Документы, которые развернул Морс, были как раз того вида (в этом он не сомневался), какой считался удовлетворяющим самым современным требованиям, согласно которым учебные программы в старших классах должны основываться на аутентичных материалах. Что же касается Морса, то для его «отлично» по истории не требовалось ничего более, чем половинчатые представления о первых моделях сеялок и других сельских приспособлениях в конце XVIII века. Поэтому для него было истинным удовольствием читать подобные документы. Особенно волнующим ему показалось предисловие к изданию «Справочник и руководство по страховому делу – 1860 год» (Господь, благослови девушку! – она даже нашла точный год), в котором анонимный автор декларирует свою личную решимость служить в этой «юдоли слез» настолько долго, насколько это возможно.

«Итак, оказывается, мы должны прилагать безостановочные усилия не для того, чтобы превзойти то, что может быть названо библейской «мерой» жизни – те пресловутые «три по двадцать плюс десять» лет, а для того чтобы суметь приблизиться к этой мере. Потому что только посредством неотступного и настойчивого внимания в деле самосохранения, указанная цифра может появиться на горизонте, а при хорошем шансе, с умом (и волей Божьей) – может быть достигнута.»

Интересным было открытие, что Всевышнего поставили в скобки еще в 1860 году, и Морс решил, что с удовольствием познакомился бы с автором. Но когда этот же автор высказал утверждение, что «между 1720 и 1820 годами смертность уменьшилась вдвое», Морс задумался, что, ради Бога, означает это удивительно ненаучное и, в сущности, такое глупое утверждение. Из параграфов, написанных мелким шрифтом, немедленно становилось ясно, что в это время люди начали жить значительно дольше. И к середине XIX века страховые компании начали учитывать этот социальный феномен, предлагая все более привлекательные взносы и конечные суммы страховых выплат, независимо от мрачной статистики по каждому году, вплоть до конца пятидесятых годов XIX века.

Как, например, за 1853 год – цифра, которую в этот момент рассматривал Морс.

Из полумиллиона благополучно почивших, зарегистрированных в «Справочнике», 55000 умерли от туберкулеза, 25000 от пневмонии, 24500 от судорог, 23000 от бронхита, 20000 от преждевременной смерти и физической слабости, 19000 от тифа, 16000 от скарлатины, 15000 от желудочных расстройств, 14000 от сердечной недостаточности, 12000 от коклюша, 11000 от водянки, 9000 от апоплексических ударов, 6000 от астмы и еще 5750 от рака, 4000 от зубных страданий, 3750 от черной оспы, 3450 от кори, 3000 (матери) при родах и так далее до самых малых жертв болезней мозга, легких, печени и других недолговечных частей человеческой анатомии… и в конце – от старости!

Быстро сосчитав в уме цифры, Морс обнаружил, что около половины из 500 тысяч не входят ни в одну из этих категорий. Так получалось, что если даже добавить еще несколько граф («убийства» – для начала!), в те времена имелась огромная масса народа, чья смерть по той или иной причине вообще не попадала в определенную категорию, хотя и регистрировалась национальной статистикой. Может быть, большинство из них были недостаточно значительными личностями, чтобы отмечать их конкретные страдания и вписывать в акты о смерти. Вероятно, многие доктора, акушеры, медсестры, служащие социального звена или кто там они были в то время, просто о них не знали, или не хотели знать, или их это просто не интересовало.

Лежа на горке из подушек, и задумавшись над обстоятельствами, постигшими несчастную Джоанну Франкс, которая почила не от туберкулеза, не от пневмонии… не… он внезапно провалился в такой глубокий сон, что пропустил молоко и долгожданный бисквит в 22:00 и после снова проснулся в 23:45 – не освеженный и с пересохшим горлом, но с чистым и острым умом. Светильники в палате были наполовину погашены, остальные пациенты спали спокойным сном, за исключением мужчины, которого привезли после обеда и которого окружал озабоченный персонал.

Несси нигде не было видно: ее стол был пуст.

Морсу только что приснился неприятный сон. В ранние школьные годы он играл в крикет, и когда пришла его очередь бить, он не смог найти туфли… А после… когда после нашел их, шнурки непрерывно рвались и он уже готов был расплакаться от отчаяния… когда проснулся. Приснилось ли ему такое, потому что миссис Грин рассказывала ему про ортопеда? Или может быть, потому что Льюис принес ему сообщение о туфлях из ремонта? Или ни то, ни другое? Неужели самой вероятной причиной была молодая женщина из 1859 года, кричавшая с ужасом и отчаянием: «Что вы сделали с моими туфлями?».

Он осмотрелся во второй раз: стол был все еще пуст.

Без сомнения, он не нарушит благополучия палаты, если включит маленькую лампу. Особенно, если направит свет только на собственную подушку. Конечно! Он никому не навредит, если почитает немного, а у больного, которого привезли, лампа горела все время. И нажав кнопку, он зажег свет, на это никто не отреагировал. От Несси все еще не было и следа.

«Часть третья» была у него в руках, но ему не хотелось так быстро заканчивать чтение. Он вспомнил, что когда впервые читал «Холодный дом» Чарльза Диккенса (для него она до сих пор оставалась величайшей книгой в английской литературе), и когда последние страницы начали таять под его пальцами, он сознательно замедлил чтение. Никогда больше ему не случалось с таким нежеланием отрываться от книги. Не то чтобы творчество полковника заслуживало подобных эмоций; все же ему захотелось сохранить его на потом, или ему это только казалось.

Поэтому ему только и осталась – не сказать, чтобы неприятная – перспектива, прочесть еще несколько глав «Синего билета»… поскольку мистер Гринэвей уже глубоко спал. Преступления, совершенные в графстве Шропшир в XIX веке, присоединились к армии отложенных дел.

Вскоре он был поглощен подвигами одной блондинки, на чьих черных чулках, вероятно, были стрелки, указывающие на север с надписью «За бельем – сюда», в том случае, если она носила чулки… или вообще белье, если быть точными. И погрузившись в бесконечные демонстрации голых тел, ощупывания бюстов, и похлопывания по задницам, Морс пережил достаточно приятные мгновения эротического наслаждения. Он так увлекся, что даже не заметил ее приближения.

– Как вы думаете, что вы сейчас делаете?

– Я просто…

– Свет выключают в десять. Вы всем мешаете.

– Здесь все уснули.

– Не надолго, если вы продолжите…

– Сожалею…

– Что читаете?

Прежде, чем он успел, что бы то ни было сделать, Несси выхватила книгу из его рук, и ему ничего не оставалось, как беспомощно за этим наблюдать. Она не делала никаких комментариев, не выносила морального приговора, и на краткий миг Морс спросил себя, а не блеснул ли легкий огонек веселья в ее всевидящих очах, пока она листала страницы.

– Время спать! – заметила она совсем не грубо и вернула ему книгу. Ее голос, как и униформа, были безупречны, и он спрятал злополучное произведение в свою тумбочку.

– И внимательней, не столкните фруктовый сок! – она переместила полупустую чашку на миллиметр налево, погасила лампу и удалилась. А Морс опустился в теплую и удобную постель, как лилия из стихотворения Теннисона, медленно погружающаяся в объятия озера.

Этой ночью ему приснился цветной сон (он мог бы поклясться в этом!), хотя знал, что подобное утверждение оспорит любой специалист по сновидениям. Перед его взглядом всплыла полуоголеная сирена с матовой кожей, одетая в черные чулки с многозначительно указывающими наверх стрелками, оставив в его памяти пахнувшее лавандой белье. Это был почти идеальный сон! Почти. Потому что в мозгу его со странной настойчивостью горело парадоксальное желание конкретизировать с помощью фактов имя, место и время, прежде чем он сможет (в своих фантазиях естественно) обладать этой сексуально раскрепощенной разбойницей. И в его затуманенном, но при этом работающем как компьютер мозгу, эта сирена приобретает имя некоей Джоанны Франкс, идущей вызывающей походкой к «Каналу Герцога» в месяце июне 1859 года.

Когда он проснулся утром, то почувствовал себя прекрасно освеженным и сказал себе – больше никаких рисков, он не вынесет третьего унижения ради «Синего билета». И как только завтрак, измерение температуры, давления, мытье и бритье, чтение газеты, прием таблеток – как только все это осталось позади, а посетителей не предвиделось, он твердо решил узнать, что точно случилось с молодой женщиной, устроившейся в его ночных фантазиях.