— Мистер Блейк, там в приемной сидит мисс Фэрчайлд. Она трижды звонила сегодня, а теперь явилась самолично. Я сказала, что вы не примете ее без предварительной договоренности, а она заявляет, что будет ждать хоть до вечера.

Скотт Блейк с трудом оторвал взгляд от залива Сан-Франциско, панорама которого открывалась из окна его офиса, расположенного на одном из верхних этажей Пирамид-Билдинг. Не вставая с вращающегося кресла, он развернулся лицом к секретарше, Амелии Ламберт. На строгом лице немолодой женщины снова — в который раз — было написано недовольство.

— Она очень настойчива, мистер Блейк. Боюсь, и вправду не тронется с места, пока не переговорит с вами.

Безнадежно вздохнув, Скотт взял письмо со стола. Фирменный бланк принадлежал “Обществу по спасению детей от жестокого обращения”, благотворительной организации, весьма уважаемой за свои успехи на этом поприще. Внизу стояла подпись Кэтрин Фэрчайлд, главы комитета по сбору денежных средств.

— Ну что ж, Амелия… — Он ослабил галстук и привычным движением расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке. Никак ему не, привыкнуть к официальной форме одежды. Прошло уже пять лет с тех пор, как его отец скончался от обширного инфаркта и ему пришлось взять в свои руки, довольно для себя неожиданно, дела компании “Блейк Констракшн”, но и сейчас, в свои тридцать четыре года, Скотт терпеть не мог костюмы и галстуки.

Во время учебы в Калифорнийском университете в Беркли он, бывало, подрабатывал летом в строительных бригадах отца. Надо сказать, его специальностью была экология, в ней он видел свое будущее, а вовсе не в бизнесе. Еще в детстве он мечтал стать лесничим. Но после учебы отец уговорил его остаться в семейном деле и даже разрешил, уже в бытность его вице-президентом, работать старшим мастером в бригадах, на свежем воздухе, а не в душной конторе.

— Неужели нельзя было просто попросить о пожертвовании? Я с радостью подписал бы ей чек. А тут… — Он помахал письмом, оттолкнулся ногами, и кожаное кресло вернуло его к восхитительному виду залива, над которым возвышались холмы полуострова Мэрин. — Придется разбираться. Впустите ее, но, если через десять минут эта надоеда будет еще здесь, дайте звонок. Да, Амелия, — он улыбнулся через плечо и заговорщицки подмигнул секретарше, — сначала пусть она отдохнет еще минут пятнадцать.

Он снова пробежал глазами письмо. Даже типично женский росчерк внизу действовал ему на нервы. Кто не знает имени Фэрчайлд? Фамильный капитал, шесть поколений в Сан-Франциско, сливки общества, посты в правлениях самых престижных компаний, интерес к искусству, сильное политическое влияние и широкое участие в многочисленных благотворительных затеях и городских проектах.

Имя Кэтрин Фэрчайлд, или Кэт, как ее называли друзья, не сходило с газетных страниц. Она была единственной внучкой престарелого Р. Дж. Фэрчайлда, который в ней души не чаял, и младшей из четверых детей Эдварда Фэрчайлда. Мать ее умерла, когда ей было десять лет, эта смерть до сих пор окутана завесой тайны — поговаривали о самоубийстве, замятом семьей.

Его раздражали женщины вроде Кэтрин. Такие ему встречались — избалованные, высокомерные, ограниченные, тщеславные эгоистки. Вот еще одна. Он взглянул на письмо, где говорилось что-то об аукционе холостяков для сбора средств на благотворительные цели. Неужели она всерьез рассчитывает, что он, облаченный в смокинг, предстанет перед публикой и прессой, чтобы пресыщенные жизнью богачки выкрикивали цены, торгуясь за право провести с ним вечер, словно он какой-то товар? Эта идея его ни в малейшей степени не прельщала.

Звонок внутренней связи прервал его мысли. Скотт поднялся с кресла навстречу непрошеной гостье.

Газетные фотографии лгали: в жизни она оказалась гораздо миловиднее. Точеные черты лица (он цинично прикинул, нет ли тут следов пластической хирургии) оттенялись черными, как ночь, блестящими волосами, тщательно завитыми и собранными на макушке — лишь несколько локонов падало вдоль щек. Большие бирюзовые глаза были умные и выразительные, а ресницы — не правдоподобно темные и длинные. Макияж был безупречен, улыбка ослепительна. Дождавшись, когда она подойдет к столу, Скотт протянул руку.

— Мисс Фэрчайлд? Я Скотт Блейк. Очень рад вас видеть. Похоже, нам стало скучно друг без друга. Чем могу служить?

Их ладони сомкнулись в твердом рукопожатии. Ее грудной женственный голос звучал с обворожительной мягкостью, но слова совсем не соответствовали тону.

— Не мисс, а миссис. Вряд ли мы скучали друг без друга. Вы же сами избегали меня. Не ответили на письмо, шесть раз отказывались брать трубку. Вы не оставили мне иного выбора, кроме как прийти без предупреждения и настоять на встрече.

Он нахмурился и выпустил ее руку. Так вот в чем дело — эта леди из тех бесцеремонных феминисток, которые недовольны своей женской участью и стремятся доказать, что они лучше мужчин. Его не раз упрекали в пренебрежении к женщинам, он и правда не отказывался лишний раз съязвить в их адрес.

— Присаживайтесь, миссис Фэрчайлд. — Он выделил слово “миссис” и не без удовольствия отметил, что это, по-видимому, ее задело.

С минуту она молча изучала его. Высокого роста, футов шесть, а то и выше, длинноногий и широкоплечий. Светлые, чуть рыжеватые волосы, местами выгоревшие на солнце, оттеняли глубокий загар. Ясные серые глаза смотрели настороженно, не упуская ни одной детали, и легко, без тени смущения выдерживали ее пристальный взгляд. Конечно, она видела мужчин и покрасивее, но все же, без сомнения, он был в числе первых. Она обнаружила в нем лишь один недостаток — небольшой бугорок на носу, в том месте, где, очевидно, он был когда-то сломан. Если бы за ней водилась привычка выставлять мужчинам оценки, то по десятибалльной шкале он заслуживал бы никак не меньше девятки.

— Я перейду прямо к делу: ваше время, полагаю, драгоценно, а уж мое тем более. — Она заметила, как его глаза почти неуловимо сузились и потемнели, став из серебристых стальными. Больше он ничем не выдал своего раздражения. — Нам хотелось бы, чтобы вы приняли участие в нашей благотворительной акции, которая состоится в последнюю субботу октября. Вашей задачей будет подготовка программы, присутствие на рекламных съемках, интервью, время которых мы заранее согласуем, участие в самом аукционе, ну и, конечно, свидание с той, кому улыбнется удача.

Скотт откинулся в кресле, машинально взял со стола карандаш и принялся рассеянно водить им в блокноте.

— Вы всерьез думаете, что какая-то женщина откроет кошелек и выложит наличные лишь за то, чтобы побыть со мной в компании? А что, если никто на меня не позарится? — Его губы тронула усмешка. — И, по правде говоря, миссис Фэрчайлд…

— Если вам так трудно произносить “миссис”, зовите меня Кэтрин.

Он поднял голову и оценивающе взглянул на нее.

— Или Кэт — так ведь вас называют газеты?

— Если это доставит вам удовольствие, пожалуйста.

— Так вот я о чем, Кэт, — он игриво улыбнулся ей, — не смахивает ли все это на неприкрытую половую дискриминацию?.. И даже проституцию? Вы ведь хотите, чтобы я продал себя как товар той, которая даст наивысшую цену. Не будет ли все это воплощением того, с чем вы, феминисты, столь яростно боретесь? — Карандашные линии на бумаге начали явно складываться в подобие портрета Кэтрин Фэрчайлд.

Она никак не отреагировала на выпад, и Скотту едва удалось скрыть разочарование.

— Совсем нет. Мы вовсе не предполагаем и не ставим условием, чтобы в программу вечера входил интим. Я уверена, что и приглашенные женщины не рассчитывают на.., вашу благосклонность, скажем так. Все же это благотворительная акция, и к тому же с такой благородной целью.

Скотт уловил на лице собеседницы выражение стойкой решимости. Похоже на то, что она всерьез воспринимает свою роль. Пожалуй, положением детей в трудных семьях эта леди искренне озабочена и даже воспринимает свои хлопоты как миссию.

Пока Кэтрин говорила, спокойная и уверенная, Скотт внимательно ее рассматривал. Она сидела, положив ногу на ногу, край юбки чуть приоткрывал колени. Костюм ее, разумеется, стоил баснословных денег, возможно, был сшит на заказ, но Кэтрин и носила его умело, хотя смотрелась бы в любой одежде. Она явно была темпераментна, но не позволяла себе провоцирующих слов или жестов: деловая женщина — и только. Руки небрежно лежали на коленях, длинные накрашенные ногти говорили о том, что с физическим трудом она незнакома.

— Если вас беспокоит, что дамы могут счесть свои деньги выброшенными на ветер, то уверяю вас: ни одной из них это не нанесет финансового урона. Видите ли, — ее губы раздвинулись в лучезарной улыбке, — деньги-то, по правде говоря, не их. Весь этот аукцион — скорее реклама, не сбор средств, а раскрутка на будущее. Для этого вечера деньги уже собраны. Конечно, аукцион будет открытым, и если кто-то захочет внести свою лету, приняв в нем участие, мы будем только рады.

Их разговор перебил звонок внутренней связи. Скотт быстро схватил трубку и, не дав Амелии и слова сказать, торопливо бросил: “Подождите”, после чего вернулся к вопросу, который смутил его и вертелся на языке, когда их прервали.

— Так кто же все-таки участвует в аукционе?

— Прежде всего те добровольцы, что занимались привлечением средств на благотворительность в прошлом году. Они будут торговаться деньгами, которые уже заранее собрали в виде пожертвований.

— А кто оплачивает свидание? Или подразумевается, что это мой личный вклад в благотворительность?

— Именно так, если вы платите из собственного кармана. Но вы можете использовать и деньги своей фирмы, взяв их из рекламного или информационного бюджета, — ведь во всех наших объявлениях название “Блейк Констракшн” будет стоять на видном месте.

— Так вот как все это делается. Ну а что, если я соглашусь, а потом по какой-то причине не смогу, — тон его стал насмешливым, — или не захочу идти на это свидание? В какой момент я могу сложить свои обязанности по этому проекту?

— Законный вопрос. Вы передаете победительнице все, что вами приготовлено на этот вечер, и она проводит его с кем-нибудь другим.

— А что, собственно, требуется готовить? В каком духе? — Его начала забавлять эта идея.

Они поговорили еще немного о том, куда пойдут собранные деньги, о службах и программах, поддерживаемых благотворительностью. Она вручила ему брошюру о финансовой структуре их общества, о его кадрах и ассигнованиях.

Скотта заинтересовала и сама Кэтрин Фэрчайлд. Конечно, особа она балованная, ей никогда не приходилось — и, скорее всего, не придется — самой зарабатывать на хлеб, но за богатством и общественным положением скрывается, пожалуй, искреннее сочувствие и готовность помочь неблагополучным детям. Когда об этом заходила речь, она необыкновенно оживлялась, в глазах горела одержимость. Волей-неволей он вынужден был признать, что она заразила и его своим энтузиазмом. Впрочем, понравилась она ему не только этим. Ноги, например, у нее были просто потрясающие.

— Хорошо, я подумаю несколько дней и позвоню вам.

— Отлично. Кроме точной даты самого аукциона, во всем остальном мы будем считаться с вашим расписанием. Постараемся не слишком вмешиваться в ваши дела, — Кэтрин без стеснения смерила его с ног до головы, не пытаясь спрятать озорные искорки в глазах и насмешливую гримасу, — и в вашу личную жизнь. Надеюсь, вы примете наше приглашение. — Она встала и протянула ему руку, одарив обаятельнейшей улыбкой. — Уверена, что не пожалеете.., и даже получите удовольствие.

Скотт бросил карандаш и быстро вышел из-за стола. Ее рукопожатие было деловым, но теплым и женственным. Она благоухала, но он не смог определить, что это за дразнящий аромат. Должно быть, так пахнут изготовленные по специальному заказу духи, смешиваясь с естественным запахом тела. Еще один атрибут изнеженных толстосумов. Он проводил ее из кабинета и постоял у дверей, прислонившись к косяку и глядя ей вслед.

— Амелия, как вам показалась миссис Фэрчайлд?

— Очень деловита. Настойчива, но корректна. Одной из черт, которые он особенно ценил в Амелии, была прямолинейность. Она двадцать два года проработала у его отца, и после его смерти Скотт настоял, чтобы она, осталась на своем месте. О делах компании Амелия знала больше, чем кто бы то ни было: у нее была феноменальная память, в том числе и на цифры. Скотт всегда прислушивался к ее мнению.

— Меня удивило, — продолжала секретарша, — что она все пятнадцать минут просидела тихо, как мышка: не просила у меня кофе, не суетилась, не расспрашивала о вас — просто сидела и ждала.

Скотт поднял брови.

— Да? И вправду достойно удивления. Обычно эти аристократы требуют немедленного внимания к своей особе. — Он вновь посерьезнел. — А что вы думаете об аукционе холостяков? Сначала я был настроен отказаться. Мне сразу представилась орда миллионерш, которым прискучили ежедневные собрания в клубе. А теперь даже не знаю. После того как Кэт, то есть миссис Фэрчайдд, объяснила мне механизм и цели всего дела, оно мне уже не кажется таким никчемным. — Он подавил улыбку, вспомнив, как изучал ее ноги, когда она сидела перед ним. Затем на память пришли бирюзовые глаза. — Я сказал ей, что дам ответ через несколько дней.

— Думаю, незачем отказываться, мистер Блейк. Дело стоит того. И потом, вы развлечетесь. Он вздохнул.

— Амелия, сколько раз я просил вас называть меня Скоттом! Мистер Блейк — не я, а мой отец. — Он снова вздохнул, зная, что это пустой разговор.

Кэтрин Фэрчайдд отперла дверцу и скользнула за руль своего “мерседеса”. По дороге от офиса к стоянке она попыталась разобраться в своем впечатлении от Скотта Блейка. Он вел себя надменно и, уж во всяком случае, не скрывал своего предубеждения против нее. Ясно, что она показалась ему великосветской привередой, которая от нечего делать играет в благотворительность. Но Кэтрин не могла не ощутить и сильную ауру чисто мужского обаяния, исходившую от него. Помимо того что он весьма привлекателен, в нем ощущается порода.

Она не впервые встретилась с таким обращением, которое он себе с нею позволил. Поначалу ее раздражало, что у людей еще до знакомства складывалось о ней совершенно определенное мнение, но, проведя не один год на виду у публики, она к этому привыкла. В свои двадцать девять она научилась довольствоваться жизнью такой, какая есть, и только посмеивалась, гадая, как ее будут принимать, когда она выбьется в большие люди.

Мимолетная мысль, всплывшая из глубин сознания, заставила ее на миг нахмуриться. Так было не всегда — в детстве она с трудом выносила жизнь в постоянном свете прожекторов. Не зная ее толком, другие дети или недолюбливали ее как отпрыска богатого и могущественного семейства, или искали ее дружбы, надеясь извлечь для себя какую-то выгоду. В результате она всех сторонилась и вечно робела. Но это, право, пустяки, если вспомнить ее мать и все, что было с ней связано. Даже теперь, спустя двадцать лет, когда она давно с этим примирилась, воспоминания порой мучительной болью вторгались в ее жизнь.

Выбросив из головы навязчивые мысли, она вырулила на Калифорния-стрит: у нее была деловая встреча в отеле “Хайатт-Ридженси” <Одна из архитектурных достопримечательностей Сан-Франциско. Нижний холл (атриум) имеет высоту, равную 17 этажам.> , в деловом центре Эмбаркадеро. Она рассчитывала, что успеет до этого перекусить, но долго прождала в приемной (ее позабавило, что Скотт, по всей видимости, задержал ее там нарочно), и теперь время поджимало. Служащий на стоянке принял у нее машину, и она поспешила в отель.

— Лиз, прости, что заставила ждать. — Войдя в комнату для совещаний, расположенную на втором этаже, Кэтрин опустила на стол свой дипломат и одарила присутствующих легкой улыбкой. — Дамы и господа, приношу свои извинения за опоздание. — И она села во главе стола.

Элизабет Торренс, исполнительный директор общества, улыбнулась ей в ответ.

— Не бери в голову, Кэт. Джим опередил тебя буквально на минуту.

Джим Долгой добродушно засмеялся и добавил:

— Кэтрин, я голосую за любые твои предложения. Ты меня реабилитировала.

Кэтрин тоже не удержалась от смеха.

— Джим, если мы и впредь заручимся такой же денежной и моральной поддержкой от твоей компании, как нынче, можешь задерживаться еще дольше. А если ты удвоишь свои вложения в будущем году, я разрешу тебе опаздывать вдвое чаще.

— Сдавайся, пока не поздно, Джим. Сам знаешь, коль речь зашла о капиталах, от Кэтрин тебе не отделаться. Не мытьем, так катаньем, а до твоего кошелька она доберется. — Лиз была энергичная женщина лет под пятьдесят. Она могла долгие часы корпеть над делами общества, выискивая способы наиболее удачного размещения собранных денег. Вот и теперь, не теряя времени, она призвала собрание перейти к сути и заняться обсуждением очередной кампании по сбору средств.

Начала Кэтрин:

— Я только что разговаривала со Скоттом Блейком из “Блейк Констракшн”, последним холостяком для октябрьского аукциона. Он долго уклонялся от встречи и игнорировал наши попытки задействовать его фирму. Я обрисовала ему наши цели, и он, похоже, немного смягчился. Думаю, нам все же удастся его привлечь.

Лиз пояснила собравшимся, почему они непременно хотят, чтобы Скотт Блейк участвовал в аукционе:

— Он очень подходит для этого дела. О нем много говорили после землетрясения в октябре 1989 года. На другой же день он выехал с бригадой проверять все сооружения, построенные его фирмой, и составлять списки тех, что требуют ремонта. Ходили слухи, что пожилым людям со скромным достатком, не имевшим страховки от землетрясения, он сделал ремонт бесплатно. Когда репортеры поймали его на стройплощадке и стали выспрашивать об этом, он отказался от обсуждения, нацепил каску, взобрался по лестнице — и был таков. Множество людей и компаний оказали тогда чисто символическую помощь, а он действительно кое-что сделал и даже рекламы не захотел. Словом — это наш человек.

Кэтрин давно уже ушла, а Скотт все еще ощущал аромат ее духов. Его обуревали противоречивые чувства. С одной стороны, предубеждение против такого типа женщин, с другой — живое впечатление от встречи. Свести воедино то и другое, увы, никак не удавалось, и он чувствовал, что предубеждения, чего ему вовсе не хотелось, вот-вот проиграют. Он вырвал верхний листок из блокнота и уже чуть было не скомкал, чтобы выбросить, но вместо того, сам не зная зачем, опустил набросок ее портрета в ящик стола.

Потом вдруг, спохватившись, собрал со стола папки и сунул в дипломат. Он опаздывал на встречу и теперь жалел, что потерял минут пятнадцать впустую: в результате остался без обеда.

Переговоры с “Колгрейв Корпорейшн” касались строительства нового торгового центра в Сан-Рафаэле, округ Мэрии, по ту сторону моста Золотые Ворота. Его фирма уже построила для Колгрейва четыре таких центра в разных городах вокруг залива. Это был их пятый совместный проект. Деловые отношения между ними основывались на взаимном уважении и доверии. Колгрейв признавал только работу высшего качества, Скотт же просто не умел вести дела абы как. Его отец всегда ставил во главу угла добросовестность. У фирмы была блестящая репутация, и Скотт никогда не хватался за сомнительные предложения, которые могли бы разрушить то, что с таким трудом создавал отец.

— Надеюсь, я не заставил тебя ждать, Брайан. — Скотт и Брайан Колгрейв обменялись рукопожатием. — Я только на полдороге к твоему офису вспомнил, что мы встречаемся в “Хайатг-Ридженси”.

— Не беспокойся. Я здесь все утро проводил совещание, и ехать в офис не было смысла, тем более что я уже оплатил это помещение. Хочешь чего-нибудь? Кофе, чай, безалкогольные…

— Спасибо, не нужно. — Скотт вытащил папки из дипломата.

Бизнесмены обсудили детали строительства. Через полчаса к ним присоединились архитектор Джордж Уэддингтон, автор проекта, и еще двое служащих Колгрейва. Двухчасовое совещание было плодотворным, все участники остались довольны переговорами. Скотт попрощался с каждым за руку и вышел из комнаты.

— Подождите, — крикнул он, увидев, что дверь лифта закрывается, и ускорил шаг. Кто-то внутри нажал нужную кнопку. — Благодарю вас, — произнес он, вбежав в кабину, и почуял знакомый дразнящий аромат. Он обернулся и увидел бирюзовые глаза в обрамлении длинных черных локонов.

— Не за что. — Кэтрин Фэрчайлд мило улыбнулась ему и поднесла руку к кнопкам. — Вам какой этаж?

— Первый. — Скотт медленно обвел ее взглядом, от безупречно уложенных волос до туфель на высоких каблуках. Она была выше, чем показалась ему при первой встрече, — как минимум пять футов семь дюймов, если даже убрать каблуки и высокую прическу. А вот ее спокойствие и сдержанность казались все те же.

Он криво усмехнулся.

— Право же, миссис Фэрчайлд, я собирался позвонить вам на днях с ответом. Преследовать меня совсем ни к чему.

— Когда я чего-то действительно хочу, я добиваюсь этого как можно быстрее. — Сверкнув глазами, она шаловливо улыбнулась ему в ответ.

Скотт не понял, что означает этот взгляд, и ему стало не по себе. Лифт остановился.

— Эй, мы уже внизу, — напомнила она. Он смотрел, как она направляется к окошечку дежурного на стоянке и протягивает ему талон. Ничего не скажешь, ноги у нее умопомрачительные, да и походка — глаз не оторвать. Он быстро подошел к окошку и, слегка прикасаясь к ней, через ее плечо подал дежурному свой талон. Внезапно она повернулась к нему.

— Вы заняты в ближайшие часы? — спросила она с ноткой сомнения в голосе.

Губы его растянулись в довольной улыбке, и хотя он пытался сохранить насмешливый вид, поблескивание серебристых глаз выдавало его.

— Миссис Фэрчайлд, что это вы задумали? И как это расценивать — как “досрочное свидание”, “собеседование”, так сказать?

Кэтрин Фэрчайлд и здесь пропустила мимо ушей иронию.

— Где ваша авантюрная жилка? Хотите узнать — поезжайте за мной.

Дежурный уже открыл дверцу ее машины. Усевшись за руль, она опустила стекло и устремила на Скотта дерзкий взгляд.

— Ну? Играете вы или нет?