Англия, 1804 год

– Веди себя хорошо, Табита, будь хорошей девочкой. Слушайся тетю и не забывай почаще молиться. Твои мама и папа, упокой Господи их души, очень хотели бы этого.

Табита Монтекью с серьезным видом кивнула. Она пытливо вглядывалась в лицо миссис Морвелл, зная, что никогда больше не увидит эту добрую тетю.

Миссис Морвелл через открытое окно кареты поцеловала девочку в щеку.

– До свидания, моя дорогая. Я обязательно напишу. Хочу знать, как ты устроилась. Да благословит тебя Бог.

Табита боялась расплакаться и, когда карета тронулась, лишь молча помахала затянутой в перчатку рукой. Она высунулась в окно, чтобы бросить последний взгляд на преподобного Морвелла и его супругу, стоявших рядышком на ступенях дома приходского священника, но карета уже повернула за угол. Девочка опустилась на мягкое сиденье дорожной кареты ее тети и украдкой посмотрела на сидевшую напротив женщину. Звали ее Хоутон. Миссис Морвелл объяснила, что это служанка, которая должна довезти Табиту до дома ее тети Монтекью. Судя по ее виду, она не очень была рада поручению. Облаченная в серое платье строгого покроя, она сидела прямая как палка. Добротой она явно не отличалась.

А Табита привыкла к заботе и ласке. Окружающие ее люди были словоохотливы и никогда не отказывались с ней поиграть. Однако эта дама, когда их представили друг другу, не проронила ни слова и все время торопила девочку, чтобы та быстрее залезала в карету.

С громким стуком захлопнув окно, Хоутон повернулась к девочке.

– Нам ехать не меньше двух дней, а если погода испортится, то и дольше. Лишних забот мне не нужно. Надеюсь, ты найдешь, чем себя занять в дороге.

Испуганная резким тоном служанки, Табита молча кивнула. Смиренно сложив руки на коленях, она наблюдала, как Хоутон извлекла из домотканой сумки рукоделие и принялась орудовать иголкой с ниткой, прерываясь, лишь когда карету подбрасывало на очередном ухабе.

Табита стала смотреть в запыленное окно на проплывавшие мимо пустынные места. У нее озябли ноги, и она укутала их в подол своего длинного платья. Зимний пейзаж нагонял тоску. Они проехали несколько незнакомых ей деревень и обогнали пару-другую путников. Одни ехали на лошади, другие тащились пешком. Устав от однообразия за окном, Табита вздохнула и поудобнее устроилась на сиденье, не выпуская из рук любимой тряпичной куклы. Хоутон явно не была склонна вести с ней беседы. Девочка, откинувшись на сиденье, рассеянно следила за быстрыми движениями пальцев служанки и не заметила, как заснула.

Табите Мери Монтекью было всего шесть лет от роду, и за свою короткую жизнь она ни разу не отправлялась в такое долгое путешествие. Но в последние дни обстоятельства неожиданно изменились, и не успела она опомниться, как преподобный Морвелл и его супруга усадили ее в экипаж, поцеловали на прощание и пожелали счастливого пути. В ее детской душе не зажила рана после ухода из жизни самых близких и любимых людей. Мамы и папы. Это горе было ни с чем не сравнимо. И Табита спокойно рассталась с семьей священника.

Руперту Монтекью едва исполнилось двадцать, когда он встретил юную Элеонору Лидерленд и влюбился в нее. Что и говорить, девушка была красавицей, но по своему происхождению не годилась в невесты младшему сыну сэра Джаспера Монтекью. Отец Элеоноры, преподобный Лидерленд, был обедневшим приходским священником. И хотя Элеонора обладала манерами знатной девицы, престарелый сэр Джаспер запретил сыну жениться на ней.

Руперт ослушался отца, после чего двери родового поместья закрылись для него навсегда. Однако Руперта это нисколько не огорчило. Родителей своих, говоря по правде, он недолюбливал. Даже после кончины отца и старшего брата Генри не пожелал вернуться.

Возобновлять отношения с женой Генри, новоиспеченной леди Монтекью, у Руперта не было ни малейшего желания, уж тем более знакомить ее с Элеонорой. А поскольку эта леди ухитрилась заполучить поместье в наследство, даже не успев стать вдовой, Руперт не считал себя обязанным возвращаться.

Переезжать он не собирался и вполне был доволен своим положением. Вел простую скромную жизнь, до родового поместья, слава Богу, было более ста миль. На жизнь зарабатывал преподаванием латыни в школе для мальчиков на окраине городка Девайз. Руперт, разумеется, привык к другой жизни, но взаимная любовь компенсировала все мелкие неудобства. Они с Элеонорой были счастливы, и когда год спустя после свадьбы Элеонора родила девочку, радости их не было предела.

Элеонора родила одного за другим еще двоих детей, но оба младенца пришли в этот мир преждевременно и не прожили и недели. Осталась только Табита, и молодые родители с этим довольно быстро смирились. Тем более что девочка росла быстро и вскоре превратилась в прелестное создание.

К сожалению, их безоблачное счастье продолжалось недолго. Пришел январь, который надолго запомнился всем скорбью и горем. Через Уилтшир промчалась холера, не пощадившая и Девайз. Она унесла много жизней, в том числе Руперта и Элеоноры. Табита осталась круглой сиротой, и ее взяла к себе семья приходского священника Морвелла. Начались поиски родственников Табиты. У Элеоноры не осталось никого, она была единственным ребенком в семье, а родители ее давно скончались. Зато семью Руперта не составило труда отыскать. Между Морвеллами и леди Монтекью завязалась переписка, пока наконец леди не согласилась, несмотря на многолетнюю семейную размолвку, предоставить приют сироте.

Хоутон с Табитой провели ночь в придорожной гостинице. Табита так устала, что сразу после ужина Хоутон отвела ее на второй этаж спать. Утром она с трудом проснулась и снова влезла в карету, но путешествие, к счастью, близилось к концу.

Карета въехала в распахнутые ворота, сделанные из массивных железных прутьев, и покатила по обсаженной с обеих сторон деревьями немыслимо длинной подъездной дорожке. Девочку охватило любопытство, вялость и усталость куда-то улетучились, и она прижалась носом к стеклу окна кареты. Она знала, что в этом месте раньше жил ее папа, еще до того, как нашел маму. Знала она и то, что в это место папа почему-то не хотел возвращаться.

Хотя Руперт Монтекью редко рассказывал о своей жизни в Роксли, из его рассказов Табита поняла, что счастлив он здесь не был и что мама здесь никому не нравилась. Ей вдруг захотелось снова оказаться в семействе преподобного Морвелла, чье скромное жилище мало чем отличалось от дома ее родителей. И было сейчас так странно осознавать, что туда она навряд ли вернется.

Карета плавно вписалась в изгиб дорожки. Перед широко распахнутыми глазами Табиты предстал величаво раскинувшийся особняк ее предков, и девочка тихонько ахнула от изумления. Она привыкла к симпатичным, но более чем скромным загородным домикам их маленького городка, и ей даже во сне не могло пригрезиться место, в котором она сейчас оказалась.

Поместье Роксли было выдержано в строгом классическом стиле, без единой детали в духе готики или барокко в отличие от многих домов того времени. Построенное из темно-красного камня, оно выделялось на фоне бледно-голубого зимнего неба и выглядело как-то зловеще. Массивный особняк стоял в парке, глаз радовали ухоженные газоны, привлекали внимание многочисленные дубы и вязы. Всего этого с лихвой хватило бы, чтобы вселить чувство трепетной очарованности в детскую душу, однако Табита ничего не замечала вокруг, лишь громадный дом притягивал ее к себе как магнит. Оправившись от первого потрясения, девочка решила, что поместье может кого угодно отпугнуть своим мрачным видом. Ничего удивительного, что папе не хотелось тут жить, ведь у него был замечательный, наполненный светом загородный домик, где стены увиты вьющимися розами и нежно пахнущими глициниями.

К горлу Табиты подступил комок, и она, боязливо покосившись на Хоутон, украдкой смахнула слезы. К счастью, служанка ничего не заметила, поскольку засовывала в этот момент рукоделие в дорожную сумку.

Карета наконец со скрипом остановилась. Дверца распахнулась, и возникший в проеме кучер, осторожно подхватив Табиту под мышки, осторожно поставил ее на ступеньки парадной лестницы. Не успела Табита опомниться, как Хоутон взяла ее за руку, и девочка в мгновение ока оказалась на пороге распахнутых дверей. Массивные створки придерживал внушительного вида господин. Табита посмотрела на него с благоговейным страхом. Ее поразил огромный рост джентльмена и роскошное платье, в которое тот был облачен. Золотые пуговицы на темно-синем пиджаке ярко сверкали, на бриджах и чулках не было ни единого пятнышка.

– Латтерсби, это юная мисс, дочка господина Руперта. Ее светлость уже спустились вниз?

– Да, – процедил надменным, заносчивым тоном высокий джентльмен. – Она в китайской гостиной, принимает графиню Хантли.

Слуга повел их по коридору, мимо множества комнат, и Табита наконец начала различать приглушенный шум голосов. Голоса смолкли как раз в тот момент, когда они с Хоутон добрались до последней распахнутой настежь двери, поэтому их тут же заметили.

Табита, подавленная окружавшим ее великолепием, даже не попыталась высвободить руку, которую крепко сжимала Хоутон. Служанка продолжала тащить ее за собой, и девочка изумленно озиралась, потому что убранство комнаты было намного великолепнее, чем убранство прихожей и коридора. Повсюду преобладали белый, голубой и золотой цвета, начиная от пышных бархатных занавесей, обрамлявших высокие окна, и кончая роскошным ковром на полу.

Одна из дам поднялась с кресла и направилась к ним.

– Это ты, Хоутон? Не ожидала тебя так скоро.

– Я тоже не думала, что доберусь за такое короткое время, госпожа. Но дороги не развезло, и мы этим утром выехали очень рано.

– Спасибо, Хоутон, – поблагодарила дама, дав служанке понять, что та свободна, и повернулась к Табите: – Подойди ко мне, дитя. Дай я на тебя посмотрю. – Тон у дамы был властный.

Табита услышала, как за спиной у нее закрылась дверь, и ее охватило тоскливое чувство, будто за дверью осталась вся ее прежняя жизнь. Девочка приблизилась к даме, облаченной в божественное платье бледно-лилового цвета, но не решалась поднять глаза и посмотреть ей в лицо. Вместо этого она внимательно рассматривала ее белые, довольно пухлые руки, пальцы были буквально унизаны сверкающими кольцами.

– Ты вылитая мать, – сказала леди с неодобрением в голосе. – И ничуть не похожа на неудачника Руперта. – Помолчав, дама холодно продолжила: – Дитя мое, я твоя тетя Монтекью, и теперь ты будешь жить в нашей семье, в поместье Роксли. Я познакомлю тебя с твоими двоюродными братом и сестрой, а потом с нашими гостями. Сегодня у нас день визитов.

Она поманила пальцем находившихся в гостиной детей.

Табита наконец подняла глаза и увидела приближавшихся к ним мальчика и девочку.

– Дети, – сказала леди Монтекью, – это ваша кузина Табита, она, как я уже сказала, теперь будет жить с нами. Табита, это Амелия, а это Ричард.

Девочки молча окинули друг друга взглядами. Амелия показалась Табите очень хорошенькой. Ее прекрасные длинные волосы были перехвачены у затылка голубой лентой, а платье буквально завораживало. Оборки небесно-голубого цвета изумительно сочетались со светло-чайного цвета лентами и тесьмой и большими, собранными у локтей буфами. Табита подумала, что кузина немного старше ее, а кузену уже одиннадцать-двенадцать. Высокий и крепко сложенный, он тоже был богато одет, и впервые в жизни Табита испытала неловкость из-за своего внешнего вида. На ней была траурная одежда, которую ей по печальному случаю раздобыла миссис Морвелл.

– Мне восемь лет, – сообщила Амелия. – А тебе сколько?

Табита так разволновалась, что не могла вымолвить ни слова, будто лишилась дара речи.

– Да она не знает, сколько ей лет, – презрительно фыркнул Ричард. – Еще не научилась считать.

– Ричард, прекрати, – строго одернула его леди Монтекью и, сурово глянув на племянницу, заявила: – Табите, я полагаю, шесть лет. – Табита благодарно кивнула и решилась наконец посмотреть тете в лицо, заметив при этом поразительное сходство детей с их матерью. Леди Монтекью была энергичного вида женщиной с волосами каштанового цвета и с лихорадочным румянцем. Стояла она подчеркнуто прямо, с надменным и непреклонным видом, и Табита решила, что улыбка, видимо, дается ей с превеликим трудом. Она взяла девочку за руку и подвела к даме, сидевшей в кресле у камина.

– Как видишь, Табита, у нас сегодня гости, – объяснила леди Монтекью, – это графиня Хантли, наша соседка. Сделай реверанс, Табита.

Табита исполнила, что от нее потребовали, выпрямилась и осталась стоять молча, а тетя любезно заговорила с гостьей.

– Это дочка Руперта. Кажется, я вам рассказывала эту историю. Такое несчастье, не приведи Господи. Впрочем, они сочетались законным браком и девочка по праву может считаться законнорожденной Монтекью. Так что я постараюсь дать ей соответствующее воспитание.

– Нисколько не сомневаюсь в этом, Минерва, – ответила дама и улыбнулась Табите. – Добро пожаловать в Уорикшир, Табита. Ты, должно быть, устала после долгой дороги.

Табита молча кивнула. Эта милая дама ей пришлась по душе. У нее был мягкий голос, а волосы темные, такие же, как у мамы. Ее темно-вишневое платье своей роскошью ничуть не уступало платью тети Монтекью, однако страха она не нагоняла, была приветлива и дружелюбна. Когда она улыбнулась Табите, девочка несмело улыбнулась в ответ.

– Это мои дети, – продолжила графиня. – Люси шесть лет, как и тебе, надеюсь, вы подружитесь, а Доминику уже двенадцать.

Табита с любопытством посмотрела на Люси. Девочка была красивой, даже красивее кузины Амелии. Ее розовое платье выглядело не хуже платья Амелии. А главное – девочка улыбалась и пригласила Табиту сесть рядом с ней на диван.

Табита посмотрела на тетю Монтекью, не увидела на ее лице неудовольствия и смущенно кивнула. Сжимая куклу в руке, она взобралась на диван и уселась между Люси и ее братом.

Покосившись на сидевшего рядом Доминика, она увидела, что он совсем не похож на свою хорошенькую сестру. Волосы у него были темные, почти черные, и выглядел он старше своих лет, даже старше Ричарда. Сразу видно, подумала Табита, что он спит и видит, как бы поскорее убраться из гостиной ее тети.

Еще ей захотелось узнать, не нагоняет ли на него тоску пышное убранство комнат.

– Ты теперь будешь жить здесь? – спросила ее Люси.

Табита прежде, чем ответить, посмотрела на тетю:

– Пока не знаю…

– Конечно, ты будешь жить здесь, дитя мое, – не дав Табите договорить, промолвила тетя. – Где же еще? Здесь твой дом. – Она повернулась к гостье: – Памела, давайте предоставим на некоторое время детей самим себе. Я хочу показать вам портрет. В прошлом году мы позировали Генри Рейберну. Он наконец его дописал, и сейчас портрет висит в библиотеке.

Леди Хантли поднялась с кресла.

– Надеюсь, Минерва, результатом вы остались довольны. Поговаривают, Рейберн достаточно откровенен, когда пишет портреты.

– Это правда, – согласилась леди Монтекью. – Изобразил нас такими, какие мы есть. Нисколько не приукрасил. – Она обернулась к детям: – Ричард, Доминик, присмотрите за девочками. Мы скоро вернемся.

Дамы направились к дверям, и Табита отметила про себя, что они почти одного роста, но тетя более крепкого телосложения. Леди Хантли была грациозной и стройной, такой, как ее покойная мама, и девочка почувствовала к ней симпатию, ей захотелось броситься следом за ней и зарыться лицом в складки ее платья.

– Табита, есть хочешь? – Голос Люси вернул ее к действительности. – Мы уже поели пирожных, но там немного еще осталось. Ричард съел больше всех. Даже больше Доминика.

– Неправда! – возмутился Ричард. Он откинулся в кресле и усмехнулся: – Ты здесь не хозяйка, чтобы предлагать пирожные. Если она захочет пирожных, пусть скажет нам.

Однако Люси уже протягивала Табите блюдо с крохотными фруктовыми пирожными и глазированными кексами.

– Эти мои самые любимые, – сказала Люси, указав пальчиком на фруктовые пирожные. – Попробуй.

Табите захотелось съесть все до единого, такими красивыми и аппетитными они выглядели. К тому же она проголодалась. Табита взяла пирожное и, смущенно улыбнувшись, поблагодарила.

– Можно мне посмотреть твою куклу? – спросила Люси.

– Можно, – поколебавшись, ответила Табита, – только не сломай.

– Не бойся. Какая красивая! Откуда она у тебя?

– Мама подарила.

– А мне можно посмотреть? – спросила Амелия. Табита и кивнуть не успела, как Ричард выхватил куклу и бросил сестре.

– Не надо! – вскочила Табита. – Нет!

Амелию выходка брата развеселила, и она со смехом кинула куклу ему обратно. Табита сползла с высокого дивана и попыталась отнять у Ричарда свое сокровище.

– Отдай ей куклу! – Доминик, брат Люси, шагнул к Ричарду и вырвал у него игрушку.

– Какой же ты противный, Ричард Монтекью! – крикнула Люси. – Я тебя ненавижу!

– Да я просто пошутил, вот и все! Не знаю, что хорошего в этой потрепанной рухляди.

Доминик вернул куклу Табите, и девочка смущенно его поблагодарила.

– Не за что, – вежливо ответил мальчик, бросив на Ричарда гневный взгляд. Табита поняла, что они питают друг к другу неприязнь.

Она снова вскарабкалась на диван, радуясь, что Люси и Доминик встали на ее сторону. Ричард ей не понравился. И сестра его тоже.

Люси захихикала, и Табита обернулась, ей захотелось узнать, что рассмешило ее новую подругу.

– У тебя зеленые глаза, как у котенка. Табби-киска, Табби-киска! – нараспев произнесла Люси.

Табита тоже засмеялась. Ей все больше и больше нравилась эта дружелюбная девочка.

Спустя какое-то время обе леди вернулись в комнату, знать не зная о только что случившейся здесь суматохе. Графиня подошла к детям:

– Доминик, Люси, нам пора домой. Я хочу вернуться засветло. – Она взяла шляпу и ридикюль. – Минерва, огромное спасибо за превосходный чай. Детям полезно время от времени менять обстановку. Да и мне, пожалуй, тоже. Ричард, Амелия, до свидания. – Повернувшись к Табите, она наклонилась к девочке и ласково проговорила: – До свидания, Табита. Рада была с тобой познакомиться. Может быть, как-нибудь приедешь в Аббатство поиграть с Люси?

Табита кивнула.

– Вот и замечательно. Что-нибудь придумаем. Доминик и Люси, в свою очередь, откланялись и вышли вслед за матерью. Табита осталась со своими новыми родственниками. Сидела она тихонько, сложив руки на коленях, гадая, что будет дальше.

Леди Монтекью дернула за шнурок звонка, и в дверях появилась молодая служанка.

– Вот что, Поттер, моя племянница устала с дороги. Проводи ее в комнату, которую приготовила Хоутон, искупай девочку и уложи в постель. Если она проголодалась, пусть перекусит в комнате. Можешь идти.

Табита слезла с дивана и последовала за служанкой.

Поднимаясь по лестнице, Табита с любопытством оглядывалась вокруг.

Зимний вечер уже вступил в свои права, стемнело, и повсюду ярко горели свечи. Стены были отделаны толстыми дубовыми панелями и увешаны картинами в позолоченных рамах, тускло мерцавших в пламени свечей. Табита подумала, что рамы сделаны из чистого золота. Хотела спросить об этом у служанки, но побоялась выставить себя совершенной невеждой. Несмотря на роскошь, все выглядело мрачно.

Неизвестность томила Табиту. Она ничего не знала о людях, с которыми ее свела судьба, ни о том, какая ее ожидает здесь жизнь.

– Считайте, что мы уже пришли, мисс Табита, – приветливо проговорила служанка. – Пока поднимешься, ноги отвалятся.

Табита, которая и в самом деле с превеликим трудом передвигала ноги, с готовностью согласилась:

– Это правда, но я постараюсь привыкнуть. Верити Поттер украдкой посмотрела на девочку, чья история была ей хорошо известна (впрочем, как и всем остальным слугам), и в сердце у нее шевельнулись сочувствие и жалость к малышке. Не приведи Господь потерять родителей. К тому же ее светлость добротой не отличалась, так что сиротке не дождаться от нее хоть какого-то утешения.

Наконец Верити остановилась и ввела Табиту в просто обставленную комнату, довольно просторную, ничуть не меньше ее комнаты в доме родителей. У дальней стены стояла узкая кровать, рядом с ней туалетный столик из такого же лакированного темного дерева. Угол между камином и окном занимали кресло с подлокотниками и небольшой столик. Табите все понравилось. И стены мягкого желтоватого цвета, и симпатичные шторы, а главное – в комнате была всего одна кровать, так что ей не придется соседствовать с Амелией, чего она очень боялась.

Ее дорожная сумка была уже распакована, все вещи вынуты, и девочка в нерешительности остановилась посреди комнаты, не зная, что делать дальше.

– Мисс, ее светлость приказали мне вас выкупать; ванны здесь нет, так что придется нам спуститься вниз – на первом этаже есть свободная комната с ванной. Только сначала я принесу вам поесть, вы, наверное, проголодались?

– Проголодалась.

– А чего бы вы желали поесть? – предупредительно спросила Верити.

– Сама не знаю. – Табита растерянно посмотрела на служанку. – А что мне можно?

– Все, что пожелаете, – рассмеялась Верити. – На то есть прислуга на кухне; вам нужно только распорядиться.

Табита подумала и сказала:

– Мне хочется поджаренных тостов с маслом и еще пирожных, ну, тех, маленьких, которые я ела в гостиной.

– Сейчас принесу вам еду, а потом искупаю. Вы пока посидите здесь. Я быстро.

Оставшись одна, Табита принялась более внимательно обследовать свою комнату. Открыла все ящики в туалетном столике и обнаружила, что все ее вещи аккуратно разложены. Затем подошла к окну, чтобы посмотреть на расстилавшиеся снаружи угодья. Окно было для нее слишком высоко, и ей пришлось пододвинуть маленький столик и влезть на него, но ничего, кроме тьмы кромешной, она не увидела. Разочарованная, Табита слезла со столика и уселась на кровать в ожидании служанки. В комнате становилось все холоднее, и девочка уже начала думать, что про нее забыли, но служанка вернулась и поставила на столик поднос с ужином.

Пока Табита управлялась с едой, Верити прохаживалась по комнате, болтая о том о сем. Увидев, что тарелка пуста, девушка улыбнулась.

– А теперь спустимся вниз, принимать ванну.

Вскоре Табита уже сидела в ванне, полной благодатной горячей воды, а Верити, закатав рукава, терла ее мочалкой.

– Знаете, мисс, то, что случилось с вашими папочкой и мамочкой, просто ужасно, – проговорила служанка. – Мы тут, как узнали про это, все испереживались, честное слово. Меня здесь тогда еще не было. А остальные помнят, каким хорошим и добрым был ваш папочка, никто про него дурного слова никогда не сказал. А матушка ваша была настоящей красавицей. Говорят, что вы на нее как две капли воды похожи.

Табита подняла на Верити полные грусти глаза.

– Правда? – прошептала девочка.

– Ну, я матушку вашу ни разу не видела, а Латтерсби, наш привратник, говорит, вы вылитая она.

Тут Верити, к своему ужасу, увидела, что по щекам девочки заструились слезы.

– Мисс! Бога ради, мисс! Я не хотела вас расстраивать, бедная малютка! Давайте-ка лучше вытремся и вернемся к вам в комнату. – Завернув девочку в банную простыню, Верити отнесла ее наверх, усадила на постель, надела ей шерстяную ночную рубашку и уложила спать, вручив любимую куклу и подоткнув со всех сторон одеяло.

– Все уладится, мисс, вот увидите. Время лечит, вы снова будете улыбаться.

Сжав руку девочки, служанка задула свечу и на цыпочках направилась к двери. Верити Поттер до слез было жалко сиротку. Ей хотелось посидеть рядом с Табитой, дождаться, когда та заснет, но у нее было много дел, и хозяйке не понравится, если она тут задержится. Девушка вышла из комнаты, прикрыв поплотнее дверь, и заспешила по коридору.

Табита ворочалась в постели и никак не могла уснуть. На нее волной нахлынуло одиночество, и она принялась горько плакать при мысли о том, что обречена теперь жить в этом холодном и враждебном мире, с кузиной и кузеном, которые сразу не понравились, а во взгляде Ричарда она заметила даже ненависть. Свернувшись калачиком, Табита прижала к груди любимую куклу и не заметила, как погрузилась в спасительный сон.