Кара задумчиво созерцала лежащего на диване брата. Выглядел Том одновременно мирно и печально, и Бог знает, что там происходило, за его опущенными веками. Он спал уже два часа, а сколько времени прошло за эти два часа в цветном лесу…

Удивительно. Вот бы глянуть на эту Рашель! Сюда бы он ее захватил, что ли… Или Кару туда…

Просторная комната, которую они привыкли считать своим операционным центром, опустела, поток посетителей, секретарей, охранников и исследователей в белых халатах схлынул, она осталась наедине с братом, а брат — наедине со сновидениями.

С момента, когда де Рейзон приказал начать опыты с вирусом, прошло шесть часов, но ответ еще не получен. Сразу после того, как Том заснул, Питер из лаборатории вызвал всеобщую суматоху. В развевающемся халате, что-то невнятно бормоча, он ворвался в помещение и направился в кабинет шефа.

Кара понеслась вслед. Де Рейзон сообщил, что результаты не дают возможности прийти к определенному заключению. Придется повторить опыт.

Она глянула на часы. Если не разбудить его сейчас, то он, пожалуй, не сможет спать ночью, а отдых ему необходим. Кара осторожно затормошила брата.

— Томас…

— Танис! — закричал он, вскакивая. — Танис! — повторил он имя перворожденного из цветного леса.

— Это Бангкок, Томас.

Он ошалело взглянул на нее, закрыл глаза, уронил голову.

— Кошмар, кошмар…

— Что случилось?

Он помотал головой.

— Не знаю. Я был в черном лесу.

— Узнал что-нибудь?

— Нет никакого корабля. Он черный! Тилей…

Кара похлопала его по плечу.

— Успокойся, все в порядке. Теперь ты здесь.

Он кивнул и огляделся по сторонам.

— Что со штаммом Рейзон?

— Ничего. Он ничего мне не сказал. Я… — Том схватился за голову, и Кара заметила, как дрожат его руки. — Ох, Кара, это ужасно!

Она обняла его, прижала к себе.

— Успокойся, Томас. Я с тобой.

— Здесь что-нибудь ясно?

— Пока нет. Они все еще возятся.

Том вздохнул и уселся. Кара нахмурилась, зашагала по ковру.

— Том, я никогда не видела тебя таким испуганным.

— Нет-нет, я в порядке. — Но Кара видела, что это не так.

— Может быть, обратиться к психологу? Что, если психолог обнаружит в твоих снах то, чего мы не видим и не понимаем. Может быть, ими можно лучше управлять. Может быть, он посоветует, как себя вести.

— Нет уж, спасибо! Не хватает еще, чтобы у меня в мозгах рылся какой-то шарлатан. Ох, Кара, у них уже есть штамм Рейзон, а Тилей мне теперь никогда ничего не расскажет. Полная безнадега.

— И там тоже безнадега?

— Где?

— В цветном лесу.

Он вскочил, подошел к окну, выглянул. Прожарен до костей.

— Не знаю, — он повернулся к Каре. — Если не вернусь, кто знает… С Танисом неладное творится. Если он пойдет… — Он подбежал к сестре. — Кара, мне нужно обратно! Ты должна мне помочь.

— Но ты только что проснулся. Ты и здесь нужен. Кроме того, ты ведь сейчас там спишь.

— Я там без сознания.

— Очнешься, когда придет пора. Ведь сколько ты не спишь здесь, значения не имеет, время не соответствует, сам знаешь. Кто-то возле тебя, он может тебя разбудить, если нужно. И ты не можешь этим управлять. А вот сколько ты не спишь здесь, это и от тебя зависит. Ты нам нужен здесь и сейчас. В любую минуту могут поступить результаты проверки.

Том подумал, кивнул. Они уселись на диван.

— Значит, из черного леса больше информации не будет?

— Не будет, совершенно точно.

— И от Рашели ничего?

— Ничего.

— В таком случае… Что у нас остается?

Он нахмурился, задумался.

— Моника. Надо сосредоточиться на Монике. Надо ее найти. И может быть, что-то в цветном лесу поможет этим поискам.

— Что ж, ты прав, Моника — фигура ключевая.

— Я держал ее в руках. Я мог бы схватить ее и унести. Мне нужно было остаться с ней.

— Ты держал ее в руках?

— Она целовала меня для маскировки, чтобы прошептать о Свенсоне и вирусе. Хотя не это главное.

— Может быть, как раз это и главное. Она произвела на тебя впечатление, но ты ее совсем не знаешь.

— Да брось ты!

— Я серьезно. В другое время этим можно было бы пренебречь, но не сейчас. — Она встала с дивана. — Ты толкуешь о спасении Рашели, а в спасении нуждается Моника. И скорее всего, именно ты должен спасти ее. Может быть, акцент не на Свенсоне, а на Монике. И сны твои, наверное, о том же. С чего бы иначе ты в нее влюбился?

Он открыл рот, чтобы возразить, но передумал.

— Насколько я понимаю, помешать кому-то рассеять вирус почти невозможно. Пусть этим занимаются правительства.

— Ага, а Том сосредоточится на женщине. К черту профессионалов, ЦРУ, спецназ. Посторонитесь все, могучий Том идет!

— Сегодня утром ты проявил себя великолепно.

— Но повторить этого не смогу.

— Сможешь. Насколько я понимаю, это только начинается. Не исключено, что тебе придется еще чему-то подучиться.

Он не ответил.

— Я не шучу, Том. Сам посуди, ты не умираешь, дерешься, как черт. Ты…

— Дерешься? Да этот тип мог сломать мне шею одной левой. Собственно, он меня уже убил. Дважды.

— Ты не выглядишь убитым. Особенно по телефону. Убитые не влюбляются. Не упрямься, Том! Я ведь тебя не осуждаю, наоборот…

— Ох, Кара, — тяжко вздохнул он. — Я всего лишь парень по имени Том. Я не напрашивался на все это. Мне не надо этого геройства. Я устал, как собака. — Ей показалось, что он готов заплакать.

Кара подошла к брату, обняла его. Он опустил голову на ее плечо.

— Извини, Том, не знаю даже, чем тебя утешить. Разве что сказать, что люблю тебя. Ты прав, ты просто обычный человек, Том. Но я чувствую, что этот Том больше, чем кто-либо может себе представить. В том числе и я. И что это еще только начало.

Дверь открылась, в комнату вошел Жак де Рейзон. Бледный, испуганный.

— Что? Есть новости?

— Моника права. Вы правы. При 179,47 градуса вакцина мутирует. Итоговый вирус, насколько мы можем судить, в высшей степени контагиозен и, весьма вероятно, смертелен.

— Надо же, какой сюрприз. — Том скептически ухмыльнулся.

Вальборг Свенсон скривил губы в легкой усмешке. В правой руке он держал запечатанную пробирку с прозрачной желтоватой жидкостью, рассматривая ее в свете висевшего прямо над головой потолочного светильника. Пальцы левой руки, лежавшей у него на коленях, нервно подрагивали. Он сжал левую руку в кулак, чтобы остановить дрожь.

— Кто бы мог предположить? — произнес он негромко. — Несколько капель этого желтого бульона изменят судьбу всего мира. И человек, у которого хватит мозгов их использовать.

За стеклом внизу беседовали, украдкой бросая взгляды вверх, восемь человек в белом. Мэтьюз, Сестанович, Бертон, Майлз… Не последние люди в мировой иерархии вирусологов. Они продали души Вальборгу Свенсону. Во имя науки, разумеется. Но с небольшими поправками: все разработки смертельных вирусов проводились якобы во имя создания антивирусов. Во что они верили и чем руководствовались, Свенсона не интересовало. Главное, что они брали у него деньги и выдавали результаты. Соблюдая при этом необходимую конфиденциальность.

— Приведите ее.

Карлос молча вышел.

Не один миллиард всадил он в этот проект. Сразу и не сосчитаешь. Исследовали широким фронтом, на передовом краю науки, а помогла, как водится, счастливая случайность.

Свенсон достаточно хорошо осведомлен в истории биологического оружия.

В 1346 году татары заслали солдат, зараженных чумой, в крепость Кафа на Черном море.

В 1422 году осаждающие забрасывали разлагающиеся трупы через стены крепостей в Богемии.

Во время Американской революции британские войска распространяли оспу среди гражданского населения в Квебеке и в Бостоне. В Бостоне попытка не удалась, в Квебеке в Континентальной армии разразилась эпидемия.

Первая мировая война. Немцы заражали скот, поставляемый в страны Антанты. Успех минимальный.

Вторая мировая война. Спецподразделение 731 Императорской армии Японии организовало широкую биологическую диверсию против Китая. В Маньчжурии в 1936 году погибло до десяти тысяч человек. В 1940 году на города Нингбо и Кучжоу сбрасывались мешки с инфицированными блохами с целью распространения чумы. К концу войны США и СССР полным ходом работали над созданием биологического оружия.

Холодная война. Программы Соединенных Штатов и Советского Союза расширяются, рассматриваются все новые бактерии, вирусы, биологические токсины. В 1972 году более ста стран подписали договор о нераспространении биологического оружия и запрете его производства. Договор без санкций за нарушения и без наблюдения за выполнением. В 1989 году в Британию сбежал Владимир Пасечник, рассказавший о создании в Советском Союзе генетически модифицированной сверхчумы и аэрогенной сибирской язвы, устойчивой к антибиотикам. В советской программе принимали участие тысячи специалистов, рассеявшихся по земному шару после развала режима. Кое-кто из них нашел приют в Ираке, кто-то попал и в лабораторию Свенсона в Швейцарских Альпах.

Биологическое оружие до сего дня прозябало в зачаточном состоянии, в отличие от, скажем, ядерного. И вот, на заре двадцать первого столетия оно впервые используется с оглушительным эффектом. Штамм Рейзон перевернет планету вверх дном.

Это достижение еще не стало достоянием истории, но пробирка в руке Свенсона предвещает славную победу. И победитель получит более мощное оружие, чем любое предшествующее.

Дверь открылась, Карлос ввел растрепанную Монику.

— Сядьте, — приказал Свенсон.

С помощью нажавшего на ее плечо Карлоса она села.

— Знаете, что случится, если я уроню эту пробирку? — спросил Свенсон. Ответа он не ожидал. — Три недели ничего не случится, если ваш друг прав. Могу сказать, что мои люди полагают, что он вполне может оказаться прав. Насчет вируса он не ошибся, так что и с инкубационным периодом тоже…

Никакой реакции. Она это уже знает.

— Знали бы вы, какого труда нам стоило выйти на сегодняшний уровень. Исследования моноклональных антител, генное зондирование, комбинаторная химия, генная инженерия… Мы обшарили каждый уголок планеты.

Ее глаза прикованы к пробирке.

— И вот, наконец… Штамм Рейзон — то, что нам нужно. Теперь дело за антидотом. Его можно получить двумя способами. Мои люди могут получить его на базе уже имеющихся данных. Они способны добиться этого. Другой путь — ваша помощь. Вы уже работали с этими генами, знаете их лучше, чем кто бы то ни было.

Мы получим антивирус в любом случае, но я, естественно, предпочитаю путь более скорый.

— Вы всерьез полагаете, что я хоть пальцем шевельну, чтобы помочь вам в этом безумии? — Выглядела она так, как будто собиралась броситься на него или на пробирку.

М-да… Характерец у дамы скверный, с сожалением констатировал Свенсон.

— Вы уже пошевелили, — усмехнулся он. — Вакцину создали, продвинули создание вируса. Теперь надо реабилитировать себя перед человечеством, создать и антивирус. Или вам плевать на человечество?

— Без антивируса у вас связаны руки.

— Вы так считаете? Ну уж нет, вирус у меня в руках, и я его применю в любом случае.

— Тогда бросьте пробирку на пол. Умрем вместе.

Он улыбнулся.

— Не искушайте. Зачем? Вы нам поможете. Не можете же вы сидеть сложа руки, зная, что вирус уже существует. Каждый день, проходящий без усилий по спасению населения Земли, приближает ваши мучения.

— Вы полагаете, что отец еще не работает над антивирусом?

— У него на это уйдут месяцы. А здесь — я в этом почти уверен — мы получим результат за неделю. С вашей помощью.

— Нет.

— Нет?

— Нет!

Прыткая барышня! Ну ничего, она очень скоро пересмотрит свое решение.

— У вас двадцать четыре часа на пересмотр вашего решения. По истечении этого срока мне придется пересмотреть его за вас.

Она не реагировала.

— Что-нибудь еще, Карлос?

— Нет, все.

Первый официальный звонок он получил два часа назад. Весьма вежливый, от собственного правительства. С приглашением дать разъяснения. Значит, его уже подозревают. Прелестно. Тут наверняка не обошлось без Томаса Хантера. Чертов сновидец-ясновидец, которого Карлос уже убил. Хотя медиа утверждают обратное. Интересно, наврал Карлос умышленно или этот тип его перехитрил? Второе вероятнее. Значит, его помощник не столь уж и сверхнадежен. Это надо иметь в виду.

У них, у начальства, не хватает данных, чтобы выписать ордер на обыск. Они получат от него разъяснения, но время не ждет.

— Все готово?

— Да.

— Тогда следующий ход. Убрать этого американца, Хантера.

Он сказал это, не сводя глаз с Карлоса. Тот и ресницей не шевельнул.

— Я убил его. Вы считаете, что он жив?

Эта де Рейзон тоже что-то знает. Очень своеобразно глядит она на Карлоса.

— Достаточно жив, чтобы прыгать по газетам и экранам. Он же источник антивируса. Убрать любой ценой!

Моника повернулась к Свенсону.

— Вы что, не видите, что этот громила вам врет? Под Бангкоком ко мне в подвал прорвался именно Томас Хантер. И Карлос это знает. Но вам, конечно, не сообщил.

— Хантер… — Карлос с непроницаемым видом уставился на Монику. — Это невозможно. Если он и не мертв, то в нем две пули. И он не солдат, а обычный хлюпик.

Ее обвинение направлено на подрыв авторитета Карлоса. Но у Свенсона больше оснований не верить ей, чем своему помощнику.

Человек с Кипра повернулся к Свенсону.

— Я вас понял. Отправлюсь немедленно. Через двое суток Хантера не будет в живых. Даю слово.

Свенсон опустил взгляд вниз, в лабораторию. Сотрудники сгрудились вокруг трех компьютеров, работают с информацией, полученной Карлосом от того же Хантера: на экранах цепочки цифр.

Свенсон оценил риски. Во-первых, его планы обнаружат. Это маловероятно, ведь все так тщательно продумано… Начинается гонка с временем.

Второй существенный риск в том, что ни его люди, ни Моника, ни ее папаша не выйдут на антивирус вовремя. Этот риск приемлем. Его имя всплыло, обнаружение операций — вопрос времени. Не успеет — будет догнивать остаток жизни в тюрьме. Или смерть. Второе предпочтительнее.

— Я немедленно проведу все необходимые консультации. Выйдете на связь сразу после устранения Хантера. Уведите ее!

Том уставился на монитор электронного микроскопа. Вот они перед ним, маленькие клеточки зловещего штамма Рейзон. Он пытался представить себе, как эти крохи атакуют человечество. С виду им и блохи-то не одолеть. Выглядели они как лунный посадочный модуль «Аполлона», с выставленными в стороны ногами-подпорками, которыми упираются в клетку хозяина.

— Это и есть штамм Рейзон?

— Да, — ответил Питер. — Выглядит безобидно, правда?

— На машину похожа. И мутация сохраняется при понижении температуры?

— К несчастью, да. Что весьма необычно. Правила не предусматривают проверки вакцин при таких высоких температурах. Никто не мог бы предположить возможности мутации при таком нагреве.

Том выпрямился. Жак де Рейзон стоял рядом с Карой и полудюжиной сотрудников лаборатории.

— А как вы узнали, на что способен этот вирус?

Питер глянул на Жака, тот кивнул.

— Покажите ему, Питер.

Питер подвел Тома к другому экрану.

— Мы моделируем поведение штамма. Еще совсем недавно построение такой модели заняло бы два года, но благодаря новым программам, разработанным в сотрудничестве с ДАРПА, срок этот сжался до нескольких часов.

Питер пробежался пальцами по клавиатуре, и экран ожил.

— Мы вводим генетическую сигнатуру вируса в модель — в данном случае человеческого организма — и компьютер имитирует развитие инфекции. И два месяца сжимаются в два часа.

— Выведите на большой экран, Питер, полюбуемся, — сказал де Рейзон.

Изображение появилось на настенном экране.

— Так… вот здесь.

Появилась выделенная клетка.

— Это нормальная клетка человеческой печени. На ее внешнюю оболочку воздействует штамм Рейзон, поступивший по кровеносной системе.

— Не вижу.

— Неудивительно: вирус мал, потому хорошо распространяется по воздуху. — Питер поднялся и показал на левую сторону клетки указкой. — Вот, видите мелкий вырост? Это и есть штамм Рейзон.

— Такая крошка? С трудом верится.

— Первый день, перед лизогенией.

— Гм… Сложновато. Могли бы вы объяснить, как, скажем, пятикласснику?

Питер улыбнулся.

— Постараюсь… Вирусы принципиально отличаются от клеток. Они не растут, не размножаются, как клетки. Вирус состоит из оболочки с кусочком ДНК. Что такое ДНК, знаете?

— «Рабочий чертеж для создания организма» и подобные трескучие обороты из телепередач.

— Неплохо. Так вот, эта ракушка, вирус, способна прикрепиться к клетке и впрыснуть свою ДНК внутрь. Как будто мелкая зловредная букашка. Чужая ДНК соединяется с ДНК клетки-хозяина, в данном случае, клетки печени, и вынуждает ее производить новые вирусные оболочки и соответствующие вирусные ДНК.

— Эта маленькая букашка… Можно подумать, она соображает.

— Можно сказать и так. Вирусы не растут, они оккупируют клетку хозяина и превращают ее в фабрику по производству вирусных оболочек, и процесс повторяется.

— Как Борг в «Стартреке».

— Можно сказать и так. Как Борг. Клетка погибает оттого, что продуцирует так много вирусных оболочек; она буквально взрывается. Это называется лизогения.

— Да, когда в школе проходили биологию, я это прозевал.

— Некоторые вирусы медлят, поджидают, как бы набираются сил перед атакой на организм, — продолжал Питер. — Это называется латентностью. Поначалу медлительный, вирус затем наверстывает упущенное, становится агрессивным, размножается лавинообразно, по экспоненте, разрушая тело за считанные дни. Вот, смотрите.

Питер вернулся к клавиатуре и ввел команду. Изображение на экране начало изменяться. Вирус внедрился в клетку хозяина, как скорпион. Клетка печени на глазах изменилась и лопнула.

— Лизогения, — пробормотал Томас.

— Совершенно верно.

Картина расширилась, подобный процесс повторился на множестве других клеток.

— Человеческое тело, атакованное таким образом, буквально разъедается изнутри.

Он снова нажал на клавиши, продемонстрировал процесс на клетках сердца, тоже истекшего кровью и развалившегося на глазах внимательно наблюдавшего Тома.

— Смертельный вирус, — вздохнул Питер.

— И… как долго?

— На основании этой модели — не более трех недель, чтобы набрать достаточную инерцию. Затем несколько дней, в зависимости от состояния организма.

Том повернулся к де Рейзону.

— Надеюсь, теперь-то мы понимаем друг друга?

— Да, конечно.

— Вы уже информировали ЦКЗ?

— Процесс оповещения идет. Но вы должны понять, мистер Хантер, это сценарий, а не кризис. Вне этой лаборатории штамм Рейзон не существует. И в природе возникнуть он не может.

— Это я понимаю. Но понимаю также, что есть некто, кто стремится обойти природу. И явно преуспеет в этом. Чтобы не опоздать, мы должны мобилизовать все силы, как будто кризис уже наступил. Надо остановить Свенсона, надо найти антивирус за неделю-другую.

— Невозможно.

— Это я уже слышал. — Том повернулся к Питеру. — Не хватает вычислительных мощностей?

— Не только. Два месяца — может быть, но никак не две недели.

Том поймал взгляд Кары. Знакомый взгляд. Опять все на него. Но сколько он может вытянуть?

— Если бы с нами была Моника, — продолжал Питер, — шансы бы увеличились. Она вмонтировала практически во все вакцины ключи на случай хищения или шпионажа. Как бы ключ к задней двери. Искусственно вводится посторонний вирус, нейтрализующий вакцину. Если ее ключ пережил мутацию, он убьет и штамм Свенсона.

— То есть ключ и сейчас в ней?

— Если его не убила мутация.

Повисло напряженное молчание.

— А у вас этого ее ключа нет? Что, она держит его в голове? Странно.

— Пока вакцина не получает официального допуска, держит в голове. Только в этом случае никто, включая сотрудников, не может украсть технологию.

— И она ничего не записывает?

— Для специалиста информация несложная. Если где-то это у нее и записано, никто не знает, где искать. Не исключено, кстати, что ключ может мутировать вместе с вакциной.

— Мы, конечно, проверим, — вмешался Жак де Рейзон. — Но лучше всего найти мою дочь.

— Согласен, — кивнул Том. — И надо разбудить мир.

Эти разговоры настроения Тома не улучшили. Домашнего ареста за участие в похищении с него никто не снимал. Звонки от него принимались в штыки, ему сразу напоминали о том, зачем он прибыл в Бангкок. К счастью, фирма «Рейзон фармасетикаль» как источник информации пользовалась гораздо большим доверием.

Сообщения о возможности мутации вакцины Рейзон полетели на телетайпы и компьютерные экраны бюрократов от здравоохранения.

Однако мир не забеспокоился, не засуетился в поисках выхода из положения.

Это ведь не кризис.

Это пока еще не проблема.

Всего лишь одна из моделей «Рейзон фармасетикаль».

Том рухнул в постель в девять, усталый, измотанный, осунувшийся.

Сон пришел к нему лишь через час.