Когда обнаружится его предательство, будет слишком поздно.

О чем это он? Томаса даже пот прошиб.

Он вытянул шею, стараясь разглядеть обоих. Увидел Кваронга в белом одеянии, без капюшона. С большой бронзовой подвеской в виде шатайки на груди. Но куда больше подвески Томаса заинтересовала прическа вождя. В отличие от большинства его подданных, волосы у Кваронга были длинные и мелкозавитые. Лицо казалось странно знакомым.

Томас отогнал ненужные мысли.

Генерал стоял к нему спиной. Плащ с капюшоном, черный кушак.

— И будет мир, — сказал Мартин.

Кваронг усмехнулся:

— Разумеется. Мир.

Они снова выпили.

Кваронг отставил кубок и испустил довольный вздох.

— Уже поздно, и меня манят прелести моей жены. На рассвете собери внутренний совет. Остальным — ни слова, друг мой. Ни слова.

Генерал поклонился.

— Доброй ночи.

Кваронг направился к выходу.

Томас едва сдержал порыв броситься на него. О каком предательстве речь? Он мог бы сейчас убить обоих, но был риск, что поднимется тревога. Кваронг узнает, что разговор подслушан, и до книг будет не добраться. Перерезать глотку вождю можно и позднее, когда тот уснет.

Кваронг отвел занавес и вышел.

А генерал остался.

Подумать только — убить Мартина. Ради этого, пожалуй, стоило рискнуть и тревогой.

Генерал кашлянул, аккуратно поставил кубок и повернулся к выходу. И тут, вероятно, заметил что-то, потому что вдруг остановился и вперил взгляд в угол, где таился Томас.

В комнате стало тихо. Томас взялся за кинжал. Если, убив Мартина, он разрушит планы врагов, это может оказаться поважнее книг. Ведь…

— Эй?

Томас напрягся.

Генерал сделал пару шагов к бочке и вновь остановился.

Ну, Томас! Давай!

Нет, не сейчас. Генерал еще мог отвернуться. Меньше шансов, что успеет закричать, если напасть со спины.

Тот стоял неподвижно довольно долго. Потом вздохнул и отвернулся.

Томас мгновенно выпрямился и метнул кинжал. Если враг и услышал свист летящего оружия, отреагировать он не успел. Несколько раз перевернувшись в воздухе, кинжал вонзился в основание шеи и перерезал спинной мозг.

Генерал рухнул мешком.

Томас мигом оказался рядом и прикрыл ему рот рукой. Но генерал уже не смог бы поднять тревогу.

Выдернув кинжал, Томас вытер лезвие о его плащ. По шее Мартина струйкой потекла кровь. Капнула на пол — раз, другой.

Томас подтащил труп к бочке, поднял и погрузил в воду. Великого генерала найдут утопленным, как какого-нибудь преступника.

Уильям ждал там, где Томас его оставил, в углу — с порога не разглядишь.

— Все в порядке?

— Подождать надо. Их бесстрашный вождь развлекается с женой, — ответил Томас.

— Ты нашел спальню?

— Вроде бы нашел. Но, как я сказал, она пока занята. Дадим ему немного времени.

— У нас нет времени! Скоро солнце взойдет.

— Время у нас есть. Зато его больше нет у великого генерала Мартина. Если не ошибаюсь, я его только что убил.

Ждали они меньше получаса. То ли Кваронг сослался на жену, чтобы выпроводить генерала, то ли просто предпочел удовольствию сон, только, когда Томас с Уильямом остановились, прислушиваясь, у входа в его предполагаемую спальню, никаких других звуков, кроме тихого размеренного храпа, до них не донеслось.

Томас отодвинул занавес, заглянул. Увидел нечто вроде прихожей, освещенной единственным факелом. В углу, свесив голову меж колен, сидел одинокий охранник.

Томас поднес палец к губам, указал на стражника. Уильям кивнул.

Не сводя с охранника глаз, Томас на цыпочках направился к занавесу на другой стене комнаты. Уильям тем временем сделал свое дело. Глухой удар — и Паршивый растянулся без сознания. Коли повезет, он так и не узнает о ночных пришельцах. И его не утопят в бочке, чего он, будучи охранником, несомненно, заслужил, позволив ворам проникнуть в спальню Великого.

Это и впрямь оказалась спальня. Бесстрашный вождь громко храпел, раскинувшись на ложе из подушек. Рядом свернулась клубочком его жена.

Войдя, они опустили занавес, постояли, давая глазам привыкнуть к темноте. Сквозь тонкую стену сюда просачивался тусклый свет из приемной.

Если девочка-служанка не обманула, книги Кваронг держал в комнатке за кроватью. Томас присмотрелся и увидел еще один занавес. А заодно — и железную сетку, покрывавшую стены спальни. Кваронг основательно позаботился о том, чтобы никто не мог проникнуть внутрь.

Томас пересек комнату, держа кинжал наготове. Подавил жгучее желание перерезать вождю глотку. Сначала — книги. Если их тут не окажется, Кваронг понадобится ему, чтобы сказать, где они. Если они здесь, вождя он убьет перед уходом.

Занавес он отодвигал нетвердой рукой.

Открыл путь.

Проскользнул внутрь, Уильям — за ним.

Комнатка оказалась крошечной и темной. На полу полукругом стояли высокие бронзовые подсвечники с погашенными свечами. На стене — кованое изображение змеевидной летучей мыши. Под ним, в окружении подсвечников, — два сундука.

Сердце у Томаса и так колотилось, а тут и вовсе понеслось вскачь. Паршивые обычно возили ценные вещи именно в таких сундуках — плетеных из тростника, скрепленного известковым раствором. Эти же два были еще и окованы бронзовыми полосами. На крышках — гербы с шатайками.

Если внутри были книги, значит, Обитатели Пустыни и впрямь считали их реликвиями своей развивающейся веры. Хотя их создал Элион — задолго до того, как шатайки вырвались из черного леса и разорили землю. Кваронг объединил два предмета почитания, недвусмысленно друг другу противостоявшие. Это было все равно, что поставить Тили рядом с даром Элиона и сказать, что они — одно и то же.

Это козни самого Тили, подумал Томас. Тот всегда хотел быть Элионом, и теперь — для Паршивых — стал им. Заявил свои права на историю. История принадлежала ему. Создателю.

Богохульство.

Томас опустился на одно колено, взялся за крышку, потянул. Но та не сдвинулась с места.

Уильям провел рукою по верху.

— Здесь, — шепнул он. Сундук вместе с крышкой оказался обвязан еще и кожаными ремнями.

Он быстро перерезал их. Концы ремней, отскочив, стукнули по сундуку. Томас с Уильямом переглянулись, прислушались. Из спальни вождя по-прежнему доносился только храп.

Потом они вдвоем потянули крышку вверх, и она отделилась от сундука с тихим скрипом.

Проблема заключалась в том, что отсюда был только один путь наружу. Если бы их здесь застали, разрезать стену и убежать не удалось бы. По сути, они находились в маленькой западне.

Вдвоем они отодвинули крышку, и, едва сундук приоткрылся, Томас понял, что достиг своей цели.

Книги!

Он быстро поднялся на ноги. Чересчур быстро. Крышка выскользнула из пальцев и ударилась углом об пол. Задела один из подсвечников, тот зашатался.

Томас нагнулся к нему, поймал, не дав упасть. Они с Уильямом снова замерли. Храп продолжался. Уильям опустил на пол свой край крышки. Пот на этот раз прошиб обоих.

Исторические книги были в кожаных переплетах и выглядели очень, очень старыми. Размером меньше, чем он думал, примерно в дюйм толщиной и в длину дюймов девять. В одном сундуке их помещалось штук пятьдесят.

Он провел рукой по верхней книге, стер тонкий слой пыли, ее покрывавший. Давно их, судя по всему, не читали. Неудивительно — в Орде, возможно, вообще никто не умел читать. Даже среди Лесного Народа умели немногие — да и зачем, если устные традиции всех устраивают?

Для своего размера книга оказалась тяжеловатой. Вытисненный заголовок гласил: «Рассказы об истории». Томас открыл ее. Увидел замысловатый рукописный шрифт. Перевернул несколько страниц. Та же письменность, что и в его снах. Английский язык.

Обыкновенный английский. Но дочь Кваронга назвала его невнятицей. Значит, Паршивые читать их не могли. И все же было в этих книгах что-то неуловимо странное.

Он вернул ее на место, взял другую. Заголовок тот же. Да и остальные, которые он видел в сундуке, назывались так же, хотя на нескольких имелись подзаголовки. Он отложил вынутую книгу на пол.

— Это они? — чуть слышно шепнул Уильям.

Томас кивнул. Да, это были они, и их было много. Слишком много, чтобы унести вдвоем за один раз.

Он указал на другой сундук. Уильям разрезал ремни, они сняли крышку. В нем тоже оказались книги. Возвращая крышку на место, Томас прошептал:

— Пора уходить.

— Они поймут, что мы тут были! Ты убил Мартина.

«Ну и что? Убить его мог и какой-нибудь обиженный солдат», — подумал Томас. Правда, они разрезали ремни на сундуках. Их следует как-то завязать снова.

Но сперва все же прихватить несколько книг, из тех, что…

Из спальни донесся кашель Кваронга.

Томас замер. Нет времени рыться в сундуках. Надо вернуться сюда с подмогой и забрать все.

В спальне послышалось движение. Пора было пошевеливаться. Он показал жестами, что нужно делать, Уильям понял. Стараясь не шуметь, они потратили на завязывание сундуков слишком много времени, но справились, в конце концов. Томас подобрал книгу, которую успел вытащить, проверил ремни на крышках. Как будто в порядке.

Мимо Кваронга они проскользнули, еще раз поборов искушение с ним покончить. Они сделают это лишь после того, как книги будут у них. Томас не желал, убив вождя, переполошить весь лагерь. Ведь, если повезет, Паршивые могли и вовсе не узнать об их ночном вторжении.

Вернувшись в комнату слуг, они переоделись в свои плащи и выбрались наружу через дыру в стене.

— Идем медленно, — напомнил Томас.

— Не уверен, что могу идти быстро. Слишком все болит.

Орда спала. Если кто и видел, как они прошли в ночи по лагерю, то шума не поднял. Через двадцать минут Томас и Уильям оставили шатры позади и растворились во тьме пустыни.

— Идем! — воскликнула Майкиль. — До восхода солнца еще целый час. Раз они спят, цвета нашей кожи никто не разглядит. Придем и всех поубиваем!

— Можно я сперва омоюсь? — взмолился Уильям. — Меч в живот лучше, чем эта проклятая парша.

Томас смерил его взглядом. Они оба еще не мылись, решая, возвращаться им в лагерь до восхода или нет.

— Мойся, — разрешил он.

— Благодарю.

Уильям подошел к лошади, сорвал с себя одежду, швырнул ее наземь и начал, бормоча ругательства, плескать водой на грудь. При этом он кривился — через два дня после начала болезни вода причиняла боль не слишком сильную, но все же ощутимую.

— Теряем время, Томас, — сказала Майкиль. — Если идти — так сейчас.

Она все еще злилась из-за того, что ее не взяли в первый раз, Томас по глазам это видел. Да к тому же не могла теперь понять, почему они не прикончили Кваронга, пока тот спал.

Томас вынул добытую книгу, снова ее открыл. Первая страница была чиста. Вторая — тоже.

Вся книга оказалась чистой!

Ни единой буковки. Как такое могло случиться? Первая книга, в которую он заглядывал, была исписана, а эта, в которую не заглянул, — пуста.

Ему нужны остальные книги. Пусть Майкиль мечтает убить Кваронга, но этого делать нельзя, пока они не узнают все что нужно. И не завладеет обоими сундуками.

Он захлопнул книгу.

Это слишком рискованно. Лучше подождем и пойдем завтра ночью.

— До завтрашней ночи ты не дотянешь! — сказала Майкиль. — Из-за болезни утратишь разум.

— Тогда омоюсь сегодня и пойду, вымазавшись пеплом, как ты. Горячку пороть не стоит. Ведь подобная возможность может больше никогда не представиться.

— Часто ли Кваронг подходит к нашим лесам так близко? И еще меня беспокоит его план. Подумать надо. Из Южного леса сообщают, будто Мартин искал мира. И, возможно, лучшее, что мы можем сделать, — это подыграть их плану, притворяясь, что ничего не знаем. — Он встал, подошел к своему коню. — Слишком много вопросов. Подождем завтрашней ночи.

— А если они завтра уйдут? К тому же через три дня — Собрание. Мы не можем торчать тут вечно.

— Тогда мы пойдем за ними. А Собрание подождет. Довольно!

Из тьмы донеслось фырканье лошади. Чужой.

Томас инстинктивно упал и откатился…

— Томас!

Рашель? Он медленно приподнялся.

— Томас!

Она подъехала, соскользнула с коня и бросилась к нему.

— Томас, благодарение Элиону!

Да, это был Томас, но его состояние заставило Рашель остановиться на полпути. Даже в темноте было видно, какая серая у него кожа и бледные, почти белые глаза. Такое она и раньше видывала. Кто вовремя не омывался — начинал сереть. Ее и саму несколько раз прихватывала эта болезнь.

Но сейчас застать его воняющим серой, с пепельным лицом, она не ожидала.

— Ты… что с тобой?

Он взглянул на нее с удивлением:

— Мы должны выглядеть как они. Вот я и не мылся. А ты здесь откуда?

Бойцы его стояли над походными постелями, разложенными на песке. Костров не разжигали, таились. Томас находился рядом с лошадьми, в стороне, здесь же обтирался водой полураздетый Уильям. Местами уже розовый, местами — нездорово белый.

— Как ты мог уехать, ничего мне не сказав? — воскликнула Рашель. — И с тех пор не мылся? С ума сошел!

Он не ответил.

И пусть, зато он в безопасности, сейчас ее только это и волновало. Она метнулась к своему коню, отвязала кожаный мех с озерной водой и вручила мужу.

— Мойся. Скорее! Нам нужно поговорить. Наедине.

— Что стряслось?

— Расскажу, но сперва омойся. Я не стану целовать мужчину, от которого несет мертвецом.

Пока он отмывался, Сюзанна поведала Стражникам, как они сюда добирались. Но когда Томас спросил, зачем понадобился такой риск, вместо ответа она взглянула на Рашель.

Томас вынул из седельной сумки тунику, отряс ее от пыли, надел.

— Простите, мы отойдем на секунду, — он взял Рашель под локоть и отвел подальше. — Прости, любовь моя. Прости, пожалуйста, но я должен был уйти. А тебя тревожить не хотел.

От него все еще попахивало. Обтирание водой — все же не плавание в озере.

— Думаешь, твой уход меня не встревожил? — спросила она.

— Извини, но…

— Никогда больше так не делай. Никогда! — Она тяжело вздохнула. — Я знаю, почему ты уехал. Побеседовала со стариком Джеремией. Ты нашел их?

— Ты знаешь, что я отправился за книгами?

— И догадываюсь, что ты не ел прошлым вечером плод, как мы вроде бы договаривались.

— Ты не понимаешь: я должен видеть сны!

Рашель остановилась, оглянулась на их маленький лагерь. Потом посмотрела ему в глаза и отвела прядь волос с его лица:

— Прошлой ночью и я видела сон, Томас.

— Ты и раньше их видела.

— Сон об историческом прошлом.

Он настороженно в нее всмотрелся:

— Ты уверена?

— Достаточно для того, чтобы гоняться за тобой по пустыне.

— Но… этого не может быть. Ты же раньше не видела таких снов! Точно уверена? Возможно, тебе приснилось что-то похожее на прошлое, а то и вовсе — приснилось, что ты видишь сон о нем, как вижу их я?

— Нет. Я знаю, это было прошлое, потому что там я делала нечто такое, о чем представления не имею. Я была в месте под названием «лаборатория» и работала над вирусом под названием «штамм Рейзон».

За последние двенадцать часов она повторила это про себя раз сто, и все равно сейчас у нее встал комок в горле и голос дрогнул.

— Ты была ученым? Ты и впрямь была там и работала над вирусом?

— Я не просто там была, у меня еще имелось имя. Я делила разум с женщиной, которую зовут Моника де Рейзон. Как я понимаю, я была ею.

Он напрягся:

— Ты… не может этого быть.

— Ну что ты заладил — может, не может! Я понимаю в этом еще меньше, чем ты. И знаю только, что я точно побывала там. В прошлом. И делила разум с Моникой де Рейзон. У меня даже доказательство есть, смотри. Порез. Она… нет, я… взяла кусок белого пергамента… постой, это называлось «бумага»… и ее краем я порезала палец.

Рашель предъявила крохотную ранку, но света, увы, было маловато, чтобы ее разглядеть.

— Ты могла здесь порезаться и вообразить, будто порезалась в месте под названием лаборатория, работая над вирусом, о котором я много раз тебе рассказывал.

— Ты должен мне верить, Томас! Помнишь, как ты просил, чтобы я верила тебе? Я была там. Я видела… компьютер. Ты когда-нибудь рассказывал мне про такое устройство? Которое делает вычисления таким способом, какого мы тут и представить себе не можем? Не рассказывал! А еще микро… — Названия ей вспомнить не удалось, подробности с каждым часом стирались в памяти. — Прибор, через который рассматривают очень маленькие вещи. Откуда я, по-твоему, про них знаю?

Глаза у него расширились. Томас провел рукой по волосам и принялся расхаживать перед ней.

— Невероятно! Получается, ты — это она? Но там ты выглядишь иначе, чем здесь.

— Я не знаю, как получается. Я была одновременно и ею, и собой. Делила с ней ее чувства, ее знания.

— Я — Томас в обеих реальностях, и в обеих выгляжу одинаково. Ты же не похожа на Монику.

— Ты точно такой же там, как и здесь?

— Да. Нет, там я моложе. Мне всего двадцать пять.

— Подробности постепенно забываются, — сказала она.

Он перестал расхаживать, подошел к ней и поцеловал в губы.

— Спасибо! Спасибо, спасибо!

Она невольно улыбнулась. Стоят люди посреди пустыни, в нескольких милях от Орды, и целуются, потому что пришли к согласию насчет своих снов…

— Тебе еще что-нибудь снилось? — спросил он.

Рашель перестала улыбаться:

— В дороге я спала, конечно.

— И?

— И снилось мне Собрание.

— Но не Моника. Должно быть, с тобой случилось что-то, что помогло увидеть этот сон. — Он потер виски. — Но что?.. А она знает?

— Ты о Монике?

— Когда я вижу сны, в другой реальности я бодрствую. И знаю, что в этот самый момент, пока я бодрствую здесь, я сплю одновременно в гостинице под Вашингтоном, в округе Колумбия. А ты знаешь, спит ли сейчас Моника?

Рашель об этом понятия не имела. И пожала плечами:

— Кажется, она обо мне не знает. Во всяком случае, не думает обо мне. Вернее сказать, не думала тогда, когда я… смотрела ее глазами.

— Возможно, потому, что она не видела тебя во сне. Ты знаешь, что она существует, но она не знает, что ты существуешь!

Вывод этот взволновал его гораздо больше, чем Рашель.

— Меня это не утешает, — сказала она.

— Но почему? Главное, что ты знаешь! Ты не представляешь себе, что это значит для меня, Рашель. Мы как-то связаны с тобой в обеих реальностях. Я больше не одинок. О, сколько раз я думал, что, возможно, схожу с ума!

— И теперь твое безумие передалось мне. Чудесно. Но мне не кажется, что мы с тобой связаны в обеих реальностях, как ты их называешь. Во всяком случае, не так, как я понимаю связь. — Она понизила голос: — Ты любишь Монику?

Он захлопал глазами:

— Нет. С чего бы это?

— А должен!

Томас вытаращился на нее.

— Я имею в виду, должен любить меня, если я — Моника.

— Но мы не знаем, Моника ли ты.

— Зато знаем, что она и я уж точно как-то связаны.

— Да.

Рашель подняла свой пораненный палец:

— И то, что происходит с ней, происходит со мной.

— Похоже, так.

— А этот человек — Свенсон?.. Он собирается убить Монику.

Томас некоторое время помолчал, словно осмысливая услышанное. Потом взял Рашель за руку и поднес к своим губам порезанный палец. Поцеловал ранку.

— Сны не убьют тебя, любовь моя.

Но рука у него самого дрожала.

— Не успокаивай меня. Ты знаешь это лучше, чем я. Говорил мне то же самое еще пятнадцать лет назад. И повторил вчера вечером. Если мы умрем в историческом прошлом, значит, умрем и здесь. Я этого не понимаю. И не уверена, что хочу понять, но это — правда.

— Я не позволю тебе умереть!

Она шагнула ближе, прижалась к нему:

— Тогда ты должен видеть сны, муж мой. Должен остановить вирус, раз уж нам известно, что он убьет большинство людей. И я очень сомневаюсь в том, что Свенсон оставит Монику в живых.

— Думаешь, я сумею изменить прошлое?

Она заглянула ему в глаза:

— Коли не сумеешь… коли мы не сумеем, оба можем умереть. И там и здесь. И что тогда станется с нашими лесами? С нашими детьми? Ты должен освободить Монику. Раз любишь меня — должен освободить ее.

Томас напрягся:

— Значит, нужно идти за остальными историческими книгами! Сейчас, пока Орда не ушла.

— Нет. Тебе сейчас нужно увидеть сон. Я знаю, где держат Монику.