Из сна его выдернул громкий стук. Томас вскрикнул и, еще не успев понять, где находится, скатился с кровати.
И снова вскрикнул, сильно ударившись об пол.
— Томас! Он — дома.
В спальню ворвалась Рашель.
— Что с тобой? — Она кинулась к нему, помогла подняться. — Ты в порядке?
— Извини, я просто…
— Что это? — Она тронула его за плечо, по которому текла тоненькая струйка крови. — Откуда?
— Пустяки. Царапина.
Он стер кровь, живо вспомнив эти самые «пустяки». Карлос, игла, невыносимая боль… Но надо хорошенько подумать, прежде чем рассказать об этих ужасах Рашели.
Он усилием воли выбросил сон из головы и заставил себя сосредоточиться на этой реальности.
Ночью они вернулись из пустыни, и кто-то из его людей успел рассказать о том, как Джастин их спас. Новость мгновенно облетела всю деревню.
До Собрания оставался один день, и здесь было уже почти сто тысяч человек, включая жителей Южного леса. И все пребывали в праздничном настроении.
Спать он лег поздно.
— Который час?
— Я тебе не верю. Что случилось?
— После расскажу. Ты-то отчего так запыхалась?
— Ах, да, — спохватилась она. — Тебя призывают. В Туановую долину. И поскорее.
— Кто призывает?
— Совет. И все остальные. С утра пришла весть — Джастин проедет по Туановой долине. Встретить его там уже собралось полдеревни.
— Встретить его там? Кто это придумал? Эта долина — не для магов и политиков!
Она приложила палец к его губам:
— Знаю, знаю, она для великих воинов. Но разве человек, спасший жизнь моему мужу, не великий воин?
— Так это ты придумала?
— Нет. Само как-то решилось. Одевайся скорее! Пора идти.
— Но я-то зачем там нужен?
— Люди думают, ты хочешь выразить ему свою благодарность.
Томас, завязывавший ремешки обуви, чуть не упал, услышав это.
— Благодарность? Он что — наш новый король?
— Похоже на то, коль послушать жителей Южного леса. А ты завидуешь? Он ведь безобиден.
— Безобиден? Да мне с ним завтра, возможно, предстоит поединок!
— Даже в этом случае у тебя остается выбор — изгнание.
— Совет хочет его смерти. Такова плата за пренебрежение любовью Элиона. Если его сочтут виновным, потребуют…
— Но изгнание — это тоже смерть! Смерть заживо.
— Совет…
— Совет спятил от зависти! — сказала Рашель. — Довольно. Поединка не будет. Люди его любят!
— Не пойду я в Туановую долину оказывать ему почести. Это смешно.
— Кому смешно? Твоим Стражникам? Они завидуют не меньше, чем Совет. Представь только, как это будет выглядеть, если ты не окажешь должного уважения человеку, спасшему тебе жизнь.
— Но Туановая долина… она ведь не для каждого солдата, который спасает своего командира. Торжественные встречи в ней устраивались всего несколько раз.
— Сегодня — как раз такой случай, и ты туда пойдешь.
Он оделся, наконец, примотал холщовой лентой к поясу историческую книгу. Рашель заглядывала в нее и сочла бесполезной. Так оно, наверное, и было, но расстаться с книгой он все-таки не мог. Вдруг да пригодится на что-то?
Они вышли из дому и окунулись в атмосферу праздника. В честь Собрания улицы были устланы белыми туанами, которые Томас предпочитал называть лилиями; на каждой двери висели лавандовые гирлянды. Жители деревни и гости принарядились в туники светлых тонов, украсили себя бронзовыми браслетами и головными обручами. И каждый встречный приветствовал Томаса, кто — добрым словом, кто, в знак уважения, — поклоном. Лесная Стража не раз спасала жителей всех деревень.
Томас улыбался в ответ и приветствовал всех, кого видел. Вопреки его ожиданиям, на улицах было не так много народу, как обычно за день до ежегодного Собрания. Многие ушли в долину. Совет будет в ярости.
Выйдя за главные ворота, они двинулись по утоптанной тропе. Рашель оглянулась, чтобы убедиться, что поблизости никого нет.
— Ну, теперь говори. Что случилось?
Сон…
— Мы нашли Монику.
Глаза у нее стали круглыми.
— Я так и знала! — От восторга она даже подпрыгнула, как ребенок. — Все это — правда. Я же просила тебя поверить, Томас. Поверить, что я была там, в той белой комнате.
Она обняла его и поцеловала в губы, чуть не столкнув с тропы.
— Я-то поверил, — сказал он. — Помнится, это ты мне когда-то не верила.
— Это было давно. Ты спас меня?
— Нет.
— Нет?
— Но я стараюсь.
— Расскажи все.
И он рассказал. Обо всем, кроме пытки.
— Значит, ты не только не спас Монику, но в заточении оказались мы оба, — пробормотала Рашель, выслушав до конца. И остановилась. — Ужасно. Нам грозит смертельная опасность!
— Она и раньше грозила.
— Но не такая.
— Вирус гораздо опасней. Мы знаем теперь хотя бы, что антивирус существует, и я — рядом с людьми, у которых он в руках. Может, я найду способ выбраться.
— Боже, мы оба в заточении! И нас убьют, обоих.
Томас взял ее за руку и повел дальше:
— Этого не случится.
Он посмотрел на окружавший их лес. Ветер доносил звуки далекого веселья. Томас вздохнул:
— Все готовятся к празднованию, а мы говорим о пытках…
— О пытках? Ты о чем?
— Обо всем сразу. Это же пытка. Свенсон пытает нас заточением.
Вроде бы вывернулся. Рашель заговорила о другом.
— Если ты и я живем в обоих мирах, может быть, в них живут и все остальные? — спросила она.
— Я об этом думал. Но сны о людях другого мира видим только мы.
— И кто, интересно, там — Кваронг? А здесь — Свенсон? Умер бы он там, если б мы нашли его здесь и убили?
— Свенсон нам нужен живым. У него антивирус. Все не так просто, Рашель. Мы не можем ни с того ни с сего начать убивать людей. — Он обдумал ее предположение и с другой стороны. — Кроме того, если бы все жили в обоих мирах, населения у нас было бы гораздо больше.
— Может быть, здесь только часть людей. А остальные — в каких-нибудь других реальностях.
— Допустим, но почему тогда люди здесь не падают на ходу замертво, если внезапно погибают там — от несчастного случая к примеру?
— Возможно, связь бывает неполной, пока они не знают о ней. Мы знаем, благодаря снам, а остальные — нет. А брешь между реальностями без этого знания не пробить.
— Тогда как же мне это удалось в первый раз?
Она пожала плечами:
— Это всего лишь предположения.
— «Интересные предположения», — хмыкнул Томас. — Причем делающиеся с лету.
Она усмехнулась:
— Сила женского ума.
— Мне кажется, я — только ворота между реальностями. Единственное, что передается из одной в другую, — это кровь, знания и навыки, а я всего лишь ворота.
— Но ведь и я прошла.
И Томас вдруг отчетливо понял причину:
— Ты порезалась, как и я. И у тебя шла кровь. У нас обоих шла кровь.
— И, может быть, все это полный бред, — отозвалась она.
— Быть может.
Никогда еще в Туановой долине не собиралось столько народу, даже после Зимнего похода, когда здесь чествовали Томаса жители ближайших лесов.
Сперва Томас и Рашель услышали толпу, за сотню ярдов, — приглушенный рокот голосов, который с каждым шагом становился громче. Когда же они вышли из-за последнего поворота тропы и перед ними открылось зеленое пространство долины, рокот перерос в рев.
Томас остановился, утратив дар речи.
Долина походила на гигантскую чашу с отлогими склонами и плоским основанием. По ней протекал небольшой ручей, на берегах которого в изобилии росли белые, похожие на лилии цветы — туаны, в честь коих она и получила свое название. Вдоль ручья пролегала широкая тропа.
Но не этот вид ошеломил Томаса, а количество людей. Все склоны были усеяны ими — возбужденно переговаривающимися, нарядными, в белых туниках, с цветами в волосах. Тысяч тридцать собралось, не меньше. Огромное количество! Томас понял, что популярность Джастина сейчас велика как никогда. Победа в Южном лесу и вчерашнее происшествие в пустыне возвели его за ночь в ранг героя. Поклонники у него и раньше были, конечно, но сейчас его готова была носить на руках вся изменчивая толпа.
— Томас! Томас Хантер! — выкрикнул кто-то.
То был Питер Южный, один из старейшин Южного леса. Томас поклонился ему.
Весть разнеслась по долине мгновенно; к Томасу повернулись тысячи лиц, поднялся всеобщий крик: «Томас Хантер!»
Он улыбнулся и вскинул руку, приветствуя их, одновременно высматривая в толпе Сайфуса и остальных советников.
— Пройди вперед, Томас, — сказал Питер. — Быстрее, он скоро будет.
— Мне и отсюда все видно…
— Нет-нет, мы сохранили для тебя место. — Он взял Томаса за руку, потянул за собой. — Рашель, иди с нами.
Зазвучала хвалебная песнь, как велел обычай. Хантер, Хантер, Хантер, Хантер! В тридцать тысяч глоток.
Все смотрели на него, все выкрикивали его имя. Ничего другого не оставалось, кроме как отправиться с Питером Южным вниз по склону. Толпа перед Томасом расступалась. Миг назад возбужденно пританцовывавшие, люди притихали, глядя на великого воина с благоговением.
Питер вывел их с Рашелью в первый ряд.
— Благодарю, — улыбнулся Томас.
Старейшина ушел.
Слева к Томасу пробились сын и дочь. Сэмюель и Мэри, сиявшие от гордости, но старавшиеся не выказывать ее слишком явно. Он подмигнул им и улыбнулся.
Песнь не смолкала. Хантер, Хантер, Хантер, Хантер. Он снова поднял руку — в знак благодарности.
Склоны долины являли собой естественные трибуны. Дно в семьдесят ярдов шириной служило дорогой для процессий, где в иное время никто не смел топтать траву. Так велел обычай. Тропа, по которой должен был проехать Джастин, рассекала долину надвое, и до нее от того места, где стоял Томас, было тридцать ярдов.
Он увидел неподалеку маленькую девочку, лет девяти, с белой лилией в волосах, молча таращившую на него круглые карие глаза. «Забыла, как и петь, оказавшись в двух шагах от ходячей легенды», — подумал Томас. Улыбнулся ей и поклонился.
Она ответила робкой улыбкой. Одного зуба у нее не хватало. Возможно, малышке не было еще и девяти.
— Прелестное дитя, — сказала, глядя на нее, Рашель.
Толпа по-прежнему распевала его имя.
Никакого сигнала никто не подал. Не сверкнула молния в небе, предупреждая. Но в течение двух секунд все переменилось. Прозвучало: Хантер, Хант… И — пала тишина.
Глубокая, звенящая, она показалась Томасу громче рева, который ей предшествовал.
Он взглянул на противоположный склон и увидел, что все взоры обращены налево. Тоже повернулся туда, вгляделся. Там, где заканчивались деревья, и начинался травянистый склон, стояла белая лошадь. На ней сидел человек в белой тунике без рукавов.
Прибыл Джастин Южный.
Позади виднелись еще два всадника, в обычном боевом облачении. «Джастин и его свита», — подумал Томас.
Время, казалось, замерло. Долго, очень долго Джастин оставался неподвижным. На голове — венок из белых цветов. На руках — медные браслеты. К ноге пристегнут нож, за спиной, в красных ножнах — меч с черной рукоятью. В седле он держался с уверенностью бывалого воина, но походил больше на принца, чем на солдата.
Он кого-то поискал в толпе взглядом, на мгновение задержал его на Томасе и, наконец, сдвинулся с места. Все в той же тишине.
Конь под ним ударил в землю копытом. Ступил в долину.
И тут землю сотряс рев, вырвавшийся разом из глоток тридцати тысяч человек. В воздух взлетели сжатые кулаки. Громче, казалось, кричать было невозможно. Но едва Томас так решил, как рев еще усилился.
От деревни долину отделяли три мили, но можно было не сомневаться, что в тот миг в каждом доме сотряслись ставни. Скольким здесь, подумалось Томасу, хочется кричать лишь потому, что кричат остальные? Скольким все равно, кого славить, лишь бы славить? Наверняка большинству.
Он взглянул на сияющую Рашель, которая тоже кричала, захваченная моментом. И улыбнулся. Почему бы и нет? Каждый воин заслуживает почестей. В том числе и Джастин, хотя во многом другом он, несомненно, достоин порицания. Пусть Совет попотеет. Сегодня — день Джастина.
И Томас вскинул кулак, салютуя.
Медленно, нарочито размеренным шагом, Джастин въехал в долину. Смотрел он прямо перед собой, никак не выражая толпе свою признательность. Сопровождающие его ехали позади шагах в тридцати.
Бессловесный рев перешел в хвалебную песнь. Из уст каждого мужчины, каждой женщины, каждого ребенка в долине (а может, и за ее пределами) вырывалось теперь одно имя — Джастин, Джастин, Джастин, Джастин… — и в конце концов, каждый выкрик этого имени стал напоминать взрыв.
Джастин! Джастин! Джастин! Джастин!
Подобных почестей, воздаваемых человеку, Томас еще не видел. И то, что Джастин принимал хвалу даже без улыбки, словно оправдывало столь пламенное ему поклонение. Как будто он знал, что заслужил его с лихвой, и воспринимал как должное.
Воздух вибрировал от криков. Трепетали листья деревьев у ручья. Томас чувствовал, как звук этот пронизывает его насквозь и сотрясает сердце.
Джастин! Джастин! Джастин! Джастин!
Тот добрался до середины долины и остановил коня. Встал на стременах во весь рост, поднял кверху кулаки, запрокинул голову и начал что-то кричать.
Сперва расслышать его было невозможно, но, как только люди заметили, что он делает, толпа стала затихать. И вскоре голос его пробился сквозь шум. Он выкрикивал в небо чье-то имя. Отчаянно, громко, исступленно…
Имя Элиона.
Томаса пробил озноб. Джастин провозглашал власть Создателя. И делал это, прекрасно зная, что ему брошен вызов. Совет просто взбесится. Если Джастин виновен, он и впрямь хитер, манипулятор чертов.
Имя своего Творца он выкрикивал с закрытыми глазами, с лицом искаженным, как у человека, разрывающегося между благодарностью и страхом. Толпа растерянно примолкла.
В последний, долгий, насколько хватило дыхания, крик Джастин вложил, казалось, все силы:
— Элллииииоооон! — Затем опустился в седло и медленно повернулся к Томасу: — Приветствую тебя, Томас Хантер, — произнес он.
Томас только склонил голову. Искренне, с чистым сердцем, приветствовать его в ответ, зная о предстоящем поединке, он не мог.
Джастин склонил голову в ответ. Развернул коня, окинул взглядом людей, толпившихся на дальнем склоне, затем оглядел склон, где находился Томас. Жеребец под ним нервно переступал с ноги на ногу. Казалось, Джастин кого-то ищет.
Детей, — подумал вдруг Томас. — Он ищет детей.
Тот еще раз развернулся и снова пристально всмотрелся зелеными глазами в дальний склон. И вновь вернулся к ближнему.
Из толпы, футах в сорока от того места, где стоял Томас, вышла девочка, сделала несколько шагов по зеленому лугу и остановилась. У нее были светлые волосы до плеч. Одна рука — ссохшаяся, увечная. Девочку с головы до ног сотрясала дрожь, по щекам бежали слезы.
Сначала Томас ждал, что мать окликнет ее и позовет обратно. Обычаи долины известны всем — к воину, пока его чествуют, никто не приближается. Время порядка и уважения, никак не хаоса.
И тут он увидел, что Джастин смотрит на девочку. Нет, он, конечно же, искал не ее…
Вслед за девочкой на луг вышел еще и маленький, вихрастый мальчуган.
Томас, к своему изумлению, увидел на щеках Джастина слезы. Словно забыв о глазеющей на него толпе, он неотрывно смотрел на малышку.
— Они знакомы, — прошептала Рашель.
Джастин внезапно соскользнул с коня. Опустился на одно колено и широко раскинул руки.
Девочка бросилась к нему с громким плачем. Путаясь ногами в подоле своей белой туники, теряя на бегу цветы, которыми были украшены ее волосы.
Добежала. Он обнял ее и крепко прижал к себе.
У Томаса в горле застрял комок.
Девочка подала Джастину руки, он расцеловал их. Затем встал и отвел ее в сторону от лошадей, в такое место, где их обоих хорошо видела вся долина. Шепнул ей что-то на ухо, отошел. Она осталась стоять.
— Что он делает?
Джастин обвел толпу твердым взглядом.
— Сегодня я скажу вам, что самые великие воины среди вас — это дети, — прокричал он так громко, чтобы услышали все. — С ними во главе вы начнете новую войну.
И повернулся к девочке, которая сейчас широко улыбалась. В глазах Джастина зажглись огоньки. Он протянул к ней руку:
— Позвольте представить вам мою принцессу, Люси!
Сказать, искренне он говорил или хитрил, было невозможно. Но в любом случае эта сцена трогала до глубины души.
Джастин снял со своего коня венок из белых цветов, бережно возложил его девочке на голову и отступил. Вновь опустился на одно колено, приложил одну руку к груди, а другую протянул к собравшимся.
Толпа разразилась приветственными криками. Теперь девочка широко улыбалась. Рашель рядом с Томасом утерла слезы с глаз. Джастин поманил мальчика, тот ринулся к нему.
— А это мой принц, Билли!
Он подхватил мальчугана, развернул его в другую сторону. И повел детей к своему коню. Вскочил в седло, поднял туда же обоих — Люси посадил сзади, Билли спереди. Передал мальчику поводья и слегка пришпорил коня.
Толпа разразилась криками снова, кое-кто принялся распевать имена Билли и Люси. Теперь Джастин начал благодарить собравшихся. И, глядя на него, видя его горделивую осанку и почести, воздаваемые ему, можно было подумать, что это — какой-нибудь король из далекого прошлого, а не лесной бродяга, бросивший Стражу и подстрекающий народ к предательству.
Доехав до другого конца долины, Джастин опустил детей на землю и скрылся в лесу.
— Ты все еще думаешь, что завтрашний вызов закончится поединком? — спросила Рашель.
Шум затих, долина постепенно пустела.
— Джастин — либо человек, который заслуживает всех этих почестей, либо человек, который заслуживает смерти, — ответил Томас. — И в любом случае он гораздо опаснее, чем можно себе даже представить.
— Так кто же он, по-твоему?
Томас взглянул на лес, укрывший Джастина. Воплощение лжи или воплощение милосердия? Какое это имеет значение, если оба пути ведут к предательству? Ведь тот, кто посредничает о мире с сыновьями шатаек, не может следовать за Элионом.
— Томас, ты меня не слушаешь?
— Я думаю, что он весьма опасен. Но пусть на твой вопрос завтра ответят люди.
— Думаю, они уже ответили.
— Ты просто не слышала остальных. Здесь были не все.