Так как быстрая езда была его единственным значительным пороком (кроме яиц с жареным картофелем), Льюис пришел в восторг от приглашения сесть за руль «Ланчии», хотя бы и в один их своих выходных. Машина была мощной, и мысль о прямом отрезке от магистрали М1 до поворота на шоссе А52 была приятна для Льюиса. Морс ни в малейшей степени не пытался скрыть тот факт, что главной целью их миссии было узнать, существует ли до сих пор улица Спринг-Стрит – как это было до 1976 года – на северных окраинах Дерби.

– Окажите мне услугу, Льюис – это все, о чем я прошу!

Льюиса не было нужды долго упрашивать. Важным «плюсом» в его жизни стал момент, когда Морс дал понять шефам, что именно с сержантом Льюисом его мозг работает лучше всего. И сегодня – переведя «Ланчию» на платный отрезок по М1 до Видена, Льюис почувствовал себя полностью довольным удачно устроенной за все эти годы жизнью с того времени и до этого дня. Он, конечно, знал, что их нынешнее расследование – это гиблое дело. Но с такими делами были незнакомы до сих пор в полиции Оксфорда.

Оказалось, что найти Спринг-Стрит было делом не легким, несмотря на карту города, купленную в каком-то газетном киоске на углу северного предместья. Сам Морс все больше раздражался, так как пешеходы, к которым обращался с вопросами Льюис через окно автомобиля, видимо, были или в полном неведении, или взаимно друг другу противоречили. В конце концов «Ланчию» отправили в один район, огражденный временным забором как при строительных работах, табличка на котором гласила: «Комплекс благоустройства Дерби». Два желтых крана внушительной высоты двигали свои широкие арки взад-вперед над бригадами-разрушителями, работавшими внизу.

– Может быть уже слишком поздно, а? – осмелился высказаться Льюис.

Морс опустил стекло и заговорил с одним рабочим в белом шлеме на голове, полностью покрытом кирпичной пылью.

– Вы уже срыли Спринг-Стрит?

– Скоро дойдем до нее, приятель, – ответил человек и показал неопределенно на следующий ряд одинаковых домов.

Морс, задетый в известной степени фамильярностью обращения «приятель», поднял стекло, не поблагодарив, и показал столь же неопределенно Льюису на ряд домов. Последний вскоре остановил «Ланчию» за одним большим мусорным контейнером двумя улицами далее. Молодая темнокожая женщина, катившая детскую коляску, заверила Морса, что да, это и была Спринг-Стрит, и двое мужчин вышли из машины и осмотрелись.

Может быть, десятки лет назад квартал видел лучшие времена. Все же, если судить по его сегодняшнему виду, казалось сомнительным, чтобы какое бы то ни было из этих зданий, вообще когда-то фигурировало в «подходящей» категории жилья. Построенные, видимо, в первой половине XIX века, многие были полупусты, а некоторые – с дверьми и окнами, полностью забитыми досками. В нескольких, очевидно, еще жили, потому что кое-где из узких желтых труб каминов поднимался дым к серому небу, и белые кружевные занавески украшали все еще целые стекла окон.

С отвращением Морс уставился на смятые пивные банки и выброшенную упаковочную бумагу от рыбы с чипсами, валяющиеся на узком тротуаре. После медленно двинулся и остановился перед дверью, окрашенной в цвет, который 50 лет назад был голубым, с привинченной над ней табличкой с номером 20. Здание стояло в ряду из шести домов; продолжая идти, Морс подошел к двери еще одного брошенного дома, над которой, если судить по очертаниям, некогда стояла цифра 16. Тут Морс снова остановился и махнул Льюису приблизиться – теперь взгляды обоих были направлены на два соседних дома с окнами и дверьми, забитыми досками, которые должны были помешать незаконному заселению и вандалам. Первый из них, несомненно, когда-то был 14, а второй 12.

Последний, представляющий собой жалкого вида объект предпринятого Морсом путешествия, торчал на углу; табличка «Бертон-Роуд» все еще была прикреплена к другой его боковой стене, несмотря на то, что и следа от самой Бертон-Роуд уже не осталось. Под табличкой был створка деревянных ворот, жалко висящая на одной из своих проржавевших петель и ведущая на небольшой, покрытый мусором и коричневатым бурьяном задний двор, в котором обнаружились античный детский велосипедик на трех колесах и совсем новая тележка из супермаркета. Потемневшие красные кирпичи с внешней стороны стен были сильно раскрошены, а единственный оконный проем было полностью разбит, и внутренняя часть сиротливого маленького жилища была открыта природным стихиям. Морс сунул голову в дыру разбитого окна над почерневшим подоконником и моментально выдернул с ужасной брезгливостью: в углу бывшей кухни лежала, как оказалось, кучка испражнений, а около нее половинка белого хлеба, высохшего и позеленевшего от плесени.

– Не слишком приятный вид, не так ли? – прошептал Льюис, выглядывая из-за плеча Морса.

– Она выросла здесь, – сказал Морс тихо. – Жила тут с матерью… и с отцом.

– И со своим братом, – добавил Льюис.

Да! Морс забыл про брата, младшего брата Джоанны, мальчика, окрещенного Дэниелом по имени своего отца – полностью забыл о нем.

Морс неохотно оставил узкий задний двор и медленно вернулся к передней части, встал посреди заброшенной улицы и осмотрел маленький дом, в котором Джоанна Керрик – Донаван – Франкс, вероятно провела – сколько? – первые 20 лет своей жизни. Полковник не упоминал точно, где она родилась, но… Морс припомнил годы: родилась в 1821 и вышла замуж за «великого человека» в 1842 году. Насколько удачно было бы найти какой-нибудь дом, отмеченный годом постройки! Но Морс не видел и следа ничего подобного. Если дом был построен около 1820 года, неужели она провела эти 20 лет в и около этой тесной, жалкой кухни, боровшейся за пространство с мойкой, медной посудой, прессом для отжима постиранного белья, печкой для готовки и с родителями?.. И с младшим братом? У него, Морса, были собственные яркие воспоминания о подобной махонькой кухне в доме, который (как ему сказали) был снесен, чтобы освободить место для магазина ковров. Но он никогда туда не возвращался. Человек никогда не должен совершать ошибку и возвращаться, жизнь чудесно идет своим ходом без тебя (благодарим покорно) и другие люди великолепно живут и работают – даже если ограничиваются продажей ковров. Да, это почти всегда ошибка: так, например, возвращение в больницу было ошибкой; или его намерение приехать в Королевскую больницу в Дерби и равнодушно сообщить Несси, что просто случайно проезжал через город, что просто хочет поздравить ее с назначением Большим Белым Боссом…

Льюис говорил что-то, пока эти и подобные мысли вертелись снова и снова в голове Морса, и он не слышал и слова из сказанного.

– Простите, Льюис?

– Я только говорю, что мы так делали, это… над макушкой головы, говорю, и ставили дату возле нее.

Морс, неспособный истолковать эту явную белиберду, кивнул, как будто все понял, и пошел к машине. Огромная, написанная белым спреем надпись на стене одного из домов в следующем ряду, бросилась ему в глаза: «Руки прочь от Чили» – несмотря на то, что с трудом можно было разобрать, кого этот потонувший в невежестве квартал, призывал к такому действию – или скорее к такому бездействию. «Попробуйте Гео. Чай Ламли – один шиллинг и два пенса» – выглядело более уместно, и было нарисовано краской на заложенном кирпичами окне первого этажа следующего дома. Первоначально буквы были выписаны синей краской на желтом фоне, но теперь она побелела до того серого, каким красят военные корабли. Надпись (настолько старая), что Джоанна могла бы видеть ее каждый день, отправляясь в школу или играя на этой улице – надпись из прошлого, которую бригада разрушителей скоро вымарает из архивов местной истории одним взмахом гигантских шаров, подобных шарам в кегельбане.

Точно так же, как и вандалы из Оксфордского муниципального совета, когда…

Оставь, Морс!

– Теперь куда, сэр?

Нужно было совсем небольшое усилие, чтобы сказать это, и он сумел:

– Думаю, что прямо домой. Если нет чего-то другого, что вы хотели бы посмотреть.