Циклоп.

О том, чтобы подобраться к горе тайком, и речи не шло. У них не было недели на прочесывание джунглей в поисках тоннеля, ведущего внутрь массива. Зато имелась инфракрасная техника, способная электронным способом убрать с Циклопа растительность и обнаружить вызывающие подозрения аномалии, такие, к примеру, как слишком высокая температура в некоторых местах.

Они сели в аэропорту Сентани, пополнили запасы топлива и немедленно поднялись в воздух снова, направляясь к горе, высившейся у побережья.

Прогноз погоды был благоприятным, ветер стих, команда отлично выспалась, пока летели над Тихим океаном. Но Томаса все равно грызло беспокойство. Вдруг он неправ? Вдруг Рашель ошиблась?

Тревожило и другое — он не смог добыть исторические книги. Они по-прежнему оставались у Кваронга, а он завладел всего одной, и то — пустою. Так что единственной полезной информацией было утверждение Рашели, что Монику держат здесь, в этой горе.

Транспортник летел низко, описывая круги над склоном горы, сканируя деревья. Из кабины вышел капитан Джонсон, похожий в своей камуфляжной экипировке на героя комикса. Шлем с коммуникативным устройством. Парашют. Пищевой паек. Две гранаты. Нож с зеленой рукояткой — за такой клинок Майкиль отдала бы своего лучшего коня.

Точно так же выглядели и остальные. Только Томас был экипирован попроще. Камуфляжный комбинезон, нож, рация, винтовка, пользоваться которой он не собирался, и парашют, которым пользоваться придется, хочет он того или нет. Впервые в жизни.

— Завершен полный облет, — сказал капитан. — Пока ничего. Вы уверены, что нам нужен именно этот склон?

— Да.

— В таком случае, оператор говорит, надо еще снизиться. Правда, нас могут услышать. Громыхаем как летучая праздничная ярмарка.

Томас снял шлем, провел рукой по взмокшим волосам:

— А есть альтернатива?

Они обсудили заранее добрый десяток полетных сценариев. Идеи у Томаса имелись, но в электронном наблюдении он ничего не понимал. И поэтому согласился с их планами.

— Нет. Вот если бы время не поджимало… Но если они здесь, внизу, то, уверяю вас, уже смотрят на нас во все глаза.

— Может, оно и лучше. Пусть увидят. Если повезет, мы заставим их себя выдать. Ведь удрать незаметно они не смогут.

Капитан внимательно посмотрел на него. Потом кивнул:

— Надеюсь, речь не о том, что мы собираемся подставить им свои задницы? Что-что, а это я сделаю в последнюю очередь.

— Я понимаю опасность, капитан, но могу сказать — если, конечно, от этого вам станет легче, — что президент отправил бы сюда весь воздушно-десантный флот, будь он уверен, что это поможет поскорее найти Монику де Рейзон. Давайте снизимся.

Французскую тайную полицию пустил по следу Хантера Арман Фортье. Начальник ее звонил Карлосу лично. На дело было брошено больше трехсот агентов — с приказом привезти Хантера во Францию или же, если не получится, убить его. Задействовав сеть информаторов в Соединенных Штатах, узнали, что Хантер вылетел в форт Брэгг, после чего исчез.

«Три варианта, — подумал тогда Карлос. — Первый — он все еще в форте Брэгг, затаился. Второй — летит во Францию, чтобы разобраться лично с Фортье. И третий — летит сюда, в Индонезию».

Глядя сейчас в бинокль на приближающийся транспортник, Карлос понял, что верным было последнее предположение. В самолете наверняка сидел Хантер.

Этот тип действовал ему на нервы еще хуже Свенсона. Трижды Хантер от него ускользнул. Верней, не так — дважды был смертельно ранен и чудом исцелился. Ускользнул лишь в последний раз.

Не только девять жизней имел. Еще и знал то, чего никак не должен был знать.

Ладно, пусть бы ему один раз приснилось, что они создали штамм Рейзон. Но Карлос не сомневался в том, что Хантер продолжает черпать информацию из своих снов. А вот и доказательство — подлетающий самолет, наверняка с инфракрасными сканерами. Правильно он сделал, что предоставил французам искать Хантера в Штатах, а сам вернулся сюда. Уверен был, что и Хантер сюда явится. За Моникой.

— Сколько кругов? — проскрипел в приемнике голос Свенсона.

Карлос подстроил микрофон:

— Семь. На этот раз они идут ниже.

— Атмосферные помехи.

— Как они нас нашли?

— Как я и говорил. Он узнал о вирусе, потом об антивирусе. А теперь еще — и где мы. Он — призрак.

— Пора в таком случае вызвать призрака на разговор. Думаете, не убьет его крушение?

— Не убьет. Кого угодно, но только не Хантера.

— Тогда сбейте их. И чтобы никто не выжил.

— Будем эвакуироваться?

— Попозже, как стемнеет. Фортье нужен этот парень. Во Франции.

— Понял.

Карлос вышел из-под защитной сетки, скрывавшей тепловые показатели его тела, поднял на плечо модифицированный гранатомет «Стингер». Прямое попадание — и самолет надвое. Он, конечно, вовсе не был уверен в том, что Хантер выживет, но это была игра, в которую он очень хотел, просто жаждал сыграть. В невероятный дар Хантера верить не хотелось. Лучше бы тот погиб.

Он подождал, пока самолет развернется и снова направится в его сторону. Лаборатория располагалась в центре горы, и самолет сейчас должен был оказаться на уровне его глаз. Один удачный выстрел. Все, что нужно.

— Контактный пеленг, два, девять, ноль.

Голос электронного оператора пробился сквозь шум моторов. Томас припал к окну.

— Контакт, один…

— Сближение, сближение! — донеслось из кабины.

И Томас тут же увидел несущуюся к самолету ракету.

Значит, он прав. Моника здесь!

И смерть здесь — смотрит ему прямо в лицо.

Самолет резко вильнул в сторону от траектории снаряда. Томас вцепился в подлокотник.

— Разблокировать защиту!

Голос пилота был заглушён внезапным ревом четырех двигателей — самолет рванулся вверх, застонал, набирая высоту.

— Попал! — завопил кто-то.

На краткий миг ужас охватил двадцать человек — смельчаков, не раз встречавшихся со смертью. Но этот бой был не похож на остальные — он завершился, едва начавшись.

Грохот.

Фюзеляж вспыхнул великанским костром сразу за кабиной. Во все стороны хлынули волны раскаленного воздуха, обжигая незащищенную кожу.

Томас пригнулся, пряча лицо. Его накрыло ревом, обдало жаром. Затем воздух стал холодным. Донесся чей-то крик.

Все произошло так быстро, что он не успел отреагировать. Понял только, что в самолет попала ракета, но, что это означало — до него еще не дошло.

Он вытаращил глаза. Самолет, развалившийся на три части, летел по небу справа от него. Носовая и хвостовая секции отставали от средней, которую с ревом уносили вперед уцелевшие моторы.

Томас висел в воздухе, пристегнутый к сиденью. Кажется, он еще не падал. Видимо, его выбросило из самолета, когда отвалился хвост, и он еще летел — по инерции.

Деревья, однако, были почти в трех тысячах футов под ним, а свободный полет не мог длиться вечно…

Тут он понял, что уже падает. Как камень.

Секунды на три, охваченный паникой, он оцепенел. Его привел в себя грохот, донесшийся справа. Центральная секция фюзеляжа врезалась в землю, и в небо взвился гигантский столб огня. Остаться кому-то в живых при таком ударе было невозможно.

Томас потянулся, чтобы отстегнуть ремни, но сиденье перевернулось в воздухе вместе с ним. Кое-как ему все же удалось сделать это, и он перекатился направо, борясь с инстинктивным желанием остаться в сомнительной безопасности металлического каркаса.

Две тысячи футов.

Сиденье куда-то унесло, и теперь он падал без него. Прыжками с эластичным канатом Томасу случалось развлекаться, но парашюта он до сегодняшнего дня даже не надевал ни разу, и уж тем более с ним не прыгал.

Носовая и хвостовая секции тоже рухнули в гущу деревьев. Без взрыва.

Тысяча футов.

Он схватился за вытяжной тросик и дернул. Парашют вылетел и с хлопком раскрылся. Ремни снаряжения сдавили грудь. Томас задохнулся на миг, потом втянул полные легкие воздуха. Шлема на нем уже не было — потерял.

Зеленое море внизу стремительно приблизилось. Раздался громкий треск, и он испугался, было, что сломал ногу, но это треснула ветка. И отломилась.

Земли сквозь листву было не видать. Ударившись ботинками в твердь, он упал и тяжело перекатился. Слишком тяжело. Стукнулся о дерево, сжался в комок возле выпирающих из-под земли корней, задыхаясь и ничего не соображая.

Птичье верещанье. Попугай. Нет, не попугай. На дереве неподалеку — длинноклювая черная птица, протестует против внезапного вторжения.

Живой.

Он застонал, сделал несколько глубоких вдохов. Подвигал ногами. Вроде целы. А вдруг он сейчас на самом деле без сознания и находится в пустыне?

Кое-как он поднялся на ноги. В голове постепенно прояснилось. Кругом кусты и тростник, ручей в тридцати ярдах. На берегу — огромное бревно.

Томас освободился от парашютной сбруи, проверил кости. Руки-ноги в синяках, но серьезных повреждений нет. Единственное оставшееся оружие — нож, пристегнутый к поясу.

Несколькими милями выше по склону в небо поднимался дым. Томас схватился за рацию, включил ее:

— Ответьте, ответьте. Кто-нибудь, ответьте!

Но рация лишь глухо шипела. Он попытался дозваться еще раз, но безуспешно. Передатчик словно умер. Впрочем, судя по тому, что он видел, все, кто мог ему ответить, умерли. Его вдруг замутило. Может, кому-то все же повезло, как ему… но нет, вроде бы из самолета больше никто не выпал. Томас двинулся к берегу ручья, перепрыгнул через бревно и ушел по щиколотку в топкую грязь.

Не спеши, не спеши. Думай!

Он огляделся по сторонам. Если память не подводит, ракету выпустили из точки примерно в середине восточного склона. Нужно добраться до обломков самолета. Выжившие. Оружие. Рация. Все, что может пригодиться. Желательно успеть до темноты. Пусть тело у него не такое, как у Томаса Хантера из другого мира, но ведь разум тот же! Бывал он в переделках и похуже. Гораздо хуже — не далее как вчера, в кольце ассасинов на расстоянии броска ножа от его горла.

Он углубился в джунгли, под плотный купол, не пропускающий солнца, направляясь туда, где клубился дым. Уцелевшие — не главное, у него сейчас есть цели поважнее, сколь бы бесчеловечным это ни казалось. Он должен найти Монику, любой ценой, даже если в цену эту входит гибель двадцати человек.

Стиснув зубы, он зарычал, борясь с желанием свернуть направо, к месту, откуда выпустили ракету. И не свернул.

Там наверняка видели раскрывшийся парашют. К его появлению готовы.

И на этот раз ему не увернуться от пули. Идти туда надо с чем-то посолидней, чем нож.

Карлос поднял рацию.

— Далеко?

— В ста метрах. Вверх по ручью, — ответил тихий голос. — Стрелять?

— Только если уверен, что попадешь ниже шеи. Это точно он?

Пауза.

— Точно.

— Помни, он мне нужен живым.

— И дротиком со снотворным можно убить, если попасть человеку в голову.

Карлос выжидал. За Хантером следили с момента его приземления. Крушение пережили еще четверо: двоих, как и его, выбросило из самолета; еще двое, с переломанными костями, истекали кровью возле обломков. Жить им оставалось недолго.

Если помощник не выстрелит сейчас, Хантера возьмут на месте крушения. Еще раз сбежать Карлос ему не позволит.

— Как дела? — Свенсон, по другой рации.

Карлос включил передатчик:

— Мы его видим.

— Значит, выжил.

— Да.

— Цел?

— Да.

— Пусть таким и останется.

— Да.

Дуй сюда и сам следи за его целостью, бездельник хренов! Разумеется, никто его не тронет. Пока он сам не нарвется…

— Мишень поражена, — прохрипела первая рация.

Карлос подождал, не сомневаясь, что услышит сейчас другое сообщение. Мишень вскочила и убегает.

Но ничего подобного не услышал:

— Все еще лежит?

— Лежит.

— Наручники. И поскорее! Боюсь, лежать он будет недолго.

Моника очнулась от тревожного сна.

Ей приснился грохот. Ужасающий грохот — небеса рушились на землю в ознаменование конца света. Люди, плача, взывали к огромному лицу в облаках — лицу Бога. Молили о герое, который спас бы их от столь кошмарного и несправедливого поворота событий. Просили избавления. И Бог сжалился. Он указал на женщину с длинными темными волосами, по имени Моника. Ту, которая сперва создала штамм Рейзон. Ту, которая могла теперь его усмирить.

Лежа на матрасе, Моника тяжело вздохнула. Не так все просто. «Избавление» сейчас — в руках Свенсона.

В замке повернули ключ, скрипнула дверь.

Она закрыла глаза. Еще неприятней, чем сидеть взаперти в этой белой комнатке, ей было видеть Свенсона. Или того типа с восточной внешностью, благоухавшего как парфюмерная лавка. Карлоса.

Судя по шагам, вошли несколько человек. Что-то тяжело упало на бетонный пол. Что? Смотреть не хотелось.

Шаги удалились, дверь снова заперли снаружи.

Моника долго медлила, прежде чем открыть глаза. Потом повернула голову.

Посреди комнаты лежал ничком какой-то человек. Лица не видно. Камуфляжный комбинезон, вымазанные грязью черные ботинки. Руки скованы за спиной. Темные волосы. Томас?

Моника вскочила.

Похож, только вот одет по-другому.

Она спешно приблизилась. Мужчина точно — руки слишком мускулисты для женщины. Обошла его кругом и увидела лицо.

Томас!

Мысли понеслись вскачь. Он пришел за ней! Он знал, где ее искать. Одет как солдат. Где же остальные?

В другое время ей стало бы дурно при виде человека в наручниках и без сознания, но нынче время было особое, и появление друга наполнило ее такой радостью, что она едва не расплакалась.

Встав на колени, она легонько потрясла его за плечо, прошептала:

— Томас!

Дышал он ровно. И она потрясла сильнее:

— Томас!

Щека прижата к полу, губы смяты. Однодневная щетина. Волосы растрепаны.

— Томас!

Он шевельнулся, было и тут же снова затих.

Она встала, оглядела его с ног до головы. Что же он за человек на самом деле? Сто раз ее мысли обращались к Томасу Хантеру, начиная с того дня, как он похитил ее ради ее собственной безопасности. Ради спасения мира — так он сказал. Что показалось бы полным бредом любому трезвомыслящему человеку.

Теперь-то она понимала. Он был особенным. Знал то, чего не мог знать, и готов был рисковать жизнью, защищая это знание.

На личном уровне — защищая ее. Спасая ее.

Моника взглянула на камеру слежения. Смотрят, конечно же. И слушают.

Подойдя к раковине, она зачерпнула лабораторным стаканом воду из тазика (проточной воды внутри горы не имелось, во всяком случае, ее не было в этой комнатушке), сдернула с вешалки полотенце и вернулась к Томасу. Намочила полотенце и осторожно протерла ему лицо и шею.

— Очнись, — прошептала. — Давай, Томас, пожалуйста, ты мне нужен в сознании!

Она побрызгала водой ему на голову, лицо, плечи, еще раз потрясла. Он шевельнул губами, сглотнул. Веки, наконец, дрогнули и приоткрылись.

— Это я, Моника.

Он скосил на нее глаза, расширил их и снова закрыл. Застонал и попытался встать.

Она потянула его за скованные руки, надеясь помочь. Кое-как он подобрал под себя колени — толку от ее помощи было мало, однако он и сам был полон решимости. И, в конце концов, изловчился сесть.

— Ты в порядке? — спросила она.

Глупый вопрос.

— В меня выстрелили, — сказал он.

— Ранили?

Но крови на его одежде она не видела!

— Нет. Просто усыпили.

Он покрутил шеей, сглотнул.

— Тебе нужно лечь. Давай-ка я помогу.

— Я только встал.

— У меня есть матрас.

— У нас нет времени. Как только они поймут, что действие наркотика кончилось, тут же явятся. А нам надо поговорить. Ты можешь снять с меня наручники?

Она посмотрела на них:

— Как?

— Ладно, брось. Черт, у меня в голове что-то…

Он вдруг вытаращил глаза.

— Что? — встревожилась она.

— Я не видел снов!

— Опять эти сны. Что они такое — понять невозможно, но, конечно, нечто большее, чем обычные сны.

— Наркотик, — сказала она. — Может, это он повлиял?

Он заговорил так, словно и впрямь грезил наяву:

— За эти две недели я в первый раз не видел сна. Находясь здесь, я имею в виду. Там-то я не видел их пятнадцать лет, потому что ел плоды рамбутана.

— Рамбутана, — эхом повторила она.

Стоит на коленях, в наручниках, в белой подземной темнице… мир погибает от вируса, носящего ее имя… а он рассуждает о каких-то плодах!

— Мы думаем, что ты можешь быть связана с Рашелью, — сказал он. Некоторое время пристально смотрел на нее. Потом отвернулся и пробормотал себе под нос: — Черт, черт. Полное безумие.

С чего он взял, что она может быть связана с Рашелью, Моника не поняла, но в данный момент значения это не имело — возможно, он просто еще не пришел в себя. Значение имело то, что он, похоже, был единственным человеком, способным ее отыскать. Она снова бросила взгляд на камеру. Нужно быть осторожнее.

— Нас слушают. Сядь на мою постель и прислонись спиной к стене.

Вроде бы понял. Она помогла ему дойти до матраса, он сел и вытянул скрещенные ноги.

— Если будем говорить тихо, нас не услышат, — сказала она, садясь рядом.

— Ближе, — велел он.

Она придвинулась, так, что колени их почти соприкоснулись. И спросила:

— Как ты меня нашел?

Он посмотрел на нее, потом отвел взгляд:

— Сначала — о вирусе. Его рассеяли.

— Я… я знаю, — сказала она. — Насколько все плохо?

— Плохо. Двадцать четыре аэропорта. Он распространяется беспрепятственно.

— Аэропорты не закрыли?

— Это не замедлило бы его продвижения настолько, чтобы оправдать панику. — Голос Томаса зазвучал тверже — действие наркотика заканчивалось. — Когда я улетал из Вашингтона, о существовании вируса знали только правительства зараженных стран. Но тайной эта информация останется недолго. Мир узнает о вирусе в ближайшие несколько дней.

Она тихо выругалась по-французски:

— Поверить не могу, что это и впрямь произошло! Мы ведь приняли все меры предосторожности. Вакцину нужно было не просто нагреть до определенной температуры, но еще и продержать в таком состоянии два часа. Час и пятьдесят минут или два часа и десять минут — и мутация не сохранилась бы.

— Это не твоя вина.

— Возможно. Но ты ведь знаешь, что моя вакцина была на самом деле вирусом, который…

— Да, я все знаю о твоей вакцине: ты говорила мне это еще в Бангкоке. Блестящее решение кое-каких серьезных проблем. Если тут и есть чья-то вина, так только моя. Именно я поведал миру, каким образом твоя вакцина может превратиться в вирус.

— Узнав об этом из снов…

— Да. В которых ты связана с Рашелью.

О снах ей с ним сейчас говорить не хотелось. Он смотрел на нее как-то странно всякий раз, когда упоминал о ее связи с Рашелью.

Она сменила тему и понизила голос до шепота:

— Они знают, кто за этим стоит? Знают, где мы?

— Франция замешана. Во всяком случае, какие-то гады из французского правительства. Это пока основная теория. Свенсон действует не один — он отвечает за вирус, но их там целая компания. Они называют себя «Новая Лояльность» и требуют ядерное оружие у всех владеющих им стран в обмен на антивирус.

— Кто же на это согласится?

— Уже согласились, — сказал он. — Китай и Россия. Соединенные Штаты готовятся. — Он заморгал глазами, как бы намекая, что это не совсем так. — И другие тоже. С Израилем могут возникнуть проблемы, но при должном нажиме и он, скорее всего, уступит. Смерть всего населения страны — главный козырь, побивающий любые доводы. Все упирается в антивирус.

— Как мой отец? Его компания ищет выход?

— Твой отец в Бангкоке кричит караул, но, кроме попыток найти антивирус, сделать может немногое. Активные поиски выхода — одна из причин, по которым не спешат обнародовать информацию. Будет антивирус — не будет паники.

— Они чего-то добились?

— Нет. Как я понял, на это способна только ты.

— Ты говоришь о черном ходе?

— Полагаю, именно из-за него Свенсон тебя и забрал. Ключ пережил мутацию?

Томаса, похоже, успели изрядно просветить.

— Да. Я думаю, что смогу создать вирус, который лишит силы штамм Рейзон. Наверное.

Он облегченно вздохнул и закрыл глаза:

— Слава Богу.

— Но я, увы, сижу здесь. И ты тоже.

— Ты дала ключ Свенсону? И что значит — «наверное»?

— Наверное, потому что на деле он еще не испытан. Я дала его Свенсону всего сутки назад.

— А ты можешь сказать, как этот вирус-убийца выглядит?

Смысл вопроса был ей понятен. Если их разделят или ему удастся сбежать без нее, он сможет передать информацию в нужные руки. Но формула антивируса, увы, была слишком сложна, чтобы человек без знания генетики мог ее хотя бы запомнить, не говоря уж о том, чтобы понять.

— Нет.

— Не знаешь, как выглядит, или не знаешь, как объяснить?

— Это нужно записать.

— Тогда запиши.

— Уже.

— Где?

— В компьютере. — Она взглянула на свое рабочее место. — Лучше бы ты меня отсюда забрал.

— Без тебя не уйду, поверь. Я еще не слышал конца.

— От кого?

— От Рашели, — сказал он.

В голове у Томаса постепенно прояснялось. Наручники плотно сидели на запястьях — избавиться от них он не мог. Надо бы как-то изловчиться и сбежать отсюда с антивирусом, но сейчас это казалось совершенно невозможным. Все, чем он мог пока заняться, — это разговаривать с Моникой.

Глядя в ее карие глаза, он думал о том, где сейчас на самом деле Рашель. И в очередной раз отметил про себя, что Моника совсем на нее не похожа.

Он посмотрел на ее указательный палец. Порез, точно такой же, как у Рашели. Потом снова заглянул ей в глаза. Последний раз он видел Монику в Таиланде, на прошлой неделе. И это было пятнадцать лет назад, еще до того, как он женился на Рашели. Невероятно!

Тем не менее, очень важно, чтобы Моника осознала эту непростую ситуацию. Если их разделят, и она будет знать, что связана с Рашелью, она, возможно, сумеет сделать то, что сделала Рашель. Увидеть сон.

Думая обо всем этом, он продолжал смотреть ей в глаза.

Моника отвела взгляд:

— Кто такая Рашель?

У обеих — боевой характер. Острое чутье. Но на этом, насколько он мог судить, сходство и заканчивалось.

— Томас, ты меня слышишь?

— Рашель?

— Да, Рашель, — Моника снова смотрела на него в упор.

— Извини. Ну, помнишь, я рассказывал тебе о своих снах? О том, как узнал во сне о штамме Рейзон?

— Такое забудешь!

— Да уж. Так вот, всякий раз, когда я засыпаю, я просыпаюсь в другой реальности, где и люди другие и… все прочее. Там я женат.

— И Рашель — твоя жена, — догадалась она.

Она знает!

— Ты помнишь?

Моника смотрела на него не отрываясь, и на какой-то миг он уверовал — помнит!

— Что помню?

О чем это он?

— Понимаешь… Не знаю, как это произошло, но Рашели приснилось, что она была тобой. Она и рассказала мне, где тебя искать. — Он сделал паузу. — Возможно, тогда ты тоже была Рашелью. Я… мы не знаем.

Моника резко встала. Рассердилась или испугалась — сказать было трудно.

— С чего, черт возьми, ты это взял?

— У тебя на указательном пальце — порез от бумаги. Рашель проснулась с точно таким же. И если вы и не были тогда одним и тем же человеком, то она в любом случае делила с тобой твои переживания.

Моника подняла руку, посмотрела на крохотную красную черточку на пальце. Потом медленно перевела взгляд на Томаса:

— Твоя жена в опасности.

В дверном замке заскрежетал ключ. Взгляд Моники метнулся к двери.

Майк Орир был уверен, что Тереза просто перенервничала. Конечно, у всякого голова пойдет кругом, заяви ему этак, в лоб, о вирусной угрозе. Угроза существовала, в этом он не сомневался. Человек по имени Ральборг Свенсон действительно рассеял вирус, мутацию вакцины Рейзон, и вирус этот действительно опасен — убьет миллионы, а то и миллиарды людей. Если его не остановят.

Но ведь его остановят!

Мир не может прекратить свое существование из-за того лишь, что кучка психов завладела пузырьком микробов. Жизнь его, Майка, не может кончиться лишь потому, что какой-то Свенсон нажимает на свои кнопочки, решив заиметь пару атомных бомб. Такого просто не бывает.

Так он думал три дня назад, когда до рокового часа оставалось еще восемнадцать дней, если верить симуляциям ЦКЗ. Но сейчас их оставалось пятнадцать, и Майк Орир стал неофитом Терезиной религии страха.

Сидя в своем офисе, он просматривал материалы, которые успел собрать. И все они свидетельствовали об одном и том же. Он знал, о чем, но знал также, что тут какая-то ошибка. Должна быть. Просто обязана!

За эти три дня он неоднократно разговаривал с Терезой и всякий раз спрашивал, не добился ли кто успеха в поисках антивируса. Она должна была однажды ответить «да». Просто обязана! Сказать, что, наконец, случился прорыв в одной из лабораторий Гонконга, Швейцарии или Калифорнийского университета.

Но «да» так и не звучало. Наоборот, чем дольше над проблемой работали, тем больше убеждались, что на поиски антивируса уйдет не один месяц.

Известие о случившемся на маленьком островке к югу от Явы необычайно опасном выбросе мутировавшей вакцины, названной штаммом Рейзон, попало в прессу накануне утром и вызвало ажиотаж. Население островка составляли примерно две тысячи человек, но аэропорта там, к счастью, не было, а морские перевозки были тут же приостановлены. Островок изолирован, вирусу дальнейшего хода нет. Других партий вакцины не выпускали.

Всемирная организация здравоохранения и Центр контроля заболеваний предоставили неограниченные фонды и предложили огромное вознаграждение за антивирус, который спасет две тысячи человек, коим иначе предстоит умереть меньше чем через три недели. Правительство заключило контракты со всеми ведущими лабораториями страны. Общество, помешанное на своем здоровье, переполошилось.

«Утка, — думал Майк, — наверняка отвлекающий маневр». Тем не менее, средства массовой информации все же преподнесли эту байку в смягченном варианте. Подыграли, понимая опасность паники.

Но они и половины правды не знали. Даже сотой доли ее. И как только сведения о столь значительной угрозе до сих пор не просочились в прессу? Возможно, другие ньюсмейкеры тоже сидят сейчас в своих офисах, думая об этом. Попросту боятся объявить миру, что небеса вот-вот рухнут на землю. Слишком уж эта правда невыносима. Слишком невероятна.

Майк встал, подошел к зеркалу. Открыл рот, внимательно изучил десны. Оттянул веки и осмотрел глазные яблоки. Никаких признаков. И, тем не менее, он заражен — дал Терезе образец крови, и результат оказался положительным. От нее ли он подхватил вирус-убийцу в самый первый день или позже, от кого-то другого, — неважно. Согласно тесту, он уже был ходячим покойником.

Вернувшись к столу, посмотрел на свои заметки. Два дня потратил, рыская по электронным хайвеям и делая осторожные телефонные звонки в попытках сложить головоломку. Сложил. И вовсе не уверен теперь, что это было хорошей идеей.

Факт: президент на последние четыре дня ушел в подполье. По официальным данным, в заботах о собственном здоровье он отменил три официальных обеда и поездку на Аляску с целью лоббирования альтернативной энергии. Полипы в толстой кишке — ничего странного. До этого он раза два и впрямь ложился в больницу. Так что в истории с полипами могла быть толика правды.

Факт: российский премьер-министр отменил поездку на Украину. Накопилось слишком много дел, связанных с энергетическим кризисом. Тоже недурное прикрытие. Однако весь военно-морской флот России стягивали сейчас в несколько главных портов. Для чего?

Факт: за последние два дня на восток отправилось не меньше восьмидесяти четырех военных транспортных колонн. Туда же отбыло по железной дороге огромное количество военного оборудования. Если не видеть картину в целом — ничего особенного. Но кое-кто из офицеров, командовавших перевозками, должен был что-то заподозрить — особенно увязав эти перевозки с перемещением флота в различные восточные гавани.

Факт: французское правительство практически в самовольной отлучке. Две сессии Национальной ассамблеи отменены, газеты наперебой задаются вопросами насчет безвременного ухода премьер-министра в незапланированный, предположительно, отпуск. Что еще интересней, почти вся французская армия отведена к северной границе — учебная тревога, так это было названо.

Факт: высокопоставленные лица Англии, Таиланда, Австралии, Бразилии, Германии, Индии, Японии и еще шести государств уже три дня хранят загадочное молчание.

Пять из двадцати семи фактов, которые Майк кропотливо собрал за последние двадцать четыре часа. Все они свидетельствовали о том, что самые влиятельные люди мира чем-то очень сильно встревожены. Не меньше, чем Тереза — штаммом Рейзон. А то и больше.

Зачем ему понадобилась эта информация? Затем, что он прекрасно знал — долго он молчать не сможет. И когда, наконец, соберется открыть рот и поведать людям, что происходит в мире, пока они живут себе, как ни в чем не бывало, у него должны быть на руках собственные убедительные доказательства, а не те, что предлагает Тереза. Правила нужно соблюдать, даже если времени, отведенного этому миру, почти не осталось.

— Это — мастерство, — пробормотал он.

Накануне вечером он подвозил в аэропорт к рейсу на Нью-Йорк финансового директора, Питера Мартинсона.

— Гипотетический вопрос, — сказал ему Майк. — Представь себе, что ты имеешь информацию, которая может повлиять на завтрашнее состояние рынка. Скажем, он собирается обрушиться. Является ли твоим святым долгом об этом сообщить?

Питер усмехнулся:

— В зависимости от источника. Свой человек в торговле? Ни в коем случае!

— Ну, хорошо, тогда представь следующее — ты знаешь, что в Землю должна врезаться комета, но поклялся президенту хранить тайну, поскольку он не хочет паники.

— Отчего ж тогда не уйти в ореоле славы, проболтавшись перед самым концом?

Майк принужденно рассмеялся и сменил тему. Но напоследок Питер все же подколол его разок, пообещав вернуться с точными сведениями о том, собирается ли на днях рухнуть рынок.

В дверь постучали. Майк быстро собрал бумаги:

— Войдите.

В комнату заглянула Нэнси Родригес, его напарница по вечерней передаче «В чем вопрос».

— На совещание собираешься?

Он и забыл, что директор отдела новостей назначил обсуждение нового вечернего состава.

— Иди, я догоню.

Нэнси исчезла.

Майк сложил бумаги в правый ящик стола. На кой черт ему это обсуждение? Почему бы не поехать в Северную Дакоту, не повидать родителей и друзей? Не купить «Ягуар», не наесться до отвала омаров?

Или еще лучше — не сходить в церковь и не исповедаться?

Эта мысль его поразила.

По спине струйкой побежал пот. Все происходит на самом деле. Не в сказке какой-нибудь. А в его собственной жизни. В жизни всех людей.

Разве можно не сказать им об этом?

Дверь открылась.

— Я постараюсь передать тебе записи, — шепнула Моника, имея в виду антивирус.

Томас повернул голову.

Вошел Карлос в сопровождении человека, встречаться с которым Томасу еще не приходилось.

Тот был высок, шагал медленно, опираясь на белую трость, — берег правую ногу. Черные, зализанные назад волосы. Свенсон. Фотографию его Томас видел в Бангкоке.

Сейчас он, похоже, еле удерживался от злорадной улыбки.

Карлос же, наоборот, казался мрачным. Он выставил на середину комнаты стул от рабочего стола, подошел к Томасу, схватил его за наручники и вздернул на ноги. Чуть плечи ему не вывихнул.

— Садись, — сказал он, указывая на стул. Ногти у Карлоса были длинные, но ухоженные. И пахло от него хорошим мылом.

Томас подошел к стулу, сел. Монику Карлос подтолкнул к раковине, где и приковал к вешалке для полотенец. Зачем?

Свенсон медленно зашагал вокруг Томаса:

— Вот он, значит, каков — человек, который преподнес нам мир и кучу неприятных сюрпризов одновременно. Должен сказать, выглядите вы моложе, чем на фото.

Томас посмотрел на Монику. Со стариком он справился бы легко — даже в наручниках. Но с Карлосом вряд ли. Тот как раз подошел к нему сзади и пресек все мысли о нападении, привязав его ноги к ножкам стула.

— У вас есть кое-какие навыки, представляющие для нас ценность, — сказал Свенсон. — Вы нас нашли: Арман в восхищении. Ждет вас во Франции. Но сначала я хотел бы задать вам несколько собственных вопросов и, боюсь, вынужден буду настаивать на ответах.

— Мы оба нужны вам живыми, — сказал Томас.

Ученый усмехнулся:

— Неужели?

— Только дурак убьет тех, кто изначально снабдил его уникальной информацией, благодаря которой все и стало возможным.

Свенсон перестал описывать круги вокруг него:

— Возможно. Но теперь эта информация у меня. Вряд ли вы можете принести еще какую-то пользу.

— А вдруг? — спросил Томас. — Вдруг вирус мутирует снова? Какой тогда понадобится антивирус? Ответ знаем только мы, да и то — пока не полностью. Арман прав.

Кто такой Арман, он не знал, но предположил, что это человек, на которого работает Свенсон.

— Мутаций больше не будет, — беззаботно хмыкнул тот. — Тем не менее, я счастлив предъявить первый образец антивируса. — Он вынул из кармана маленький шприц с прозрачной жидкостью, злорадства уже не скрывая. — Думаю, вам обоим будет приятно увидеть плод своих трудов.

Он шлепнул двумя пальцами себя по левой руке, снял зубами с иглы пластиковый колпачок, сжал кулак. Нашел голубую вену, ввел иглу. Две секунды — и жидкость перекочевала в кровь. Он выдернул иглу и спрятал шприц в карман куртки.

— Любуйтесь. Перед вами — единственный человек на свете, который не умрет. Конечно, вскоре положение изменится, но не раньше, чем я получу за это плату. Благодарю вас обоих за службу. — Он помедлил, словно дожидаясь ответа: — Карлос!

Моника увидела длинную стальную иглу, и внутренности ее скрутило узлом. Томас ничего не видел — Карлос подошел сзади и занес иглу над его плечом.

— Когда мышцы протыкают — не слишком больно, — сказал Свенсон. — А вот кости — куда больней.

— Что вы задумали? — крикнула Моника.

Все трое посмотрели на нее.

Ответил Свенсон:

— Нечто более возвышенное, нежели то, что пришло вам на ум. Держите себя в руках, пожалуйста.

Они еще не начали, а глаза ее уже наполнились слезами. Она стиснула зубы. Попыталась унять дрожь в руках.

— Все в порядке, Моника, — сказал Томас. — Не бойся. Я видел, чем это кончится.

Верилось с трудом. Скорее всего, хочет ее успокоить. И сбить с толку их.

— Что ж, начнем с этих ваших знаний, — зловеще произнес Свенсон. — Как вы нас нашли?

— Поговорил во сне с белой летучей мышью. Она и сказала мне, что вы — в горе под названием Циклоп.

Свенсон хмуро воззрился на него. Кивнул Карлосу.

Тот воткнул иглу на сантиметр.

Томас закрыл глаза:

— В моих снах есть книги, которые называются историческими. В них записано все, что здесь произошло. Так я узнал о вирусе.

— Исторические книги? Больше похоже на правду. Что ж, расскажите мне, что произойдет дальше.

Томас помедлил. Открыл глаза, взглянул на Монику. Та едва держалась на ногах — так действовал на нее вид иглы в его плече.

— Больше половины населения мира умрет от штамма Рейзон, — сказал Томас. — Вы получите свое оружие. Настанут времена Великого Бедствия.

Он смотрел на нее не отрываясь. «Своего рода разговор — глазами», — подумала она. Не надо смотреть на его плечо. Надо смотреть в глаза, чтобы придать ему силы.

— Спасибо, конечно, но меня интересуют ближайшие дни, а не недели. Чтобы догадаться, чем все кончится, не нужны особые способности. Я хочу знать, чего мы добьемся. Или хотя бы — что предпримут в ближайшие дни американцы.

Томас немного подумал:

— Я не знаю.

— А мне кажется, знаете. Нам известно, что вы встречались с президентом. Расскажите о его планах.

Сердце у Моники сжалось. Речь уже не о снах. Они хотят выведать, о чем говорили Томас и Роберт Блэр.

— Мне об этих планах не рассказывали.

Свенсон снова кивнул Карлосу.

— Хотите, чтобы я начал выдумывать? — спросил Томас. — Я же сказал — я не знаю, что предпримут Соединенные Штаты.

— А я вам не верю.

Карлос нажал. Игла шла легко, пока не уперлась в кость.

Томас вновь закрыл глаза, но скрыть пробежавшую по лицу судорогу не смог.

Карлос навалился на иглу.

Томас застонал. И вдруг обмяк и расслабился. Потерял сознание! Слава Богу, потерял сознание.

Карлос с ворчанием выдернул иглу.

— Мы не перестарались? — Свенсон прищурился.

— От него я ожидал большего, — процедил Карлос.

— Наркотик, видно, еще действует.

Свенсон подошел к компьютеру, выдернул провод. Собрал карандаши и все записи Моники. Лишив ее основных орудий труда, довольный, зашагал к двери.

— Мы еще займемся им, позже. Проследи, чтобы к ночи оба были готовы к переезду.