Марта вновь проявила чудеса парикмахерского мастерства, а Лиззи – чудеса терпения. И результат превзошел все ожидания. Из замысловатого узла на затылке не выбивался ни один волосок, а каждый из локонов, обрамлявших лицо, выглядел отдельным произведением искусства.

Глядя в зеркало, Лиззи дотронулась до одного из завитков и залюбовалась игрой сапфиров и бриллиантов на своем запястье. Леди Торнборо настояла на том, чтобы сегодня она надела именно этот браслет – он превосходно сочетался с темно-синим бальным платьем.

Стараниями миссис Додд платье получилось в высшей степени изысканным и модным. Правда, в угоду условностям пришлось пожертвовать размерами декольте. Но вырез, хотя и не слишком низкий, все-таки оставлял открытыми шею и плечи.

Слава Богу, за те несколько недель, что Лиззи провела в Лондоне, ее кожа сильно побелела. Она уже не напоминала «смуглую деревенскую девчонку», как выразился Джеймс при их первой встрече.

Она посмотрела на свои руки. Теперь, когда ей не надо было колоть дрова, стирать и готовить, мозоли и царапины сошли на нет, а ногти стали гладкими и блестящими, чему немало способствовало специальное средство, которым снабдила ее леди Торнборо. Две горничные ежедневно втирали в ее руки маслянистый бальзам с таким усердием, что к концу «лечения» у Лиззи появлялось ощущение, что она – отполированный до зеркального блеска серебряный кубок.

Раздался короткий стук в дверь, и в комнату вошла леди Торнборо. Ее темное муаровое платье переливалось на свету и очень шло к серым глазам пожилой дамы.

– Дай-ка мне посмотреть на тебя. Просто не верится, что эта прекрасная леди – моя внучка. Ты повзрослела, приобрела жизненный опыт, и ты все еще очень красива – завидное сочетание качеств для любой женщины. – Внимательно глядя на Лиззи, она чуть развернула ее в профиль. – Я бы не сказала, что ты многое взяла от матери. Пожалуй, тебе досталась ее изящная фигура, но ты куда меньше ростом.

Разумеется, искать в Лиззи черты матери Рии было делом вполне безнадежным. Скрывая смущение, она отступила на несколько шагов, выпрямилась, расправила плечи и воскликнула:

– Я высокая, даже очень высокая! Вот увидите, на балу у Бошанов каждый второй джентльмен будет ниже меня.

– Ну это вряд ли, – улыбнулась леди Торнборо. – Зато прямо сейчас я вижу, что ты – копия своего отца не только внешне, но и по характеру. Такая же самоуверенная.

– Я действительно похожа на него? – спросила Лиззи. В последние несколько недель она задавала себе этот вопрос всякий раз, когда проходила мимо портрета сэра Герберта.

– Безусловно, – заверила леди Торнборо.

– Милая, милая бабушка… – с волнением произнесла Лиззи. У нее больше не осталось сомнений в том, что она – Торнборо. Пусть не та, за которую себя выдавала, но все равно Торнборо.

Она повернулась, чтобы еще раз взглянуть на себя в зеркало. Леди Торнборо покачала головой и проговорила:

– Довольно, дорогая. Пора ехать. Карета давным-давно подана.

– Я тут ни при чем. Во всем виновата Марта, – с шутливым негодованием возразила Лиззи. – Она причесывала меня целую вечность.

Марта едва заметно улыбнулась.

– Миледи, я бы справилась куда быстрее, если бы вы не вертелись и сидели спокойно.

– Как несправедливо устроена жизнь! Чем больше я хочу покинуть этот стул, тем дольше мне приходится на нем оставаться. – Лиззи вздохнула и следом за «бабушкой» вышла из комнаты. Пройдя несколько шагов, вдруг остановилась.

– В чем дело, дорогая? – осведомилась леди Торнборо.

– Мне надо взять веер. Я догоню вас через секунду.

Когда Лиззи вошла в спальню, Марта сидела за туалетным столиком и внимательно смотрела на заключенный в рамку силуэт Рии. О чем она думала? И почему вскочила с таким испугом, как только открылась дверь? Вскочила так, словно ее застали на месте преступления…

– Я вернулась за веером, – объяснила Лиззи.

– Простите, миледи, это моя оплошность, – сказала Марта и, не поднимая глаз, протянула ей веер.

– Мне всегда казалось, что этот силуэт сильно отличается от оригинала, – с безмятежным видом сообщила Лиззи. – Взять хотя бы нос. Он куда лучше моего. – У них с Рией и впрямь были разные носы. И очаровательный вздернутый носик Рии нравился Лиззи гораздо больше, чем ее собственный, прямой и чуть длинноватый. – Очевидно, художник решил, что ему больше заплатят, если он слегка приукрасит меня.

Марта в растерянности молчала. Что ж, оно и понятно. Согласиться с Лиззи – значило бы признать, что во внешности госпожи имелись изъяны.

Из коридора донесся голос леди Торнборо:

– Марта, ступай в гостиную и принеси мне нюхательную соль!

– Бабушка тоже явно переоценивает мою привлекательность, – лукаво улыбнулась Лиззи. – Она уверена, что на балу при моем появлении все дамы дружно попадают в обморок от зависти.

Марта добродушно усмехнулась, но перед тем, как выйти из спальни, еще раз украдкой взглянула на силуэт в рамке. Видимо, несмотря на все старания, Лиззи пока не удалось до конца развеять сомнения старой верной служанки.

Сидя напротив Джеймса в библиотеке Торнборо, Джеффри в который уже раз достал из кармана часы.

– Дамы определенно запаздывают, – пробурчал барон.

Ему не терпелось поскорее увидеть Рию. В последнее время его постоянно посещало такое желание, и оно напоминало неутолимую жажду – когда с каждым глотком все больше хочется пить.

– Ничего удивительного. Видишь ли, Рия необыкновенно трепетно относится к своей внешности, – сказал Джеймс, после чего поправил лацканы фрака и смахнул пылинку с рукава, наглядно продемонстрировав тот самый трепет, о котором только что упомянул.

Джеффри заметил на столе под стопкой газет какую-то книгу. От нечего делать он достал ее, взглянул на название и спросил:

– Тебе нравятся стихи лорда Теннисона?

Джеймс покачал головой:

– Нет-нет, поэзия наводит на меня скуку. Когда-то я выучил несколько сонетов и пользуюсь ими от случая к случаю, чтобы настроить даму на романтический лад.

«От случая к случаю?» Джеффри подозревал, что таких случаев, как и дам, у Джеймса было предостаточно.

– Эту книгу читает Рия, – добавил Джеймс.

– Неужели? – удивился барон. – Я не знал, что Рия увлекается поэзией.

– Раньше за ней не водилось ничего подобного. Видимо, этот недуг поразил ее в Австралии.

– Недуг? – переспросил Джеффри. – Ты считаешь любовь к поэзии болезнью?

– Конечно, недуг. Вдобавок – неизлечимый.

– В таком случае я тоже болен, – улыбнулся Джеффри.

– Вот именно, – многозначительно произнес Джеймс. – Кто бы мог подумать, что у вас с Рией найдется столько общих интересов?

– Да, кто бы мог подумать… – пробормотал Джеффри, перелистывая страницы книги.

Одно из стихотворений называлось «Аделин»:

О, таинственное чудо, Улыбнись мне, Аделин! Точно вышла из богинь, Не печалься, не грусти, Мне прекрасней не найти: Белокура, синеока, Губы – розы розовей… [1]

Джеффри вдруг понял, что читает вслух, потому что Джеймс заметил:

– Неплохо. Вполне может пригодиться для ухаживаний за блондинкой.

Мне прекрасней не найти: Белокура, синеока, Губы – розы розовей…

«С тем же успехом Теннисон мог бы назвать это стихотворение “Виктория”», – подумал Джеффри и тотчас услышал:

Подойди ко мне скорее, Вырви сердце из груди.

В дверях библиотеки стояла Рия – ослепительная, как бриллианты, сверкавшие у нее на шее и запястье. Ее темно-синее платье оттеняло светлые локоны и подчеркивало глубину фиалковых глаз, а голос звучал… почти страстно.

Джеффри встал и закрыл книгу. Кажется, у него дрожали руки. «Вырви сердце из груди…»

– Я вижу, вы знаете это стихотворение.

Рия кивнула:

– Да, Эдвард часто читал его наизусть, только менял «Аделин» на «моя Рия». Он говорил, что муза Теннисона, должно быть, выглядела в точности, как… я. Конечно, от этого страдала рифма, и стихотворение немного проигрывало, но я отдала бы все на свете – только бы снова услышать, как Эдвард читает его.

В глазах Рии блеснули слезы, но даже в печали она осталась невыразимо прекрасной.

И желанной.

«Приди в себя, – мысленно спохватился Джеффри. – Ведь она – вдова твоего родного брата».

Но, как известно, сердцу не прикажешь.

– Рия, дорогая, – с неподдельным сочувствием произнес Джеймс, – ты не одинока. У тебя есть мы.

Рия благодарно улыбнулась кузену, затем устремила взгляд своих изумительных глаз на Джеффри.

– По меткому выражению Эдварда, я всего лишь на вторых ролях, однако вы всегда и во всем можете рассчитывать на меня, – проговорил барон.

Она с улыбкой ответила:

– Вы цельный и самодостаточный человек. Вторые роли не для вас.

Если бы сама королева удостоила Джеффри награды, ему было бы не так приятно, как сейчас, после этих слов Рии.

Тут в библиотеку вошла леди Торнборо.

– Кто тут на вторых ролях? – поинтересовалась она.

– Я, конечно, – без промедления ответил Джеймс. – Рия поет дифирамбы Джеффри, а на меня не обращает никакого внимания. – Он театрально вздохнул. – Дождусь ли я когда-нибудь хоть малой толики того уважения, на которое имею право как глава семьи?

– Ты?.. – Леди Торнборо в изумлении приподняла брови. – Ты… глава семьи?

– Извольте видеть. – Джеймс указал на тетушку. – Именно об этом я и говорю.

Рия рассмеялась, а леди Торнборо строго посмотрела на мужчин:

– Джентльмены, не пора ли нам ехать?

Спускаясь по залитым лунным светом ступеням, Джеффри немного замедлил шаг, наклонился к Рие и тихо сказал:

– Вы великолепно выглядите.

– Благодарю вас. – Она улыбнулась, затем спросила: – Вам не кажется, что я слишком тороплюсь с выходом в свет?

Он отрицательно покачал головой.

– Думаю, Эдварду не хотелось бы, чтобы вы оставались затворницей.

– Бабушка тоже так говорит, но я рада слышать это от вас.

– Вам в самом деле так важно знать мое мнение? – При первой встрече Рия вела себя дерзко и независимо, но теперь совершенно переменилась. Значит, ее отношение к нему стало другим и он ей не безразличен?

«Нет, – одернул себя Джеффри. – Возможно, она действительно испытывает ко мне добрые чувства, но только – как к брату Эдварда».

– Джеффри, – сказала Рия, и в ее устах его имя прозвучало как музыка, – вы правда считаете, что мое присутствие на балу не повредит репутации наших семейств?

– Поверьте, вы не совершаете ничего предосудительного.

К сожалению, этого никак нельзя было сказать о том, что творилось с ним самим. Помогая Рие подняться в экипаж, он не мог надышаться дурманящим ароматом ее духов.

Удастся ли ему соблюсти правила приличий и на балу отойти от нее хотя бы на несколько минут? Впрочем, по тем же правилам, он непременно должен танцевать с ней.

Что ж, на сей раз он исполнит свой долг с превеликим удовольствием.