Есть некая особая грусть, которая неизменно и таинственно сопровождает завершение каждого путешествия и конец каждого пребывания. Не есть ли эта печаль предчувствием последнего путешествия, которое всем нам предстоит и которое является не просто рядом продолжительных прощаний? Эти размышления не были здесь чем-то неуместным.

Но для Морса весть о том, что ему предстоит выписка из больницы «Джон Редклиф», была одновременно прекрасна… и печальна. Ждала ли его дома музыка? О, да! Скоро он сможет снова наслаждаться прощанием Вотона из последнего действия Die Walkure и включит погромче Паваротти в конце одного из произведений Пуччини – конечно, до обеда, когда его соседи из квартир с обеих сторон всегда отправляются заниматься своими благотворительными делами. И книги тоже. Он надеялся, что группа по оказанию добровольного содействия полиции, все также делала свое дело в Северном Оксфорде, и что его первое издание «Мальчика из Шропшира» (1896) не было украдено и все еще стояло на своем месте на полке – тот тоненький белый томик, гордо выпрямившись среди своих собратьев, без дополнительного предохраняющего переплета, как наследный принц без личной охраны. Да, прекрасно снова вернуться домой: слушать, что хочется, читать, есть или пить. Ну, разумеется, в меру. И все же больницы ему будет по-настоящему не хватать! Будет не хватать сестер, пациентов, режима, посетителей – ему будет много чего не хватать из жизни больничного заведения, которое с небольшими недостатками и большими достоинствами приняло его больным и теперь отпускало со сравнительно хорошим здоровьем.

Но выписка из отделения 7С не оказалась знаменательным событием для Морса. Когда прибыло сообщение – вовсе не под звон фанфар! – что всем выписанным необходимо присоединиться к группе людей, которых должна была скорая отвезти в Северный Оксфорд, он не успел попрощаться почти ни с кем. Один больной из его палаты (Уогги) совершал свое первое послеоперационное самостоятельное очищение в умывальной; другой крепко спал; третьего только что направили в рентгеновское отделение. Эфиопский факелоносец сидел на кровати, вся его поза говорила: «Просьба не беспокоить», и читал «Синий билет» (!).

А большинство медсестер исполняли свои обязанности, сновали туда-сюда с видом деловой занятости (при этом появились несколько новых физиономий), и Морс осознал, что он всего-навсего один из пациентов, который больше не нуждается в специальном уходе, как это было еще неделю назад. Он не ожидал увидеть Эйлин, которая снова вернулась к ночным сменам, как сама ему и сказала. Даже старшей сестры нигде не было видно, когда один молодой, улыбчивый санитар, коротко подстриженный и с пирсингом на ушах, вывел его из отделения. Но он успел увидеть Прекрасную Фиону – она сидела терпеливо в соседней палате возле одного престарелого гражданина и держала тазик возле его рта. Она махнула ему свободной рукой и промолвила одними губами: «Всего хорошего!»

Но Морс не умел отгадывать слова по движению губ, и так и не разобрав сказанного, вышел в коридор, где вместе с санитаром стал ждать, пока служебный лифт остановится на седьмом этаже.