ГЛАВА 1

Большой залив Нью-Йорка представлял великолепную панораму голубого неба, покрытых лесами холмов и широкой гавани, утыканной парусами. Величественно рассекали воду корабли при всех парусах, рядом крутились шлюпки и шхуны. Пароходы, с их пенным кильватерным шлейфом, тянули волокна дыма.

Казалось, что на палубе столпилась в полном составе пассажиры и команда «Мэри Дрю». Это была шумно-праздничная толпа, толкающая друг друга из-за места у ограждений, оживленно жестикулирующая и кричащая. Оживление толпы и великолепный вид Нью-Йорка с его гаванью только усилили беспокойство Анны.

Она прижалась к ограждениям, вглядываясь в длинную полосу города — калейдоскоп крыш, покрытых черепицей, парящие шпили церквей и зеленые лоскуты парков. «Нью-Йорк, — думала она, и с каждым поворотом большого корабельного винта возрастал ее страх. — Скоро я буду на улице — одна со своими сундуками, с небольшой суммой денег и испарившейся отвагой».

Она посмотрела на Стефена, стоящего рядом с ней и показывающего Рори достопримечательности панорамы — церковь Троицы, Губернаторский остров… Когда она, подавив свою гордость, попросила помочь найти место для проживания, он развел руками.

— Не знаю, Анна, — сказал он, — нелегко найти место, чтобы было дешево и безопасно для одинокой женщины.

«Может быть, его больше не заботит, что со мной случится?» — страдая, думала она. Анна не могла отрицать, что у него были на это причины. Он помог ей в самое опасное время ее жизни, а что она дала взамен? Ничего, только перечила, кричала и пошла на настоящий обман. Не один раз за последние дни она придумывала выражения благодарности, но боялась, что, открыв рот, выдаст не то, что на уме, а то, что на сердце.

Ах, в какую передрягу она попала! И зачем она уехала из Дублина?! Ее жизнь там была тяжелой, но, по крайней мере, там все было родное.

На берегу они разглядели круглое, похожее на крепость, строение, которое Стефен назвал Кэстл Гарден, иммиграционный отстойник, где пассажиров из четвертого класса задержат. Иммигранты помоются и обменяют валюту, а потом заключат договоры по высадке в Нью-Йорке.

Миссис Смит-Хэмптон рассказала Анне, что дамы из Нью-Йорка приезжают в Кэстл Гарден, чтобы подобрать служанок. «Девушки, — сказала она, — могут зарабатывать хорошее жалованье, потому что американские девушки отказываются служить в прислугах». Когда на «Мэри Дрю» остановили машины, печальные мысли Анны обратились в головокружительный страх. Пристань заклубилась от активности, толпы — люди отталкивали и пихали друг друга в своем нетерпении продвигаться. Жизнь на берегу казалась шумной и суматошной. Анна вдруг поняла, что, возможно, каюта «Мэри Дрю» была самым безопасным местом в ее жизни.

Она с силой натянула поля своей круглой соломенной шляпки, купленной, чтобы соответствовать понятиям элегантности Грэфтон-стрит, и сказала себе, что мирные дни остались позади. Она, как и прежде, предоставлена самой себе, и лучше приготовиться к худшему. Сходни спустили со стуком, и пассажиры из четвертого класса бросились вперед, волоча свои мешки и испуганных детей. Анна наблюдала, как они стадом направляются к таможенной инспекции, потом на баржи, которые должны перевезти их в Кэстл Гарден. В усиливающейся панике Анна удивлялась себе — зачем она отказалась от места прислуги?! Даже у служанок в прачечных и посудомоечных есть место для того, чтобы спать, еда и, кроме того, приятель, а то и двое, среди других слуг. Стефен коснулся ее руки.

— Что ж, пойдем, — сказал он, поднимая на плечо ее самый большой сундук. Его багаж заберет грузчик, проведет через таможню и доставит по указанному адресу.

Рори начал что-то говорить, но Стефен прервал его и обратился к Анне:

— За воротами есть зазывалы от пансионов… Они о вас позаботятся.

— Зазывалы! — воскликнула Анна, вспомнив грубых людей с быстрой речью в Ливерпуле. Они вырывали у нее пожитки, пытаясь заполучить ее в пансионы, где управляющие назначали фантастические цены за грязные комнаты.

Держа за руку Рори, Стефен уже двинулся к выходу. Анна подхватила сундучок поменьше и поспешила за ним.

— Лучше бы мне идти в отстойник эмигрантов, — заговорила она, догнав их на сходнях. — Может, мне нужно искать место прислуги… Миссис Смит-Хэмптон сказала, что там есть агентство по найму девушек.

Стефен мельком посмотрел на нее; выражение его лица было вежливо-равнодушным.

— Я предлагаю тебе хорошее место.

— Я не могу с вами жить!

— Ты можешь у меня работать.

Они уже вышли на грязную пристань. Мимо то и дело проезжали повозки, заваленные багажом, разбрасывая комья грязи. Вокруг стоял невообразимый шум от скрипа железных колес по камням, криков портовых грузчиков… Она растерянно оглядывалась по сторонам.

— Я не могу с вами остаться, — кричала она в отчаянии, спотыкаясь на ровном месте.

— Устроитесь, — ответил Стефен, перекладывав ее сундук с одного плеча на другое, — а там видно будет.

Анна с тоской думала о Кэстл Гардене, который, как выяснилось, намного безопаснее этих суматошных улиц. Как пассажирку каюты ее очень бегло осмотрел доктор, офицер из иммиграционной службы проверил ее документы. Сейчас ей хотелось оказаться среди пассажиров четвертого класса в Кэстл Гардене, которым заботливо руководят чиновники, оказывая помощь. А так она во всем предоставлена самой себе, потерявшись в этом городе, как мышь на лугу.

Их остановил таможенник и порылся в сундучках Анны. Только после этого он разрешил им идти к воротам.

Не успели они выйти на улицу, как к Стефену подскочил человек и, схватив его за плечо, закричал:

— Дешевые наемные экипажи! Поедемте в дом с самыми дешевыми ценами на свете!

Другой человек в клетчатом костюме и котелке выхватил сундучок из рук Анны и закричал:

— Идем со мной, девушка!

— Мой сундук! — завопила Анна.

Непрошеный носильщик смешался с толпой и был уже далеко.

Анна побежала за ним, то и дело наталкиваясь на пешеходов, которые не удостаивали ее и взглядом.

— Остановитесь! — кричала она. — Мой сундук! Ах, да остановитесь же!

Она не сводила глаз с клетчатой спины носильщика и вскоре увидела, что он остановился впереди нее на расстоянии двадцати ярдов. Его хитрые глаза искали ее в толпе. Она подбежала к нему, задыхаясь, сердце выскакивало, а шляпа повисла на резинке.

— Отдайте мне мой сундук! — вопила она — Отдайте его, или я вызову констебля!

Вор засмеялся, показав корешки черных зубов.

— Это вам будет стоить доллар, девушка! Ведь я его всю дорогу нес!

Рядом неожиданно оказался Стефен. Он схватил мужичка за воротник, встряхнул и дал ему пинка под зад. Мужичок заверещал и улетел в толпу.

Анна прижала ко рту тыльной стороной запястье и опустилась на сундук.

— Он хотел его украсть, — проговорила она залившись слезами. — Пропало бы все мое кружево!

Стефен наклонился и похлопал ее по плечу:

— Ничего, дорогая. Он только хотел надуть тебя. Ты бы заплатила ему доллар, и он вернул бы твой сундук. Город кишит такими, как он, так что придется тебя оберегать.

— Ненавижу Нью-Йорк, — проговорила Анна, глядя сквозь слезы на спешащую толпу, грязную мостовую. — Хуже, чем Ливерпуль…

— Ненавидишь его! — отозвался Стефен. — Но ты еще и не видела его! Тут есть на что посмотреть.

Анна взглянула на его лицо, излучающее добродушную уверенность, на его широкие плечи…

— Если бы у меня только было место, — проговорила она, обращаясь к самой себе. — Если бы я знала, куда ехать…

Стефен улыбнулся:

— Пойдем с нами, Нэн… Хотя бы на время. Анна вытерла слезы. После всех ее планов и резких слов она не могла остаться у Стефена. Ах, что сталось с ее решительностью.

— Я не должна, — прошептала она.

— Нью-Йорк — грубый город, — заметил Стефен, подавая ей носовой платок.

Анна хорошенько высморкалась.

— А где же Рори?

— Около ворот, с твоим сундуком. Сейчас поправь шляпку, и пойдем, пока вор не захватил его и все остальное.

Он взял ее под руку и повел назад, к воротам пристани, где Рори сидел на ее сундуке, уставившись на группу мужчин, грузящих ящики и бочонки на телегу.

— Я смогу остаться с вами только ненадолго, — сказала она, — пока не соориентируюсь.

— Мы будем рады, сколько бы ты ни захотела пробыть с нами, — ответил Стефен. — А сейчас давайте двигаться.

Наемный экипаж вез их вдоль береговой линии под бушпритами кораблей, которые как бы нанизали на себя улицу, почти утыкаясь в окна строений из красного кирпича, где размещались корабельные конторы и пакгаузы. Рори, которому все было интересно, кидался из одной стороны экипажа в другую, глазел по сторонам, громко читая вывески.

— «Стапель парома Пека»! — кричал ой. — «Линия Новый Хэйвен»! «Мучной склад Валентина с сыном»!

Анна заткнула уши.

— Помолчи, дружище, — сказал Стефен. Экипаж свернул в узкий переулок, заполненный телегами, фургонами, людьми. Тротуары были завалены тюками и коробками. На стенах трех— и четырехэтажных зданий были разбросаны вывески торговцев мехом, аптекарскими товарами, дилеров по продаже кухонных плит. Анна закрывала нос от зловония пищевых отбросов, навоза и засорившихся стоков.

Нью-Йорк выглядел грязным и недостроенным, но здесь, как нигде, кипела жизнь.

— Пап, посмотри! — Рори показал на мальчика не старше его самого, несущего газеты на руке и вопящего во все горло.

На лице Стефена Анна заметила тень тревоги.

— Тебе не надо работать, Рори, чтобы прожить. Будь за это благодарен.

Рори уставился на мальчишку с газетами — лицо его было полно зависти.

Экипаж выплыл из узких, с лихорадочным движением переулков на шумный перекресток. Анна увидела тенистый парк с фонтанами. Широкий бульвар был заполнен ярко окрашенными омнибусами, частными экипажами и толпами народа.

«Бродвей», — решила Анна, приподнявшись, чтобы было лучше видно. Из разговоров леди на борту «Мэри Дрю» она знала, что это авеню с самыми фешенебельными магазинами в Нью-Йорке, намного больше, чем Грэфтон-стрит в Дублине. Здесь были высокие здания и красивые магазины с большими стеклянными витринами. Яркие тенты свисали с балок, которые тянулись почти до края тротуара. Всюду в глаза бросалась реклама.

Стефен указал на Сити-Холл, построенный из белого мрамора, и на Американский музей Барнема с развевающимся флагом. Рори не выдержал и даже вскрикнул от восторга.

Весь Бродвей был освещен лучами заходящего солнца. Элегантные леди и джентльмены прогуливались перед сверкающими окнами магазинов, предлагающих ювелирные изделия, книги, мебель, вина, игрушки и парфюмерию. Дамы были разряжены в шелка и атласы всех цветов; развевались ленты и перья на шляпах; и всюду было кружево, много кружева — на шалях и капорах, на зонтах и лифах, на воланах и перчатках.

«Конечно, — думала Анна с возрастающим волнением, — хоть один владелец магазина да захочет купить мою работу».

Экипаж свернул с Бродвея, и исчезли стеклянные большие витрины, не стало прогуливающихся дам и сверкающих экипажей…

Они снова оказались на кишащей народом улице. Анна увидела магазины дамских шляп и мануфактуры, но они были маленькими, тусклыми и располагались посреди магазинов старьевщиков, товарных складов и таверн. Здесь были частные дома хорошей постройки в два и три этажа, но были и разрушающиеся деревянные домики. Ступеньки на крыльце многоквартирных домов были заполнены мужчинами и женщинами, радующихся весеннему вечеру. Звуки торговли заглохли; грохот проезжающих повозок сменился звонкими криками играющих детишек.

Стефен обнял Рори за плечи и с нетерпением то и дело выглядывал из экипажа. Анна постаралась подавить в себе разочарование отсутствием элегантности вокруг. «Здесь живет Стефен, — подумала Анна. — А я здесь пробуду только до тех пор, пока не найду комнату на тихой, более опрятной улочке».

Экипаж остановился около углового здания, выкрашенного в блестящий темно-зеленый цвет. Окна нижнего этажа были защищены декоративными стальными решетками. На подоконниках цвела герань. Какой-то парень выскочил из качающихся дверей, неся ведро пенящегося пива. Рори уставился на парня, потом поднял глаза к вывеске — золотыми буквами на зеленом фоне было написано:

САЛУН ЭМИРЭЛД ФЛЕЙМ

Стефен Флин, хозяин

Стефен усмехнулся и сказал: — Вот мы и дома.

Мужчины, слонявшиеся без дела, увидев Стефена, закричали:

— Вот и он!

— Флин вернулся!

Пока Стефен помогал спуститься Анне ирасплачивался с возницей, мужчины сгрудились вокруг экипажа. Они хлопали его по плечам, протягивали руки для приветствий. Их лица и голоса были близки Анне: лица, утомленные работой, голоса ирландские. Как и у эмигрантов на «Мэри Дрю», на них были грубые фризовые куртки и низко надвинутые на лоб матерчатые кепки.

— Магири тебя потерял, Стефен, — сказал кто-то. — Разыскивает для еще одного боя…

— Так он что, заглядывал? — пошутил Стефен. — Я думал, что он еще не встает после проигрыша.

— Молодой Моуз дал по зубам одному из парней Магири…

Толпа становилась все больше, окружала все теснее. Стефен тепло всех приветствовал, крепко пожимая руки и хлопая по плечам.

Потом внимание толпы обратилось на Анну. Голоса стихли, и присутствующие с любопытством уставились на нее. Она быстро взглянула на Стефена, интересуясь, как же он станет называть ее.

Он обхватил рукой ее талию.

— Это моя жена Анна, — сказал он. — А это и есть мой сын Рори.

Его жена! Анна вперилась взглядом в Стефена, Потеряв дар речи, напрягая ум, чтобы найти слова выразить изумление. Как, он объявляет ее женой во всеуслышанье, когда она только всего-навсего согласилась работать у него, и то на короткий промежуток времени.

Мужчины стянули свои кепки.

— Миссис Флин, — почти в один голос пробормотали они.

Потом Стефен представил их ей:

— Моуфиси, Фиц, Делэни, Сейерс, Лулер, Тали… Они смотрели на нее с восхищением и с уважением,

и Анна заставила себя улыбаться их приветствиям, как если бы она была рада, что здесь находится, как если бы она на самом деле была любимая новобрачная Стефена Флина.

— Женат, — сказал кто-то. — Представляю, как удивится моя миссис.

Другой внимательно разглядел ее.

— О, Стефен, да она прекрасная девушка!..

— И это очень плохо для Пэги Кэвенах!

Последнее замечание вызвало общий смех и протест со стороны Стефена.

— Ну, хватит шуток, — сказал он.

Но Анна еще какое-то время слышала шепот одобрения: «его жена…», «…отличная», «да и сынок тоже…»

Лицо ее от смущения горело. Это было так же неловко, как на «Мэри Дрю», когда ее разглядывали дамы. Там она столкнулась с презрением, а здесь было слишком сильное восхищение, но одинаково неприятно…

Внимание толпы переключилось на Рори.

Анна поставила его впереди себя, положила руки ему на грудь. Так было приятно и утешительно держать его, чувствуя, что его сердчишко колотится так же, как и ее. Мальчик прижался к ней так, будто ему тоже было не по себе…

Молодой человек проложил себе дорогу в толпе. Он был темноволос и поразительно красив. Юноша напряженно улыбался.

— Эмет, — сказал Стефен и обнял молодого человека за плечи. — Эмет…

— Как я рад снова тебя видеть, Стефен! Повернувшись к Анне, Стефен сказал:

— Это Эмет Кэвенах, Нэн. Эмет тут присматривал за всем, пока меня не было.

Эмет взглянул на Анну, и его улыбка погасла.

— Анна — моя жена, — пояснил Стефен. — А вот это Рори, мой мальчик.

На лице Эмета промелькнуло выражение горечи. Складка между бровями стала глубже, но он кивнул ей:

— Добро пожаловать.

Анна ответила острожной улыбкой. «А он ревнивый», — подумала она. Ей хотелось сказать Эмету, что еще до того, как он опомнится, она уйдет и он сможет снова владеть Стефеном безраздельно…

— Как дела у твоей матушки, парень? Как наша Пэг? — спросил Стефен.

— Неплохо. Заведение держали в чистоте и порядке. Пойдем выпьем, Стефен. Парням так хочется тебя поприветствовать!

Стефен покачал головой:

— Не сейчас… Я должен показать семье их новый дом. Чуть позднее… — И повернувшись к Анне, добавил: — Он — пламенный патриот, наш Эмет. Если я ему дам волю, он уедет в Ирландию один сбрасывать ярмо с нашего народа…

Стефен повел Анну и Рори впереди себя через толпу к салуну, то и дело протягивая руку для приветствия и рукопожатия. Наконец они вошли в холл, слабо освещенный газовой лампой.

Два человека принесли вещи Анны и, дотронувшись до кепок, исчезли.

Анна стояла, держа Рори за плечи, с раздражением на лице. Если бы не было мальчика, она бы дала понять Стефену, что она обо всем этом думает. Его жена!

— Думаю, я должен отнести тебя наверх, — сказал Стефен, улыбаясь довольно. — Невесту нужно переносить через порог…

— Не беспокойтесь! — фыркнула Анна. Подобрав юбки, она поднялась по ступенькам.

— Это второй этаж, — крикнул Стефен. — Надо подняться на последний…

На третьем этаже она открыла дверь в хорошего размера комнату, пахнущую свежей краской и лаком. Два окна давали достаточно света, чтобы было видно, что комната почти пуста. Вдобавок к кухонной плите, сияюще-новой, как и обещал Стефен, здесь был гладкий обеденный стол и старый стул.

Анна пересекла комнату по деревянному полу, блестящему от воска, заглянула в буфетную, посудомоечную, где увидела раковину, небольшую печь, бак для воды и холодильник. Из окна открывался вид на задний двор. Уже довольно стемнело, чтобы все разглядеть, но Анна смогла различить очертания каких-то подсобных строений и останки умирающего сада.

Она услышала, как вошли Рори и Стефен и прошли в глубь квартиры, громко разговаривая.

Анна провела пальцем по безупречно чистому краю раковины и осторожно повернула кран — хлынула вода. Испугавшись, она поспешно закрыла кран. «Не так уж плохо, — подумала она, — готовить здесь. Не надо таскать воду наверх…»

Она опять прошла через кухню, восхищаясь плитой с ее никелированными частями. Возвращаясь в холл, она миновала спальню, которая' была полностью обставлена, и вышла в гостиную, затем в просторную комнату, окна которой выходили на улицу.

В нижние переплеты окон было вставлено матовое стекло, пропускающее свет, но заметно смягчая его. Через прозрачные верхние стекла Анна полюбовалась последними лучами заката, скользящими по конькам городских крыш.

Вошел Стефен и зажег лампу — пламя осветило комнату.

— Ну, что ты думаешь, Нэн? Она пожала плечами:

— Как будто чисто.

— За этим следила мать Эмета и его сестра Пэг.

— Пэг — это та, о которой говорили мужчины внизу? — спросила она, припоминая шутки. Ей интересно было знать — эта Пэг не подружка ли Стефена. Эта мысль веселья ей не прибавила.

— Тебе понравится Пэги, — сказал Стефен. — Она милая девушка. Совсем не похожа на Эмета.

Анна оглядела комнату, в которой была только узкая кровать, комод и потертое кресло.

— А где я буду спать? — спросила она.

— Здесь, дорогая, — весело ответил Стефен. — Со мной. Это наша комната. А спальню отдадим Рори.

Анна недовольно поджала губы.

— Почему это?

Рори, который уже успел устроиться в кресле около окна, с любопытством смотрел на них.

— Дружище, ты уже здесь?! Я хочу, чтобы ты сбегал в бакалейную лавку миссис Кэвенах и купил нам что-нибудь на ужин.

Он вынул из кармана полную горсть монет.

— Этот магазинчик находится напротив нашего дома? — спросил Рори, спрыгивая с кресла.

— Ну, да. Скажи ей, что ты мой сын, и купи колбасы, хлеба и… еще что-нибудь!

Когда Рори понесся к двери, Анна его остановила:

— Часу не были в городе, а ты весь покрылся грязью, — сказала она, пытаясь стереть полосу с его лица. — Миссис Кэвенах, да и все соседи подумают, что ты приехал из дублинского работного дома.

— В Нью-Йорке все грязные, — кричал Рори, пытаясь вырваться.

— Ах, вот как! Мне нет дела до других, но в этой семье ни один больше не будет ходить грязным!

Рори засмеялся и убежал.

Анна сняла синий жакет и выдвинула ящик комода. Она чувствовала смущение, находясь в этой комнате наедине со Стефеном.

— На этой кровати нам не поместиться, — сказал Стефен. — Завтра я закажу что-нибудь побольше.

«Он может издеваться надо мной, как ему хочется, — думала она. — Но если он попробует лечь со мной сегодня ночью, у него будут неприятности».

— Это будет наша спальня… Завтра я закажу латунную кровать от Роджерса, — продолжал Стефен. — Его магазин внизу, на Водяной улице.

Терпение Анны иссякло — она взорвалась:

— После всего, что я сказала, с чего вы решили, что я буду с вами спать? А кроме того — вы не имели права всему свету говорить, что я ваша жена! Еще и часа не прошло, как вы сказали, что я буду у вас работать. Если я буду держать в порядке дом и Рори, я нанятая домохозяйка, и ничего больше! Я вас предупредила — как только я узнаю город и найду спокойное место, я пойду своей дорогой!

Стефен весело улыбался.

— Анна, неужели ты не видишь — еще на корабле мы стали семьей — ты, я и Рори… — сказал он, подходя к ней.

Анна отклонилась назад, сжав кулаки.

— Мы не семья! И больше того — вы меня обманули, рассказывая всем, что я ваша жена…

— Один обман тянет за собой другой, дорогая. Вначале ты меня обманула, не сказав о своем муже. Теперь я… Давай считать — мы квиты.

Он обнял ее за талию. Анна уперлась ладонями ему в грудь, пытаясь оттолкнуть его. За плечом Стефена она увидела узкую кровать и невольно представила, как проснется однажды утром, а он рядом — теплый от сна, лицо колючее от выросшей за ночь щетины…

Анна опустила глаза, боясь, что он прочтет ее мысли.

— Вы не можете силой заставить меня быть с вами.

— А я и не собираюсь. — Он нежно поглаживал ей спину. — Забудь прошлое, Нэн, и всех людей из этого прошлого… Сейчас ты новую жизнь начинаешь! Здесь тебя никто не будет судить.

Он нежно поцеловал ее щеку, крепко прижав к своей груди. Щетина колола ее нежную кожу, она вздрагивала и слабела… А он все целовал и целовал ее, нежно скользя губами по шее, опускаясь все ниже и ниже… Анна закрыла глаза… Это было похоже на наваждение — его рот, ласковые пальцы заставляли забыть обо всем.

Она смутно слышала, как вернулся Рори, грохоча башмаками по ступенькам, но не могла отодвинуться от Стефена. Она обняла его за шею и вернула ему поцелуй, удивляясь собственной отваге и легкомыслию.

 

ГЛАВА II

Вечером Стефен оглядел свой салун, набитый народом, и подумал, что помещения никогда не выглядели лучше, чем сейчас. На внутренней стенке бара сияло большое зеркало — на нем не было ни пылинки; тщательно обтерты бутылки, а на керосиновых лампах не было копоти. На дальней стене на календаре леди нюхала розу, слева от нее висела гравюра в рамке — скаковая лошадь благородных кровей, Эклипс, а справа — великие боксеры Хайер и Хинан, в боксерской стойке, лицом к лицу.

«Слава Богу, я вернулся домой!» — подумал Стефен. Он облокотился на инкрустированный бар красного дерева и наслаждался таким знакомым и родным запахом дыма и пива, звуками громких ирландских голосов, резким стуком бильярдных шаров. А эти джентльмены из верхнего города пусть держатся за свой «Юнион клаб». В Бауэри, в салуне, человек может расслабиться и найти уважение. Он может порадоваться выпивке и пению, потерять за картами монету-другую или просмотреть «Ирландское время». А если ему нужно сбросить гнев и ярость, он может пойти в комнату для тренировок и провести несколько раундов на ринге.

Внимательный взгляд Стефена передвинулся к двери спарринговой комнаты и замер.

— Что за черт?!

Над бильярдным столом, рядом с картиной, изображающей в натуральную величину «Перепуганную Сусанну в купальне» висел плакат, на котором был изображен он — голая грудь, кулаки подняты… Было впечатление, что это он заставил Сусанну попытаться прикрыть наготу руками.

Стефен толкнул Эмета, который рядом с ним опирался на стойку бара.

— Ты только погляди на это, — сказал он, смеясь. — Будто я собираюсь с нашей Сусанной провести несколько раундов.

Эмет отхлебнул пива.

— Эта идея Тали, — сказал он. — Парней это забавляет…

Стефен поймал взгляд бармена с блестящими от помады волосами.

— В этом я вижу твою руку, Тали.

Длинные усы Тали зашевелились, когда он улыбнулся.

— Нетрудно было сообразить, когда я вас увидел с этой женщиной.

— Она — жена, Тали… Тали взялся за пивной кран:

— Она красивая… Пошли вам, Бог, счастье! Стефен признательно кивнул головой, но ничего

больше не сказал. Женщины были животрепещущей темой разговоров в салунах, но не жены. Особенно этот разговор был неуместен после шуток по поводу голой Сусанны.

Он взглянул на Эмета, угрюмо допивающего свое пиво. Парень весь вечер был в плохом настроении. Даже хриплые приветствия Стефену в переполненном людьми салуне не смогли поднять его настроение. Он всегда был пессимистом, но сейчас Стефен чувствовал, что что-то случилось.

— Кажется, ты потерял свои улыбки где-то на дороге, — заметил Стефен.

Эмет пожал плечами и промолчал.

— Скажи мне, какая муха тебя укусила?

Эмет пристально посмотрел на свою кружку с пивом:

— Теперь, когда у тебя жена под боком, ты не будешь больше драться.

«Так вот в чем дело, — подумал Стефен. — Вот почему Эмет так смотрел на Анну».

— Парень, да она никакого отношения к этому не имеет. Я завязал с боями, потому что у меня к этому больше не лежит душа. И мне не хочется закончить, как наш Хэмер. — Он кивнул на старого боксера, который сидел с пьяной улыбкой среди мужчин, занятых картами и виски.

Эмет скривил рот, показывая этим свое неудовольствие.

— О'Мэгони и Доугени создали комитет по организации высадки в Ирландии. Они хотят провести встречу в отеле «Шестой округ».

— А-а, так сейчас это называется высадкой в Ирландии, — протянул Стефен. — А я думал, что мы толкуем о призовых матчах.

Эмет отодвинул недопитое пиво:

— Стефен, ты — боксер и патриот. Ты ирландскому делу принадлежишь так же, как боксерскому рингу.

«Парень привязан к самой идее боя, — подумал Стефен с грустью — Ему двадцать три, но он еще не стал взрослым…»

— Я принадлежу моей семье, и моим добрым соседям, и друзьям, — ответил Стефен. — В этот круг входишь и ты, но с условием — не надо делать меня героем старых сказок. Что касается Ирландии, то свобода придет. Я уверен! Может, не при нашей жизни, но придет… Через парламент, без кровопролития.

— Она должна наступить сейчас! — воскликнул Эмет. Его лицо пылало страстью. — Как мы, ирландцы, можем здесь в Америке требовать уважения, если наша страна под пятой Англии?

— Уважение ты можешь заслужить упорным трудом и достойной жизнью, Эмет! То есть именно тем, что ты и делаешь.

— Но О'Мэгони говорит…

— У О'Мэгони и Доугени под шляпами кирпичи вместо голов, — с раздражением сказал Стефен. — Они оставили Ирландию в сорок восьмом как пораженцы, впрочем, как и все мы. А сейчас они строят из себя героев.

— Но они и есть герои, — запротестовал Эмет. — Они восстали и сражались! Как и ты…

— Сражались! — Стефен затряс головой, возмущаясь. — Сорок восьмой — это стычка на капустных грядках, ничего кроме политики и поэзии. Я полагаю, они все еще думают, что могли идти против армии королевы с пиками и вилами, горланя бравые призывы.

— Сейчас они достают оружие.

Стефен насторожился. Помилуй, Боже, неужели слова так быстро доходят до границ Америки?

— И там будет восстание…

— Не будет там восстания! — воскликнул Стефен, начиная сердиться. — У ирландского народа для этого слишком живот подтянуло после голодухи, болезней и горя в стране. Священники проповедуют отказ от восстания, а лучшие мужчины уезжают в Америку. В Ирландии никого больше не волнует восстание, даже полицию. Они позволяют нам, участникам восстания в сорок восьмом, бродить свободно где угодно. Они знают, что для того, чтобы вновь разжечь пожар, нужно призвать самого святого Патрика.

Глядя на Эмета, Стефен вспоминал себя — молодого, теряющего голову от ненависти и надежды. Было обидно, что парень может погубить себя из-за лживых воззваний и обещаний свободы.

— Эмет, — сказал он, стараясь быть терпеливым. — Ты же в Америке родился. Никогда не стоял на ирландской земле. Революция в разваленной стране — это безнадежная затея.

— Это не безнадежно, — возразил Эмет. — И я готов бороться, если они меня возьмут.

Стефен внимательно посмотрел парню в лицо, пытаясь понять, насколько тот серьезен.

— Ты собираешься ехать туда и ввязаться во все это?!

Эмет кивнул.

— Я знаю, они собирают добровольцев. Им нужен курьер, чтобы обеспечить связь между Нью-Йорком и Дублином. Я сказал О'Мэгони, что согласен, и уже дал клятву.

«Так, — подумал Стефен, — его молодой друг за время его отсутствия решил отдать себя безнадежному делу».

— Ну что же, раз ты всерьез.

— Да, всерьез, Стефен.

Стефен подумал о просьбе Пэдрейка Мак-Карси: найти надежного человека перевозить деньги в Бирмингем.

Эмет не был безрассуден, был осторожен и предан до мозга костей. У него мать и сестра, но нет ни жены, ни детей. А когда он приедет в Ирландию, Пэдрейк о нем позаботится…

Стефен Флин ближе наклонился к плечу друга:

— Эта группа в Ирландии не более, чем горстка людей, сверлящих дыры в дублинских горах пиками по воскресеньям после обеда. Держу пари, что все это ничем не кончится.

Эмет сжал губы:

— Я и это буду делать, Стефен. Пойми — я должен что-нибудь делать!

— А что ты слышал об оружии?

— Точно я ничего не знаю… Но О'Мэгони хочет добыть денег, чтобы купить его. Он говорил об ирландских связях, реальных доходах и о подготовке армии в пять сотен человек.

Стефен взглянул на часы и увидел, что закончилась рабочая смена Тали. Он толкнул в плечо Эмета:

— Засучивай рукава и принимайся за работу. Договорим позже. И не давай выносить выпивку всякому ирландцу, который ведет речи против королевы.

Стефен отошел от бара и стал проталкиваться в спарринговую комнату. Чем больше он думал о Эмете как о курьере, тем больше ему нравилась эта мысль. Парень был трезвенник, в голове никакого легкомыслия. Пэдрейк одобрит его выбор — Стефен был уверен. Пэдрейк сделает из него политического деятеля, достойного соперничать с лучшими из них. Но О'Мэгони нужно держать в узде. Пэдрейку необходимо повиновение приказам из Ирландии, а не группы смутьянов в Нью-Йорке.

Стефен вошел в комнату для тренировок, клубящуюся от дыма. Поверх голов толпы он увидел двух мужчин на отделенном канатами ринге посреди комнаты. Он направился в угол, где с потолка свисал тяжелый мешок, набитый опилками. Вот тут он сможет расслабиться и пропотеть! Он работал над мешком добрых полчаса, пока все тело не покрылось испариной.

— Так, «Пламя родины» все еще горит, — раздался знакомый голос. — Добро пожаловать домой, чемпион.

Стефен повернулся и увидел Джила Гилеспи, взъерошенного, с багровыми щеками шотландца, который писал для «Национальной газеты».

— Джил! — Воскликнул Стефен, расплывшись в улыбке.

— Слава Богу, выглядишь отлично, — заметил Гилеспи, тряся руку Стефена. Он перекатил сигарный окурок в угол рта. — Точность, как у блохи. Магири скоро дождется…

— Долго ему придется дожидаться. Я уже осёл, пустил корни.

— Ни черта, — возразил Гилеспи и сделал глоток из своей неразлучной фляжки, не вынимая сигары изо рта. — Газеты сделают все, чтобы заставить тебя вернуться: они будут печатать оскорбления Магири до тех пор, пока ты не примешь вызова.

— Извини, Джил. В мире не осталось такого вызова, который бы заставил меня вернуться на призовой ринг.

— Я не верю в это. Ты в хорошей форме, чемп. К тому же там еще и деньги делают.

Стефен не стал спорить.

— Давай; Джил, держи мешок крепче, чтобы я смог несколько раз ударить как следует.

— Говорят, что ты завязал из-за женщины, — сказал Джил, ухватившись за мешок. — Трудно поверить, что ты позволил какой-то бабенке залезть себе под шкуру.

Стефен бросил на Гилеспи предостерегающий взгляд:

— Не говори о моей жене здесь! Я сказал, что завязал с боями после боя с Магири. Мне уже тридцать лет.

— Черт, да ведь Саливену было тридцать пять, когда он побил Конта…

— Я сказал, что выхожу из игры. — Стефен протянул Джилу руки, чтобы тот завязал шнурки перчаток. — Ну, давай, держи крепче. Не успокоюсь, пока не сброшу тебя на пол.

Вокруг мешка собралась группа мужчин. Стефен стал в стойку и нанес серию ударов. Его перчатки из буйволовой кожи били мешок с яростью, достойной восхищения. Удары отдавались в предплечья и плечи. На шее и спине появились струйки пота, а он все бил и бил в мешок, не сводя с Джила глаз.

Лицо Джила покраснело — он изо всех сил пытался удержаться на ногах.

Отрабатывая удары, Стефен думал о давлении, с которым столкнется в ближайшие недели. Газеты возьмутся за него, сообщая о вызовах Магири, намекая на его женитьбу, делая заключения о его физическом состоянии. Газеты должны что-нибудь печатать, чтобы подогревать интерес публики. Газетчики всегда изображали призовых бойцов и как соперников в повседневной жизни — американец против ирландца, католик против протестанта, житель севера против жителя юга. Когда-то они описывали Стефена как паршивого ирландского революционера, но как только он сразился с Били Магири, то сразу же превратился в респектабельного бизнесмена, зато Били стал негодяем, связанным с шайкой бешеных и продажных политиков.

Стефен понимал, что ложь в газетах была частью игры, способом продать газеты и дать рабочему человеку отвлечься от каждодневных забот. Но никакая шумиха не могла бы заставить его изменить решение. Он оставил ринг навсегда.

Он прекратил бить по мешку — тело его истекало потом. Кто-то бросил ему полотенце.

Джил тяжело пыхтел, его редеющие светлые волосы облепили череп.

— Ну, ты горяч, чемп. Свой удар не потерял. А как ноги?

Стефен вопрос проигнорировал.

— Джил, Эмет даст тебе выпить, — сказал он. — Но только возьми с собой. Не пей здесь больше.

— Позже. Я тут покручусь и посмотрю, как ты работаешь.

Он пошел следом за Стефеном к рингу.

— А как насчет показательного матча? Ты и Магири в «Спортивном зале»? Три спарринговых матча и матч с перчаткой. По доллару с носа за вход.

— Ты становишься тугим на ухо, Гилеспи! — фыркнул Стефен. — Я же сказал — я с этим покончил.

Около ринга стоял крепкий, рослый темнокожий юноша. Он не спускал глаз с двух мужчин, которые молотили друг друга на ринге. На парне была красная фланелевая рубаха, а волосы на голове напоминали шапку — так густы и кучерявы они были. Стефен изумился, как вырос Моуз. Когда он впервые появился в спарринговой комнате несколько лет назад, это был худенький, полууличный мальчишка, работавший крысоловом для крысиной ямы на Водяной улице. Сейчас Моузу было восемнадцать, но он был крупнее многих взрослых мужчин.

Стефен кивнул в сторону ринга:

— Они не собираются покалечить друг друга?

Моуз покачал головой:

— Эти два козла собираются ничего не делать, только воздух сотрясают.

Стефен отбросил полотенце:

— Давай-ка мы с тобой, Моуз, проведем несколько раундов. Потешим присутствующих.

Глаза Моуза, обычно равнодушно-спокойные и усталые, сверкнули.

— Даже не мечтал!

Стефен подал знак мужчинам прекратить свой матч.

Моуз снял рубашку, надел перчатки и поднялся на ринг вместе со Стефеном.

По спарринговой комнате пробежал ропот. Все присутствующие столпились около ринга, голоса зазвучали громче.

Стефен прыгал по деревянному настилу ринга и оценивал крутые плечи Моуза, его широкую грудь.

— Да ты почти моего размера, парень.

Моуз выставил руку, всю в гладких блестящих мускулах, и приставил к бицепсу Стефена:

— Кажется, ваша немного больше загорела. Стефен засмеялся.

— На корабле я много часов тренировался под солнцем. — Он оглядел комнату в облаках дыма. — Гилеспи! — громко позвал он. — Иди сюда, будешь засекать время.

Газетчик, локтями проложив себе путь в толпе, вынул карманные часы.

Стефен и Моуз коснулись перчатками друг друга и, подняв руки, приняли боксерскую стойку. Комната для спарринга затихла.

— Время, джентльмены.

— Гляди на меня, ну, — сказал Стефен Моузу. — Глаз с меня не своди. Полностью сосредоточься на деле.

Моуз прищурился. Его грозный вид производил впечатление на ринге, но он не умел увертываться от ударов — смело держал открытым лицо — бей как хочешь.

Чтобы проверить реакцию Моуза, Стефен сделал несколько ложных выпадов.

— Следи за движением головы, — сказал он. Стефен наступал, а Моуз все уходил.

— Я ударю тебя при отходе, — предупредил Стефен. — Не позволяй мне этого.

Неожиданно Моуз сделал выпад, целясь в подбородок Стефена. Стефен хотел ускользнуть, но не успел. Голова откинулась назад, удар прошел через все тело. Он ощутил секундное беспамятство. Моуз удивленно смотрел на него.

— Молодец, парень, — сказал Стефен, встряхнув головой.

Он бил по ребрам Моуза, отодвигая его назад.

— Да не стой ты, — довольный своей работой, воскликнул Стефен. — Бей, переходи в наступление.

Стефен уклонялся от ударов и финтил, установив свой темп. Ногами Моуз работал плохо, но он заставлял Стефена шевелиться. Во втором раунде Стефен почувствовал знакомое удовольствие, когда работаешь с хорошим боксером, — сильно сконцентрировавшись, наблюдая, реагируя, с напряжением, в каждом нерве. Даже после удара в подбородок он чувствовал себя проворным, ноги были упругими и сильными. Моуз таки схватил несколько резких ударов; тем не менее мальчишка все время атаковал и к защите не переходил. Стефен доставал ребра и грудь Моуза сколько хотел.

Они остановились после пяти раундов, невзирая на громкие протесты зрителей. Стефен сбросил перчатки и повел плечами. Он чувствовал усталость и возбуждение, с радостью отметив, что бедро не дало о себе знать. Моуз выглядел свежим, в глазах светилась тихая гордость.

— Защищай корпус, — сказал Стефен. — В настоящем матче именно удары по корпусу заставят тебя сдаться.

Моуз лукаво улыбнулся:

— А ваш подбородок я сразу нашел. Стефен дотронулся до головы парня:

— Да, это ты молодец.

Он пошел принять душ за деревянной перегородкой на дальнем конце комнаты для спарринга. Пока он стоял на каменном полу под струей холодной воды, он размышлял о молодости и силе Моуза, испытывая муки зависти. Да, без сомнения, покончить со всем этим будет для него облегчением. Его телу не будет больше угрожать призовой ринг, да и ярость, которая клокотала раньше в его жилах, угасла. Хотя в жизни каждого боксера было что-то такое, что ему очень нравилось: грубое мужское товарищество, считавшее его стоящим этих взрывов неистовства, да и слава титула чемпиона чего-то да стоила. Кроме того, даже в самом горчайшем, жесточайшем соперничестве на ринге было уважение и кровная связь мужества между двумя боксерами.

Стефен вытерся и оделся. Физическая нагрузка и холодный душ избавили его от усталости и взбодрили. Он пригладил рукой влажные волосы и подумал об Анне. Представил, как она спит выше этажом — теплая; с растрепанными волосами… Представил, как ложится рядом с ней, как будит ее поцелуями…

Он с трудом оборвал свои фантазии. Нужно купить подходящую кровать, да и ей надо дать время осмотреться и принять решение. Сегодня он будет спать на кресле в кухне.

Он вернулся в спарринговую комнату, чувствуя возбуждение. В голове пронеслись мысли о других женщинах в этом городе, с которыми имел дело годами, но ни к одной из них идти не хотелось. Он отверг их всех. Анна — единственная, кого он хотел все эти недели. Уж одну ночь он еще как-нибудь подождет.

В комнате стояла странная тишина. К запаху дыма примешивалось какое-то напряжение.

— Привет, Флин.

Стефен повернулся настороженно — перед ним стоял Били Магири, потрясая большими руками в перчатках из козьей кожи. Черные волосы, коротко остриженные, подчеркивали красивые черты его лица. Поверх клетчатого костюма на нем висели старинные часы.

— Это ты, Били, — протянул Стефен медленно, сразу приняв во внимание надменную позу и наглую улыбку. — А я тебя так скоро не ждал.

Полдюжины разгоряченных молодых парней окружали Магири. У них были длинные волосы, уложенные при помощи какой-то остро пахнущей гадости, и все они были одеты по моде Бауэри: яркие шелковые платки завязаны на шее, длинные брюки спускались на тяжелые башмаки с железными носками для удара противника.

— Я пришел поприветствовать тебя, — объяснил Магири, согнув в кулак обтянутые козьей кожей пальцы.

— Ценю твое внимание! — Стефен даже не пытался спрятать насмешку в голосе.

Парни Магири недовольно заворчали. Неожиданно Стефену захотелось посмеяться над ними. Подобно всем шайкам в Бауэри, эти парни были опасны особенно во время выборов, когда они налетали на избирательные пункты, используя дубинки, ножи и обломки кирпичей, чтобы пересилить и унизить оппонентов из Тэмени-Холла. Им нравилось обожествлять своего лидера и калечить людей.

— Пойдем, Били. Я скажу Эмету налить тебе пива. Предложение, казалось, до смерти удивило Били.

Его самоуверенная улыбка погасла.

— Ну, так как? — спросил Стефен. Он забавлялся, наблюдая, как Магири приходит в себя от столь неожиданной любезности.

Били пожал плечами:

— Даже не знаю, надо ли идти…

Стефен двинулся к бару, сопровождаемый грохотом подкованных башмаков.

Джил Гилеспи бесцельно гонял шары по бильярдному полю. Но увидев Били и его шайку, отбросил кий и поспешил достать блокнот.

— Пиво для мистера Магири, Эмет, — крикнул Стефен, облокотившись на стойку.

Эмет, онемев от изумления, наполнил высокий стакан пенящимся пивом и поставил перед Били.

— Мне хочется с тобой встретиться, Флин, — сказал Били, отпив несколько глотков.

— Да…

Били достал из кармана три золотые монеты с орлом и бросил их на стойку бара.

— Ты называешь место и дату, и эти монеты твои.

— Я покончил с рингом, Били. Лицо Магири потемнело.

— Я тебя вызываю.

— Извини.

Парни Магири угрожающе задвигались, бросая во все стороны угрожающие взгляды.

— Я слышал, ты женился. Стефен нахмурился:

— Это тебя не касается.

— Говорят, она красавица.

— Заткнись, Магири.

На лице Били расползлась самодовольная улыбка. Он сунул руки в карманы и мельком взглянул на Сусанну, безуспешно, пытающуюся закрыть свои груди.

— У твоей жены такие же сиськи, как у этой?

Кулак Стефена скользнул по челюсти Били, и почти сейчас же его бок пронзила боль; дыхание на мгновение прервалось. Придя в себя, Стефен бросился с криком на Били. Но мужчинам удалось растащить их. Стефена прижали к стойке бара Моуз и Джил. Боковые удары и пинки Били обрушились на парней из его шайки, обступивших его со всех сторон.

Стефен яростно вырывался, но боль была непереносимой. Он тяжело опустился на стул, чувствуя себя так, будто его пырнули ножом.

— У этого сукина ублюдка железки на кулаках, — сказал кто-то.

— Отпусти меня, Моуз.

Стефен пошел вперед, держа руку под пиджаком на горящих огнем ребрах. Все в салуне вскочили. Карты, бильярдные кии валялись на полу.

Били продвигался к двери, нервно бросая по сторонам короткие взгляды. Его ухмыляющиеся хулиганы в сильном возбуждении подталкивали друг друга локтями.

Стефен подошел к Били:

— Так ты хотел со мной драться, ублюдок? Давай, но сейчас! Правила открытые. Удары по глазам и ногами. Тот, кто останется через час жив, и будет победителем.

Били облизал губы, растерянно моргая:

— Я хочу призовой матч.

— Тебе хочется призовой матч, — повторил Стефен тоном бесстрастного презрения. — Били, боксеры, участвующие в призовых матчах, не надевают на руки кастетов. Ты опозорил профессию боксеров. Но что еще хуже, ты, тупой ирландец, позабыл правила хорошего поведения.

Глаза Били зажглись гневом.

— Не смей обзывать меня…

Стефен резко ударил в грудь Били. А потом добавил правой в подбородок с такой силой, что кулак заныл от боли. Били упал на руки своих парней — глаза его остекленели.

Салун взорвался криками и громкими проклятиями. Мужчины ринулись друг на друга. Стефен увидел, как Моуз отделывает одного из дружков Били, — его плечо двигалось, как поршень. Блеснуло лезвие ножа. Но прежде чем Стефен успел выкрикнуть предостережение, Моуз схватил негодяя и грохнул его об пол. Нож упал в кучу опилок.

— Магири, — закричал Стефен, — отзови своих людей!

Били отрешенно ощупывал свою разбитую челюсть.

Стефен бросился к бару, позабыв о треснутых ребрах.

— Эмет!

Эмет метнулся под стойку и бросил Стефену кольт. Стефен взвел курок, пронзительно свистнул и выстрелил в воздух.

В салуне стало тихо. Все глаза устремились на Стефена и Били.

Магири попытался небрежно улыбнуться, но только сморщился от боли.

— Убирайся, Магири, — сказал Стефен, тихо кладя кольт на стойку бара. — И своих парней забери. Ими провоняло все помещение.

Били бросил взгляд на три золотые монеты, лежащие рядом с кольтом.

— Эти монеты только-только покроют убытки, — сказал Стефен, оглядывая помещение.

Били демонстративно потер руки.

— Мы еще не закончили, Флин, — сказал он тихо. — Учти…

— А если еще раз скажешь о моей жене, я тебе пущу пулю в лоб.

Били пошевелил широкими плечами и поправил кепи:

— Рано или поздно я еще встречусь с тобой на ринге.

Стефен презрительно засмеялся и сказал:

— Мы быстрее в аду встретимся.

 

ГЛАВА III

Анна проснулась от солнечного света, весело пробивающегося сквозь матовые оконные стекла. Она не сразу сообразила, где находится. С беспокойством и тревогой она огляделась вокруг. В комнате никого не было. Она видела Стефена в последний раз, когда он направлялся вниз, чтобы заняться делами в салуне. Интересно, где же он спал?!

Она с удовольствием потянулась, набросила на плечи халат из зеленого шелка и подошла к окну. Владельцы магазинчиков готовились к трудовому дню, подметая и моя тротуары и пустые телеги. Фургоны с молоком и хлебом стояли перед угловым бакалейным магазином миссис Кэвенах. Чуть дальше под зеленым выгоревшим тентом развесили ковры для продажи, раскачивающиеся на ветру.

«Это милый, дружелюбный район», — подумала Анна. Вчера после ужина Стефен повел ее и Рори прогуляться по освещенному газовым светом Бауэри. Конца и края не было маленьким театрикам, тирам, кафе и устричным. Ничего подобного Анна не видела.

Тротуары были заполнены ярко одетыми продавщицами и важными молодыми мужчинами. Люди на улице узнавали Стефена. Он останавливался поговорить даже с незнакомыми, представляя ее и Рори.

Вспомнив о Рори, Анна подумала, что ей нужно поискать для него школу.

Надев шлепанцы, Анна прошла в холл. Дверь в комнату Рори была распахнута настежь, постель в беспорядке и пуста. Войдя на кухню, она вздрогнула от неожиданности — в кресле лежал Стефен и изрядно храпел. Одеяло сползло с широкой груди.

Анна ни разу, плывя на корабле, не видела Стефена спящим. Она с интересом разглядывала его большое тело и чувствовала, как знакомый жар охватывает ее. «Интересно, какой он в постели?» — подумала она и сразу же осадила себя. Как она быстро забыла, каково лежать под навалившимся всем весом мужчиной и ждать, когда он кончит. Неужели она думает, что со Стефеном Флином все будет по-другому?

Стефен вздохнул и повернулся на другой бок, продолжая храпеть.

Анна отбросила с плеча косу и оглянулась. Рори! Где может быть этот несносный мальчишка?!

Подобрав халат, она спустилась по грязным ступенькам лестницы вниз. Короткий коридор на первом этаже привел ее к задней двери, выходящей на двор. Открыв ее, Анна внимательно оглядела двор, но Рори там не было. Ветерок раздул полы ее халата. Она вздрогнула и закрыла дверь.

Пройдя несколько метров по коридору, Анна неожиданно увидела еще одну дверь. Она с силой толкнула ее и попала в просторную неокрашенную комнату со стертым деревянным полом и стенами, покрытыми плакатами, на которых были изображены боксеры.

В центре комнаты стояла отгороженная канатами платформа, освещенная столбом солнечного света, бьющего из окна.

Пахло застоявшимся дымом и потом. Это комната для тренировочных боев, — решила Анна. Она с интересом все рассматривала. Это была комната бизнеса Стефена. Объявление на стене сообщало, что каждый вечер, кроме субботы, мужчина может, заплатив пятьдесят центов, ступить на ринг и провести семь трехминутных раундов спарринга. По субботам зрители платят двадцать пять центов, чтобы посмотреть и сделать ставки на боксеров в показательных боях. В таких матчах принимают участие, как правило, боксеры-профессионалы.

Вдруг Анна услышала слабый вскрик, донесшийся из дальнего угла комнаты.

— Рори?! — Она заторопилась к фигурке, висящей на руках на металлической палке, протянутой по диагонали через угол.

— Рори! — закричала она. — Да что это такое?!

Мальчик пытался подтянуться на руках. Ноги судорожно бились в воздухе. Со стоном безнадежности он наконец расслабил свои худенькие ручонки и повис, раскачиваясь, хватая воздух ртом.

— Посмотри, как я умею! — сказал он и забил, ногами еще сильнее. Прошло не меньше пяти минут, прежде чем ему удалось дотянуться подбородком до палки.

Анна улыбнулась:

— Отлично!

Рори разжал пальцы и свалился на пол, стукнувшись о табурет, на который взбирался, пытаясь дотянуться до турника. На лоб упала прядь черных волос, мокрых от пота. Подтянув брюки, мальчик прошел в другой угол, где с потолка свисал мешок, размером с человека.

— Посмотри! — закричал он и, расставив ноги, начал бить по гладкой коже голым кулаком. Мешок лениво скрипнул и покачнулся.

— Анна, нет, ты только посмотри! — восхищенно вскрикнул Рори и перебежал к деревянной стойке, на которой были расположены всевозможные гимнастические гири. Он поднял одну из них — его темные глаза сияли. — Одной рукой, — отметил счастливый Рори.: — Спорим, что здесь десять фунтов?! Железная и на сотню потянет. А мой папа одной рукой может сто поднять…

— Ну да, — возразила Анна. — Никто такого не может сделать.

— А он делает, — с уверенностью сказал Рори.

Он положил на место гирю и подвел Анну к стене, на которой аккуратно были развешаны перчатки для спарринга. Он схватил пару и сунул их Анне:

— Надень вот эти.

— Ах, Рори, да не сходи ты с ума!

— Анна, ну, пожалуйста, — просил он с нетерпением.

Перчатки были сделаны из мягкой буйволовой кожи, а обшиты воловьей. На запястье были завязки, а на ладони дырки для вентиляции. Анна надела их. Смеясь, она махнула рукой в сторону Рори.

— Давай теперь на ринг!

— Ну, хватит, — возразила Анна решительно. — Бой — это не то, во что играют. И вообще — одному тебе здесь быть нельзя. Такому маленькому мальчику опасно висеть на пруте и поднимать такие тяжести. Боюсь, папе твоему это не понравится! Что будет, если ты покалечишься?!

Рори, не обращая внимания на слова Анны, одел перчатки и взобрался на ринг.

— Он так не думает, — ответил он. — Давай поднимайся.

Рори запрыгал по рингу, нанося удары воображаемому противнику.

— Как тебя отсюда увести, ума не приложу, — заворчала Анна. — Ведв этот ринг для мужчин, а не для детей. И уж конечно, не для женщин.

Рори перестал прыгать:

— Ну, подойди на минутку. Я в тебя не буду бить. Обещаю!

От возбуждения у него порозовели щеки, волосы стояли дыбом — как трава на лугу. Анна оглядела его фигурку и с удивлением отметила, что брюки коротки. Боже мой, ребенок растет прямо на глазах! Ей нужно как можно скорее приниматься за его вещи, иначе он скоро будет выглядеть как оборванные мусорщики, которых она видела вчера в Бауэри.

— Анна!

— Ах, ну ладно, — согласилась она, пожав плечами. — Но только на минутку.

Она забралась на платформу. Рори подержал канаты, и она шагнула внутрь.

— Так, — сказала она. — Сейчас что я должна делать?

Рори принял боксерскую стойку — ноги врозь, руки подняты. Голова его ходила из стороны в сторону.

— Теперь постарайся меня ударить.

— Ударить тебя! — Анна хлопнула кулаками в перчатках по бедрам. — Рори Флин, клянусь — в тебя бес вселился. Гляди, во что ты меня втравил — стою на этом ринге в то время, как давно должна была уже готовить завтрак. А что касается тебя, уже завтра ты будешь в школе. И вообще — не надейся, что ты будешь проводить все дни в этой комнате или на улице! Лучше выкинь это из головы.

— Конечно, лучше выкинуть, парень. Услышав голос Стефена, Анна повернулась, все еще держа руки на бедрах. Она подумала: до чего же уморительно, должно быть, выглядит, стоя посреди ринга, одетая в халат, с косой на спине и с перчатками для спарринга на руках. Стефен подмигнул Рори:

— Что, устроил Анне матч, дружище?

— Он хотел, чтобы я его ударила, упаси Боже!

Она перешагнула канаты, которые Стефен для нее раздвинул.

— Сомневаюсь, чтобы у тебя получился удар, — мягко поддразнил ее Стефен.

— Это почему же? — сердито воскликнула Анна. Ее разозлило то, как забилось сердце при виде Стефена. — Когда нужно, я хорошо умею драться.

— А сейчас будет товарищеский матч, — сказал Стефен, обнимая ее за талию.

Он хотел приподнять ее, но все тело пронзила острая боль. Испуганная, она уставилась на него.

— В чем дело? Что с тобой случилось?!

Стефен от боли не мог говорить.

— Покажи Анне, как ты можешь поднимать одной рукой сто фунтов, пап!

Стефен покачал головой:

— Как-нибудь в другой раз. Снимай перчатки и марш наверх.

Рори с надеждой взглянул на Анну.

— Слушайся папу, а его трюки мы увидим в другой раз, — сказала Анна, с тревогой глядя на Стефена.

Когда мальчик убежал, Анна протянула Стефену руки, чтобы он помог снять с нее перчатки.

— Что случилось? Тебя покалечили?!

Стефен, пожав плечами, отбросил в сторону ее перчатки.

— Прошлой ночью была небольшая свалка, вот и все. Ударили по ребрам… Помучаюсь день-другой.

— Ударили! — воскликнула Анна. — Кто же это сделал?

Стефен задумчиво взглянул на нее, как бы взвешивая, надо ли ей отвечать.

— Прошлой ночью здесь был Магири, пытался спровоцировать меня на матч.

— Но ты же сказал, что больше не будешь боксировать!

— Я и не хочу это делать.

— Но этот Магири…

— Поверь, дорогая, с боями я покончил. — Он пристально посмотрел на Анну. — А для тебя это имеет большое значение?

Анна крепче стянула на груди халат. Она чувствовала себя голой под взглядом Стефена.

— Я не хочу, чтобы тебе было больно…

Его глаза потеплели.

— Я рад это услышать.

Из-за его плеча Анна всматривалась в пылинки, плывущие в столбе солнечного света, мучительно чувствуя на себе взгляд Стефена.

— Нам нужно идти наверх.

— Сегодня вечером будем праздновать нашу свадьбу, — сообщил Стефен. — Миссис Кэвенах и другие соседи хотят с тобой познакомиться.

Анна была поражена:

— Мы не можем делать вечер по случаю нашей свадьбы, — выговорила она чуть слышно. — Мы ведь даже не женаты.

— Мы в браке, как положено.

— Но ты сказал…

— Прошлое ушло, Нэн. Осталось в Ирландии… Самое время нам стать мужем и женой.

Анна отвела взгляд, ожидая знакомой тяжести воспоминаний. Били Мэси. Гибель ее семьи. Страшный вечер в киллорглинском магазине, который ей не искупить никогда. Но боль ее печали уже не была такой щемящей. Она была не в Дублине, и не в Кери, и даже не на борту «Мэри Дрю». Она была в городе Нью-Йорке, в доме Стефена Флина. Его речи, прикосновения, даже запах комнаты для спарринга казались ей более реальными, чем годы прожитой жизни.

Анна взглянула в глаза Стефена. Он весь напрягся, ожидая ответа. Она знала, что тут возможен только один ответ.

— Пора завтракать, — решительно сказала она. — А тебе нужно побриться.

Стефен усмехнулся и потер щеки.

— И вот еще что, — добавила Анна, с трудом подавив волнение. — Рори не должен здесь один играть. Он может уронить на ногу одну из этих гирь или упасть с турника…

— Да, ты права. Я поговорю с ним.

— А мне нужно сходить на рынок. В кладовой хоть шаром покати и плита еще не растоплена! Ты мне потом расскажешь, где что покупать, — сказала Анна и направилась к выходу.

— Анна…

Она остановилась.

— Еще вот что. — Стефен подошел к ней совсем близко.

— Что же еще?

Он быстро нагнулся и крепко ее поцеловал.

— Ну вот, теперь я готов встретить новый день!

Анна послала Рори к миссис Кэвенах за мукой, кофе и другими продуктами. Не прошло и часа, как все были одеты, умыты, в плите горел огонь, а на столе уже стояли блины и овсяная каша.

Анна посмотрела на пустой буфет и полки.

— Или ты живешь в городе, где трудно найти вилки, или тебе наплевать на себя, Стефен! Почему здесь так мало тарелок — мы даже не можем есть все в одно время?!

Вилка Стефена с нанизанным на нее блином, смазанным маслом и медом, застыла на полпути.

— Мне ничего из этого не было нужно. Я ел не дома, а Пэги приходила только два раза в неделю здесь убирать.

Анна вытерла руки о фартук:

— Ну разве ты не избалован?

— Ну да, избалован и меняться не собираюсь. — На его смеющихся губах блестела капля меда.

Анна обратила свое внимание на Рори.

— Что касается тебя, юный мистер Флин, баловать тебя здесь никто не собирается. Я жду, что ты мне станешь помощником. Начиная с сегодняшнего дня… Глаза Рори округлились. Анна расслышала отдаленный звук протеста, раздавшийся изо рта, набитого блинами.

— Все слышал, что говорит наша Анна? — спросил Стефен. — Что бы она ни попросила сделать, ты это сделаешь, иначе можешь ко мне ни зачем не обращаться.

Он с шумом отодвинул стул.

— Что ж, я должен идти. Я позвал пивоваров и виноделов, чтобы решить, как утихомирить парней в округе. Если тебе что-нибудь понадобится, обращайся к миссис Кэвенах. Уверен, совсем скоро они с Пэг станут твоими приятельницами. Деньги на туалетном столике.

Он обхватил Анну за талию, быстро прижал к себе и поцеловал в губы. А на ухо прошептал:

— Как хорошо, что ты здесь, Нэн!

— Отправляйся, нечего, — ответила Анна, оттолкнув его, и поспешно занялась тарелками, пытаясь скрыть смущение и краску на щеках.

Пока Анна мыла посуду, Рори свернулся в кресле, перелистывая одну из книг о боксерах и ожидая ее инструкций. Она выглянула в окно, и ей стало жалко Рори. «Денек слишком хорош, чтобы держать мальчонку взаперти, — подумала она. — Особенно сейчас, когда он только-только прибыл из Ирландии. Через день или два он уже будет привязан к школьной парте».

— Сегодня ты мне не нужен, — сказала она. — Считай, что этот день твой!

Лицо Рори просияло:

— Ты так считаешь?

Он пулей выскочил из кресла и кинулся за курткой и кепкой.

— Помни, к обеду быть дома, — крикнула ему Анна вдогонку. — Сегодня я испеку имбирное печенье, так что приходи снимать пробу.

Рори вылетел за дверь, бросив в ответ что-то невнятное.

Когда он прогрохотал вниз по ступенькам, Анна подошла к окну. Вот на улице появился Рори. Его фигура напоминала охотничью собаку, взявшую след.

Он скоро исчез из виду, направляясь на Бродвей. «Этот мальчишка временами чрезмерно любопытен, — подумала Анна. —1 Не сомневаюсь, что однажды ему это выйдет боком».

Она причесалась, одела свою плоскую соломенную шляпку, набросила шаль, взяла сумку и деньги, что оставил Стефен, и отправилась за покупками. «Будет по-соседски, — решила она, — пригласить на чашку чая миссис Кэвенах и Пэги… И раз я уже вышла, неплохо купить доску для разделки теста, форму для бисквитов и поискать капусту и говядину к обеду». Она перебрала в памяти имеющуюся в наличии посуду. Был чайник и котел для варки, но не было кастрюли — а их нужно не меньше двух, — нет скалок и банок для круп, нет даже хлебного ларя. Она не нашла ни кофейной мельницы, ни утюга. А мебель? Как же так, мужчине некуда голову приклонить, а на кухню нужен рабочий столик, да и в гостиной нет ничего, кроме провисшей кушетки.

Мысль сотворить дом из беспорядка поглотила ее целиком. Анна ускорила шаги. В Дублине ей приходилось работать и в посудомоечной, и в столовой, и в будуаре хозяйки. У Уиндхемов и в гостинице она должна была таскать тяжести и наводить блеск повсюду… Но все по чьему-то распоряжению или приказу. В доме Стефена Флина она должна быть одновременно и хозяйкой и прислугой. И спрашивать ей придется только с себя.

Анна вышла на прохладное майское солнце и глубоко вздохнула, распрямив плечи и спину. Когда-нибудь она вернется к своим кружевам. Ей нужно будет обежать магазины и показать образцы своих работ, а потом продумать, как сделать оперные сумочки, и чайные скатерти, и все, что еще может привлечь капризных леди Нью-Йорка.

Человек с передвижным точильным станком прошел мимо, звоня своим колоколом. Анна почувствовала восхитительные ароматы свежеиспеченного хлеба из булочной. Она вспомнила свое разочарование, увидев впервые эту улицу. Сейчас все выглядело таким прекрасным, шумным, чистым. И… временным — напомнила себе Анна. Жизнь с Флинами — только временная, и ей не нужно чересчур ею увлекаться.

Она быстро перешла через дорогу и начала обходить магазины, подбирая все, что было нужно для кухни. Казалось, ее знал каждый торговец. Они называли ее «миссис Флин» и много рассказывали о необычайной доброте Стефена, настаивая на доставке ее заказа, так что ей не пришлось даже ничего нести.

Она была смущена таким вниманием. К ней никогда не обращались с таким уважением. Когда она хотела расплатиться, ее заверили, что у мистера Флина надежный кредит и что общий счет будет отослан в конце месяца. Подходя к бакалейной лавке миссис Кэвенах, Анна уже решила, что Бауэри, должно быть, самое дружелюбное место на земле.

В магазине царил полумрак, повсюду громоздились бочки и маленькие бочонки. Стоял запах копченого бекона и сыра.

— Миссис Флин! Доброе утро!

Миссис Кэвенах заспешила навстречу из задней комнаты. Это была невысокая и крепкая женщина, с темными волосами, сильно тронутыми сединой. Мучная пыль забелила рукава ее черного платья, но фартук был безукоризненно чист.

— Ох, как вам идет эта шляпка! — воскликнула она, лучисто улыбаясь. — Пэги, выйди скорее и познакомься с миссис Флин.

Уже через секунду появилась Пэги. Ей было лет восемнадцать. У нее была хорошая фигура, светло-каштановые волосы и веселые глаза. Она, как и ее брат Эмет, была красавицей, но от его сдержанности не было и следа.

— О-о-о, какая красивая шляпка, — протянула она, глядя на Анну с восхищением. — Она куплена в самом Дублине?

Анна кивнула, проклиная себя, что надела эту никчемную вещь. Кэвенахи могут подумать, что она витает в облаках, если надевает шляпку, когда надо только пересечь улицу.

— Мне очень приятно познакомиться с вами, Пэги, — сказала Анна, чувствуя сильнейшее смущение. — Мистер Флин столько раз вас хвалил!

— Неужели?! — Пэги скрестила руки под полной грудью и покраснела.

«Он ей симпатичен», — подумала Анна. Но дурных намерений Пэги, кажется, не таила.

— Я буду рада, если вы зайдете на чашку чая, — пригласила Анна, стараясь, чтобы это не прозвучало, как у леди, — величественно. — Я собираюсь испечь имбирное печенье…

— Ох, я его так люблю! — заметила Пэги.

— Я буду заниматься торговлей, но Пэги сможет прийти. А сейчас, чтобы вы хотели у нас купить, миссис Флин? — Она взглянула на сумку Анны. — Тот юный шалопай уже был здесь дважды, но вам, конечно, и на обед что-то нужно.

Анна с радостью перевела разговор на продукты. К тому времени, как она уходила из магазина, в ее сумке было достаточно всего для обильной стряпни, и она постаралась запомнить, в какие дни ожидать поставщика мяса, старьевщика и мыловара.

Когда она вернулась домой, заказы из магазинов были уже доставлены, и она принялась распаковывать их, замешивать тесто, мыть капусту и морковь, резать мясо. Только несколько раз она прервалась, чтобы дополнить перечень принадлежностей, которые нужно купить, — коробку для соли, ковш, противень для обжаривания ветчины.

Поставив печенье в духовку и овощи с мясом на плиту, Анна прошла в комнату Рори и из сундука достала его брюки. Они были прочно подшиты его бабушкой — вне всяких сомнений. Сегодня вечером она отпустит их, и Рори будет в чем идти в школу.

Уходя из комнаты, она мельком увидела свое отражение в трюмо. Батюшки, на ней все еще была шляпка с цветочками! Анна стянула ее и поспешила в спальню. Она открыла свой сундучок и положила шляпку на самое дно. Она не даст людям повода думать о ее гордыне. Они уже и так считают ее выше, чем она заслуживает, только потому, что она замужем за Стефеном Флином, королем округа. Ну что же, он знаменит на весь Нью-Йорк, а если верить Рори, то на всю Америку. Ей было неприятно думать, что люди восхищаются ею только потому, что она при нем. Ах, если бы они только знали правду, откуда она взялась и что сделала, они бы уж наверняка думали по-другому.

Раздался стук в дверь.

— Миссис Флин! Ох, миссис Флин! Вам лучше спуститься вниз!

Открыв дверь, Анна увидела Пэги. У девушки горели глаза от возбуждения.

— Там мистер Лоулер. Он что-то привез для вас! Анна взглянула на нее ошеломленно:

— Кто такой мистер Лоулер?

Не отвечая, Пэги уже сбегала по ступенькам вниз.

Анна побежала к печке, вытащила из духовки печенье. Затем, не снимая фартука, тоже побежала вниз.

Трое мужчин стояли около повозки, нагруженной чем-то, сделанным из латуни. Оно сияло из-под покрывающего тряпья. Вокруг собралась небольшая толпа любопытных.

— Что это? — спросила Анна.

Худой мужчина выступил вперед и приподнял матерчатую кепку.

— Ну, так это кровать, миссус. Кровать от Роджерса… магазин находится внизу, на Водяной улице.

— Кровать?!

— Ваш муж заказал самую большую латунную кровать. — Мужчина ткнул большим пальцем в повозку. — Вот эта — самая большая кровать, какая у них есть.

— Вот это да! — вскричала Пэги, чуть не прыгая. — Какая вы счастливая, миссис Флин! Латунная кровать от Роджерса!

Анна, стараясь не обращать внимания на усмехающиеся лица мужчин, сказала:

— Ладно. Давайте поднимем ее наверх.

— Конечно, миссус, — сказал мистер Лоулер, показывая мужчинам, с какой стороны лучше заносить. — Вы нам покажите дорогу.

Мужчины понесли кровать в разобранном виде. Пэги сопровождала их, все время переговариваясь с медведеподобным мистером Лоулером. Пэги руководила мужчинами, и в комнате, она же решила, кровать лучше поставить перед окном.

— Взгляните, как она сияет на солнце, миссис Флин! — воскликнула Пэги.

— Чтобы удержать мистера Флина, нужна кровать именно такого размера, — комментировал мистер Лоулер, пока мужчины собирали кровать. Анна была ему благодарна, что он ничего больше не добавил.

— Благодарю вас, мистер Лоулер, — сказала Анна, когда наконец мужчины собрали кровать.

«Ох, достанется сегодня Стефену! — думала Анна. — Доставить кровать средь бела дня, на глазах у всех соседей! Да еще собирать эту громадину с завитушечками и шишечками около часа — это уже слишком!»

— Мы еще скоро увидимся с вами, миссус, — многозначительно сказал мистер Лоулер, дотронувшись до кепки.

Анна вежливо улыбнулась ему, стараясь сохранять самообладание.

Проводив мужчин, Анна прислонилась к двери, глядя на Пэги.

— Подождите только, уж я доберусь до этого короля Стефена Флина! Из-за этой кровати каждый думает Бог знает о чем!

Пэги сочувственно хмыкнула.

— Мужчины считают, что все, что связано с кроватью, — уже хорошая штука, — заметила, она, бросив завистливый взгляд в направлении спальни. — А хоть бы и так, кровать-то красавица, миссис Флин.

Анна вздохнула:

— Разве это важно? Пойдем выпьем по чашке чаю и, пожалуйста, зови меня Анной.

 

ГЛАВА IV

Анна не успела еще поставить чайник на стол, как на лестнице загрохотали чьи-то шаги. В кухню ворвался Рори.

— Анна! Анна! Только посмотри, кого я привел!

В кухню ввалились два брата Карэны — худющие, улыбающиеся, с грязными лицами.

Анна едва не уронила заварной чайник.

— Помилуй нас, Господи! Двойняшки Карэны!

— Я их на Бродвее встретил! — закричал Рори, прыгая от радости. — Они ко мне шли, а я к ним!

— Но как они узнали, где ты живешь?

— Я им дал одну из папиных визиток и объяснил, как нас найти.

Босые ноги Карэнов были черны от грязи, соломенные волосы торчали во все стороны. На них были те же самые рваные куртки, в которых они были на корабле «Мэри Дрю».

— Какие грязные мальчишки! — фыркнула Пэги.

— Так, хорошо! — сказала Анна, беря себя в руки. — Добрый день, Эди и Микаел.

Две пары ярко-голубых глаз стреляли по сторонам, без сомнения, высматривая, что бы стащить.

— Это ваш дом, да? — спросил один из мальчишек.

— Это дом Рори, — ответила Анна. — Рори и его отца. Так, а сейчас вы должны сказать Пэги и мне «Добрый день»!

Карэны с шумом втянули воздух, пахнущий стряпней. Они взглянули на тарелку с имбирным печеньем. Быстрые руки в цыпках метнулись, и, прежде чем Анна шевельнулась, тарелка опустела. Печенье было рассовано по ртам и карманам, крошки усеяли пол.

— Эй! — взвизгнул Рори. Он прыгнул на одного из Карэнов, и они покатились по полу. Мелькали только поднимающиеся руки и ноги.

— Рори! — закричала Анна, пытаясь схватить ближайшую к ней конечность. Наконец она ухватилась за рукав, потом за подол рубахи, но мальчишки неожиданно опять откатились.

— Хватайте их за волосы! — закричала Пэги. Анна ухватилась за соломенную прядь и потянула

ее. Мальчишка завыл. Пэги оттащила Рори, который яростно сопротивлялся, бросила его в кресло и крепко схватила за руки.

— Он все имбирное печенье похватал! Я ему за это по голове стукну!

— Ни слова, молодой человек! — воскликнула Анна, погрозив Рори. — А ты?! — Она встряхнула Карэна. — Кто это, Майк или Эди?

Мальчишка вытер нос рукавом и слизнул крошки с верхней губы.

— Это Майк, — прокричал Рори.

— Ты умеешь себя вести, Микаел Карэн? — допытывалась Анна.

Майк потряс головой. Из волос посыпались крошки.

— Он ничего не знает, — сказал Рори, немного успокоившись.

— Рори, следи за языком! Сейчас, мистер Карэн, сядь здесь. — Анна подтолкнула Майка к стулу. — Самое время вам поучиться правилам поведения. Никогда не видела таких диких мальчиков.

Она огляделась, ища Эди, но его нигде не было. Дверь была открыта настежь. Неожиданно Майк вскочил со стула. Пэги попыталась его схватить, но опоздала на долю секунды — просалютовав им оскорбительным жестом, Майк вылетел из комнаты, рассыпая крошки по дороге.

— Ах, вот чертенок! — вскрикнула Анна, всплеснув руками. — Два сорванца, каких свет не видывал!

Она взглянула на Рори, потом встретилась с глазами Пэги, в которых плясало веселье, и воспоминание о грязных Карэнах и летящих во все стороны крошках рассмешило ее.

Первой захохотала Пэги, потом Анна; чем больше хохотала Анна, тем больше ей вторила Пэги, пока, держась за бока, они почти не задохнулись от смеха.

— Ох, Пэги! — воскликнула Анна. — Я и не помню, когда так хохотала. Эти мальчишки заставят и священника выругаться.

Пэги вытерла глаза:

— Их надо бы высечь!

— Разве они это заслужили?

— Я думал, они пообедают с нами… Они такие голодные; — протянул Рори.

Анна посмотрела на розовые щеки мальчика, на чистую рубашку, начищенные ботинки… И подумала о грязных Карэнах, бедных, как церковные мыши.

— Они были голодные? — переспросила она Рори. Рори мрачно кивнул:

— Я сказал им, что у тебя хороший обед и имбирное печенье. Но они все испортили, и ты никогда не разрешишь им прийти еще.

Анна переглянулась с Пэги.

— Хорошо, но разве не ты начал драку? Рори вопрос проигнорировал.

— Они только немного овсяной каши поели вчера вечером.

— Бедные маленькие драчуны, — сказала Пэги.

Анна вспомнила, как голодала сама, как мучились от голода ее младшие братья…

— Пригласи их, Рори. Я накормлю их обедом, как положено. Но если они здесь едят, то пусть научатся себя вести.

Пэги нашла за дверью кладовой веник и подмела крошки. Сострадание переполняло сердца обеих женщин — веселье погасло. Но всякий раз, встречаясь с веселыми глазами Пэги, Анна не могла удержаться от улыбки.

Неожиданно громко постучали. Анна подняла глаза.

— Интересно, кто же это пришел?

Она отложила ложку и вытерла о фартук руки. Открыв дверь, она увидела улыбающегося Дэйви Райена.

— Привет! Заходи! — пригласила Анна.

Дэйви стянул с головы кепку — огнем полыхнули ярко-рыжие волосы.

— С приятным вас утром, Анна. Внизу сказали, что Стефен, может быть, здесь.

— Его сейчас нет, но я тебе всегда рада, Дэйви. Входи!

— Дэйви! — воскликнул Рори, мгновенно вскочив с кресла и встав в боксерскую стойку — ноги в стороны, кулаки перед грудью.

Дэйви сжал кулаки тоже.

— Ну, держись, хвастунишка! — Он сделал резкий выпад и слегка коснулся живота мальчика.

Рори, улыбаясь, отошел.

— Чашку чаю, Дэйви? — спросила Анна. — С имбирным печеньем?

Пэги уставилась на Дэйви, внимательно разглядывая его тяжелую фризовую куртку, плисовые брюки, наползающие на башмаки… Все это делало фигуру молодого человека на редкость неуклюжей и смешной.

— Пэги, — сказала Анна. — Это Дэйви Райен. Дэйви, это Пэги Кэвенах.

Дэйви широко улыбнулся и помахал кепкой, склонившись в низком поклоне.

— Пэги, — повторил он. — Красавица Пэги… Подняв глаза к потолку, он начал насвистывать мелодию весьма распространенной песни. Лицо Пэги окаменело. Было ясно, что такая назойливость ей не по душе.

— Что ж, садись, — сказала Анна, подтолкнув Дэйви к столу.

Но Дэйви неожиданно упал на колени, схватил совок и преданно заглянул в глаза Пэги, подметающей в эту минуту крошки. Выпрямившись, он внимательно оглядел ее статную фигуру.

Пэги покраснела.

— Что это вы на меня так смотрите?! — фыркнула она.

— Единственно — от восхищения тобой, любимая! Я ведь мужчина из рода Коннотов. Нам, живущим в западных деревнях, хорошо известно, как обращаться с девушками.

— О… Да вы просто зеленый по сравнению с мужчинами Бауэри, — парировала Пэги, выхватывая у него совок. — Вам бы лучше поучиться, как себя вести с девушками в Нью-Йорке.

Она прошла через кухню, чтобы высыпать мусор в коробку для золы. Дэйви не мог глаз оторвать от ее широких бедер.

— Дэйви! — зашипела Анна. — Веди себя как следует!

Она мельком взглянула на Рори и успокоилась, увидев, что он с головой ушел в чтение книги о боксерах.

На лестнице послышались шаги.

— Миссис Флин! Миссис Флин!

За дверью стоял Дэнис Лоулер — шапка в руке, в седой щетине затерялись морщины.

— Снова доставка, миссис.

— Еще?! Господи! А сейчас что?

— Мы можем использовать и этого молодца, — сказал Дэнис, заглянув в кухню и увидев Дэйви. — Вы стойте здесь, миссус, и показывайте, где ставить вещи.

Это опять была мебель — угловые столы с ножками конической формы, стулья со спинками, сундук светлого дерева с инкрустацией из темного; гардероб, вместительный кухонный шкаф для посуды. В столовую предназначалась софа орехового дерева с лимонно-желтой обивкой, а для кухни — откидной стол. Принесли красивое кресло красного дерева без подлокотников. Спинка и сиденье его были покрыты бархатом цвета спелой вишни. Последним прибыло зеркало в золоченой раме, наверху которой красовался орел.

Анна видела такую красивую мебель только в доме Уиндхемов в Дублине.

Рори суетился среди мужчин, то и дело попадая им под ноги. Пэги стояла рядом, в восхищении всплескивая руками.

— Ну как же вам повезло! — говорила она Анне. — Это просто счастье иметь такого щедрого мужа, как мистер Флин.

Анна разглаживала фартук, чувствуя неловкое

смущение.

— Всего так много…

Когда все было расставлено и мистер Лоулер собрался уходить, Анна предложила:

— Если у меня хватит чашек, я хотела бы пригласить вас и ваших помощников выпить чаю…

— Не нужно, миссус. У нас ленч будет внизу, в салуне.

— Подождите, мистер Лоулер.

Анна Положила имбирное печенье в кулек из чистой бумаги и завязала конец бечевкой.

— Они прямо из духовки. Разделите их на всех. Мистер Лоулер приподнял кепку:

— Вы очень добры, миссус.

Проводив мужчин в салун, Анна прошла через всю квартиру — из комнаты в комнату.

Пустые комнаты преобразились. Они выглядели уже обжитыми… Не хватало только последних штрихов: скатерть на стол, несколько блюд, чтобы заполнить кухонный шкаф, занавески и картины. И еще — покрывало на латунную кровать.

Пэги стояла в дверях комнаты, куда поставили латунную кровать. Улыбка играла на ее губах.

— Пусть Бог благословит вас и вашего мужа в этой комнате, Анна Флин, — сказала она торжественно.

В дверь просунул голову Дэйви и, увидев кровать, присвистнул:

— Она такая большая! Может подойти для чего хочешь…

Пэги ткнула его локтем в бок:

— Вас чересчур много для одного дня. Я ухожу обедать домой.

— Что ж, с удовольствием погляжу и на ваш дом, — невозмутимо ответил Дэйви.

Пэги раздраженно повела плечом и мельком глянула на него — ее взгляд неожиданно смягчился.

— Мой дом недалеко, только улицу перейти.

— Отлично!

Пэги бросила возмущенный взгляд на Анну.

— Зеленый, — сказала она, — зеленый, как страна, из которой он прибыл.

Анна засмеялась:

— Если он вам не нужен, оставьте его здесь, я его накормлю.

Она нежно обняла Пэги за талию, поняв, что приобрела подругу.

— Приходите почаще, Пэг!

— Мы еще увидимся сегодня на вечеринке по случаю вашей свадьбы — вашей и мистера Флина.

Господи! Анна совершенно забыла о ней. Она взглянула в улыбающееся лицо Пэги и почувствовала себя виноватой. Соседи Стефена придут на свадебную вечеринку с самыми лучшими намерениями… А они даже по-настоящему не женаты…

— И я приду, — сказал, просияв, Дэйви. — Станцую джигу с вами обеими.

Пэги бросила на него уничтожающий взгляд, но потом неожиданно улыбнулась и поспешила к выходу.

Анна обошла просторную спальню, полюбовалась, как свет отражается от кровати, как сияет дерево на туалетном столике… Она посидела на кресле без подлокотников, обитом бархатом цвета вишни. Ах, как будет хорошо сидеть здесь и делать кружева!

— Анна, я правда такой зеленый?

Она взглянула на мрачное лицо Дэйви и еле удержалась от улыбки.

— Не совсем… Только слегка.

Дэйви пробежал рукой по своим пылающим волосам:

— Пэги! Вот это девушка! Именно такой должны быть девушки в Америке!

Анна встала с кресла:

— Идем умываться, и я дам тебе поесть. Но Дэйви не мог остановиться:

— Я только взглянул на нее и сразу понял, что она создана для меня. Я даже вижу всю нашу будущую жизнь… Даже малышей.

— Ох, Дэйви, — вздохнула Анна. — Не думай о малышах и Пэги одновременно, иначе будешь иметь дело с Эметом Кэвенахом. Это ее брат — такой мрачный парень, каких я и не видывала.

Она провела Дэйви в буфетную умыться, а потом усадила его за стол. Рори, помолившись, опустошил тарелку с мясом и овощами, а потом еще съел несколько кусков хлеба, намазанных маслом. Но у Дэйви аппетита не было.

— Содержать жену я не в состоянии. Но…

— Не запрягай, ехать не придется, — сказала Анна. — У Пэги наверняка есть дружок, американский парень, так что к своему сердцу ее близко не допускай!

Она положила прибор для Стефена, удивляясь, где тот может быть.

— Ешь, Дэйви, а то ты похудеешь от волнений.

Анна наливала Дэйви пахты, когда на черной лестнице услышала шаги и голоса. Дверь открылась, и вошел Стефен. В руках у него была корзина цветов: ранние палевые розы с белыми и желтыми тюльпанами и крошечными фиалками.

Стефен взглянул на Дэйви, сидящего перед миской тушеных овощей с мясом.

— Дэйви, — сказал он. — Ты зря время не теряешь; сразу находишь, где хорошо кормят.

Дэйви торопливо вскочил:

— Привет, Стефен!

Стефен подошел к Анне и подал ей корзину цветов:

— Хочу поприветствовать лето и благословить наш дом.

Анна взяла корзину, от изумления не находя слов. В Ирландии на то, чтобы украсить крыльцо и вход майскими венками, ушло бы целое состояние. Она хотела поблагодарить Стефена, но он разговаривал с Дэйви. Рядом с ним стоял Эмет Кэвенах — с видом угрюмым и несчастным.

Анна взглянула на третьего молодого мужчину, и глаза ее расширились от удивления. У него была коричневая кожа, шапка кучерявых волос. Рори тоже уставился на парня, забыв закрыть рот. Придя в себя, Анна знаками напомнила мальчику о правилах приличия.

— А это Моуз, — сказал Стефен. — Он присматривает за комнатами для спарринга, когда меня нет.

Жестом он указал на Анну и Рори с вытаращенными глазами.

— Моя жена и сын, Рори!

Моуз весь состоял из мускулов и широкого костяка и был почти такой же большой, как Стефен. Выражение лица серьезное, а одет он был в красную фланелевую рубашку.

Он скрестил на груди руки и кивнула Анне:

— Мое почтение, мадам. К Анне вернулся голос.

— Добро пожаловать, мистер Моуз, — сказала она.

— А вы боксер? — спросил Рори, все еще пристально его разглядывая.

Моуз кивнул.

— Это то, к чему я стремлюсь, — тихо сказал он. Рори судорожно сглотнул и, как увидела Анна, забыл от смущения все слова.

— Пожалуйста, присаживайтесь, — пригласила Анна мужчин, думая с тревогой, как ей их накормить всех, имея полкастрюли тушеных овощей с мясом.

— Нет нужды, Нэн, — возразил Стефен. — Миссис Кэвенах в салуне готовит ленч.

— Здесь была Пэги, — сообщил Рори. Стефен быстро взглянул на Анну.

— Так она была?

— И братья Карэны тоже, — добавила она. — Такие грязные и голодные, упаси Бог.

Рори был недоволен сочувственным тоном Анны.

— Они похватали все печенье, и Анна прогнала их. Стефен засмеялся, потом поморщился и потрогал ребра.

— Что, болит? — спросил Дэйви. — Что случилось?

— Тут был прошлой ночью Магири, — ответил ворчливо Эмет. — Этот ублюдок надел железки на пальцы, Стефен все-таки расквитался с ним — врезал в челюсть…

— Эмет, — прервал его Стефен, — хватит.

— Били Магири?! — закричал Рори, вытаращив глаза. — Он здесь был?!

— Магири хочет еще один матч? — спросил Дэйви. Стефен кивнул:

— Так он говорит. Но я не собираюсь участвовать. Рори ударил кулаком воздух, прямо взлетев от возбуждения.

— Ты его побьешь, пап! — вскричал он. — Одним ударом!

Анна усадила Рори на стул.

— Стефен, скажи мистеру Магири, что ты в боях больше не участвуешь. Ты уже стар, и у тебя есть сын. О нем надо позаботиться.

Стефен Флин усмехнулся:

— Хорошо. Я постараюсь объяснить нашему Били, что моя жена запрещает мне драться. Все, хватит об этом.

— Ты можешь его побить, — повторял Рори, весь извиваясь от возбуждения.

— Сейчас, дружище, возможно, и он победит, — он помолчал и быстро взглянул на Анну, — разглядев, какой я старый.

— Да ты не старый, — горячо возразил Эмет. — Ты такой же сильный, как тогда, когда побил Мак-Клистера и Мэдокса…

— Эмет, — остановил его Стефен. Эмет взглянул на Анну.

— Он может побить Магири. Да он всякого может побить!

— Он может побить всякого, из ныне живущих, особенно с вашим участием, полагаю, — заметила Анна, возвращая Эмету неприязненный взгляд. — Любой ценой для него.

— Нэн, — резко сказал Стефен, — оставь этот разговор. И ты, Эмет…

Дэйви перебил их:

— Не становитесь на дороге у нашей Анны, иначе она поднимет на вас нож, как уже было однажды сделано!

Анна взвилась:

— Не говори об этом, Дэйви Райен!

— Ударила матроса прямо в сердце и убила. Одним англичанином стало на свете меньше, меньше забот.

— Дэйви, я и тебя прикончу, если ты не замолчишь!

Эмет недоуменно переводил взгляд с Анны на Дэйви.

— Да, она убила, — подтвердил Рори.

Анна повернулась к Стефену, ища поддержки, но он наблюдал за Эметом, который недоверчиво уставился на нее.

— Слава Богу, все это уже позади, — сказала Анна, пытаясь взять себя в руки.

— Да, тут сам черт ногу сломит, — заключил Эмет тихим от благоговейного страха голосом. — Убитый англичанин… Так что, это правда?!

— На хорошенькой штучке я женился, а?

— Как это произошло? — спросил Эмет, все еще не веря своим ушам.

— Хватит об этом, — резко ответила Анна. — Тут нечем гордиться. И я буду благодарна, если вы не станете об этом распространяться.

Стефен усмехнулся:

— Постараемся сидеть тихо. Он взял Анну за плечо:

— А сейчас покажи нам мебель. Если послушать Дэниса Лоулера, он и его команда, таская ее, заработали себе радикулит.

 

ГЛАВА V

Толпа гостей перешла из кухни миссис Кэвенах в магазин и через черный ход — во двор. Мужчины — в тяжелых одеждах, с открытыми и добрыми лицами — пили виски и спорили о политике, в то время как их усталые жены укачивали плачущих младенцев и бранились на детишек постарше, которые носились вокруг, как собаки на ярмарке. Молодые парни с яркими шелковыми платками на шее и в черных сюртуках отталкивали друг друга у кухонного стола, заставленного бутылками и кружками, и не отрывали глаз от девушек, одетых в парадные яркие платья и шали.

Среди всей этой суматохи пиликал скрипач, никем почти не замечаемый, и только Дэйви Райен, разгоряченный портером и надевший задом наперед свою кепку, громко выводил любовные баллады чистым тенором.

Анна была рада сумятице. Она боялась, что эта вечеринка будет похожа на деревенскую — со священником и ужином за столом, со смущающими играми. А было всего несколько тостов и непристойных шуток. Миссис Кэвенах разломила над головой Анны маленький кекс, выполним тем самым обязанность матери, обеспечив удачу и процветание дочери. После того как Стефен ее поцеловал — ко всеобщему удовольствию, — гости, казалось, больше заинтересовались собственным весельем со спиртным и разговорами, чем поддразниванием невесты и жениха.

Все мужчины жаждали побеседовать со Стефеном. Они толпились вокруг него, расспрашивая об Ирландии, о Били Магири, рассказывая и о своих проблемах с работодателем или землевладельцем.

Стефен выслушивал жалобы, кому-то что-то обещая, увещевая других. Называл по имени, безобидно шутил. Казалось, он что-нибудь да знает о семье каждого. Анна видела, как много людей зависит от Стефена, и гордость переполняла ее сердце.

— Чемп!

Светловолосый человек при галстуке протиснулся через толпу к Стефену.

— Пожелай мне счастья, Джил, — сказал Стефен. — Почти девять, а ты все еще на ногах.

— Желая познакомиться с леди, которая положила конец славной карьере боксера Стефена Флина, я держусь изо всех сил. — Мужчина добродушно улыбнулся Анне, его широкое розовое лицо блестело от пота.

— Джил Гилеспи, — сказал Стефен Анне, — не так уж он хорош, но пишет великую книгу новостей. Убийцы, грабители, мошенники — во всем этом Джил разбирается.

— Очарован, миссис Флин. Просто очарован! — Сквозь сильный запах виски слабо пробивался шотландский акцент Джила Гилеспи. — Боже мой, чемп, она же красавица, — сказал он, засовывая бутылку под мышку. — Не могу тебя порицать за то, что ты ее хочешь…

Гилеспи сжал руку Анны в своей огромной влажной лапе и покосился на ее синий жакет, облегающий фигуру.

Анна покраснела. Другие мужчины приветствовали ее только вежливым кивком головы. От дружелюбия мистера Гилеспи и его оценивающего взгляда она смутилась.

— Вы — газетчик?

— Это они меня так называют.

— «Национальная газета», — пояснил Стефен. — Джил описывал мои бои от Нового Орлеана и Сан-Франциско до Бэнгора, в штате Мэн. Сейчас, когда я это дело бросаю, он лишился работы. Ему еще придется долго попотеть, прежде чем он найдет еще такую непыльную работенку.

Анна толкнула Стефена:

— Да ладно тебе! Писать о таком, как ты, — самая тяжелая работа на свете.

Гилеспи засмеялся:

— Как вы правы, мой ангел! Когда спортсмены бросают меня, на их месте появляются уголовники и политики. — И повернувшись к Стефену, добавил: — Пришел Хэмер. Дэнис Лоулер задержал его на входе. Лучше уж тебе самому показать ему свою новобрачную.

Джил потряс в воздухе бутылкой:

— Я своего все равно добьюсь, ангел мой! Заполучу историю, равной которой еще не было на свете.

Стефен обнял Анну за талию и повел ее через толпу к магазину. Она оглянулась на Гилеспи, который задержался, чтобы глотнуть из бутылки.

— Стыд какой, Стефен, — он так много пьет! Он просто провонял виски!

Стефен слегка сжал ее талию:

— Не беспокойся о нем, дорогая. Он держится отлично.

Кто-то взял Стефена за плечо.

— Босс, миссис Кэвенах говорит, что вас дожидается Хэмер.

Это был Дэнис Лоулер. Он помахал в сторону коридора, ведущего в магазин.

— И еще она говорит, что вам пора прекратить таскать за собой миссус, а дать ей хоть ненадолго присесть.

Стефен с Анной подошли к магазину. Здесь небольшими группками стояли женщины, беседуя. Маленькие ребятишки, взгромоздившись на прилавок, болтали ножками, дети постарше играли среди бочонков и ящиков.

Миссис Кэвенах торопливо вышла из-за прилавка; ее тронутые сединой волосы были аккуратно уложены на затылке; лицо с правильными чертами расцвело в улыбке.

— О! Мистер Флин, бедная девушка весь вечер на ногах выслушивает мужскую болтовню.

— Я хочу, чтобы она познакомилась с парнями, миссис Кэвенах.

Миссис Кэвенах махнула рукой и пошутила:

— Да вы просто и на минуту боитесь оставить ее, вот и держите около себя! — Она, улыбаясь, взглянула на Анну: — Уверена, что вам незачем выслушивать этих никчемных мужчин, миссис Флин. Они с такой легкостью могут приврать!

— Ах, да они и не обращали на меня внимания, — возразила Анна. — Их интересует только Стефен.

— Вы правы. Стоит собраться кучке ирландцев вместе, как они тут же забывают обо всем на свете, кроме политики и бокса. А сейчас идите и посидите с мистером Хэмером. У меня для вас есть отличная порция отварной курятины, ветчина и стаканчик портера. А на десерт — земляника с рынка и кружка сливок.

— Очень вам признательна, — ответила Анна. Она улыбнулась остальным женщинам, которые, качая своих младенцев, разглядывали ее так, словно она испанская королева.

Стефен препроводил ее в дальний уголок магазина, где за маленьким круглым столиком сидел широкоплечий старик. У него были густые и темные волосы. Когда Анна подошла ближе, то поняла, что мужчина вовсе не стар. Человек средних лет .сидел, низко опустив голову, в сильно поношенном пальто. Мужчина поднял голову и внимательно посмотрел на нее.

— Хэмер, это моя жена, Анна, — сказал Стефен. Мистер Хэмер моргнул, по его усталому лицу пробежала пьяная улыбка.

— А-а, парнишка, — сказал он медленно и невнятно. — Что ж, она красивая девушка, верно?

Анна с ужасом наблюдала, как Хэмер двигает к стакану свои огромные переломанные руки. Потребовалось немало времени, прежде чем он смог ухватить его и поприветствовать их.

— Лучшего человека на свете не найдешь, чем ваш парнишка! Благослови его Бог! И он лучший, кого я видал на ринге.

Он посмотрел на Стефена так, как если бы ему в голову только что пришла идея.

— Боже мой, да ты же можешь побить Саливена! Я победил его в сорок третьем…

Стефен подвинул стул, и Анна села.

— Янки Саливен давно умер, Хэмер.

— Умер! — Улыбка на лице Хэмера погасла. — Могу поклясться, я только что его видел.

Стефен усмехнулся:

— Тогда ты видел его во сне.

Миссис Кэвенах поставила перед Анной дымящуюся тарелку. Понизив голос, она сказала:

— Не обращайте внимания на мистера Хэмера. Он наивен, как ребенок. Улыбайтесь ему, и за одно это он вас полюбит.

Анна заставила себя есть. Она чувствовала голод только до момента, пока не увидела изуродованного Хэмера Моурена и не услышала его невнятную речь. Она взглянула на Стефена, сидевшего на стуле, и представила его прекрасное, сильное тело скрюченным и искалеченным, к тому же потерявшим способность здраво мыслить и рассуждать. Анна была в ужасе. Она вспомнила о кастете Били Магири, его желании заставить Стефена снова биться во что бы то ни стало. Подумала о том, что в сырую погоду у Стефена болит бедро; представила, как его будут бить в голову и лицо… И поняла, что Стефен не должен больше выходить на ринг! И неважно, что этого могут хотеть Били Магири с Эметом Кэвенахом или это несчастное создание, сидящее напротив нее за столом.

Анна выпила немного портера. Напиток согрел ее изнутри, и ей стало легче. К тому же это вызвало аппетит. Пока Стефен терпеливо разговаривал с Хэмером, Анна оставила от цыпленка одни косточки. Тут подошла миссис Кэвенах с большой чашкой ягод.

— Ох, я уже не смогу это съесть! — запротестовала Анна.

— Ничего не хочу слышать, — сказала миссис Кэвенах. — Вам надо хорошо поесть. Когда освободитесь, возвращайтесь на кухню — там начались танцы.

Когда миссис Кэвенах отошла, Анна тронула Стефена за плечо:

— Съешь ягоды. Я уже не могу…

Стефен улыбнулся и пристально посмотрел ей в глаза. Во взгляде было откровенное желание.

— Не смотри так на меня, — смущенно попросила она.

Под столом он дотронулся до ее колена и сжал его. Анна мельком взглянула на Хэмера, уставившегося в пространство.

— Тебя следует выпороть за эти мысли, Стефен Флин!

— Если уж ты знаешь, о чем я думаю, дорогая, значит, ты тоже об этом думаешь.

Анна представила, как лежит со Стефеном на новой латунной кровати, украшенной завитушками… Все ее тело охватил жар.

— Я ухожу, — сказала она, вставая. — На кухне, кажется, уже затевают игры…

Стефен не сводил с нее глаз.

— До свидания, мистер Моурен, — громко попрощалась Анна.

Хэмер пристально посмотрел на нее, пытаясь вспомнить, кто она. Потом его лицо озарила улыбка.

— Вы — девушка Стефена…

— Моя жена, — уточнил Стефен. Он взял руку Анны и поднес к своим губам. Девушка отпрянула, беспокоясь, что кто-то может увидеть.

Подходя к дверям кухни, она оглянулась и увидела, что кучка мужчин уже ринулась занять ее место.

На небольшом пространстве посередине кухни уже танцевали несколько пар. Дэйви в своей красной вязаной безрукавке и плисовых штанах выглядел неотесанным увальнем, но танцевал со страстью. Анна посмеивалась, наблюдая за тем, как он уморительно дрыгал ногами. Пэги наблюдала за ним тоже со смехом. В ее яркие каштановые волосы были воткнуты два серебряных гребня, а сине-желтое платье эффектно .обтягивало фигуру.

Миссис Кэвенах толкнула Анну локтем:

— Взгляните-ка на этого красноголового… Он производит впечатление совершеннейшего дурака.

— Это Дэйви Райен, — сказала Анна, пытаясь как-то смягчить суровый приговор.

Поймав взгляд Анны, Дэйви втащил ее в круг танцующих.

— Она должна танцевать только со своим мужем! — закричала миссис Кэвенах, но Дэйви не обратил на эти слова никакого внимания. Скрипач заиграл быстрее, и Анна закружилась в танце. Пэги тоже была тут, и Дэйви вскрикивал ц задирал ноги все выше. Анна танцевала до тех пор, пока от усталости не стеснилось дыхание.

Когда она остановилась передохнуть, ее место заняла другая девушка.

Когда Анна пробиралась к выходу, кто-то сказал:

— Пэги выйдет замуж совсем скоро. Пэги, скажи, кто он…

— Пэги — моя девушка, так что и спрашивать нечего, — громко крикнул другой мужской голос.

— Я не твоя девушка, Питер Кроули! Я никому не принадлежу!

Скрипка смолкла. Анна посмотрела на Пэги — руки на бедрах, взгляд устремлен на молодого мужчину с бычьей шеей, в сверкающем атласном жилете. Его волосы, как и у других парней, сзади были коротко подстрижены, а спереди завиты в длинные локоны и напомажены до стеклянного блеска.

— Вот как! — воскликнул Питер Кроули. — Если хочешь себе добра, сделаешь так, как я говорю.

Анна не засмеялась вместе со всеми. От надменного тона Питера Кроули, его язвительной улыбки ей стало не по себе. Она знала, что добродушная перепалка безвредна, но так же понимала, что мужчина может стать опасным, если девушка не найдет с ним общий язык.

— Дайте Пэги яблоко, и мы сразу увидим, за кого она выйдет замуж, — сказал Дэйви. Он не отрывал глаз от Пэги.

— Ох, Дэйви, — прошептала Анна. — Не будь ты таким наивным…

Кто-то бросил Дэйви яблоко. Он вынул складной нож из кармана и вручил Пэги.

Она бросила на него насмешливый взгляд.

— Вы еще не забыли обычаи родной страны, — заметила она, улыбаясь.

Согласно ирландскому обычаю, если девушка очистит яблоко одной длинной спиралью, упавшая кожура может очертить контуры первой буквы имени ее будущего мужа.

Стояла тишина, пока Пэги трудилась над яблоком. Когда кожура упала на пол, раздались веселые крики.

Дэйви наклонился, вглядываясь.

— О! Здесь буква «Д»! — закричал он. — Спи с подвязкой под подушкой, Пэги, я тебе обязательно приснюсь.

Схватив девушку за талию, он хотел ее поцеловать под оглушительный смех присутствующих.

Пэги сердито вырвалась, лицо ее стало пунцовым.

— Да это вовсе не «Д», — сказала она. — Вы не в состоянии разобрать даже буквы!

Ее замечание вызвало еще больший хохот. Питер Кроули резко толкнул Дэйви:

— Ты только с парохода, зеленый, и от тебя еще несет ирландским навозом. Пэг скорее посмотрит на ворону, чем на такого, как ты!

Пэги, казалось, уже сожалела о сказанном в адрес Дэйви. Весь свой гнев она обратила на Питера Кроули.

— Да ты сам гром не из тучи! — воскликнула она. — Я скорей останусь старой девой, чем выйду за тебя замуж!

Питер растерялся, но только на секунду. Он передернул плечами и самодовольно улыбнулся:

— У меня права на тебя, Пэги Кэвенах! Не забывай этого!

— Ты ей, кажется, не нравишься, — заметил Дэйви, выпятив грудь.

Присутствующие, смеясь, стал поддразнивать Питера и Дэйви.

— Господи! Только бы мистер Флин не ушел! — воскликнула миссис Кэвенах.

Она схватила Пэги за плечо и подтолкнула к выходу, пробормотав:

— Ты что, собираешься турнир здесь устроить?! — И повернувшись к Питеру и Дэйви добавила: — Если вы хотите драться, идите в салун мистера Флина — он за вами присмотрит. А здесь я драки не допущу!

Держа Пэги за руку, миссис Кэвенах стала пробираться через смеющуюся толпу.

— Господи помилуй! — бормотала она. — Двое ирландцев никогда не будут в мире, пока не подерутся.

Анна смотрела на Дэйви, стоявшего в одиночестве у стола и опустошавшего второй стакан портера, тогда как Питер Кроули с дружками не сводили с него глаз. «Ох, Дэйви», — подумала она.

— Миссис Флин, лучше вам предоставить парней самим себе и уйти.

— Да, миссис Кэвенах, я иду.

Анна пошла следом за Пэги и ее матерью по короткому коридору, ведущему в магазин. Она поискала глазами Стефена, думая, что он-то знает, что делать с Дэйви.

— Ох, ну не дурак ли этот рыжий?! — сказала одна из женщин, находящихся в магазине. Остальные поддержали ее, подшучивая над Пэги.

— Так это твой новый дружок, Пэг? Анна кинулась на защиту Дэйви:

— Это Дэйви Райен, и он не дурак! Он храбрый парень, уверяю вас. Пэги не могла бы найти лучшего дружка!

Миссис Кэвенах поцокала языком:

— Наша Пэги может найти и кого-нибудь получше, чем этот зеленый парень, только что явившийся с корабля. Питер Кроули работает на хорошем месте — подручным у мясника Зонтага, на Малбери-стрит.

Пэги проворчала:

— Питер Кроули кровью пропах. Да к тому же уверен, что я его собственность.

— Он может достигнуть хорошего положения, — сказала миссис Кэвенах, поправляя гребни в волосах дочери.

— Он — нахал, — сердито добавила Пэги. — Все они такие… Они считают, что девушки должны выполнять любые их желания!

Миссис Кэвенах неодобрительно поджала губы.

— Значит, ведешь себя, как блудница, если тебя просят о том, что получают в браке. — Она повернулась к Анне. — Театры, пикники, танцы — вот все, о чем думают сейчас молодые люди! А потом еще девушки удивляются, почему парни ведут себя так, будто они уже женаты.

— Дэйви не такой… — сказала Анна. — Он обходительный, как никто. На корабле, на котором мы плыли, матросы задумали попользоваться мной, и только Дэйви попытался меня спасти.

Женщины прекратили болтать и уставились на Анну.

— И Дэйви спас? — спросила Пэги в изумлении. Анна кивнула:

— Матросы избили его за то, что пытался помочь мне, и бросили в трюм.

— Ох! — Пэги выглядела пораженной. — Так он вас не спас, выходит?!

— Я… — начала Анна, уже жалея о сказанном. — Я справилась сама.

— Вы?!

— Он напал на меня с ножом. Нож… Нож попал ему в сердце.

Последнюю фразу Анна пробормотала, надеясь, что ее не расслышат. Женщины тяжело вздохнули.

— Вы его убили?!

— Да… Это был грязный дьявол, — заторопилась Анна. — Он мне проходу не давал с первого дня, как отплыли… Сказал, что выиграл меня на пари с дружками.

— Спаси, Господи! — пробормотала одна из женщин, крестясь.

— Как-то ночью меня тошнило. Когда я вышла на палубу, моряк схватил меня. Он приставил к горлу нож и думал меня одолеть. Я стала драться с ним, и нож… Матрос упал на нож.

Анна взглянула на Пэги, которая побелела как полотно.

— И вот Дэйви пришел мне на помощь, когда я закричала. Но помощник капитана и матросы зверски избили его.

— Вы такая смелая! — тихо воскликнула Пэги. — Убить такого зверя.

Посмотрев на лица женщин, Анна поняла, что вместо того, чтобы сотворить героя из Дэйви, она сделалась героиней сама.

— Хорошо, раз так, — но ему положено. Он — парень, — сказала миссис Кэвенах. — Но вы, миссис Флин?! Вы очень и очень храбрая!

— А что потом случилось? — спросила Пэги, округлив глаза от любопытства.

Анна опустила голову. Ей не хотелось вспоминать прошлое.

— Пришел капитан, злой, как рой пчел… Внимательно рассмотрел меня и захотел взять к себе, но этого не случилось, потому что вмешался мистер Флин.

Женщины переглянулись и покачали головами.

— Мистер Флин взял меня в свою каюту. — Анна замолчала, не зная, как продолжать дальше. И тихо добавила: — Он меня не принуждал, хотя я этого и боялась.

Все женщины в один голос стали восхвалять порядочность Стефена Флина.

— Но вот другие пассажиры! — воскликнула Анна, горячась. — На что, вы думаете, они пожаловались капитану?! Они считали безнравственным жить в одной каюте с мужчиной, не состоя при этом с ним в браке. Капитан согласился с их доводами и решил отправить меня назад, в трюм, к другим матросам.

Пэги судорожно сглотнула, прижав пальцы к губам.

— Отправить вас назад?! И что сделал мистер Флин?

— Он предложил мне выйти за него замуж. Женщины переглянулись — их лица сияли восторгом.

— Вот так капитан и сочетал нас браком…

— Так вы не венчались? — спросила Пэги.

Анна покачала головой. Ей очень хотелось сказать всю правду. Девушке было ненавистно, что эти добрые женщины глядят на нее с таким обожанием, считая такой недоступной и храброй.

— Только брак мог меня спасти.

— Спасти вас, — повторила Пэги. — Как прекрасно!

— И как похоже на мистера Флина, — сказала женщина, качая младенца, завернутого в красную шаль. — Когда покалечился мой муж, он сделал так, что у нас была и еда, и уголь… Да к тому же договорился с землевладельцем о ренте. Мистер Флин все понимает…

— А сейчас, когда вы здесь, вы можете пойти к священнику и по-настоящему обвенчаться, — сказала Пэги.

Анна тяжело вздохнула:

— Я… я не знаю.

— Хорошо! Вы — миссис Флин, и этим все сказано, — вмешалась миссис Кэвенах. Она жестко посмотрела на присутствующих женщин, как если бы кто-то из них осмелился не согласиться.

— Но не в глазах Господа, — сказала Анна, сгорая от стыда.

— Это скоро произойдет, — сказала миссис Кэвенах. — Он не оставит вас, могу вас в этом заверить. Стефен не сводит с вас глаз, мальчонка любит вас, как собственную мать…

— Но если нас не обвенчает священник, люди подумают…

— Людям об этом вообще не надо думать, — сказала миссис Кэвенах. — Так в Бауэри не делается. Если вы только что из тюрьмы, мы простим вас. Если вы не надели капора на улицу, мы на это не обратим внимания. Если вы хотите забыть плохое, мы его забудем вместе с вами. — Она внимательно посмотрела на лица других женщин, которые согласно кивали. — Это не наше дело, что вы не венчались в церкви.

Пэги взяла Анну за руку и слегка сжала ее:

— Теперь ваши волнения позади, Анна! Слава тебе, Господи!

Стефен заглянул на кухню, когда Анна танцевала. Он какое-то время понаблюдал за ней, любуясь разгоревшимися щеками, волосами, сияющими красным и коричневым, ее статной фигурой. Она показалась ему такой счастливой, что, когда появился Джон О'Мэгони, он решил, что может оставить ее ненадолго.

— Давай зайдем ко мне в контору, Джон! — предложил Стефен.

О'Мэгони был мужчина с жестким лицом, кустистыми бровями, носивший волосы почти до плеч и густую бороду.

— Да, Стефен. Лучше поговорить в спокойном месте, не боясь, что подслушают информаторы.

Информаторы, — повторил про себя Стефен, вздыхая. — Вожди были так заняты выискиванием информаторов в своих рядах, что почти совсем забыли о сути дела, в котором он должен принимать участие.

В ночной прохладе они перешли улицу и вошли в салун «Эмирэлд Флейм». Большинство постоянных посетителей были у миссис Кэвенах, так что в комнате с баром было тихо. О'Мэгони зашел за стойку поговорить с Эметом.

О'Мэгони был по натуре ученым, но не борцом. Во время восстания сорок восьмого он больше играл словами, а не оружием. Как, впрочем, и все другие лидеры, включая того же Пэдрейка Мак-Карси.

Стефен прошел в спарринговую комнату и посмотрел работу на ринге Моуза с джентльменом из верхнего города. Через полчаса к нему присоединился О'Мэгони.

— Молодой Эмет — отличный патриот, Стефен! С огромной жаждой справедливости!

— Он — мечтатель.

Стефен повел его наверх по черной лестнице на второй этаж, где у него располагалась контора и комната, где жил Моуз. Одну газовую лампу он зажег в холле, а другую — в офисе.

Стены комнаты были покрыты старыми плакатами боев; мебель старая и поцарапанная. Но ему было хорошо здесь — именно тут держал он книги и занимался бизнесом. В этих стенах он принимал агентов по спиртным напиткам и агентов по боям, часами беседуя и угощая их виски, выслушивал жалобы соседей или просто размышлял над чем-нибудь, положив ноги на край стола.

Стефен завел старенькие в корпусе из вишневого дерева часы, которые достались ему вместе со зданием.

— На нижней полке есть какая-то бутылка, если у тебя пересохло во рту…

О'Мэгони, махнув рукой, отказался и устроился в кресле.

— Магири для Комитета выгоден. Он организовал тренировочный показательный бой в спортивном зале. Мы собрали около пяти сотен долларов.

— Итак, даже Магири превращается в патриота. Это большая для меня неожиданность!

О'Мэгони проигнорировал насмешку Стефена.

— Он сказал речь, которая взволновала всех. «Может, Бог благословит нас умереть в Ирландии, — сказал он. — На земле наших отважных предков».

Стефен сел за стол, положив на его край ноги.

— Очень трогательно.

О'Мэгони неодобрительно покачал головой:

— Лучше умереть для великой цели, Стефен, чем жить с британским ярмом на шее.

— Помилуй Бог! Я хочу умереть именно здесь, и предпочтительно на руках своей жены. Я хочу передать вам послание от Пэди Мак-Карси.

О'Мэгони вскочил с кресла и сделал шаг в направлении Стефена.

— Вас называли верховным руководителем и директором Революционного Братства в Америке, — неторопливо продолжал Стефен. — Они хотят, чтобы вы собирали по восемьдесят фунтов в месяц и обучили две тысячи мужчин. Но вы не должны предпринимать какие-либо действия. Что должно делаться и когда, будет решать Дублин.

Глубоко посаженные глаза О'Мэгони налились слезами.

— Именно здесь есть храбрые парни, Стефен, обученные и готовые действовать. Трудно будет их удержать. Боюсь, им не захочется получать приказы из Дублина.

— Я это знаю, Джон, — миролюбиво сказал Стефен. — Но те, в Ирландии, считают, что в Нью-Йорке слишком много горячих голов с чрезмерной ненавистью к Англии, что может нанести вред Ирландии.

О'Мэгони прижал к глазам носовой платок.

— Добиваться процветания в этой стране не стыдно, если за спиной у тебя свободная и сильная родина.

Стефен сильно пожалел, что он не может облегчить страдания старого лидера.

— Такой день настанет, Джон! Клянусь, что настанет!

— А что с оружием?

— Оружие поступит из Бирмингема.

— Из Англии! — воскликнул О'Мэгони. — Упаси Бог, Стефен, чтобы мы действовали у них под носом.

Стефен пожал плечами: — Деньги для оружейных купцов не пахнут политикой.

— Но власти…

— Бирмингем производит оружия больше всех в мире. Ящики с ним перевозят по каналам и по железной дороге. Из Бирмингема уходит столько оружия, что власти не заметят наш маленький кораблик.

О'Мэгони погладил бороду:

— А какого рода оружие?

— Ружья с затвором; ружья, заряжающиеся с дула; револьверы. Еще должна быть амуниция и штыки.

Стефен устроился на стуле поудобнее. Ему ненавистно было думать о кровавой бойне, если восстание все же произойдет. И ему неприятно было говорить о деталях… Но он должен был довериться О'Мэгони и выполнить просьбу Пэдрейка Мак-Карси.

— В Бирмингеме очень много патриотов среди ирландцев, — продолжал он. — Они встретят курьера и проследят за всем остальным. Корабль в Америке нужно загрузить мучными бочонками и направить купцу в Корк. Там портовый смотритель отправит их до Килкенни.

Густые брови О'Мэгони сошлись вместе.

— А деньги?

— Откуда же еще могут поступить деньги, как не из Америки? — ответил Стефен, криво усмехаясь. — Вся связь через курьера. Всякий, написавший в Ирландию по своему почину, будет рассматриваться как предатель.

О'Мэгони прошелся по комнате, сел в кресло и прикрыл глаза, без сомнения, воображая славный момент, когда восставшие массы ирландцев с оружием в руках сбросят поработителей со всего ирландского побережья.

— Но сейчас оружие пойдет только для обучения, не для сражения, — предупредил Стефен. — Пэдрейк настаивает на отсутствии быстрых акций. Они не хотят поражения, как в сорок восьмом…

О'Мэгони открыл глаза — они светились фанатическим блеском.

— Мы — герои старых преданий! Стефен, мы победим врага и избавим народ от голода и позора.

Стефен забарабанил пальцами по столу.

— Мы — группа дураков, вот кто мы! Страна безнадежно слаба!

О'Мэгони опустил голову:

— Мне жаль тебя, Стефен! В тебе нет преданности делу.

— Не должно быть ни политических дрязг, ни пустых разговоров. Если англичане прослышат, о чем я вам рассказал, люди вроде Пэдрейка Мак-Карси сгниют в тюрьме Килмейнгема или их повесят…

— Ах, Стефен! Да я это хорошо знаю. Я никому не скажу, кроме лидеров в Нью-Йорке.

Стефен расслабился и задышал спокойнее.

— Пэди велел мне выбрать курьера. Бог мне помог — я выбрал Эмета Кэвенаха.

О'Мэгони торжественно кивнул:

— Прекрасный выбор. И для парня какая честь!

Стефен тихо выругался, желая знать, не будет ли эта «честь» гробом для его юного друга.

— Эмет никогда не уезжал от матери, никогда не ступал на ирландскую землю. Какое-то время его будет занимать риск…

О'Мэгони встал, тряся бородой:

— Эмет Кэвенах с честью будет работать на благо родины.

— Он — юноша, Господи помилуй! — фыркнул Стефен, почувствовав внезапное отвращение к тому, что его втянули в это патриотическое безумие. — Он вбил себе в голову трилистники вместо мозгов.

— Он дал клятву. И он носит имя Роберта Эмета, величайшего патриота. — О'Мэгони положил на грудь руку и уставился в пространство. — Пусть мне напишут эпитафию только тогда, когда моя родина займет достойное место среди наций мира.

— Ладно, Джон, — Стефен поднялся, чувствуя ужасную усталость. — Ничто не заставит дрожать от страха англичанина, как достойная речь в честь мертвого ирландца.

 

ГЛАВА VI

Анна забрала Рори домой почти сразу после девяти вечера. На следующий день ему нужно было уже идти в школу.

Стефен исчез. Миссис Кэвенах сказала, что он ушел поговорить об ирландской проблеме. Анна забеспокоилась, что его так долго нет.

Миссис Кэвенах только посмеялась.

— Вы же знаете, как разговоры о политике действуют на мужчин, — сказала она.

Анна знала… Отец часто засиживался с мужчинами далеко за полночь накануне торфяного пожара. Мужчины и политика шагают рядом, как чай и молоко.

Рори закончил читать молитвы и лег в кровать.

— Я не хочу ходить в школу.

— В школу ты ходить, конечно, будешь, — сказала Анна. — И тебе это понравится к тому же.

— А Эди и Майк не будут ходить. Они собираются работать.

— Но Эди и Майк — это еще не все. Где ты окажешься, если не сможешь читать и писать.

— Я уже умею читать и писать.

Анна убрала волосы с влажного лба Рори и подумала о мальчиках Карэнах, таких грязных и невоспитанных, без чистой одежды и без нужного питания, у их родителей нет даже времени за ними присмотреть. Печальное будущее ожидает маленьких сорванцов.

— Этих Карэнов ты приводи обедать, когда захочешь, — разрешила она Рори. — Им нужно нарастить мяса на костях и хорошенько помыться к тому же. Я им устрою купание.

Рори засомневался:

— Они это не очень любят.

— Да, думаю, тут ты прав, — сказала Анна. — А сейчас я поцелую тебя; чтобы ты хорошо спал.

Анна расцеловала мальчика в обе щеки и в кончик носа. Раньше он протестовал, когда его слишком много обнимали и целовали. Но Анна сказала, что однажды он все эти поцелуи вернет девушке, которую полюбит.

Анна привернула лампу. Комната погрузилась в темноту, но она продолжала вглядываться в маленькую фигурку на постели, чувствуя умиление.

Когда она вышла, у двери стоял Стефен. Он посторонился, давая Анне пройти, и закрыл дверь в комнату Рори.

— Где ты был?

— Ниже этажом, разговаривал с Джоном О'Мэгони.

— О политике, верно?

Стефен выглядел усталым, слишком усталым, чтобы на него сердиться.

— О политике. Прости, что я тебя оставил одну, Нэн.

Анна похлопала его по руке:

— Ну что ж, пойдем выпьем чаю.

Она пошла на кухню, где на плите стоял кипящий чайник. Стефен сел за стол и потер лицо руками.

— До смерти можно заговаривать человека, рассказывая о свободной Ирландии, проигрывая одни и те же сражения снова и снова.

Анна заварила чай, поставила на стол две чашки, сахар, молоко и печенье.

— Я помню Дублин перед восстанием сорок восьмого, — сказала она. — Ох, как много патриоты произносили прекрасных речей, толкуя о демократии и свободной родине. Везде были солдаты — большие, хорошо откормленные парни, хвастающие своим оружием. Но прежде чем кто-то понял, что произошло, все было кончено. — Она покачала головой. — Патриоты почему-то всегда заканчивают поражением.

Стефен вытянул ноги и наблюдал, как она собирает на стол. Анна расстегнула жакет. Ее полные груди натянули блузку, заправленную в узкий пояс юбки. Длинная прядь кудрявых рыжеватых волос выбилась из прически и сияла в свете лампы.

— Я сказала миссис Кэвенах, что политика не имеет для женщины такого значения, как для мужчины, — продолжала она. — Женщины уезжают из Ирландии с легким сердцем. Мы знаем, что будем жить лучше, и назад не оглядываемся. Мужчины — другое дело. Они переживают свое поражение так, будто это проклятие для всего рода человеческого.

Анна добавила молока в обе чашки и села, подперев ладонью подбородок. В неярком свете глаза ее казались большими и спокойными; губы полные, мягко очерченные. Наблюдая за ней, Стефен чувствовал томление до боли. Не в том дело, что она была прекраснейшей женщиной на свете. Он вспоминал, как она смотрела, стоя у кровати, на Рори, и чувствовал что-то еще, кроме желания. Какую-то нежность, умиротворение и умиление. Он взял ложку и провел большим пальцем по гладкой поверхности.

— Да, дорогая, в этом ты права. Мужчины никогда не забывают Ирландию.

Они посидели молча, пока чай настаивался. Стефен не мог припомнить, чувствовал ли он когда-нибудь такое умиротворение, как сейчас — сидя с Анной на кухне, зная, что мальчонка спит рядом.

— Я хотел, чтобы ты купила все, что тебе нужно в дом, — сказал он. — Посуду, ковры, картины.

— Хорошо. Я уже запланировала кое-что… Заполню шкаф посудой.

Стефен посмотрел на распустившийся узел волос на ее голове, на хорошей формы брови, замечательно прямой нос. Она была прекрасна. Прекрасна, как мечта.

— Я хочу, чтобы у тебя было все. Платья, капоры, шали. Отправляйся на Бродвей и поброди по магазинам. Купи себе что захочешь.

— Послушать тебя, так можно подумать, ты транжира, — упрекнула она. Анна потянулась за заварным чайником. — Я не буду изображать из себя даму перед соседями и не заставлю тебя покупать мне вещи. Скоро я заработаю доллары за кружево и верну тебе все, что должна.

Стефен следил, как она наливает ему в чашку горячий чай, и молчал. Ему надоело спорить.

— Расскажи мне про сегодняшний вечер, — попросил он. — Ты повеселилась?

— Да, приятно провела время. Все меня приветствовали. Но этот Дэйви Райен! Ах, Стефен, он положил глаз на Пэги, но никогда не сможет ее добиться, изображая дурачка. Он едва не подрался с ее дружком.

Стефен улыбнулся:

— Я поговорю с ним.

— Я рассказала женщинам о Спинере… И как я оказалась с тобой. Я и не думала им рассказывать, но так получилось.

— Это не имеет значения, Нэн. У меня от этих людей нет секретов.

Анна взглянула на него обеспокоенно.

— Секретов нет, за исключением моего…

— Дорогая, помолчи. Давай не будем говорить о неприятном. По крайней мере, не сегодня…

Глаза Стефена переполняло желание.

— Допей чай, — сказала Анна. Он не отрываясь смотрел на нее.

— Хорошо, но только несколько глотков. А потом пора в постель.

«Он и спрашивать ее не собирается, — подумала Анна. — Сегодня ночью он будет делать то, что хотел делать все эти прошедшие недели. И она не может ему отказать. Сейчас она в Америке, в Нью-Йорке. Прошлое позади… И она ему многим обязана, очень многим».

Анна взяла чашку обеими руками и представила, как все будет. Били часто брал ее, но был скор. Ему так не терпелось дойти до дела, что он почти не целовал ее, почти не ласкал. Даже в первые недели, когда он ею еще не насытился, никогда не ласкал ее. А Стефен был другим. Она смотрела на его руки, широкие и плоские, и представляла их на своем теле. Если он будет добр, она не возражает против этого. Только не надо ее сжимать больно, щипать… Тогда это не будет так гадко. Ей хотелось попросить его не совать туда пальцы…

Стефен зевнул, и Анна заметила, что в нем растет нетерпение. Она быстро сделала несколько глотков горячего сладкого чая и поднялась из-за стола вместе с ним.

— Ты уже заходила в нашу спальню? Анна потрясла головой:

— После обеда не заходила.

— Тогда пойдем, — и он подал ей руку.

В спальне латунная кровать была застелена чистыми простынями и покрыта сверху ярким покрывалом. На ореховом туалетном столике стояла корзина желтых и красных цветов. Нижние матовые стекла на окнах мерцали в слабом свете лампы.

— Ах, как все красиво, — сказала Анна, изумленная тем, что Стефен сам побеспокоился приготовить комнату. Ей даже в голову не пришло заправить постель. — Когда же ты это сделал?

Казалось, он был доволен собой.

— Раньше.

Анна подошла к окну и потрогала шершавое искрящееся стекло.

— А может нас кто-нибудь увидеть?

— Не через это стекло.

— Мне нужно будет сделать занавески.

Стефен подошел к ней и, обхватив руками за талию, притянул к себе. Тело Анны напряглось. Стефен погладил ее по спине, а губами дотронулся до волос.

— Ты меня совсем не хочешь, Нэн? Ну, хотя бы немножко?

Анна прислонилась лбом к его плечу.

— Хочу, — прошептала она, зная, что именно этого ответа он ждет от нее.

Он поднял ее подбородок и поцеловал. Губы двигались медленно — по губам, щекам и лбу. Анна закрыла глаза. Она не хотела, чтобы он заметил ее нехорошие предчувствия, — ей не хотелось портить ему удовольствие. Но чем дольше он целовал, тем скорее она теряла осторожность, и когда он опять вернулся к ее рту и потрогал ее губы языком, она раскрылась ему и схватилась за рубашку. «Если бы они могли делать только это, — подумала она. — Целоваться и держаться друг за друга — и больше ничего».

Стефен отодвинулся, дотянулся до лампы и убавил свет. Анна следила, как он вынул запонки из манжет и бросил их на туалетный столик. Снял рубашку — на торсе и руках играли мускулы, а грудь заросла золотисто-каштановыми волосами.

Он поймал взгляд Анны и усмехнулся.

— Видела когда-нибудь такого мужчину в своей жизни? — И он пробежался пальцами по груди.

— Ты испорченный, — заметила она, скрывая улыбку. — Избалованный и тщеславный.

Она сняла жакет и расправила его на спинке стула. Стефен притянул ее к себе.

— Ты же знаешь, мне нравится быть испорченным.

Анна обхватила пальцами его бицепс. Она смотрела на изгибы мышц на его плечах и на широкую площадь груди… На шее мерно пульсировала жилка.

— Доверься мне, дорогая, — тихо попросил он. Стефен поймал ее губы своими, покусывал и сосал их, играя языком до тех пор, пока Анна не обвила его шею и не ответила на поцелуй. Он прижал ее теснее, до боли, к своей груди. Потом отступил и пробежал по блузе сверху вниз, отыскивая пуговицы.

— Помоги мне снять все это.

Голос прозвучал хрипло, нетерпеливо. «Как у всех мужиков, когда они добиваются своего», — подумала Анна.

Она повернулась спиной и расстегнула пуговицы дрожащими пальцами. Она сняла блузку и положила на стул. Стефен подтянул ее к себе. Одной рукой он держал ее за грудь, другой — за талию. Губы ласкали шею, плечо, отчего по спине прошла дрожь.

— Милая, — пробормотал он, вдыхая ее запах. — Боже милостивый, я готов умереть за тебя.

Сильные руки сжали ее груди. Анна напряглась и вцепилась в его плечи, из горла вырвался писк, как у младенца.

— Что с тобой, Нэн? — спросил Стефен. — Что не так?

Она быстро дышала, сердце стучало, как бешеное. Это будет больно. Через столько лет это опять должно быть больно.

— Я… я не знаю, — ответила она. Стефен помолчал. Потом сказал тихо:

— Закрой глаза.

Анна судорожно сглотнула и закрыла глаза.

— Не думай ни о чем, а только чувствуй. — Он погладил ее груди через льняную ткань лифчика. — Как сейчас?

— Я… Я… Как хочешь.

Чем дольше он ее ласкал, тем больше она чувствовала — внизу живота скапливался жар. Стефен снял напряжение, доставив приятное, затуманивающее удовольствие, которое она уже с ним чувствовала раньше на корабле.

— Можно я тебя возьму?

— Да, — солгала она, уверенная, что он придавит ее сейчас, навалившись. Нет смысла объяснять ему насколько ей это ненавистно.

Стефен расстегнул лифчик и запустил руки под него. Кончиками пальцев он обвел чаши грудей, поиграв с сосками. Губы Анны раскрылись с тихим стоном удовольствия. Она прислонилась к нему, у нее дрожали ноги.

— Ох, Стефен…

— Сегодня я угожу тебе, — прошептал он ей в волосы. — Ох, Нэн, просто уверен, что я тебе понравлюсь.

Он совсем сдвинул лифчик, лаская ее обеими руками, ласково поддерживая. У Анны стеснилось дыхание, голова кружилась. Она чувствовала дрожь от удовольствия. Стефен пробежал пальцами по голым плечам и внимательно ее рассмотрел.

— Распусти волосы.

Она подняла руки и вынула гребни.

— Не спеши, Нэн. Я хочу смотреть на тебя. Ах, да ты просто картина. — Его голос был низким и тихим, глаза пожирали ее.

Она позволила ему собой любоваться. Стефен отбросил огромную массу кудрей на плечи и начал ласкать ее груди. Языком он облизывал соски, губы дразнили и посасывали. Анна вцепилась в его плечи. Она покачивалась, чувствуя, как теплая тяжесть собирается внизу живота. Глаза были полузакрыты. Такое наслаждение она даже не могла вообразить.

Стефен расстегнул юбку, потом развязал ленты на нижних юбках, все они — одна за другой — упали на пол.

Он внимательно рассмотрел ее тело. Анна тонула в наслаждении, чувствуя опьянение и желание.

На пол упали чулки, трусы…

Наконец, она осталась голой. Легко касаясь, он пробежал пальцами вверх по ляжкам. Зажмурившись, чувствуя себя беспомощной и красивой, Анна стояла, как прикованная. Присев на кровать, Стефен притянул к себе Анну и, обхватив руками ее бедра, прижался головой к лону. Она зарылась пальцами в его волосы.

Неожиданно она почувствовала ищущие удары языком, а потом приятное ощущение, от которого в изумлении вскрикнула.

— Ах! Не делай этого! — оттолкнула она его. Он встал с улыбкой:

— От этого нет вреда.

Анна бросилась прочь, устыдившись того, что сделал Стефен, и пристыженная тем, что от этого почувствовала. Она схватила с пола нижнюю юбку и прикрылась ею. Она была в смятении — ей захотелось плакать.

— Ты все делаешь не так, — сказала она, чуть не плача. — Ты много разглядываешь и… трогаешь. И… то, что ты сделал сейчас. Так не делают.

Стефен не обратил внимания на ее слова.

— С этого момента я все буду делать, как надо, Нэн, — улыбаясь, сказал Стефен и начал расстегивать брюки.

Анна крепко прижимала к груди юбку. Она хотела отвернуться, но не смогла. Когда он отбросил в сторону брюки, она уставилась на его голые бедра, длинные, мускулистые ляжки и мощную мужскую плоть, поднявшуюся вроде копья.

Анна отвернулась, еще крепче вцепившись в нижнюю юбку. Она не хотела лежать под ним, вся открытая и беспомощная, ожидая, пока он кончит. «Он не настоящий мой муж, — твердила она себе. — Я не обязана это с ним делать».

— Стефен, я не могу.

Он забрал у нее юбку и обнял за плечи. Анна тесно прижалась к нему, слыша, как колотится его сердце.

— Я боюсь, — прошептала она.

— Знаю, Нэн.

Она хотела ему угодить. Хотела целоваться с ним, чувствуя на себе его руки. Все, кроме того, чтобы он вошел в нее, когда страсть станет дикой и грубой, и он сделает ей больно, забыв об ее существовании.

— Тебе не будет больно, — сказал он. — Скажи только, и я остановлюсь.

Он положил ее спиной на кровать, на прохладную льняную простыню, и жадно осмотрел простершееся перед ним тело. Анна чувствовала в горле и ушах биение сердца. Закрыть глаза не осмеливалась. Ей нужно следить за ним — тогда он не увлечет ее еще в какое-нибудь греховное наслаждение, усыпив бдительность.

Наклонившись над ней, он начал целовать ее горячим и жадным ртом, едва касаясь. По телу Анны прошел трепет.

Он гладил и целовал груди, лизал горячим языком соски. Анна закрыла глаза, страх ушел. В ней нарастала волна желания.

Пальцы Стефена скользнули между ног, и Анна напряглась. Она вспомнила грубые пальцы Били, сжимающие нежную плоть, острый удар грубых ногтей. Она сжала Стефена за талию, пытаясь убрать руку.

— Все хорошо, — сказал он. — Пусти меня…

Она застыла с широко открытыми глазами. Продолжая ласкать, он нежно и медленно отыскивал сладкое местечко, которое уже нашел языком.

— Какая ты красивая, Анна! Красивее нет на свете, — тихо сказал он.

Его пальцы вызывали неожиданные ощущения, которые можно было назвать порочными, если бы они не были такими приятными. Анна пошире раздвинула ноги, надеясь, что он не заметит.

— Ах, дорогая, — воскликнул он. — Кажется, ты меня уже захотела!

Его пальцы задвигались смелее. Анна в панике метнулась, пытаясь его оттолкнуть.

— Нет! — закричала она. — Не делай так! Нет! — Она ударила его по руке.

Стефен сжал ее талию:

— Ну, не убегай от меня…

Прерывисто дыша, она лежала неподвижно. Стефен смотрел на нее с тревогой, как если бы произошло что-то не то. Анна закрыла грудь руками и отвернулась.

Он ласково убрал с ее лица и плеч волосы и разбросал по подушке. Потом повернул ее к себе:

— Я больше не буду это делать.

При свете лампы выражение его лица казалось расстроенным, но добрым.

Анна была рада, что рядом с ней Стефен, а не какой-нибудь другой мужчина. Всякий другой не церемонился бы с ней так.

Долго он еще целовал ее — рот, груди, — отчего она опять как бы опьянела. После каждого прикосновения ее сопротивление становилось все слабее. Наконец, она перестала бороться с собой — обхватила его руками, вдавив пальцы в твердую плоть, и застонала от наслаждения.

Когда он вошел в нее, она, прикусив губу, прижалась лицом к нему, моля его поторопиться.

Но он не сделал этого. Он скользнул руками под бедра Анны и ласково, но настойчиво начал подбрасывать ее.

— Анна, — прошептал он. — Ах, Нэн. Раздвинув ее ноги шире, он вошел еще глубже.

Анна была потрясена — больно не было. Он приподнялся и посмотрел на нее; на его лице была написана откровенная страсть. Анна вцепилась в простыню и отвернулась, боясь посмотреть на него. Но член, хозяйничающий внутри у нее, заставлял забыть обо всем на свете.

Он двигался все быстрее и быстрее, утоляя ее голод и одновременно делая его еще нестерпимее.

— Ну, пожалуйста, — шептала Анна, не понимая, чего же она хочет. Ощущения усиливались без конца, без меры; она почувствовала слабую дрожь, потом еще и еще. Изогнув спину, она сжала Стефена ногами, хныча, как дитя.

Он обрушился на нее всем своим весом, рыча от наслаждения, зарывшись руками в ее волосы. Она чувствовала на губах его зубы.

— Анна! О Боже!

Анна задвигалась навстречу — бесстыдно и дико. Внезапно его большое тело сотряслось с такой силой, что казалось, из него ушла жизнь. Он замер неподвижно. Лежа под ним, она слышала только, как бьется его сердце.

Она чувствовала огромное умиротворение во всем теле и еще какую-то горечь… Но почему? Ведь она должна быть благодарна, что все позади и ей не было больно.

Стефен приподнялся и пристально посмотрел на нее, улыбаясь. Он выглядел счастливым и юным. Со всеми своими шрамами и морщинами, он выглядел очень юным.

Анна смутилась:

— Почему ты так на меня смотришь?

— Моя Нэн, — сказал он тихо. — Моя прекрасная Нэн!

Он лег на спину со стоном удовлетворения.

Анна ждала, что он уснет. Били уже начинал храпеть, когда кончал… Но у Стефена не было сна ни в одном глазу — он наблюдал за ней, положив тяжелую волосатую руку поперек ее — мягкой и белой.

— У тебя внутри словно лепестки роз, покрытых росой, — сказал он восторженно.

Анна смутилась:

— Ну, что ты такое говоришь?!

— Ты возражаешь? Тебе это не нравится? Анне было очень стыдно смотреть на него.

— Ты же знаешь, что я не возражаю, — почти прошептала она.

Стефен нежно гладил ее грудь.

— Ты — восхитительная женщина… Во всем… — Голос его охрип. — Ох, что мы тут, в этой постели, будем вытворять с тобой!

Он прижался к ее груди — щетина колола ей кожу. Его рот нашел сосок и нежно лизнул его, потом еще и еще. Страсть вспыхнула в Анне с новой силой.

— Пора спать, — сказала она, испугавшись.

Стефен отодвинулся от нее и посмотрел ласково.

— Да, любимая, пора спать.

Когда Анна попыталась встать, рука Стефена сжала ее бедро.

— Куда это ты?

— Хочу взять ночную сорочку. — Еще никогда в жизни она не спала голой.

— Я тебя согрею.

— Но, Стефен…

— Никаких рубашек! Я хочу каждую минуту ощущать эти твои округлости… Вдруг я опять захочу поцеловать твою грудь или…

Стефен поднял одеяло и обхватил ее руками. Переплел ноги с ее ногами и очень уютно прижался всем телом. Анна вдохнула его запах. Ей было хорошо и спокойно в его надежных и крепких объятиях.

— Лампа, — прошептала она.

— Мы ее не будем гасить. Может, мне захочется на тебя любоваться…

— Спасибо скажу, если ты не будешь будить меня ежеминутно со всеми твоими разглядываниями да ласками, — нарочито сердито сказала она. В глубине души не имея ничего против того, чтобы он взял ее еще раз.

Стефен засмеялся, поцеловал в щеку и пожелал приятных сновидений. Долго еще после того, как он заснул, Анна не спала, думая, как все-таки странно было с ним, как отличалось это от прежнего. Как, оказывается, это приятно.

Анна спала. Ее гладили сильные теплые руки. Она медленно извивалась от их прикосновений. Руки сжали ее, влажный жаркий язык прошелся по соскам, спустился в ложбинку между огромных налитых шаров, в которые превратились ее груди, и замер там ненадолго.

Волна наслаждения подхватила ее и понесла. Анна раздвинула ноги, рука мужчины скользнула туда. Несмотря на обморочное блаженство, окутавшее сознание, она понимала, что это не сон.

— Стефен…

— Любимая, все хорошо.

Она поймала губами его губы. Поцелуи были крепкими и долгими, потом его рот отодвинулся.

— Нэн, разреши мне целовать тебя…

— Да… — Конечно, она разрешает. Что он имеет в виду?

Его язык томительно долго заскользил по ее телу. Он не торопился. Анна чувствовала, как начинает истекать сладким и теплым, как горячий мед, соком.

Сильные руки раздвинули шире ее ноги и… Когда она поняла, чего он хочет, было уже поздно.

— Стефен! — Сильно забилось сердце, она вся вспыхнула. — Стефен, не надо, — прошептала она сонно, чувствуя себя слишком слабой и ошеломленной, чтобы остановить его. Она ведь позволила ему целовать себя везде, где он захочет.

— Хватит, — прошептала она едва слышно. Его язык проникал все глубже и глубже…

Анна закрыла глаза.

— Не надо, пожалуйста, не надо. — Она тянула его за волосы, пока не заболели пальцы; потом забыла, что его надо остановить.

Он не издавал ни звука, и Анна слышала только собственные стоны, да кровь стучала в висках.

Она почувствовала внутри дрожь и вскрикнула. Стефен остановился и придвинулся к ее лицу.

— Вот это я и хотел почувствовать, — сказал он. — Этот первый раз.

Он резко вошел в нее, и Анна жадно приняла его. Она крепко обхватила его ногами, ощущая себя дикой, бесконечной и мощной — вроде большой реки. Анна не понимала, что двигается, пока Стефен не сжал ее бедра.

— Это буду делать я, дорогая.

Она заставила себя лежать неподвижно, рыдая и крича. Нервы ее были оголены.

— Остановись, пожалуйста! — кричала она. Его руки сжимали ее бедра все сильнее.

— Нэн! Так вот когда ты почувствовала.

Он вышел из нее и снова резко вошел до упора. Его мощь просто сплющила ее; она была оглушена и переполнена. Больше выносить все это она была не в силах.

— Стефен!

Он снова ударил, взламывая лоно, разбивая его на миллион частей. Потом она почувствовала сильнейшее, безудержное извержение внутри себя и услышала, как он зовет ее.

Придя в себя, она поняла, что плачет. Слезы лились и лились… И она не знала причину их — от радости освобождения или стыда и чувства вины. Стефен крепко прижал ее к себе и ничего не говорил.

— Это уже чересчур, — наконец, выговорила она, вытирая ладонью щеки. — Вот так чувствовать…

Стефен погладил ее по голове:

— Это значит, что мы Созданы друг для друга, вот и все.

— Это падение с горы… Нет, с небес… Стефен обнял ее крепче:

— Я всегда буду ловить тебя. Верь мне — ты никогда не упадешь…

 

ГЛАВА VII

Всю следующую неделю Анна благоустраивала квартиру — развесила картины на стенах, на окнах — белые кружевные занавески; заполнила кухонный шкаф посудой с цветочным рисунком. Она постелила ковры на пол, положила на софу салфеточки, а на кровать — толстое покрывало из кружева, сделанное ее матерью. Стефен купил еще цветов, которые она расставила в горшках на сундуке орехового дерева в спальне. Цветы добавили уюта в комнате с белыми занавесками и блестящей кроватью. Белизна особенно была яркой по ночам…

Если спальня была комнатой для них двоих, то кухня служила всем и каждому. На плите у Анны всегда томилась курица в горшке, остывал пирог на столе и кипел чайник. Забегала поболтать Пэги, часто заглядывал Дэйви в поисках еды; заходил Дэнис Лоулер за куском пирога. Ежедневно появлялся Джил Гилеспи, иногда даже два раза на дню — выпить виски и развлечь Анну газетными историями. После школы врывался Рори с Карэнами, крича так громко, что закладывало уши.

Анна любила компанию, а Стефен жаловался на эту суету. В течение дня в разное время он приходил из салуна или из офиса и находил, что она или хохочет с Джилом, или кормит мальчишек, или чему-то учит Пэги.

Разговаривая с гостями, он наблюдал за Анной с выражением, которое или смущало ее, или возбуждало.

Однажды утром он, извинившись, повел ее в спальню на несколько слов. Несколько слов обернулись крепким объятием, и прежде чем она что-нибудь поняла, Стефен овладел ею на кровати, расстегнув лиф и задрав ей юбки.

Это произошло так быстро и лихорадочно, и настолько неприлично, что в этот день Анна то и дело краснела все оставшееся до вечера время.

Она — не было сомнения — катилась в пропасть. Днем она принимала решение вести умеренный образ жизни, полный ограничений, но наступала ночь, и она вновь и вновь забывала обо всем.

У нее не было времени подумать о состоянии своей души. Она целыми днями стирала, готовила еду, занималась воспитанием Рори и Карэнов… Лишь иногда у нее находилась минута посидеть за чашкой чаю с Пэги или повязать немного, чтобы наедине подумать о своих грехах. Когда-нибудь, может быть совсем скоро, она поразмышляет над тем, что она делает и чем все это может кончиться, но в настоящее время — впервые в своей жизни, как казалось, — ее ум был свободен от беспокойства.

Анна думала обо всем этом в один из солнечных июньских вечером, стоя на коленях в гостиной и очищая веселый, желтый с синим ковер. Комната выглядела красиво — белые колышущиеся занавески на открытых окнах, уютные подушки в углах софы, обитой тканью лимонного цвета. Это был дом, за которым ей нужно было присматривать, жизнерадостные дети, требующие заботы, и мужчина, который балует и превозносит ее до небес. Дом ей не принадлежит, дети не ее, и мужчина тоже не ее, если уж на то пошло. Но она была счастлива, как никогда.

— Анна, ты слишком много работаешь.

Она подняла глаза от щетки. Прислонившись к дверному косяку, засунув пальцы за пояс брюк, стоял Стефен. Он был здоров и красив, а в глазах и в очертании рта у него появилась какая-то мягкость, которая явно имела к ней отношение.

Она присела на пятки и вытерла влажный лоб рукавом. Подняв руки, чтобы поправить выпавшие из узла волосы, она увидела, что взгляд Стефена упал на ее груди. Он всегда смотрел на нее так, как если бы считал ее самой желанной женщиной на свете.

— Ради этого я здесь и нахожусь, — ответила она. — Чтобы заботиться о твоем доме.

На лицо Стефена легла печаль — ему было неприятно всякое упоминание о ее долге ему.

— Ты — моя жена, — раздраженно заметил он. — Ты не должна так тяжело работать.

— Эту работу обычно выполняют жены, — сказала она, вставая. — Кроме того, мне много помогают — мальчишки Карэны сегодня начистили плиту и развесили белье. Моуз трижды спрашивал, не нужна ли помощь… — Она протянула ему руку. — Пойдем, я тебе что-то покажу.

Она повела его в спальню и показала новый плетеный коврик.

— Тебе не кажется, что он слишком большой? Не хотелось бы закрывать пол. Люблю лежать в постели и смотреть, как отражается лунный свет от дерева.

Стефен обнял ее за талию:

— А когда я лежу в постели с тобой, любимая, то не обращаю внимание, что там творится с полом.

— Ах ты, — мягко упрекнула Анна. Она бросила на него искоса кокетливый взгляд и залились румянцем.

В окнах искрился вечерний солнечный свет, кровать сияла. Стефен представил обнаженную Анну, лежащую на белой льняной простыне, по подушке разметались роскошные волосы… От его ласк тело девушки розовеет…

— Ляг со мной, Нэн. Только на минуту.

Она положила руки ему на плечи и прижалась, отчего он сразу ослабел.

— Не хотите ли вы этого все время, мистер Флин? Он коснулся губами ее губ:

— Каждую минуту…

Он медленно начал целовать ее, ощущая ее податливость и теплоту. Она шевелилась еле заметно, слегка смущаясь и вздыхая, и он понимал, что ничего не существует, кроме Анны и его бесконечного желания. Он сжимал ее бедра, и тепло от них перетекало в него — его член напрягся. Неожиданно хлопнула входная дверь и раздались голоса Рори и Дэйви. Анна отпрянула, задыхаясь.

— Время ужинать…

Стефен пробормотал проклятие, сжимая ее еще крепче.

— Я тебя увезу! Ты достаешься мне, несчастному, только между делами, для разнообразия…

Анна поднялась на цыпочки и пригладила ему обеими руками волосы.

— Испорченный, — прошептала она. — Испорченный и жадный. — Она поцеловала его, провела по щеке рукой и выскользнула из его рук. — Ты сейчас отдохни… Я позову тебя ужинать.

После того Как она ушла, Стефен расстегнул воротник и лег на кровать. Заложив под голову руки и уставясь в потолок, он пытался успокоить дух и тело — нелегкая задача, когда речь идет об Анне. Она так запала ему в душу, что он не способен здраво рассуждать. Даже сейчас, когда он овладел ею, живет в страхе, что может ее потерять. Иногда она так разговаривает… С нее станется — вернет долг и уйдет.

Ему очень хотелось жениться на ней, как положено. Он ничего не имел против ясной сути церковного закона. Более того — чтобы удержать ее, он готов и соврать пред Божьим ликом. Он знал, как она относится к нему, — Анна часто признавалась ему в этом, когда они лежали вместе, опустошенные от страсти, но слишком счастливые, чтобы уснуть. Но он также и знал, что Анна считает грехом спать с ним. Она никогда не говорила об этом, но временами на ее лице появлялось отстраненное задумчивое выражение, как если бы она размышляла о своих прегрешениях. Это расстраивало Стефена — он смог создать ей удобства в приличном доме, дать удовольствия, о которых она и не ведала, но Божьего благословения дать не мог. А именно оно необходимо ей для полного счастья.

Существовало препятствие, которое он не мог преодолеть — ее муж, Били Мэси. Он может быть где угодно — ив Нью-Йорке, и на западе — на рытье каналов или траншей для прокладки железнодорожных путей. Но как его найти? И что он будет делать, если найдет?

Стефен ощутил знакомое напряжение в мышцах на спине и руках и гнев, который поднимался прямо от сердца. Мысли о Били Мэси вызывали самые примитивные чувства, которые всегда портили ему настроение.

— Стефен! — Вытирая руки фартуком, в дверях стояла встревоженная Анна. — Эмет говорит, что внизу тебя ждет мистер Карэн. Надеюсь, что с его сыновьями ничего не произошло.

Стефен встал и застегнул воротничок. Отец сорванцов никогда не переступал порога их дома, не появлялся и в салуне.

— Надеюсь, что они не воруют опять в доках, — добавила Анна.

— Не беспокойся о своих маленьких ангелочках, дорогая, — утешил Стефен, надевая пиджак. — Они не сильны в грамматике, но слишком ловки, чтобы их схватили на месте какой-нибудь проделки.

На кухне Рори с Дэйви управлялись со стопкой блинов и кувшином пахты. «А Дэйви поправился», — заметил про себя Стефен. Выглядит красавцем — рыжие волосы хорошо подстрижены и приглажены, одет в рубашку и брюки Стефена, которые Анна перешила на него. Это она убедила его подарить ему одежду. «Пэти никогда не обратит на него внимания, если он будет выглядеть так, словно только что высадился с корабля», — объяснила она.

Кроме того, она же убедила Стефена дать Дэйви работу официанта в салуне, а также маленькую комнату для спанья, рядом с конторой.

Дэйви хорошо справлялся с работой в салуне. Он был компанейским парнем и умел весело улаживать ссоры, не допуская драк. Но что нравилось Дэйви больше всего, насколько мог заметить Стефен, это слоняться в полном безделье.

— Вижу, ты тут не голодаешь, Дэйви.

Дэйви широко улыбнулся:

— Анна не дает погибнуть.

— Я это могу подтвердить по счетам из магазина, которые присылает мне миссис Кэвенах.

— Не надо, Стефен, — тихо сказала Анна. — Для Дэйви тут всегда найдется место.

Стефен положил руку на голову Рори:

— А что касается тебя, дружище… Ты скоро закончишь учебу, начнутся каникулы — у меня для тебя есть работа. Миссис Кэвенах нужен мальчик на посылки по разным поручениям, а я знаю, что ты можешь быстро бегать.

— Но мне хотелось бы делать домашнюю работу для Анны, — проговорил Рори с набитым блинами ртом, — с Эди и Майком.

Стефен переглянулся с Анной.

— А я тебе говорю, что втроем вы не сделаете работу и одного. Разговор окончен.

— Но… — Рори с надеждой посмотрел на Анну. — Это правда, что ли?

— Знаешь ведь, что правда, — ответила Анна, наливая тесто на сковородку. — Собери вас всех троих — работа с места не сдвинется, а я только потрачу время на ругань, — Она взглянула на Стефена: — Попроси мистера Карэна подняться — я его угощу блинами. Думаю, обед у него был скудным.

Карэн был большеголовый мужчина с морщинами забот на лице. Стефен припомнил тренировку с ним на «Мэри Дрю», вспомнил, как кричали его дети от волнения за него все время, пока длился матч. Сейчас, стоя у стойки бара, вертя в руках кепку, Карэн выглядел потерянным.

— Мистер Карэн, — и Стефен протянул ему руку. Человек пожал ее и улыбнулся — многих зубов во рту не хватало.

— Прошу простить, что отнимаю у вас время, мистер Флин.

Стефен указал ему на столик:

— Давайте выпьем. Пива? Виски?

— Нет, очень благодарен, но я дал зарок, когда женился. Жена настояла.

— Достойно похвалы, — сказал Стефен, когда они уселись. — Я тоже почти не пью… Так что я могу для вас сделать? Неужели парнишки попали в переплет?

Карэн покачал головой:

— Нет, сэр. Но я хочу поблагодарить вас за все, что вы для них делаете. Знаю, что вы их кормите и позволяете играть в тренировочной комнате. К тому же платите за домашнюю работу — это для нас счастье!

Стефен махнул рукой, пытаясь остановить благодарности Карэна:

— Не волнуйтесь. Эти двое моей жене хорошо помогают! Да они ее и слушаются к тому же.

Карэн очень удивился:

— А дома они только одну порку понимают. Стефен знал, как Анна справляется с Карэнами — и поругивая их, и обнимая, пока они не застыдятся и не расцветут улыбками, как херувимы.

— Миссис Флин никогда пальцем их не тронула. Но ворчанием она может черта довести до белого каления. Парнишки это знают.

Мистер Карэн, казалось, поразился:

— Что ж, силы в ней много…

— Она в голодуху потеряла трех младших братьев. Карэн опустил голову и помрачнел. Он уставился на кепку, вертя ее в руках.

— Да, печальное было время — голод.

Он пару раз судорожно сглотнул, и Стефен пожалел, что упомянул об этом.

— А какое у вас тогда ко мне дело?

— Я тут кое-что услышал и подумал, что вы должны знать об этом. — Карэн так понизил голос, что Стефену пришлось наклониться над столом.

Карэн оглянулся вокруг. Было время ужина, поэтому комната была заполнена только наполовину.

— Я не доносчик, мистер Флин. Не люблю трепать языком у человека за спиной…

Стефен ждал.

— Это о Магири, — наконец сказал Карэн. — Магири и его шайка из «Большого Шестого» салуна собираются разгромить ваше заведение.

Стефен откинулся в изумлении. Он ничего не слышал о Магири за последние недели и считал, что Били принял как нечто неизбежное, что призового матча не будет. Стефен мельком оглядел салун, как бы защищая его взглядом.

«Разгромить помещение, — угрюмо подумал он, — чтобы спровоцировать меня на матч».

— А где вы это услышали, Карэн?

— Я работаю землекопом в муниципальной службе, на прокладке газовых линий… Когда мы отдыхаем, парни разговаривают.

«Так это, может быть, только болтовня, — подумал Стефен. — Но я не должен это спустить Магири».

— А когда они хотели прийти? Карэн облизал губы:

— Этого я не знаю. Спрашивать не стал— не хотел обращать на себя внимание.

Стефен кивнул. Если люди Магири решат, что мужик шпионит, они его пополам переломают.

— Очень обязан вам, очень. Я навещу мистера Магири. Попытаюсь все уладить до их появления.

Неожиданно у Карэна на лице промелькнул страх.

— Вы не будете называть мое имя?

— Пусть меня Бог покарает, если скажу. А сейчас пойдемте наверх. Моя жена печет блины. Если мы поторопимся, и нам может что-то остаться.

Карэн колебался:

— Не знаю, как быть. Лучше я пойду…

— Анна сказала, чтобы без вас я и на порог не показывался, — сказал Стефен, поднимаясь.

Они прошли через салун в спарринговую комнату. Карэн взглянул на плакаты, развешанные по стенам, на тяжелый мешок, на стойку с гирями. Увидев ринг, замедлил шаги. Там Моуз, с блестящим от пота темным торсом, тренировался с другим мускулистым юным гигантом перед немногочисленной, но шумной компанией зрителей.

— Приходите сюда в любое время, — пригласил Стефен. — В субботу здесь будут два парня из Бостона в матче без перчаток. Любопытно будет понаблюдать. Здесь будет большая толпа зрителей.

Карэн отвел глаза от ринга и взглянул на объявление, где были написаны цены.

— Вы — мой гость, — быстро заметил Стефен. — В любое время и бесплатно. А если захотите попробовать удачи на ринге, здесь много парней, которые захотят вышибить из вас дух.

Улыбка преобразила усталое лицо Карэна. В глазах засветилась жизнь.

— Не думаю, что я смогу прийти, мистер Флин. Прошли давно те времена, когда я бился с парнями.

— Я все-таки вас жду, — сказал Стефен. А про себя подумал о жалкой жизни выросшего в деревне человека и копающего весь день траншеи в таком городе, как Нью-Йорк, живущего в кроличьей норе многоквартирного дома, беспокоясь, как прокормить семью.

— Между прочим, — сказал Стефен, когда они поднимались по лестнице на кухню, — вы не знаете ирландца по имени Били Мэси?

— Мэси, — задумчиво повторил Карэн.

— Да, Били Мэси. Он приехал из Дублина, хотя родился в Корке. Ему двадцать с небольшим. Такой крупный, резкий парень.

Карэн покачал головой:

— Нет, я не слыхал о Били Мэси.

Анна досыта накормила мистера Карэна блинами с пахтой и завернула несколько головок мака, попросив передать жене.

Проводив гостя, Стефен вернулся на кухню и сказал Анне:

— Карэн предупредил меня, что могут быть неприятности в салуне. Я хочу, чтобы ты с Рори весь вечер оставались дома.

— А что за неприятности? — спросила с тревогой Анна.

— Небольшая драка, вот и все. Я сейчас уйду и попытаюсь ее предотвратить.

— Ох, Стефен? Это не Магири, нет?

— Я не собираюсь с ним драться, Нэн. Хочу только поговорить с ним.

Анна сжала руки. Ее щеки порозовели от работы у плиты, и вид был усталый.

— Может быть, я вернусь поздно, так что ждать меня не надо, — добавил Стефен.

Глаза Анны смотрели с беспокойством.

— Не хочу, чтобы тебя покалечили.

— Не покалечат, — Стефен притянул ее к себе и поцеловал. Больше всего на свете он хотел остаться сейчас дома, лечь с Анной в кровать и ласкать друг друга, пока их не охватит желание. Он неохотно отпустил ее, задержав руку у нее на груди.

— Я возьму с собой Дэйви.

— Дэйви! — Анна схватила его за рукав. — От Дэйви тебе никакой пользы. Тебе лучше взять Моуза.

Стефен покачал головой:

— Парни из «Большого Шестого» не любят цветных. А кроме того, — он засмеялся, — я заберу Дэйви из твоей кухни, пока ты его не откормила, как пасторского кабана.

Стефен спустился вниз в салун и поговорил с Моузом и Эметом, попросив их предупредить сержанта на полицейском участке на Весенней улице.

Моуз скрестил руки на груди, ясно показав свое недовольство по поводу того, что его оставили.

— Не вижу повода для беспокойства. Мы можем поднять наших людей и нагрянуть туда, опередив их.

Эмет согласился и добавил:

— От Дэйви Райена там будет столько же прока, сколько от блохи.

— Я драки не ищу, — сказал Стефен. — А теперь постарайтесь не горячиться и, если что случится, не забудьте, что наверху Анна и Рори.

Уже темнело, когда он и Дэйви спустились с Бауэри. Зажглись фонари, толпы людей заполнили тротуары. Они пробирались среди ярко одетых продавщиц и их парней. Народ узнавал Стефена, люди хотели с ним поболтать, но он лишь на ходу быстро обменивался рукопожатием и приветствием, не замедляя шага. Позади него, выпятив грудь, шел Дэйви.

В сравнении с «Эмирэлд Флеймом» «Большой Шестой» салун на Чэсем-стрит был грязной дырой. Стойка бара была сделана из обыкновенной струганной сосны, а полки позади бара были заполнены пыльными бутылками. Зеркал не было, не было и картин в рамках на стенах, а только старые политические плакаты и черные потеки от сажи коптящих керосиновых ламп. Люди сидели на бочонках, споря хриплыми голосами и сплевывая на пол, покрытый опилками. Присутствующие были погрубее, чем клиенты Стефена. Это были в основном мужчины, которые копали землю или таскали весь день тяжести, жили в перенаселенных бараках, где воду нужно было носить из общественных колонок. Одни тяжело вкалывали, чтобы продержать семьи, а другие впадали в неистовство и отчаяние.

Но все они были ирландцами, и все они любили драки. Даже те, что стояли горой за Били Магрири, восхищались Стефеном. Так что, когда он вошел в бар, они сгрудились вокруг него, отталкивая друг друга, чтобы подойти поближе, за исключением нескольких парней из шайки Били, которые бездельничали у дальней стенки с равнодушными лицами.

Румяный бармен, Джими Хэгерти, махнул грязной тряпкой из-за стойки бара:

— Стефен, ты кого-то ищешь тут?

— Именно так, Джими, — сказал Стефен, высыпая на стойку горсть монет. Он дал знак Дэйви заказать спиртное. — Где может быть наш Били?

Бармен мгновенно смахнул монеты в ладонь:

— Он сейчас у одной хорошенькой девчонки в «Святом Николае».

— О-о-о, — присвистнул Стефен. — Он теперь большой человек? — Окружающие его люди согласно закивали головами.

«Интересно, как Били с этим справляется», — подумал Стефен. Лишь богатые люди в Нью-Йорке имели содержанок в «Святом Николае». Свидание там с женщиной — дорогое удовольствие.

— Он туда редко ходит, — пояснил Джими. — Но когда идет, всегда хвастает. И долго не задерживается, наш Били… Войдет и выйдет…

Замечание было встречено двусмысленным и понимающим смехом. Даже парни из шайки Били Магири не выдержали — улыбнулись. Дэйви залился краской, и Стефен понял, что тот наивен, как только что вылупившийся цыпленок.

— Ты пришел заключить соглашение на матч, Стефен? — спросил кто-то.

— Нет, Тили, я здесь не из-за матча. Услышал разговоры о погроме «Эмирэлд Флейма». Хотелось бы знать, когда вы, парни, планируете нанести визит…

Он переводил взгляд с одного лица на другое, добродушно улыбаясь, но ни на секунду не забывая о шайке около стены.

Мужчины опустили головы, кто-то тяжело вздохнул. Джими Хэгерти покраснел:

— Да, был такой разговор… Он хотел тебя спровоцировать, Стефен. Знаешь, против тебя мы ничего не имеем, но если бы ты и Били сошлись, как тогда, на том острове, мы бы получили шанс выплатить долги…

Стефен оглядел вонючий, прокуренный салун. Били держится «Большого Шестого», хотя им владеют пивовары. Его нанимают как человека, умеющего драться, на время выборов — одно только его присутствие должно подавить врагов партии в избирательных участках. Сейчас, возможно, им восхищаются большие люди, ну, а потом, если он останется здоров, может даже сам получить место в общественной службе.

Стефен не успел ничего ответить, как кто-то сказал:

— Вот и он. Это сам Били. Дэйви прижался к стойке бара.

— Спокойно, парень, — сказал Стефен. — Пей и радуйся. Бояться пока нечего.

На Били был костюм в черную с золотым клетку; фетровая шляпа сдвинута на затылок, на щеках румянец от здоровья и нахальства.

Улыбнувшись, он сверкнул белизной зубов и протянул руку:

— Что случилось, Флин? Что заставило тебя сюда прийти?

Стефен сжал ему руку, сдавив ее несколько больше, чем следовало.

— Я слыхал, что ты со своими парнями хочешь прикрыть мое заведение…

Били посмотрел на свою шайку у стены, но нахальная, самодовольная улыбка не исчезла с его лица.

— И где же ты это услышал?

— Ветер носит, а у стен уши есть, Били. Тебе известно, как болтливы ирландцы.

— Знаешь, о чем я подумал? Мы должны расхлебать эту кашу…

— И разгромить мое заведение? Били постучал рукой по стойке бара.

— Джими, виски, — сказал он бармену и указал кивком головы на столик в дальнем углу салуна. Мужчины, уже сидевшие там, нехотя встали.

— Пойдем, Дэйви, — сказал Стефен. Били мельком глянул на Дэйви.

— А это что за ярмо?

— Дэйви Райен, мой помощник, — ответил Стефен, подмигнув Дэйви. — Он сильнее, чем может показаться.

Били оглядел Дэйви и покачал головой:

— Для твоей компании это жалкий экземпляр, Флин. Да и вообще, кроме этого черного парня Моуза, ни один из твоих в драке гроша ломаного не стоит.

Дэйви побагровел, но Стефен с силой сжал его плечо.

— У моих ребят единственный недостаток — они дерутся честно.

Они сели за столик, Били заказал всем виски.

— Слышал, у тебя был показательный бой для О'Мэгони, — сказал Стефен.

Били кивнул:

— Я и Пэтси Кели заработали кругленькую сумму. Интересно, что Комитет с этими деньгами делает?

Стефен пожал плечами:

— Да мне-то откуда знать?! О'Мэгони ничего не говорит, да, впрочем, и правильно делает. Один ирландец откроет в Нью-Йорке тайник, и всем уже известно, что в нем…

Били откинулся, скрестив большие руки на груди, и бросил на Стефена насмешливый взгляд.

— Ты знаешь, куда пойдут деньги, Флин. Ты ведь только что вернулся от Пэдрейка Мак-Карси и наверняка во всем этом замешан.

Дэйви откашлялся:

— Я слышал, что они идут для защиты в суде патриотов, арестованных в Дублине.

Били посмотрел на него презрительно:

— Глаз отдам, что это для покупки оружия, вот что.

Стефену стало не по себе. «Он блефует», — подумал он. Не надо быть гением, чтобы сделать такое предположение. Он положил руки на изрезанную столешницу и подумал о последствиях, если хоть слово вылетит о связи с Бирмингемом. Когда в Коре причалит пароход, британские войска уже будут там. Тут и придет конец Эмету, Пэди, да и многим другим из Братства…

— Дэйви попал в точку, — сказал он непринужденно. — Из того, что я смог понять, именно на это пошли основные суммы.

Били выпил и отставил стакан. «Господи помилуй, он выглядит мощно», — подумал Стефен. Сильный как бык, с этой своей компанией под рукой он не выказывал никакой нервозности, которая присутствовала и в «Эмирэлд Флейме», и на ринге на Сторожевом острове. Били Магири был в отличной форме, и Стефен был рад, что не должен с ним драться.

— Давай и мы с тобой, Флин, заработаем на это денег.

Стефен покачал головой. — Я от этого ушел, Били. И уже говорил об этом О'Мэгони.

— Что ж, значит, тебе наплевать на дело.

— Я больше не дерусь.

— Это спарринговый матч. Я тебя не покалечу, — Били усмехнулся понимающе. — Что на тебя нашло, Флин? Герой сорок восьмого и повернулся к делу задницей! А может быть, ты решил перейти на сторону англичан?!

В глазах Били светились чернота и холод. Никогда Стефен не видел его таким уверенным, таким самодовольным. «Он принял решение», — подумал Стефен, и ему стало не по себе.

— Ладно, Били, соглашаюсь на матч.

Били налил еще виски, выпил с удовлетворенным видом.

— Тогда до скорого, — сказал он и протянул руку. Стефену пришлось пожать ее.

Возвращаясь домой, Стефен молчал. Дэйви обронил:

— Анна вас за это убьет!

— Это не поможет, — отпарировал Стефен, и Дэйви больше ничего не сказал.

В доме было тихо, газовые лампы пригашены. Анна оставила на плите теплый ужин. Стефен снял ботинки и сел за стол с тарелкой говядины с капустой. Он оглядел кухню — всюду были видны руки Анны: шкафчик был заполнен сверкающей посудой и бронзовыми подсвечниками, на столе чистая скатерть… Стефену нравилось, что Анна любит светлые и веселые вещи и что в помещении нет этой бахромы и статуэток, которые были в моде в верхнем городе. Она оставила много пустого пространства, так что человек не чувствовал себя скованным в движениях.

Анна! Никогда он не представлял, что женщина может захватить его целиком. Правда, она — не ординарная личность. Понимает жизнь, понимает его. Из дома сделала игрушку, привечает соседей и любит его сына. Мысль о том, сколько она сделала для него, наполнила Стефена благодарностью.

Но он знал, что Дэйви прав — Анна убьет его, если он ступит на ринг с Магири, хотя и для тренировочного матча.

Стефен подцепил на вилку кусок мяса. Он не понимал, почему позволил Били втянуть его, почему он согласился на матч. Отчасти — из-за дела Братства, а отчасти подавленный странной самоуверенностью Били. Но в этом было что-то еще — ринг все еще притягивает его, несмотря на искреннее желание уйти. Стефен представил толпу, заполняющую «Спортивный зал»; почти почувствовал запах пота и жидких мазей, услышал грубый юмор боксеров-соперников. Он не мог не думать об аплодисментах зрителей, громовых криках, топоте стучащих подошв. Стефен пробежался пальцами по груди, твердому животу… Ринг был его жизнью, его молодостью. Он был чемпионом. И трудно все это оставить.

Он встал из-за стола и отнес тарелку в буфетную. Расправил скатерть, погасил лампу. По пути в холл он задержался в Рориной комнате. Мальчик лежал, свернувшись калачиком, сбив ногами одеяло. Стефен положил руку мальчику на спину, чувствуя, как он дышит.

Парнишка счастлив и здоров. У него доброе сердце и компания новых друзей, а Анна любит его, как собственного. Спасибо Богу за это, подумал Стефен. Он не знал, как бы смог перенести, если бы его мальчик был несчастлив.

В комнате окнами на улицу, спала Анна, подложив под щеку руку; толстая коса свернулась на подушке. От света лампы на волосах было красноватое сияние. Стефен раздевался, думая о том, как он их распустит…

Он тихо лег на кровать, стараясь не разбудить Анну, и уставился в потолок, чувствуя нарастающую тоску. Анна впадет в ярость, когда узнает о матче. Будет упрекать, что он нарушил обещание. А что, если она из-за этого бросит его? Что, если она вернет долг и уйдет от них?!

Стефен закрыл глаза, его накрыла с головой волна страха. Он попытался взять себя в руки и не поддаваться панике. Он не был человеком, который зацикливается на том, что может произойти когда-нибудь. Все несчастья он принимал, как вызов другого боксера.

Анна заворочалась во сне.

— Стефен, — сонно прошептала она, дотронувшись до него. — Ты дома, слава Богу. Что случилось?

— Ничего, дорогая.

Она пробралась в кольцо его рук и поцеловала в шею. Рука скользнула по животу и обняла его. Член напрягся — его беспокойство уходило, превращаясь в желание. Он целовал ее рот до тех пор, пока тот не стал горячим и не раскрылся. Он обхватил ее груди и с силой прижался к ней — ему хотелось раствориться в ее шелковистом тепле.

— Нэн, я тебя хочу…

Она сжала его.

— Я тоже…

Отбросив одеяло, он пробежал по ней пальцами и покрыл тело отчаянными поцелуями. Она почувствовала его ожесточенное желание и подвинулась так, чтобы он смог ее быстро взять. Он двинулся в нее неистово — резко и неудержимо. Она подалась ему навстречу, и он почувствовал ток возбуждения, которое потянуло его в глубину — наподобие морского отлива, заставив забыть обо всем.

Когда все закончилось, он рухнул без сил — голова была как в тумане, ноги одеревенели.

Анна томно вздохнула. Она лежала рядом — горячая и такая мокрая, словно покрылась росой.

— Я люблю тебя, — прошептала она. — Ах, Стефен, люблю.

К нему вернулся страх. Он был опустошенным, но не успокоенным, удовлетворенным, но только в вожделении.

— Что-нибудь случилось? — Анна наблюдала за ним. Она водила пальцами по его бровям, разглаживая их. — Расскажи мне.

Стефен ласкал ее порозовевшие груди, и вдруг его осенило. Ребенок! Ребенок удержит ее около него, свяжет их навеки.

Он посмотрел в глаза Анны:

— Нэн, я хочу, чтобы у нас был ребенок.

Ее рука замерла. Она отвела взгляд в сторону. На глазах появились слезы.

Стефен встревоженно приподнялся на локте:

— Что такое? Не хочешь ребенка?

— Я не могу его иметь, Стефен… Страшась, он ждал объяснений.

— Это все от голода… Он многих девушек сделал бесплодными…

Бесплодная! Стефен выдохнул. Слава Богу! Это не имеет никакого отношения к ее чувствам к нему.

— А ты уверена в этом?

Анна кивнула. На переносице у нее появилась небольшая морщинка.

— Я была замужем почти год и не забеременела. Однажды я пошла к доктору Уиндхему, и он сказал, что, видимо, голод сделал меня бесплодной.

Стефен разглядывал свой кулак — огромный и загорелый на фоне белого льна. Ему очень не хотелось представлять ее с Били Мэси, пытающуюся забеременеть…

— Прости меня, Стефен. Я всегда хотела малышей. Ведь из моей семьи никого не осталось.

Печаль в ее голосе напомнила ему, сколько она выстрадала. Стефен погладил ее по щеке, поцеловал в бровь и понюхал волосы.

— Неважно, Нэн. У нас есть Рори.

— И мы друг у друга.

Он отодвинулся и посмотрел на нее пристально.

— Вот именно, — сказал он и улыбнулся.

Ее слова согрели, успокоили его душу. Он взял ее за подбородок и спросил:

— Так ты не собираешься нас бросить?

Анна улыбнулась — на щеках появились ямочки, в глазах нежность.

— Ах, вы — мои, — сказала она, толкнув его в грудь, — как же я смогу без вас?!

 

ГЛАВА VIII

Анна сдвинула со лба старую фетровую шляпу Стефена и вытерла лицо одним из его больших красных носовых платков. Было только девять часов, но солнце уже сильно припекало — был конец июня.

— А где ты обучался садоводству? — спросила Анна Моуза.

Моуз перестал рыхлить землю, которую они готовили для огорода. Он оперся на мотыгу и оглядел двор.

— Хорошо будет, если посадить несколько деревьев у того забора, — сказал он, махнув рукой.

Анна посмотрела в ту сторону. «Он прав, — подумала она. — На них будет приятно смотреть, да и тень они дадут».

Ей хотелось устроить и красивый сад, и огород для овощей — помидоров, лука, картошки и капусты. Может, даже сладкой кукурузы удастся посадить.

Мальчики Карэны очистили сад от бутылок и жестянок, от спутанных веревок и сломанных досок, а Стефен превратил крыло здания в садовый сарай для инструментов. Сейчас Моуз рыхлил землю мотыгой, а Анна разравнивала ее граблями.

— Вишневые деревья, — добавил Моуз. — И сливу…

Анна распрямилась и взглянула на него. Его мускулистый торс блестел от пота. Он казался мужчиной, не юношей, хотя Стефен говорил, что ему только восемнадцать.

— Ты так и не ответил на мой вопрос…

Моуз не отрывал взгляд от заднего забора, где однажды зацветут его фруктовые деревья.

— Мой отец работал в одном большом поместье под Бруклином. Огородничал…

— Этим и ты занимался, да?

Стефен сказал Анне, что прошлое Моуза никого не касается, но она не могла удержаться от любопытства. Моуз был членом семьи, обедал с ними каждый день и проживал в комнате рядом с Дэйви.

— Отца забрали охотники за рабами, — продолжил Моуз. — Его и маму отвезли на юг…

— Господи! Рабство — это так жестоко, особенно в такой стране, как Америка, которая столько кричала о свободе.

— Меня они не поймали. Я бегал быстрее, чем эти охотники за рабами.

Моуз высоко поднял мотыгу и ударил ею с такой силой, что Анна вздрогнула. Она опять взялась за грабли, пытаясь быстрее закончить работу.

Стефен рассказал ей, что до того, как Моуз пришел работать в спарринговую комнату, он ловил крыс на мусорных кучах вдоль Ист-ривера. Он продавал полные мешки крыс в спортивный погребок на Водяной улице, где мужчины держали пари, какая из собак больше задушит крыс. Никогда Анна не слышала ничего подобного. Крысиная яма в ее представлении была даже хуже старых конюшен, где обнаженные до пояса женщины борются друг с другом на потеху мужчинам.

Моуз резко обернулся, размахивая мотыгой.

— Я когда-нибудь поеду туда и найду отца с матерью, — сказал он гневно. — А еще… этих охотников за рабами!

Ярость и ненависть в его лице ошеломили Анну. Она стояла неподвижно, уставившись на него. Должно быть, Моуз заметил ее удивление — его гнев сменился печалью.

— Не обращайте на меня внимания, миссис Флин, — сказал он, покачав головой. — Мне некому это сказать.

Анна вспомнила свой яростный гнев на Спинера с его дружками — беспомощный гнев бессилия…

— Ты говори все, что хочешь, Моуз, — сказала она. — Ты имеешь на это право, после всего что пережил.

Они замолчали. Анна думала, как отличается Моуз от других мужчин, окружающих Стефена, — шумных ирландцев, которые выкрикивают то, что думают, не заботясь, слышит их кто или нет. Моуз редко высказывается, но под его молчаливостью таится опасный гнев, тот вид ярости, про который Стефен говорил, что он нужен каждому боксеру, чтобы преуспеть на ринге.

— Миссис Флин! Миссис Флин!

На пороге дома стоял худенький Эди Карэн, поджав босые пальцы на ногах. В руках он держал какую-то бумагу.

— Эди Карэн! Ни единого шага без обуви! Что, я каждую минуту должна напоминать, что надо обуться?

Эди помахал белой бумагой:

— Это письмо!

Анна прислонила грабли к сараю и вытерла пальцы красным платком. Она посмотрела на Моуза.

— Мы так этот огород никогда не закончим…

— Вам и не нужно работать так много на солнце, — сказал Моуз. — Я о нем позабочусь, я и эти мальчишки.

Анна сняла шляпу и забросила ее в сарай со вздохом.

Моуз подарил ей одну из своих редких улыбок:

— Не так уж они плохи, эти маленькие чертенята. Анна поспешила в дом, думая о ноше, которую на себя взвалила — о воспитании братьев Карэнов. Теряя терпение, она отправляла их к Моузу, который позволял им играть в тренировочной комнате и работал с ними во дворе и саду. Он до полусмерти пугал Карэнов и Рори своими рассказами о месте под названием Томбс, тюрьме на Центральной улице, где уголовники, включая детей, гниют годами.

Анна не поощряла запугивание мальчишек, но раз уж Моузовы сказки удерживали ребят от неприятностей, жаловаться было не на что.

На кухне Эди склонился над пачкой бумаги, высунув от старания язык, он писал буквы. Эди брался за учебу охотнее Майка, который корчился и жаловался, когда она пыталась учить его.

Анна заглянула в гостиную, где Майк стоял на табурете, уставясь в окно, с тряпкой в руке.

— В чем дело, Майк Карэн? — спросила Анна. — От гляденья чистоты не прибавится.

Вид у Майка был угрюмый. Его соломенные волосы стояли на голове дыбом — непричесанные и не очень чистые.

— Я отдыхаю, вот и все. И жду не дождусь обеда. Я очень хочу есть.

— Как всегда! Сейчас займись окном — вымой его хорошенько. Я грязных полос видеть не хочу. А когда закончишь, для тебя у меня есть тарелка печенья.

Майк оживился:

— Имбирного?

— Какого же еще, — засмеялась Анна, вспомнив сцену драки из-за него.

Вернувшись на кухню, она села за стол напротив Эди и распечатала конверт. Письмо было от мисс Кэмберуел. Она уже получила несколько записок от миссис Смит-Хэмптон, которая звала ее приехать. У миссис Смит-Хэмптон было кружево для починки и еще ей понравилось маленькое болеро во французском «Модном журнале», и она хотела, чтобы Анна его сделала. Анна обещала скоро приехать.

Меж тем она была завалена работой. Квартира, мужчины с мальчиками — все было под ее присмотром. Магазин «Кристэл пэлейс эмпрориум» заказал поставку им шали кроше. А у нее была возможность делать кружева только в течение нескольких часов утром и вечером, пока Стефен «е поднимется на верхний этаж. К тому же она очень уставала.

Открылась дверь, и вошел Стефен.

— Пришел Сали… Он очень хочет пить, просит пахты.

Сали был одним из его помощников, в обязанности которого входила организация субботних вечерних боев в тренировочной комнате. Он имел особое пристрастие к пахте и Анниным ягодным пирогам.

— Пирог доел Дэйви, — сказала Анна, опуская на колени не прочитанное письмо.

— Сиди, Анна. — Стефен исчез в кладовой.

— Вынеси кувшин, — крикнула ему вслед Анна. — Мальчики тоже выпьют. А Сали отнеси тарелку печенья.

Стефен вернулся с кувшином в руке.

— Не думаю, что он охотник до печенья. — Он заглянул через плечо Эди и посмотрел на аккуратно написанные буквы. — Сейчас уже хорошо. Думаю, что и Рори не смог бы написать лучше.

Из гостиной прибежал Майк:

— Я закончил, миссис Флин!

Анна была занята чтением письма мисс Кэмберуел, в котором был рисунок очень красивого жакета в три четверти длины с узором в виде веток хризантем. Мисс Кэмберуел писала, что она будет очень обязана, если Анна приедет для снятия мерок и закончит работу к августу, когда она планирует выехать в Саратогу.

— Ах, какая красота, — воскликнула Анна, разглаживая картинку: рукава доходили только до локтя, талия была подчеркнута.

— Что это? — спросил Стефен.

— Мисс Кэмберуел хочет, чтобы я сделала такой жакет из кружева. Это будет очень красиво!

Анна подняла глаза и увидела, как Майк, встав коленями на стул, запихивает в рот печенье.

— Сядь как положено и ешь печенье по одному. И оставь брату несколько штук. Эди, прервись на минуту и поешь немного.

Она взглянула на Стефена, наливающего детям пахты.

— А где находится Саратога?

— Около двух сотен миль на север отсюда. Анна снова взглянула на картинку и подумала о мисс Кэмберуел и миссис Смит-Хэмптон, отправляющихся в Саратогу в своих красивых нарядах.

— Думаю, для отдыха место отличное.

— Это для всего подходящее место. И чтобы ничего не делать, а пить воду и наблюдать за обществом, где следят друг за другом. Мы как-нибудь съездим туда, Нэн. Вдвоем…

Анна мельком взглянула на него.

— Ах, да ты с ума сошел, Стефен Флин. Брать меня в Саратогу, когда я не знаю, буду ли я хорошо выглядеть, отправляясь в верхний город,, где живет миссис Смит-Хэмптон.

Стефен поставил кувшин на стол:

— Ну, дорогая, не тебе беспокоиться о приличном виде. Как только они увидят твою красоту, Грей-Мерси-парк и Саратога изменятся навсегда.

— Хватит шутить, — заметила Анна. Она отложила письмо в сторону. — Подожди здесь, я сейчас тебе что-то покажу…

Она торопливо пошла в спальню и переоделась в почти готовую блузку из кремового шелка, на шее и на рукавах украшенную фестонами кружева. Темно-коричневая юбка, отделанная черным кантом, была гладкой и узкой — по последней моде. Для этого костюма Анна вшила в нижнюю юбку обручи, придававшие юбке форму колокола.

Возвращаясь на кухню, она накинула короткий жакет.

— Так я выгляжу респектабельно? — спросила она, появляясь в дверях.

Стефен оглядел ее с головы до ног.

— Сказать «респектабельно» — значит ничего не сказать. — Тон его голоса и выражение лица сказали Анне, что он взялся бы за нее, не будь здесь Карэнов.

— Вы выглядите, как эти леди на Бродвее, — сказал Эди и облизал молоко с губ.

— Как на картине у «Театрального холла», — добавил Майк.

От смущения Анна опустила голову и начала складывать письмо мисс Кэмберуел.

— Красивые перья — это еще не все, что требуется птице, — заметила она. — Сейчас самое время браться снова за работу. Эди, я хочу, чтобы ты вымыл окна на улицу, а Майк поработает над цифрами.

— Ну-у…

— Без возражений, Майк. Я не хочу, чтобы ты рос дурачком, не зная, как к двум прибавить два! — Она взглянула на Стефена. — И вы, мистер Флин… Вам тоже пора возвращаться к своим делам. Что подумает Сали, так долго ожидая вас?

Стефен усмехнулся и повернулся к двери.

— Слушаюсь, миссис Флин, — ответил он, сделав гримасу Майку Карэну. — Раз так, ухожу.

Вечером, сидя за чашкой чаю, Анна не смогла сдержать раздражение.

— Несколько часов в день — это все, чем я располагаю для работы над кружевом.

Стефен погладил ее плечо:

— Я найму прислугу, Нэн. Тогда у тебя весь день будет свободен.

— Благодарю покорно! Я веду свой дом, готовлю на себя и одежду стираю тоже для себя. А кроме того, кто может еще приглядывать как следует за Карэнами?

Стефен улыбнулся:

— Конечно, им нужна только ты. Каждое утро эти мальчишки приходят и кричат твое имя.

— Ах, и не говори, — возразила Анна. — Им нужна только хорошая еда. Или играть с Рори и помогать ему впутываться в неприятности.

Но она не могла не согласиться, что за чем бы они ни приходили — за несколькими монетами, за хорошим обедом и толикой внимания, — Эди и Майк появлялись ежедневно, не пропустив ни единого дня. Анна кормила их и Рори завтраком. Когда Рори убегал выполнять поручения миссис Кэвенах, она давала работу Карэнам. Она позволяла им спать после обеда, поскольку знала, что они мало отдыхают в своем шумном доме, а когда Рори возвращался домой, ребята играли на улице или в спарринговой комнате до ужина.

— Если ты не хочешь отсылать в стирку белье, почему бы тебе не стирать вместе с Пэги? — предложил Стефен. — Таким образом, пока ты работаешь, ты сможешь и пообщаться.

Идея была блестящей. И на следующий день Анна предложила Пэги стирать вместе.

В понедельник они обе склонились над корытами с водой в комнате у двери, ведущей на черную лестницу. Они смеялись и разговаривали.

Карэны приболели немного — Анна накормила их куриным бульоном и отослала домой спать. Дэйви согласился помогать им, но пользы от него не было никакой — он дурачился со стиральной доской и жонглировал кусками желтого мыла.

— Дэйви, — сказала Анна, отступая на шаг от корыта. — Примени-ка свою силу здесь, а я буду делать более тонкую работу.

Дэйви выставил подбородок.

— Это не мужская работа — стирать.

— Думаешь, стоять рядом, играя, как ребенок, это по-мужски? — спросила Пэги.

— Стефен сказал, что мне надо будет таскать воду из котла, — ответил Дэйви. — А о стирке он ничего не говорил.

— Ну что ж, ладно, — сказала Анна. — Тогда развесь белье. Только белое повесь повыше, чтобы белье не волочилось по земле. А сейчас вылей из ведра отбеливатель и подай вон те вещи — я их постираю.

К веревке Дэйви подходил очень неохотно. Пэги наблюдала за ним через окошко, закатывая повыше рукава на пухлых красноватых руках.

— Ну, полюбуйтесь на этого человека! Он скорее на месте умрет, а не повесит пару мокрых трусов.

По тону ее голоса Анна не могла сказать, было ли это комплиментом Дэйви или нет.

— Он не принимает все близко к сердцу, — заметила она. — С Дэйви удобно, как в разношенной обуви.

— Ах, да он просто дурак, — сказала Пэги, отходя от окна.

— Он в тебя влюблен — это ясно как Божий свет! Пэги пожала плечами:

— Сейчас он выглядит получше, чем в первый раз. Тогда он' выглядел так, будто только что вылез из болота.

Щеки Пэги разрумянились, пот увлажнил брови. «Какая красивая, здоровая девушка, — подумала Анна. — Она отлично подошла бы Дэйви. Она смогла бы заставить его работать, а он бы смешил ее до конца дней своих».

— Он никогда не разбогатеет, как Питер Кроули, — сказала Пэги. — А Питер Кроули однажды сделается владельцем мясного магазина.

Анна выжала нижнюю юбку, отделанную кружевами.

— Возможно, у Дэйви никогда не будет магазина, но у него добрая душа и отважное сердце, и он почти не выпивает. В свое время он найдет в жизни место и будет что-то представлять.

Пэги провела пальцем по краю обитого медью ушата, задумавшись.

— Он никогда не лапал меня за грудь, -не пытался задрать юбку…

Анна уставилась на нее ошеломленно:

— Господи! Ох, Пэги, но ведь и Питер Кроули так не поступает!

Пэги смутилась:

— Он хочет, чтобы я ему уступила. Говорит, все так делают до того, как поженятся. Это докажет ему мою любовь.

— Ах! Но ты же не стала этого делать?!

— Нет. — Голос Пэги прозвучал неуверенно. — Это смертный грех! Я его уже несколько раз ударила за это.

Анна склонилась над своей бадьей, закусив губу. Смертный грех! Она подумала о том, что в постели занимается со Стефеном любовью, в то время как замужем за другим человеком.

— Вы считаете, наверное, меня порочной?! — спросила тихо Пэги.

Анна подняла глаза.

— Ах, ну что ты, Пэги! Клянусь, что это не так!

— Мне не с кем еще поделиться. Моя мама убьет меня, если узнает, что я позволяла Питеру трогать себя. — Она помолчала и покраснела еще больше. — Видите ли, он мне не очень нравится, но я не возражаю против его рук. Когда он трогает мои груди, у меня такое ощущение… Конечно, это плохо — без любви чувствовать то, что я ощущаю, но…

Анна с силой била белье. Ей нечего было сказать — она не могла разобраться еще в своих ощущениях.

— Храни себя для человека, которого полюбишь, Пэги. Вот все, что я могу тебе сказать.

Пэги снова посмотрела в окно, глядя, как Дэйви сражается с нижней юбкой.

— Этот Дэйви Райен. Да я буду дурой, если на него взгляну. Скорее в монастырь уйду, чем выйду замуж за человека, как он.

Но в глазах у нее мелькнула нежность. Она невольно улыбалась.

Они вскоре закончили стирку, так что у Анны еще осталось время доделать свой новый костюм.

На следующее утро, вымыв посуду после завтрака и отправив Карэнов работать в огород, Анна села в омнибус и поехала в верхний город.

До этого она лишь несколько раз была в верхнем городе. И почти всегда с Пэги. Они наблюдали, как леди выходили их экипажей перед магазинами Эй Ти Стюарта, подметая мостовую шелками и тафтой. Иногда они ходили в просторный сводчатый дворец Стюарта поглазеть на акры товаров и сотни торговцев. В конце прогулки они усаживались в Венской булочной на углу Бродвея и Десятой улицы и ели розовое мороженое и крошечные пирожные.

Когда же она выбиралась со Стефеном, все было по-другому они ели устриц в барах Бауэри или в кафе, облюбованных продавщицами и механиками, слушали громкую музыку и непристойные истории в театре Бауэри или в саду Ниблоу. Стефен любил ночную жизнь в Бауэри.

Анна больше не помышляла уйти от него. Она уже отложила почти сто долларов в сберегательный банк в Бауэри и получит еще пятьдесят за болеро миссис Смит-Хэмптон и жакет мисс Кэмберуел. Еще несколько оперных сумочек и шалей для «Уристэл пэлас эмпориум», и она сможет вернуть Стефену его. деньги и выйти на собственную дорогу жизни, зарабатывая себе кружевом.

Но уходить она не собиралась. В глазах церкви она жила во грехе — она это понимала: не осмеливалась посещать мессу с той ночи, как легла со Стефеном, да и молиться подолгу перестала, не желая привлекать к себе внимание Бога. В церковь Рори повела Пэги, а не она.

Но Анна никогда не чувствовала себя такой счастливой. Прошлое каким-то образом скатилось с нее; с ним отошли воспоминания об одиночестве и трудностях жизни. У нее очень долго не было любви, не было друзей — никого, кроме самой себя. И сейчас, когда она нашла безопасный и любящий дом, она его терять не хотела.

Прозвенел звонок омнибуса. Анна увидела, что они проехали засаженный деревьями парк с литыми железными решетками забора, который должен быть Юнион-сквером. Стефен сказал, что надо выйти из омнибуса через четыре квартала после сквера; Анна порылась в сумке и достала визитку миссис Смит-Хэмптон, а потом снова посмотрела в окно. В утреннем солнце район выглядел красивым и мирным — казалось, что он расположен за городом. Здесь были деревья и огороды, кусты и большие дома. Анну изумляла нескончаемая энергия города — звуки торговли и строительства, и бесконечная суета.

На Двадцать первой улице какой-то мужчина спрыгнул с омнибуса и помог сойти Анне. Она постояла немного на расслабляющем солнцепеке. Вокруг щебетали птицы, вдали раздавался звук курантов. Полисмен в голубой униформе, сияя медными пуговицами и пряжкой на поясе, дотронулся до фуражки и пожелал ей здоровья. Поблагодарив, Анна поправила свою соломенную шляпку и пошла поперек Восточной улицы. Она смотрела на номера домов, вдыхая аромат роз, слушая в отдалении крики играющих детей. Дети верхнего города, казалось, не так шумно играют, как дети в Бауэри. Анна подумала о вечерах на Брейс-стрит, о разговорах с соседками, наблюдающими за детьми…

Анна остановилась перед четырехэтажным домом напротив огороженного парка. Как и все другие дома на этой улице, этот дом был из гладкого коричневого камня с литыми железными ограждениями. Каменные ступени вели к парадной двери.

Она повернула отполированный медный шар в центре двери, и внутри раздался звонок. Дверь отворилась, и служанка в белом платье и длинном белом переднике пригласила ее войти.

Внутри было величественно и тихо. Всюду царил полумрак. Идя за служанкой по коридору, Анна пыталась рассмотреть строгие портреты на стенах, желто-серые ковры на полу и сравнивала все увиденное со своим солнечным домом, где царили жизнь и счастье.

«Благослови, Господи, — думала она, — продлить эту жизнь на многие дни».

Гостиная наверху была заполнена величественной темной мебелью. Казалось, все было отделано бахромой — от драпировки до абажуров на лампах.

Миссис Смит-Хэмптон поднялась ей навстречу.

— Как я рада видеть вас, — воскликнула она. — Вы прекрасно выглядите. Нью-Йорк вам на пользу.

Она обняла Анну за плечи и прижалась к ее щеке.

— Да, мэм, — ответила Анна, окаменев в объятиях миссис Смит-Хэмптон. — Уверена, он мне на пользу.

— Жара в это время года ужасна, не правда ли? Я переношу ее с трудом.

— Ничего не поделаешь, — ответила Анна. «Она бы лучше себя почувствовала, — подумала Анна, — если бы впустила хотя немного солнечного света и открыла окно, а то и оба».

— Присаживайтесь. Выпьем чаю. Я хочу, чтобы вы мне все рассказали о себе и мистере Флине и как у вас дела. Потом обсудим кое-какие модели, который я придумала.

Глаза Анны привыкли к сумраку. Неожиданно для себя она рассказала миссис Смит-Хэмптон о Рори и Карэнах, о Дэйви и Пэги, о том, как Стефен держит свое обещание больше не драться. Она рассказала и об изготовлении кружев для магазина и упомянула о письме мисс Кэмберуел.

— А у меня удивительные новости, — сказала миссис Смит-Хэмптон, загадочно улыбаясь. — Я жду ребенка. — Она прикрыла щеки руками, как если бы сама мысль об этом заполняла ее существо невообразимым волнением.

— Ох, это же великолепно! — воскликнула Анна, радуясь от всей души.

Они стали говорить о будущем ребенке, о счастье ее мужа и здоровье миссис Смит-Хэмптон.

— Думаю, он теперь мне предан всецело, — покраснев, добавила она с гордостью.

Анна почувствовала короткий приступ зависти, думая, как она была бы счастлива, имея от Стефена детей. Потом напомнила себе, что это счастье, что она бесплодна и не может зачать дитя во грехе.

Когда они рассказали друг другу все новости, разговор перешел на кружевные жакеты и оперные сумочки, а также на обновление летних капоров лентами и кружевными украшениями.

Анна так освоилась, что, когда часы пробили одиннадцать, она неожиданно поняла, что проговорила с миссис Смит-Хэмптон почти целый час, ни разу не смутившись.

Они распрощались наверху, и Анна ушла со служанкой. Спустившись с лестницы, девушка сказала:

— Хозяин хочет сказать вам несколько слов.

— Мистер Смит-Хэмптон? — удивленно спросила Анна.

— Да. Пойдемте. Он вас ожидает.

Они прошли коридором с темными панелями в офис, пропитанный сигарным дымом. Мистер Смит-Хэмптон, сидевший за столом, поднялся. Он выглядел еще пухлее и румянее, чем раньше, — второй подбородок спускался на воротник. Он посмотрел внимательно на Анну и улыбнулся:

— Доброе утро, миссис Флин. Вы прекрасно выглядите!

Анна опустила глаза и уставилась на свои новые перчатки цвета сливок.

— Слушаю вас, мистер Смит-Хэмптон. Ваша жена выглядит превосходно.

— Да-а…

— И какие чудесные новости — вы ждете ребенка. — Анна покраснела, вспомнив, что неприлично говорить о неродившемся ребенке с джентльменом.

— Однако, — заметил мистер Смит-Хэмптон, покачиваясь на пятках. — Надеюсь, что маленькое создание сделает ее счастливой. А сейчас вот что, миссис Флин: я знаю леди, которая чрезвычайно озабочена тем, как бы заполучить вас для изготовления кружев.

— Ах, это было бы чудесно, сэр, — сказала Анна.

— Она живет в отеле «Святой Николай», на втором этаже. Бывает свободна почти всякое утро. Удобно вам зайти к ней в четверг?

— Отлично, сэр, четверг подходит.

— Хорошо. — Мистер Смит-Хэмптон вынул визитную карточку и что-то написал. Вот, — сказал он, подавая ее Анне. — Я уверен, у миссис Синклер для вас работы много.

— Благодарю вас, сэр, — сказала Анна, беря визитную карточку. — До свидания.

На визитку она посмотрела только на улице, остановившись около указательного столба. Она прочитала: «Миссис Вайолет Синклер, апартаменты 210, отель „Святой Николай“, Бродвей между Весенней и Брум-стрит».

«Как странно, что он знаком с женщиной, живущей в отеле, — подумала Анна. — Возможно, она жена одного из его помощников…»

Неожиданно ее озарило — это его содержанка! Никого другого и быть не может!

Она почувствовала такой взрыв негодования, что чуть не разорвала визитку на кусочки. Потом подумала и решила сначала показать ее Стефену — пусть посмотрит, какой бесстыдный этот мистер Смит-Хэмптон, — а уж потом разорвет и выбросит в мусорное ведро.

Анна кинула визитку в сумку и быстро двинулась дальше. Вся она горела негодованием.

Когда она подошла к особняку на углу Четырнадцатой улицы, она изнемогала от жары и жажды. Но она решительно поднялась по ступенькам, держась за балюстраду из цельного гранита, и подошла к двери.

Мисс Кэмберуел приняла ее в гостиной на первом этаже, предложив стакан лимонада. Анна медленно пила благодатный напиток, думая, что мисс Кэмберуел сейчас кажется не такой самодовольной, как на борту «Мэри Дрю». «Возможно, она такой всегда была, — подумала Анна. — Но я тогда была слишком напугана, чтобы заметить это».

Сейчас Анна была спокойна. Они снимала мерки с мисс Кэмберуел и рассеянно слушала ее болтовню о Саратоге.

— Мы тоже туда собирается, — сказала Анна, записывая объем восхитительной талии мисс Кэмберуел.

— В Саратогу?! — недоверчиво произнесла мисс Кэмберуел. — Вы?!

— Я с мистером Флином, и Рори тоже. — Анна мельком взглянула в ее ошеломленное лицо, удивляясь, почему это в благородном обществе не открывают окна навстречу свежему ветерку. — Мы остановимся в большом отеле…

— С вами никто не будет там разговаривать, — холодно сказала мисс Кэмберул. — Вы понимаете это?!

Анна резко повернула мисс Кэмберуел к себе лицом.

— А я и не собираюсь там разговаривать. Я буду принимать воды и наблюдать за скачками с мистером Гилеспи, известным спортивным репортером. Он обещал рассказать мне много интересного…

Казалось, это заткнуло рот мисс Кэмберуел. Во время последующих замеров она едва ли слово сказала. Она даже от испуга заплатила за кружевной жакет Анне вперед.

Когда Анна вышла на солнечный свет, она была более чем довольна собой. Когда приходится иметь дело с благородным обществом, надо быть особенно решительной и не церемониться с ними, сделала вывод Анна.

 

ГЛАВА IX

Стефен громко расхохотался, когда Анна рассказала ему о миссис Вайолет Синклер.

— Тебе надо пойти, — сказал он. — Если ты не сделаешь ей кружева, она еще кого-нибудь найдет. Тебе от отказа лучше не будет.

— Но получается, что я ее одобряю, — возразила Анна. — Это же ужасно! Мистер Смит-Хэмптон ходит в эту гостиницу, оставляя беременную жену одну. Знаешь, как он назвал своего собственного ребенка?! «Маленькое создание» — вот как. Словно это котенок, чтобы им забавляться.

Стефен отставил чайную чашку:

— Не придирайся так, дорогая. Твои мерки слишком высоки для этого мира.

Его слова заставили задуматься Анну.

— А ведь ты прав. Как я могу осуждать мужчину и его содержанку, когда сама ничуть не лучше.

У нее был такой печальный вид, что Стефен накрыл ее руку своей ладонью.

— Что ты имеешь в виду?

Анна провела пальцем по краю чашки и ничего не ответила. Стефен наблюдал за ней с растущим беспокойством, желая знать, не о себе ли она сейчас думает. Он не хотел, чтобы она жестоко судила себя.

— Нэн, расскажи мне, что с тобой?..

Она подняла голову, и выражение ее лица перепугало его: она вспоминала что-то ужасное.

— Я хочу рассказать тебе кое-что, но боюсь. Он затаил дыхание, готовясь к худшему.

— Говори, ну же. Между нами ведь нет никаких секретов.

Ее голубые глаза потемнели.

— Ты меня возненавидишь… Стефен сжал ей руку:

— Никогда, любимая…

Анна начала рассказывать бесцветным голосом:

— Это случилось со мной, когда я была девочкой. Во время голода… Вскоре после того, как мы похоронили маму и малышей. Я пошла в город с отцом и братом Сином. Папа хотел продать свои книги — последнее, что у него осталось. Владелец магазина их не взял. «Старые книги не нужны никому», — сказал он.

Анна замолчала, крепко сжав руки Стефена. Он не мог отвести взгляда от ее взволнованного лица.

— Продолжай, ну, — сказал он.

И она рассказала ему о запахе картофельной гнили, о голоде, о том, как они шли пешком в городок, как она ослабла от голода… В магазине с манящими запахами отец оставил детей и пошел поговорить со священником. Хозяин магазина ущипнул Анну за щеку и велел ей зайти как-нибудь вечером. За поцелуй он обещал ей дать мешок муки и двух цыплят.

«Поцелуй, — подумала она, — небольшая плата за муку, которой они прокормятся целую неделю».

Через два дня она пришла в магазин. Хозяин отвел ее в маленькую комнатку и повалил на пол, разорвав платье. Он тискал и мял ее ляжки, залез пальцами ей внутрь, расцарапал ее еще не налившуюся грудь… Когда он взобрался на нее, боль была ужасной. Она пыталась бороться, но от голода так ослабла, что не могла даже закричать. Кончив, он был недоволен и рассержен. Дал ей мешок муки, а цыплят не дал. Рыдая, она ушла из магазина.

Анна поникла головой, продолжая изо всех сил сжимать руку Стефена. Он уставился на нее в ужасе.

— Мне было всего двенадцать, — сказала она, — я такая была голодная… И не смогла отбиться.

Стефен отвел глаза, боясь говорить.

— Мой папа все понял, как только увидел меня — платье порвано, все в крови…: — Она замолчала. Потом, вздохнув тяжело, продолжала: — Папа посмотрел на меня с такой печалью, потом сел и заплакал. Понимаешь, я была его драгоценной девочкой.

Сожаления Стефена перешли в ярость. Он ударил кулаком по столу:

— Какой отец не будет рыдать, если не способен прокормить семью или отплатить тому, кто обесчестил его дочь?!

— От этого он и умер…

— Ради Бога, Анна! — Стефен вскочил. — Что ты такое говоришь?! Как ты можешь себя в чем-либо винить?!

Она испуганно посмотрела на него.

— Послушай меня, — сказал он, с трудом сдерживая свой гнев. — Англия тебя уморила голодом, понимаешь?! Англия, ее политика…

Стефен сел и уронил голову на руки. Ему трудно было перенести мысль, что Анна была изнасилована на пыльном полу магазина.

— Английская политика к этому не имеет отношения, — печально возразила Анна. — У нас у всех есть добрая воля, разве нет? Я пошла в магазин. Взяла муку и принесла домой. Мой отец умер от стыда за меня.

Стефен откинулся на стуле и вздохнул:

— Ты не торговала собой, Нэн… Неужели ты думаешь, что твой отец из-за тебя умер?!

И опять в ее глазах засверкали слезы.

— Он никогда об этом не говорил, но я видела, как он на меня смотрел. Он почти не разговаривал. У него было разбито сердце.

Анна вытерла щеки.

— Мы направились в Дубин. Папа сказал, что мы больше не можем оставаться в нашем доме после всего, что там случилось. Он решил идти в Англию и попытаться найти работу на фабрике. Мой брат Син заболел в дороге лихорадкой и вскоре умер. А папа умер уже около Килбеггена. — Анна помолчала. — Он шел-шел и вдруг опустился на землю. Задыхаясь, он хотел что-то сказать, но так ничего и не сказал… А я не догадалась попросить у него прощения…

Она тихо плакала. Стефен крепко обнял ее — в горле стоял ком от сострадания к ней.

— Ах, Нэн, все это прошло. Сейчас уже ничего нельзя исправить.

Ему хотелось еще что-то сказать, но он не знал, как утешить ее.

Когда они легли спать, Анна рассказала ему, как она пришла в Дублин, полумертвая от усталости и болезни.

Она очутилась в работном доме, где с другими девочками шила для бедных. Доктор Уиндхем, который приходил лечить детишек из работного дома от дистрофии, был добр к ней. Однажды он взял образец кружева Анны и показал своей жене. Через неделю он забрал и ее.

— Они были добры ко мне… Но я была очень одинока, потеряв семью. И я не хотела всю жизнь провести в прислугах…

Она лежала, прижавшись щекой к его груди, и рассказывала ему, как на пляже познакомилась с Били Мэси.

— Хорошо он с тобой обращался?

По голосу Стефена Анна поняла, что он ненавидит Били Мэси.

— Он никогда меня пальцем не тронул.

— Ты ему рассказывала о том, что случилось в магазине?

— Нет. Говорить о таких вещах у меня не было желания. Да он и дома был мало — часто уходил к своим дружкам.

— Ты любила его?

Анна ждала этого вопроса.

— У меня были обязанности по отношению к нему. Я думала, что любовь придет, но я его так и не полюбила.

Он погладил ее по волосам, и Анна почувствовала его облегчение.

— Твой отец спас тебя, Нэн, когда решил уехать из Кэрри. Иначе бы ты умерла.

Анна прижалась к нему теснее, положив ладонь на его теплый живот. Подвинула руку еще ниже и погладила его. Он поцеловал ее в губы и подумал о том, как бы ему хотелось, чтобы она была в безопасности и счастлива. Он убрал с себя ее руку.

— Ты не хочешь этого сегодня, после всего, что ты вспомнила.

— Ты не прав, — сказала она, прижимая к его ноге свою. — Особенно сегодня… Это так утешит.

Несмотря на яркое утреннее солнце, в салуне царил полумрак. Дверь была широко распахнута, но вместо ветра входили звуки торговли с Брейс-стрит и зловонные запахи лета.

Стефен в рубашке с короткими рукавами читал газету, сидя за столиком. Эмет, стоя -в проходе позади стойки бара, протирал от пыли бутылки, пересчитывая их.

Казалось, у Эмета все эти дни было хорошее настроение. Без сомнения, он уже представлял себя в роли героя следующего ирландского восстания.

Стефен, зевая, читал статью о боксерских боях в Канзасе.

— Пап, Анна спрашивает, не хочешь ли ты лимонада?

— Не откажусь. Принеси и Эмету тоже… Подожди, а почему ты дома, а не у миссис Кэвенах?

На лице Рори появилась гримаса боли.

— У меня живот разболелся, Анна говорит, что я могу остаться дома…

— Странно. Еще утром ты был здоров.

Рори наклонился над столом и заглянул в газету, забыв о своих страданиях.

— Сегодня есть статья Джила?

Стефен показал где: «Регата в Монток-Пойнт».

— А-а, — разочарованно протянул Рори. — О тебе ничего…

— Так, а почему Джил должен обо мне писать, когда я ничем таким не занимаюсь?

Рори возмущенно скривился.

— Я очень хочу, чтобы ты дрался, папа. Стефен обнял мальчика за худенькие плечи.

— Да Анна убьет меня, если я это сделаю. Кроме того, ты же знаешь: я с этим покончил.

Рори вздохнул. Стефен улыбнулся:

— А где же лимонад?

— И мне тоже принеси, — сказал Дэйви, входя в салун. Он взял щетку и погнал опилки по полу. — И кусок ягодного пирога не забудь.

— Пирог уже съели, Дэйви, — сказал Стефен. Дэйви прислонился к щетке.

— Но Анна мне обещала. Я только один кусок съел.

— Извини, Дэйви, — сказал Стефен и потянулся. — Если бы я знал, то съел бы поменьше.

Стефен опять вернулся к газете, но все его мысли были о предстоящем матче. Нужно сказать Анне, и поскорее, пока она не услышала от кого-нибудь другого.

Рори вернулся с запотевшим кувшином и тарелкой пирожных с корицей.

— Анна сказала, что пирог съели. Для стряпни очень жарко, и она не будет больше топить, пока снова не похолодает.

— Вообще не будет топить? — испуганно спросил Дэйви. — А тогда что же мы будем есть?

— Вы едите бесплатный ленч ежедневно, — сказал с раздражением Эмет. — Вы только и думаете о своем желудке!

Дэйви вернулся к уборке с мрачным лицом. Стефену стало неловко. При всей своей страсти к справедливости, Эмет чувствовал свое превосходство из-за того, что родился в Америке. Он глядел на Дэйви сверху вниз, как, впрочем, и на других новоприбывших. Эмет никогда не мог понять, что для всех, кто голодал, всегда было мало еды.

Мысль о голоде напомнила Стефену признание Анны прошлой ночью, и его гнев снова разгорелся. «Господи, помоги! — думал он с горячностью. — Помоги мне сделать так, чтобы Анна никогда больше не страдала!»

— Эмет, ты на самом деле собираешься сражаться в Ирландии? — неожиданно спросил Рори.

Эмет переглянулся со Стефеном.

— А как ты об этом узнал, Рори?

— Да Пэги говорит, что ты ненавидишь англичан и хочешь прогнать их из Ирландии.

Эмет опустил голову.

— Я не один, кто англичан ненавидит.

— Но ты же не настоящий ирландец! Ты же здесь родился.

Стефен поднялся из-за стола. Он прошел к бару и налил себе лимонаду. Ему хотелось знать, Рори просто болтает или что-то слышал о плане доставки оружия и о роли Эмета во всем этом.

— Я такой же ирландец, как и ты, — сказал Эмет Рори. Его лицо покрылось румянцем гнева. — Мой отец приплыл сюда из Ирландии из-за того, что помещик отобрал у него землю. Мой отец был хорошим человеком, но умер во время пьяной драки на одной из улиц Нью-Йорка.

Эмет ожесточенно тер стойку.

— Англичане разбили его сердце и выгнали из дома. Из-за них я вырос, не зная отца.

Рори немного помолчал, а потом сказал:

— Я никогда не знал маму, никогда. И я по ней не скучал, потому что у меня была бабушка, а сейчас Анна. Но только из-за того, что у тебя умер папа, тебе не нужно ехать сражаться с англичанами. У тебя же здесь остаются мать и сестра, да и мы тоже.

Эмет чистил краны на пивных бочонках и ничего не говорил.

— И где это ты узнал, Рори, что Эмет собирается сражаться? — спросил Стефен.

— Пэги рассказывала Анне. Она сказала, что мама не хочет его отпускать. — Он понизил голос. — Я еще кое-что слышал об оружии, но не скажу ничего.

Стефен взглянул на Эмета. Он не верил своим ушам.

— Рори, займись делом, — сказал он. — Да и ты тоже, Дэйви. Я хочу переговорить с Эметом.

Когда они остались одни, Стефен взорвался:

— О чем ты думал, рассказывая Пэги и матери об оружии? Мне казалось, Эмет, у тебя в голове кое-что есть. Не знаешь, что ли, что если словцо вылетит, какой-нибудь информатор тут же заявится к британскому консулу? А в Дублине они приготовят камеры в тюрьме для новых ирландских мучеников.

Эмет покраснел еще сильнее.

— Она плакала, когда я сказал, что уезжаю. Я должен был объяснить.

— А не рыдает ли она сейчас пуще прежнего, узнав об оружии? И совсем успокоится, если тебя в тюрьму посадят? Господи, помилуй, Эмет!

Стефен был так напуган, что счел необходимым еще раз сказать об опасности транспортировки оружия.

— Ты можешь и погибнуть! Ты понимаешь это?

— Извини, Стефен.

Стефен пробежал пальцами по лицу.

— Я поговорю с твоей мамой, да и с Пэги тоже. Уверен, что они будут молчать. Но вот Рори… Боюсь, что ему захочется похвастаться. И тогда слухов не остановить.

В этот вечер Стефен поговорил с женщинами Кэвенах и убедил их молчать о главной цели отъезда сына и брата, а соседям посоветовал говорить, что Эмет собирается в Ирландию повидаться с родственниками, дать им денег и уговорить эмигрировать в Америку.

Бледные от страха Пэги и ее мать обещали все сделать, как он сказал.

Но Анна была менее послушной.

— Только не впутывай его во все это, — говорила она Стефену ночью. — Ведь теперь его мать и Пэги все глаза выплачут.

Стефен лежал на спине, закрыв глаза рукой.

— Эмет сам решил ехать. Он уже достаточно взрослый…

— Взрослый! Да он еще мальчишка!

— Он имеет право делать то, что считает нужным, — ответил Стефен. — Может, для него это и не так плохо… У Пэди Мак-Карси ума на десятерых. Он не позволит спешить. Все это может растянуться на несколько лет.

Анна была не так сердита, как напугана.

— А как с Рори? Ты с ним поговорил? — спросила она.

Стефен поднял руку. Свет лампы позолотил волосы и углубил складку между бровей.

— Я сказал ему, что это не мальчишеская игра, что ему лучше забыть об этом. Молю Бога, чтобы он принял мои слова к сведению.

Анна вспомнила о том, как Стефен был нежен с ней прошлой ночью, когда она рассказала свою ужасную тайну. Услышав о ней самое худшее, он принял это. Более того — утешил…

Она подошла к постели и села рядом с ним.

— Я очень беспокоюсь, Нэн.

Она провела рукой по его мускулистой груди, покрытой мягкими золотисто-каштановыми волосами. На нем ничего не было, кроме боксерских трусов. Анне очень хотелось расстегнуть пуговицы и сделать то, что так нравилось ему. Она сжала его большие руки.

— Рори — разумный ребенок. И он любит Эмета. Он не проболтается.

Стефен вздохнул.

— Надеюсь, дорогая.

Стефен работал в конторе, когда вдруг услышал незнакомые шаги. Он оторвал взгляд от бухгалтерских книг и провел рукой по лбу. Третий день длился изнуряющий зной. Дверь в холл оставалась открытой, так же как и окно за спиной, но не было никакого движения воздуха.

На пороге появилась щегольски одетая фигура. Человек оперся на трость и оглядел неприбранную комнату.

— Должен отметить беспорядок… Немного похоже на мой офис…

Стефен встал из-за стола.

— Шоу, — воскликнул он. — Куда вы пропали?! Я уж думал, что какие-то бандиты сбросили вас в канализацию.

— Кое-как спасся, — ответил, улыбаясь, мистер Шоу. — По крайней мере, на какое-то время.

Невзирая на жару, галстук у Шоу был аккуратно завязан, воротничок накрахмален, а на руках — кожаные перчатки.

— У меня случилась неожиданная поездка в Вашингтон… По приглашению вашего уважаемого сенатора Престона Кинга.

Шоу снял касторовую шляпу, достал из нагрудного кармана платок и промокнул брови.

— Отвратительная погода. Хуже, чем в Вашингтоне. Не могу понять, почему американцы выбрали именно это болото себе под столицу.

Стефен налил стакан воды, который Шоу с благодарностью выпил, потом предложил гостю сесть.

— Полагаю, вас заговорили политики по поводу Канзаса… — заметил Стефен.

— Дебаты захватывающие. — Шоу поставил стакан на стол, снял перчатки, разгладил усы двумя пальцами. — Этот бизнес работорговлей становится очень мерзким, когда дело доходит до допуска новых штатов в ваш союз. С одной стороны — мужики, одобряющие рабовладение, с другой… Из того, что я узнал, ирландцы предпочитают рабовладение, опасаясь, что свободные черные люди набегут на север и захватят все рабочие места.

Стефен постучал пальцами по столу.

— Да, довольно много ирландских лицемеров. В Ирландии они кричали о свободе от английских рабовладельцев-господ. А оказавшись в Америке, они решили, что рабовладение не такая уж плохая штука, по крайней мере, если речь идет о цепях для человека с черной кожей.

— Ходят разные слухи — покупка оружия, высадка армии, восстание крестьян… — Шоу внимательно смотрел в глаза Стефена. — Но, может быть, вам неприятна эта тема?

— Вы думаете, что я вам расскажу все подробности организации восстания?

— Конечно, нет, — сказал Шоу, усмехнувшись. — Это будет неразумно, зная, что я каждый вечер обедаю с британским консулом.

Стефен уставился на него тяжелым взглядом, чувствуя как в нем закипает гнев.

— Что вы здесь вынюхиваете, Шоу? Шоу поднял глаза к потолку.

— Мой дорогой Флин, позвольте мне уточнить раз и навсегда — я ничего не ищу, кроме нескольких тренировочных уроков с целью защитить себя в этом гнусном городе. Предавать ваше дело мне неинтересно, какое бы оно ни было.

Шоу нравился Стефену. Беседуя с ним на борту «Мэри Дрю», он все больше восхищался этим человеком и даже отчасти доверял ему, — больше чем некоторым ирландцам с их длинными языками.

— Что ж, тогда порядок. Но учтите — я буду за вами приглядывать.

Шоу улыбнулся:

— Не сомневаюсь. А теперь расскажите мне, как дела у вашей жены, нашей красавицы Анны?

Жара не спадала. Субботним утром, после душной, бессонной ночи Стефен сказал Анне:

— Тебе не хотелось бы поехать туда, где есть прохладный ветерок "и плещется вода?

Анна даже застонала от удовольствия. Она чувствовала себя одеревеневшей и измученной.

— Как мне это может не понравиться?

— Это остров, где я побил Магири. Там красиво и прохладно. Давай поедем на несколько дней — Ты, я и Рори.

— Неужели это возможно, Стефен?!

— Это красивое место. Там много тропинок и озер. А в гостинице большие удобные постели, ветерок в каждой комнате.

— Господи! Мы сможем наконец выспаться! Стефен покачал головой.

— И не только…

Анна притянула его голову и крепко поцеловала в губы.

— Я согласна.

Рори захотел, чтобы поехали и близнецы Карэны. Когда Дэйви узнал о поездке, то принял такой страдальческий вид, что Анна сказала:

— Ах, Дэйви, поедем, если так. Но Дэйви сказал:

— Мы с Пэги присмотрим за ребятишками… Анна посмотрела на Стефена. Он развел руками: его план каникул наедине с Анной обратился в многолюдный пикник.

Они сели на пароход, идущий до Бриджпорта. Потом на катере пересекли сверкающий пролив Лонг-Айленд и оказались на Сторожевом острове. Это было великолепное место — прохладное, с ветерком и такое тихое… Анна влюбилась в ветряные мельницы и холмистые возвышенности, старые надгробные плиты и рыбачьи хижины.

Стефен показал им горный луг, где он победил Магири. Дэйви и мальчишки, раскрыв рты, слушали подробности боя, а Анна с Пэги, не отрываясь, смотрели на огромный Атлантический океан, где пароходы и белопарусные прогулочные суда ходили туда и обратно, а в воздухе кружились чайки.

После пикника на лугу они спустились к воде. Анна с Пэги бродили по воде, вдоль берега, подняв до колен юбки.

Вечером они пообедали в гостинице устрицами и лососем. Мальчики, утомленные и сгоревшие на солнце, заснули тотчас же, как только стемнело. Пэги спала в комнате с Рори, а Дэйви присматривал за близнецами.

Когда Стефен и Анна остались наконец одни в своей комнате, он поднял ее на руки и покружил. Она прижалась к нему, слушая, как ветер колышет занавески, вдыхая соленый воздух из окна. Они были счастливы.

Стефен прижался губами к ее волосам и тихо сказал:

— В тот день, когда я дрался с Магири, я смотрел на пролив и воображал, как приеду сюда с Рори. Я думал, что больше не буду одинок — у меня есть сын. Я был так счастлив, думая о нем…

Анна погладила его голую спину. От нее шло тепло, как будто он весь пропитался солнцем.

— А теперь у меня есть ты, Анна. И мне кажется — теперь весь мир мой.

Анна отклонилась и посмотрела на него. В мягком свете лампы он поражал своей грубой красотой… Она дотронулась до его щеки.

— Ты так красив!

Задумчивое выражение исчезло с лица Стефена, в глазах появились смешинки.

— И к тому же искусный. Еще никогда на свете не было такого женского угодника.

Анна прижала к его губам палец.

— Я не хочу, чтобы ты еще кому-нибудь угождал. Его руки обняли ее крепче.

— Увы, он не встанет уже ни на кого… Только на тебя, такую сладкую!

Анна обняла его за пояс и подумала, как бы хорошо было жить на этом острове, вдали от суетной жизни города.

— Мне очень понравилось это место.

Стефен вынул сначала один гребень из ее волос, потом другой.

— Я построю домик для нас в Южной бухточке.

— Домик! Стефен, ты с ума сошел!

— Маленький домик будет стоить немного. Ты с Рори можешь приезжать сюда на лето, подальше от городской пыли и жары.

— Я не смогу тут жить, Стефен. Мне всех будет не хватать. И особенно тебя.

Он распустил ее волосы, разглаживая спутавшиеся пряди.

— Тогда мы будем приезжать сюда все вместе. Все соседи, раз ты так хочешь! Будем варить устриц на берегу… Но когда-нибудь мы приедем сюда одни. Только ты и я, Нэн. Приедем в наш домик, разденемся догола и поплаваем нагишом.

— Да никогда! — возмутилась Анна.

— А потом я тебя положу на песок и возьму — мы будем барахтаться и кататься, как щенки. Я для этого и место сегодня присмотрел.

— Средь белого дня, чтобы все видели?! Он улыбнулся:

— А кто нас увидит здесь, кроме усталых старых чаек?

Анна засмеялась, чувствуя возбуждение.

— Вот взгляни, — сказал Стефен, отступив назад. — Я только говорю об этом, а он уже твердый, как копье.

Анна положила ему на живот руку. Стефен притянул ее к себе и поцеловал жадно. Он запустил пальцы в ее волосы, крепко сжав пряди, и чем больше она гладила его, тем отчаяннее делались его поцелуи.

— Нэн, — прошептал он, задыхаясь от страсти.

У Анны внутри все затрепетало, колени подкосились. Каждый раз это было по-новому…

Он чуть не раздавил ее об себя. Анна целовала его и гладила жесткие влажные волосы.

— Возьми меня!

Одним движением он сгреб ее и бросил на кровать.

Когда Анна проснулась, солнце было уже высоко. Рядом лежал Стефен — заложив руки под голову, он уставился в потолок.

Анна приподнялась на локте и спросила:

— О чем ты думаешь?

— О Дэйви… Я думаю взять его на место Эмета в салун, когда тот уедет в Ирландию. Как ты думаешь, справится?

Анна окончательно проснулась.

— О, это было бы прекрасно! Я уверена — он справится!

— Парням он нравится… Я думал о Тали, но он не знает счета.

— Дэйви умеет считать неплохо. Он даже Рори помогал задачи решать.

— Что ж, попробуем — начнем его учить бизнесу. Стефен вдохнул, аромат ее волос и подумал об их близости этой ночью. Он облокотился на локоть и отбросил простыни.

— Ах, ну что ты, — сказала Анна. Но позволила ему разглядывать свое красивое тело с длинными ногами и прелестными женственными изгибами. Оно цветом напоминало сливки, за исключением густого цвета сосков и пушистых завитков на лобке. Он положил ей руку на грудь и почувствовал жар в чреслах.

— Нэн, — сказал он, заглянув ей в глаза. — Можно? Она смущенно улыбнулась.

— Нам лучше с этим поспешить, — сказала она, раскрывая объятия. — Через минуту мальчишки уже будут колотить нам в дверь.

Они возвращались домой поздним вечером. На пароходе было много народа. Пэги и Дэйви с мальчишками исчезли в толпе. Анна со Стефеном остались стоять у ограждений, наблюдая за береговой линией Коннектикута. Вечер был тих. Анна прижалась к Стефену. Вибрация парохода шла через ее тело, усыпляя и одновременно усиливая чувство удовлетворения. Она сжала руку Стефена и закрыла глаза. Солнце окрасило щеки Анны в абрикосовый цвет, а нос был ярко-розовый. От ее вида Стефен почувствовал себя нелепо счастливым.

— Ты красива, как грех, Нэн! Это загадка природы, что ты принадлежишь именно мне.

Анна взглянула на него насмешливо.

— Ты понес кару, это уж точно.

— Лучше я буду здесь с тобой, чем в раю один.

— Ах, какую глупость ты говоришь!

Но Анна чувствовала то же самое. Ее переполняла радость, от которой кружилась голова. Ей казалось, что она не знала ничего, кроме восторга и счастья.

 

ГЛАВА X

Анна торопилась управиться со своими домашними делами — после обеда она должна была попасть к миссис Синклер в отель «Святого Николая».

Похолодало, но она все еще чувствовала усталость после жары. Прошлой ночью она заснула до того, как разделся Стефен. Утром он посмеивался над ней:

— Ты уже устаешь от меня, Нэн. Я знал, что это случится — рано или поздно.

Анна зевнула и потерла лицо. «Это все от солнца», — решила она. На острове было слишком солнечно, да и последняя неделя была жаркая. Она намочила тряпку, вытерла стол, постелила чистую скатерть и принесла тарелки. Послышался стук в дверь с черного хода, и на пороге появился Джил Гилеспи.

— Доброе утро, мой ангел!

— Ах, Джил, не говорите так! Присаживайтесь. Джил вспотел от подъема по лестнице. Тяжело дыша, он сел и открыл свою фляжку. Анна поставила перед ним рюмку.

— Обед почти готов… Пообедаете с нами?

— Спасибо, ангел мой. Не могу ни на минуту задерживаться. Я заглянул узнать насчет показательного матча, но не смог заполучить вашего мужа. Он с головой ушел в какие-то расчеты вместе с Дэйви и Эметом.

Джил откинулся на стуле и отхлебнул виски. Анна прервала работу.

— Какой показательный матч?

— Между Стефеном и Магири. А вы не… — Джил замолчал, и его веснушчатое лицо покрылось румянцем. — Господи Боже мой, он еще не сказал вам, да?

Анна похолодела вся.

— Джил, — сказала она. — Стефен никогда не будет драться. Он мне дал слово.

— Иисусе Христе, виноват, ангел мой! Он меня за это прикончит. Черт возьми! Я клянусь, все этим и кончится! — Он отхлебнул из фляжки еще раз.

Из глаз Анны брызнули слезы. Она села, прижав к груди тарелки.

— Он не будет драться. Он говорил… Джил наклонился и похлопал ее по плечу.

— Это не матч с голыми кулаками, мой ангел! Это показательный матч для компании О'Мэгони. Только чтобы порадовать парней и собрать несколько долларов для дела. На Стефене и отметины не останется. Не волнуйтесь так! Поставьте-ка эти красивые тарелки, пока вы их не уронили на пол.

Он взял у нее тарелки. Анна вытерла глаза. Внезапно она почувствовала свою незащищенность и испугалась. Ах, Стефен, как ты мог так поступить?..

Открылась дверь и вошли Стефен, Эмет, Моуз и Дэйви, лопающийся от гордости по случаю его новых обязанностей.

— Джил, негодник, — сказал Стефен, толкнув приятеля в бок. — Что ты делаешь около моей жены? — Он взглянул на Анну, и улыбка на его лице погасла. — Нэн, что случилось?!

Мужчины уставились на нее. Анна не выдержала и зарыдала.

— Анна?!

— Извините, — тихо сказала она, пятясь из кухни. — Я… В духовке кукурузный хлеб.

— Нэн!

Она резко захлопнула дверь и убежала в спальню. Анна бросилась ничком на постель, ослабев всем телом. Стефен ей солгал! Она от всего сердца поверила ему, а он обманул ее!

Вошел Стефен.

— Я не успел тебе сказать, Нэн, прости…

— Ты обещал мне!

— Это только спарринговый матч. Никого не покалечат.

Стефен нагнулся и поцеловал ее в волосы. Анна подняла голову и посмотрела на него. Он улыбнулся с надеждой и вытер ей щеки от слез.

— Тебе, кажется, получше…

— Нет, — ответила она. Горло сжимало горе. — Лучше я себя не чувствую. Ты обещал, что больше не будешь драться.

Она заметила, как по его лицу пробежала гримаса недовольства.

— Я согласился из-за О'Мэгони и дела.

Анна отвернулась.

— Дорогая, — Стефен наклонился и поцеловал ее в шею, положив руку на грудь.

— Не надо, — она оттолкнула его. — Я не хочу.

Стефен молчал.

— Пожалуйста, уйди!

Он немного помедлил и ушел, осторожно прикрыв за собой дверь.

Немного подремав, Анна почувствовала себя еще хуже. Она умылась и надела новую коричневую юбку и жакет. На кухне вся посуда была вымыта. Она проверила, как поднимается тесто для хлеба, и заставила себя съесть тарелку рагу. Потом надела соломенную шляпку с цветами и отправилась в отель «Святой Николай».

Она шла по шумным оживленным улицам, заполненным проносящимися мимо экипажами и кебами, быстро скачущими лошадьми, фургонами с товарами. Когда-то переход через Бродвей пугал ее до ужаса, а сейчас она, не обращая внимания, шла навстречу оглушительному грохоту и скрипу, кричащим извозчикам и нетерпеливым кучерам.

Оказавшись на тротуаре, она отряхнула запыленную юбку и присоединилась к пешеходам.

Она шла быстро, любуясь яркими флагами, вывешенными перед огромными витринами и большими многоцветными вывесками, висящими над тротуаром. Бродвей — сердце города, никогда не обманывал ее ожиданий. Тревога о Стефене немного утихла.

Идя на свидание, Анна не могла побороть чувства предвзятости. Ведь ее пригласила содержанка мужа миссис Смит-Хэмптон.

Просторное мраморное здание с зелеными венецианскими ставнями отеля «Святой Николай» выглядело более похожим на дворец, чем на гостиницу, Анна торопливо поднялась по ступенькам, пытаясь вести себя так, как если бы она жила здесь.

Там были мужчины в светлых костюмах, курящие тонкие сигары, — плантаторы с Юга, как говорил Стефен, занятые в бизнесе по табаку и хлопку; и мужчины с Запада — с медленной речью и в остроносых сапогах.

В большом вестибюле воздух загустел от табачного дыма. Анна огляделась. В глаза бросились диваны, обитые толстым плюшем, канделябры, плотные драпировки, расшитые золотом. Прогуливались сказочно одетые дамы — шуршала тафта, звенел смех. «Содержанки, — подумала Анна, — как миссис Синклер. Ох, они очень элегантны».

Она подошла к лестнице и, поднявшись на несколько ступенек, замерла — по лестнице спускался мужчина с широкой грудью, с жесткими черными прилизанными кудрями… Это был Били Мэси.

Матерь Божья! Ах, Святая Мария! Не может быть — Били!

Взгляд мужчины остановился на ней. Он назвал ее по имени. Медленно, как если бы он шел по стеклу, он спустился по ступенькам и подошел к Анне.

— Анна?! Ты ли это?

Анна сделалась бесчувственной, как если бы вся она целиком стала куском льда.

— Что ты тут делаешь, Анна?

— Я… Я пришла повидаться с леди, — шепотом объяснила она. — По поводу изготовления кружева.

Выражение лица Били прояснилось.

— А-а, ты все еще занимаешься этим?

Он не находил странным то, что она в Америке.

— А ты выглядишь дамой, Анна… А я теперь боксер, призовой боксер. — Били распрямил плечи. На его лице появилось самодовольное выражение мальчишки, хвастающегося перед своими дружками. — Я сменил имя… Здесь я Били Магири.

Анна была потрясена. Она вцепилась в балюстраду обеими руками, не обратив внимания, что на ступеньки упала ее рабочая сумка.

— Я боялся, что меня может схватить полиция, — объяснил Били. — Полиция и ты.

Он гордо поднял голову.

— Теперь это не имеет никакого значения. Сейчас я знаком с такими важными джентльменами как Бил Твид, Майк Уомием, Джон Кели… У меня есть друзья, которые живут в этом отеле.

Били немного помолчал, пристально разглядывая ее фигуру.

— Где ты живешь? Ты замужем?

Анна из-за слез видела все, словно через пелену. Ей хотелось кричать, наброситься на него с кулаками… Он вел себя так, как если бы они и не делили вовсе жизнь и постель…

— Я за тобой замужем. Он глуповато усмехнулся.

— Но, Анна, сейчас…

— Мне нужно идти, — она не могла больше выносить этого. — Мне нужно встретиться с миссис Синклер.

Она сделала шаг, Били схватил ее за плечо.

— Твоя сумка. Ты ее уронила. — Он поднял сумку на уровень ее груди… Он улыбался, лицо сияло от предвкушения. — Я тебя подожду здесь. Поговорим о прошедших деньках.

Он еще раз внимательно оглядел ее с ног до головы. По лицу Били всегда легко было читать, и Анна сразу же поняла о чем он думает. Она отвернулась, чувствуя тошноту.

— Боже мой, а ты очень мила, — сказал он, сжав ее руку. — Я тебя никогда не забывал.

Анна вырвала руку и понеслась по покрытой ковром лестнице.

Ей удалось выдержать беседу с миссис Синклер. Они разговаривали о кружевах, выбирая подходящую модель. Анна невольно отметила любезность своей клиентки, красоту ее необыкновенных волос, роскошь убранства комнаты.

Когда они пили чай, у Анны так дрожали руки, что она едва могла держать чашку. Мысли о Били заполнили все ее существо, не оставляя ни малейшей надежды.

Миссис Синклер заказала большой воротник и манжеты с узором в виде ягод смородины. Уходя, Анна попросила показать запасной выход из отеля.

На улице облака сгустились, пошел дождь. Она шла, как в тумане, чувствуя себя крайне опустошенной и одинокой.

Мужчины, стоявшие около «Эмирэлд Флейма», дотронулись до кепок и пробормотали приветствия. Анна попыталась улыбнуться им.

Поднявшись по лестнице, она вошла в квартиру. На кухне Пэги вынимала из духовки хрустящие булки хлеба. Она улыбалась; лицо разрумянилось. Дэйви прислонился к шкафчику, скрестив руки на груди, с довольным видом.

— А вот и Анна, — сказала Пэги. — Ну, как сходила?

Анна обвела глазами кухню, такую веселую и уютную… Ее охватила волна отчаяния. Неожиданно она услышала свой крик:

— Пэги, ах, Пэги!

Потом ноги подкосились, все потемнело вокруг — она упала и уже не слышала, как Пэги хлопотала вокруг нее, пытаясь поднять.

Она лежала на кровати. Над ней склонилась миссис Кэвенах.

— У вас небольшой обморок. Не волнуйтесь, это естественно в таком состоянии…

Анна смотрела на матовые стекла окон — по ним сползали струйки дождя.

— Стефен, — прошептала она.

— Он только что вышел, — сказала миссис Кэвенах. — Бедный… Перепугался до полусмерти. Он говорит, что вы слишком много работаете.

Анна закрыла глаза, пытаясь сосредоточиться на происшедшем. Ей так не хватало Стефена, его доброты, сильных рук. Но у нее нет больше на него прав.

— Вы нас испугали, — Пэги вытерла заплаканные глаза.

— Глотните-ка чаю, миссис Флин, и вам сразу станет лучше.

Анна мельком взглянула на миссис Кэвенах, а потом опять перевела взгляд на окно. «Били Мэси — это Били Магири, — подумала она. — Ах, Стефен, ты этого не выдержишь».

— Вам теперь нужно беречь силы, — сказала миссис Кэвенах. — Помните мои слова — крошка появится зимой.

Анна не сразу поняла, что имела в виду миссис Кэвенах.

— Ребенок?! — спросила она почти шепотом. — Не может быть!

Миссис Кэвенах лучезарно улыбнулась.

— Я в этом хорошо разбираюсь. Убейте меня, если я ошиблась.

Анна повернула голову на подушке. Ребенок! Это невозможно. Этого не может быть! Пэги дотронулась до плеча Анны.

— Успокойтесь…

По щекам Анны текли слезы. «Пожалуйста, господи, пожалуйста! Только не сейчас!»

— Оставь ее, Пэги, — сказала миссис Кэвенах. — Каждая женщина ведет себя немножко странно, нося свою первую беременность. Сейчас, миссис Флин, самое время поплакать. А я пришлю вашего мужа.

Анна резко выпрямилась и села.

— Не говорите ему ничего!

Миссис Кэвенах и Пэги переглянулись.

— Но он ваш муж!

— Мы не должны ему говорить, пока… Пока я не буду уверена.

«Боже мой, — с трудом соображала Анна. — Если у меня будет ребенок, он будет принадлежать ее мужу по церковному браку — Били. Она закрыла лицо руками и откинулась на подушки. — Ах, святое сердце Иисуса, сжалься надо мной!..»

— Нэн…

Стефен сел на кровать и обхватил руками ее лицо. Он внимательно вглядывался ей в глаза.

— Что тебя беспокоит, дорогая?

Он выглядел таким красивым, сильным. Он был ее опорой, ее истиной любовью… И вот она его теряет. Анна сжала дрожащие губы.

— Это из-за матча? — спросил он. — Я должен был сказать тебе. Видишь ли — ничего опасного там не будет для меня. Матч в перчатках, показательный. Никто не будет искалечен.

Она смотрела на него глазами, полными слез. Провела дрожащей рукой по контуру его губ, щекам…

— Что-то еще? Что, Нэн? — Морщинки вокруг глаз обозначились резче.

У нее не было сил сказать ему все.

— Я устала. Хочу спать.

Стефен Отвел прядь волос ей за ухо.

— Я с тобой сегодня не лягу, раз так. Тебе нужно хорошенько отдохнуть.

Анна с трудом сдержала «Нет!» Ей хотелось сжать руку Стефена и сказать ему, что больше всего на свете он ей нужен именно сегодняшней ночью. Но вместо этого она отвернулась к окну и прошептала:

— Да, так будет лучше.

На следующее утро Анна почувствовала, что из нее ушла вся жизненная сила. Она делала домашнюю работу, смущаясь от взгляда Стефена, кожей чувствуя его беспокойство.

Рори расшалился. Когда появились Карэны, все трое начали бегать и визжать по комнатам. Стефен вышел из себя и пригрозил выпороть их всех. Анна возразила, сказав, что пока она дышит, никто не посмеет прикоснуться к мальчикам.

Стефен встал из-за стола л вышел, громко хлопнув дверью. После этой сцены мальчики притихли, превратившись в ангелов. Анна с трудом сдерживала слезы.

Она посмотрела на милые лица мальчишек, на их торчащие скулы, на большие глаза, и крепко обняла сразу всех троих. Обнимая их, она чувствовал костлявые плечи и ребра. Кто их накормит, когда она уйдет?

Она отослала детей из кухни, убрала со стола. Одеваясь, она снова и снова обдумывала план, составленный ею ночью.

Она надела свою соломенную шляпку, взяла сумку и вышла из дома. Выбравшись на Бродвей, Анна села на омнибус и поехала в Греймерси-парк.

 

ГЛАВА XI

На обед Анна приготовила картофельные котлеты и холодную ветчину.

Сидя за столом, Эмет высмеивал Дэйви за небрежность, с которой тот наблюдал за утренней поставкой пива.

— Ты лучше приглядывай за ним, Стефен, — сказал насмешливо Эмет. — Если за всем в баре будет присматривать Дэйви Райен, салун за неделю превратиться в ничто.

— Ради Бога, Эмет, оставь его в покое, — сказал Стефен. — Ты через месяц нас покинешь. Беспокойся о другом, а не о дюжине бочонков с пивом.

Стефен посмотрел на Анну, поджаривающую котлеты на плите, и его беспокойство переросло в тревогу. Его беспокоил вчерашний кратковременный обморок и их обмен резкими словами, которые они сказали друг другу. Уже две ночи они не занимались любовью…

Он поднялся со стула и подошел к ней, забирая из ее рук нож.

— Присядь, давай я тебе помогу.

Анна устало улыбнулась. Выражение ее лица было отстраненным. Это так всех поразило, что на кухне повисло молчание. Даже Моуз перестал есть и уставился на нее.

Анна была душой компании, собравшейся за столом. Когда ссорились Эмет и Дэйви, она мирила их. Именно она удерживала мальчишек от их проделок и вызывала у Моуза редкую улыбку. Она указала Пэги на хорошее в Дэйви… Но сегодня Анна не проронила почти ни слова.

— Заканчивайте, — сказал Стефен. — Я хочу, чтобы вы нас оставили одних. Посмотрите на Анну — мы ее переутомили.

— Нет, все в порядке, — запротестовала Анна.

— Анна обещала нам дать деньги на мороженое, — сказал Рори.

— И не думай об этом. Уходите! Сейчас же!

— Я им обещала, Стефен, — Анна подошла к баночке для мелочи на шкафчике.

Она взяла несколько монеток и раздала мальчикам. Затем, к удивлению Стефена, расцеловала близнецов в обе щеки.

— Будьте хорошими мальчиками, — сказала она. Потом положила руки на густые черные волосы Рори и тихо добавила: — Ас тобой, радость моя, мне нужно поговорить. Но не сейчас…

Мальчики стрелой выскочили за дверь. Дэйви, Эмет и Моуз, смущенно шаркая, двинулись к двери, толкая друг друга, недовольные тем, что надо уходить.

Когда за ними закрылась дверь и шаги затихли на лестнице, Анна повернулась и посмотрела Стефену в глаза.

— Стефен, присядь.

Он почувствовал недоброе. Она собирается его оставить из-за этого проклятого показательного матча с Магири! Боже мой, он может отменить матч. К черту О'Мэгони. К черту все!

Стефен поставил сковородку на плиту, налил кружку пахты и тут же забыл об этом. Он огляделся вокруг в поисках работы, пытаясь оттянуть момент, когда Анна скажет то, что должна сказать.

— Стефен, пожалуйста.

Лицо Анны было бледнее полотна, — жизнь ушла из него.

— Я вчера видела Били Мэси в «Святом Николае». Это были не те новости, которых он ждал. Он с облегчением перевел дух.

— Ты уверена? Может, это был кто-то, кто на него похож?

— Я не ошиблась, — сказала Анна, не сводя с него глаз. — Мы говорили с ним.

Боже! Что она хочет этим сказать? Что она должна вернуться к Мэси? Чувство вины потянет ее назад?

— Не беспокойся, Нэн, — сказал он. — Я им займусь. Что-нибудь придумаю…

— Он теперь носит имя Били Магири. Когда он уехал из Ирландии, то взял другую фамилию.

Стефен уставился на нее, лишившись дара речи. Он не верил своим ушам.

— Он о нас не знает, — сказала Анна. — Мы с ним расстались до того, как он стал задавать вопросы.

Глаза Анны наполнились слезами.

— Я не могу здесь остаться. Я нашла комнату на Четвертой улице. Это респектабельный пансионат. Миссис Смит-Хэмптон его рекомендовала.

Все тело Стефена похолодело. Он мог только сидеть и смотреть. Потом пришла боль, разрывая его на куски.

— Я пыталась убежать от прошлого, Стефен. Мы оба… Но оно нас разыскало…

Он повернул голову к окну — сияло солнце, виднелись крыши домов. Но он ничего не видел, кроме Магири и Анны. Этот огромный, тупой, как бык, мужик с его прекрасной Нэн. Он оглядел кухню, где все было сделано ее руками, но на нее не мог взглянуть.

Его пристальный взгляд остановился на столе, на аккуратно накрахмаленной белой скатерти…

— Я попрошу Дэниса Лоулера отвезти твои вещи.

Анна снова заговорила. Стефен слышал ее, но смотреть на нее не мог. Он уговорил себя принять ее прошлое, пытаясь понять, через что она прошла. Но она… Она лежала с Магири! Безликий абстрактный муж оказался ни кем иным, как Били Магири. Его охватило отвращение.

— Я поговорю с Рори. Попытаюсь все объяснить… Четвертая улица всего за несколько кварталов отсюда, так что он может часто ко мне приходить. Ты не будешь возражать?

Он пожал плечами. Какое это имеет значение?

— Били найдет меня рано или поздно. Наверняка все разузнает о нас. Но тогда я буду сама по себе. И тебе не нужно будет отвечать ни за что.

Стефен сжал голову. Господи, она все что-то говорит… Почему она не заткнется?! Ее здесь не должно быть! Господи, как она мне надоела, сделай так, чтобы она ушла!

— Скажи что-нибудь, Стефен, — прошептала Анна чуть слышно.

Он встал и молча вышел из кухни. Стефен спустился в спарринговую комнату — полдюжины мужчин крутились вокруг ринга, разговаривая и покуривая. Они окликнули его, но он не услышал.

Бар был полон постоянными клиентами. Стефен подошел к стойке. Мужчины приветствовали его, поднимая кружки.

— Добрый день, Стефен!

— Этот Дэйви Райен ничего… Ты хорошо сделал, что взял его сюда…

Стефен заставил себя усмехнуться. Хлопнул говорившего по спине.

— Всем доброго здоровья! — крикнул он.

Как хорошо побыть иногда в мужской компании. Женщины хороши только для постели — поиграй с ней и забудь. Его ошибка была в том, что позволил бабе под шкуру залезть, внушив мысль, что он ее любит.

Он резко повернулся к стойке и крикнул:

— Бармен!

Подбежал Дэйви с белым полотенцем в руке.

— Шеф?

— Виски.

— Стефен, здесь сейчас, как в аду. Мне не до шуток.

— Виски, черт тебя побери совсем! И поскорее! Дэйви обеспокоенно вытаращил на него глаза:

— Вы разыгрываете меня. Вы же не пьете!

— Что должен сделать человек, чтобы его обслужили в собственном заведении?

В салуне повисла тишина. Дэйви со стуком поставил перед ним бутылку и стакан.

Стефен наполнил стакан доверху и опрокинул в себя. В желудке разлилось тепло. Снова налил и снова выпил.

— Скажи, чемп, что происходит?

Рядом с ним стоял Джил, положив руку ему на плечо.

— Заткнись, Джил, пей!

— Стефен…

— Слушать тебя не хочу. Пей, если хочешь, только со мной не разговаривай!

Стефен вглядывался в зеркало позади стойки, на лимоны и стеклянную посуду, на большие бутылки шампанского. Он думал, как это будет, если все это разбить сейчас?!

— Не нравится мне это, чемп.

Стефен допил виски в стакане и налил еще.

— Ради Бога, Джил, выпей! Подошел Эмет и. взял его за руку.

Стефен вырвался, уставясь на Эмета, пытаясь сфокусировать свое внимание на нем.

— Знаешь, в чем твоя трудность, юный Эмет? Ты не любишь своих соотечественников. Ты ожидаешь, что они такие же умные, как и ты, а они просто люди — со своими слабостями и недостатками, но и не без достоинств. Они все здесь сопляки, вроде нашего Дэйви. И ты их не освободишь, пока не полюбишь. Если ты не полюбишь нашего Дэйви, ты не сможешь их освободить. — Он остановился, забыв, что хотел сказать.

— Боже мой, — сказал Джил. — О чем это он толкует?

Эмет улыбнулся:

— Да, Стефен, я понял, что ты имеешь в виду. Еще одну порцию?

— Еще? — спросил Дэйви недоверчиво.

— Он сейчас отключится, и мы отведем его наверх.

Стефен отодвинул стакан и бутылку.

— Убери, я не хочу отключаться!

— Я приведу Анну! — воскликнул Дэйви.

Услышав ее имя, Стефен перегнулся через стойку и схватил Дэйви за рубашку, подняв его над полом.

— Если приведешь ее, я тебя убью!

Дэйви побледнел. Кто-то прошептал:

— Моуза… Приведите Моуза…

Стефен поднял руки.

— Нет, нет… И не думайте. — Слова застревали на языке. Он собрал лицо в улыбку и повернулся к Дэйви: — Извини, парень.

В салуне царило молчание. Несколько человек улыбались, другим было не по себе.

— Извините меня, парни… У меня есть неотложное дело… Личное.

Стефен пошел к выходу, стараясь идти прямо. Но это было труднее, чем он думал. Он толкнул дверь и тихо сказал:

— Очень обяжете, если не увяжетесь за мной… Повторяю — дело личное.

Он вышел на улицу. Спиртное притупило его чувства, хотя дикие мысли в голове были совершенно ясными. Он должен найти Магири и убить его. Если Магири умрет, он больше не будет мужем Анны. Безупречная логика. Так безупречна, что из Стефена брызнули слезы. Он вытер глаза и направился на Чэсем-стрит.

Он пересек Брум и отправился на Вязовую улицу. По дороге он еще выпил виски в каком-то салуне и неожиданно вспомнил рассказ Анны о том, что случилось с ней в задней комнате при магазине. Ему было ненавистно об этом думать, но он не мог выбросить это из головы. Он достал носовой платок и вытер слезы. А ведь она была совсем маленькая девочка… Господи помилуй! Полуголодная маленькая девочка…

Он навалился на стойку бара и попросил еще порцию виски. Когда Стефен уходил из салуна, владелец магазина, изнасиловавший Анну, в его уме перемешался с Били Магири. Ему казалось, что они оба насиловали Нэн и оба заслуживают смерти.

Когда он подошел к «Большому Шестому», едва держался на ногах. Он оглядел салун, пытаясь сфокусироваться на чем-то неподвижном.

Он слышал, как Дмими Хэгерти сказал:

— Матерь Божья! Да это же Флин…

И тогда он разглядел Магири, прислонившегося к стойке бара с пенящейся кружкой у локтя. Магири улыбался, разговаривая с парнями из своей шайки. Эта улыбка привела Стефена в ярость.

Он сжал пальцы в кулаки и ударил по стойке бара.

— Магири! — взревел он. — Я собираюсь тебя убить!

Стоя на коленях в спальне, Анна складывала кучки белого льна и кружева в сундучок. Больше она ничего не возьмет из дома Стефена — только то, что принесла — кружева и несколько нарядов. Книги своего отца она отдала Рори. Лучше пусть они будут у него — листать их самой только печалиться.

Она приняла единственно правильное решение. Комната, которую она сняла у миссис Тати, была чистая и хорошо освещенная, но крошечная. Но Анна была благодарна, что у нее есть хоть какое-нибудь пристанище. Хозяйки пансионов, расположенных в таком благородном районе, как Четвертая улица, обычно не сдавали комнат женщинам-ирландкам, но миссис Смит-Хэмптон послала записку с похвальной рекомендацией, аттестуя достойное поведение Анны.

«Стефену нелегко было согласиться, — подумала Анна. — Его приговор был написан на его лице, когда я рассказывала ему о Били». Это же выражение у него было и на корабле, когда она созналась, что замужем, — недоброе, со сжатыми губами.

Вспоминая Розу, ее целомудрие и чистоту, он наверняка сравнивал ее с Анной, падшей женщиной, которой все попользовались.

Она поднялась и подошла к туалетному столику, остановившись понюхать маргаритки и купальницы в горшке. После всего, что ими вместе было пережито, ей горько было до боли снова увидеть на его лице выражение оскорбленного самолюбия. Она чувствовала себя опустошенной.

— Анна! — Это был Дэйви. Он был возбужден, лидо покраснело. — Анна, что-то происходит со Стефеном!

— А что он сделал?

— Он напился. — Голос Дэйви возвысился до дрожи. Он огляделся — куча одежды, открытый сундук. — Что это ты делаешь? Почему пакуешь вещи? Что случилось?

Анна устало смотрела на него:

— Сядь, Дэйви, я тебе все расскажу.

Кулак Магири ударил его в голову, ослепив ярким красным светом. Другая рука опрокинула его на стойку бара. Кулак ткнул ему под дых, выбив из него дух вон. Ноги Стефена подогнулись, его прямо прибило к стойке, широко раскрытого для ударов, которые сыпались отовсюду. Боли он уже не чувствовал, только толчки, когда кулаки врезались в его плоть и кости. Он слышал яростные крики мужчин, ощущал вкус крови. В горле росла тошнота, ему хотелось упасть на колени, чтобы услышать крик «Время!». Но это был не призовой матч с рефери и с судьями… Здесь все решает Магири.

Магири схватил его за перед рубашки и поволок вдоль стойки.

— Она твоя жена? Ты сукин сын, Флин!

Стефену очень хотелось, чтобы он перестал говорить об Анне. «Любимая Нэн, — думал он. — Я за тебя умру. Я за тебя уже умираю…»

Магири отпустил его, и Стефен упал навзничь. Он лежал, мечтая о ней. Невзирая на крики Магири, на удары его башмаков, он думал об Анне, стыдливой и полной страсти в его объятиях… Анне, целующей Рори… Анне ворчащей… Анне улыбающейся…

Он отполз в сторону. Он любил ее. Он надеялся, что она знает об этом… Непроглядная темнота поглотила его.

Анна стояла в дверях спальни, дрожа от страха. Стефен пошел к Били. Он напился и ушел к Били!

А сейчас Дэйви пошел за Стефеном — спасать его. «Я найду его, — сказал он. — и приведу обратно. Вот увидишь!»

Дэйви хочет быть героем. Дэйви! Анна собралась с мыслями. Били в Дублине убил парня в драке из-за девушки… Как плохо, что Стефен пошел к нему! А Дэйви?! У него мускулы наращивались, только когда он помогал женщинам стирать.

Анна сбежала по черной лестнице и ворвалась в салун. Не обращая внимания на изумленные взгляды завсегдатаев, она поискала в сумрачной комнате знакомые лица.

— Джил! — закричала она. — Ох, Эмет, Моуз! Стефен пошел к Били Магири, а Дэйви побежал к нему на помощь. Сделайте что-нибудь!

Холодная вода лилась на лицо.

— Стефен! Стефен!

Он открыл глаза и попытался сфокусировать зрение. Но не мог ничего разобрать, кроме копны рыжих волос.

Вторая порция воды окончательно привела его в чувство. Он судорожно вздохнул, приходя в себя, и попытался сесть. Лицо Дэйви обвисло от ужаса. Здесь был и Магири, глядевший на Стефена с отвращением. Стефен поднялся на локтях и тяжело заморгал, пытаясь снять шум в голове, пытаясь согнать пелену с глаз.

— Ты имел мою жену, Флин! — закричал Били. — Мою жену!

— Ты — ублюдок! — Дэйви сжал кулаки и кинулся на Магири. Били ткнул кулаком, и Дэйви полетел кувырком. Он ткнулся в бочонок, сшибая на пол кружки с пивом.

Один из головорезов Били поставил Дэйви на ноги и сильно толкнул в сторону другого бандита. Они играли с ним, как с тряпичной куклой, пихая его туда и обратно, тыча в голову, толкая в плечи. Компания умирала от смеха. Дэйви пытался отбить удары, на лице был написан ужас.

С большим трудом Стефену удалось подняться на ноги. Он пригнулся к полу, как зверь перед прыжком! Магири хохотал над Дэйви, когда Стефен ударил его головой в низ живота. Били схватился за живот обеими руками и зарычал от боли. Как только он выпрямился, Стефен выбросил ногу и нанес удар, который, казалось, приподнял Магири над полом. Его кулак попал под подбородок, отбросив голову Били назад. Били покачался минуту-другую и упал с грохотом.

Общая суматоха в зале затихла. Компания перестала забавляться с Дэйви и столпилась вокруг Били, ворочающегося на полу.

Стефен старался держать равновесие, но комната вздымалась и падала, как палуба корабля, от чего в желудке поднималась тошнота. Сквозь боль и тошноту до него дошло, что он все еще пьян.

— Матерь Божья, Флин, — сказал кто-то. — Я думал, ты помер.

Мужчины помогли Били подняться. Он сплюнул кровь и вытер рот. Глаза горели ненавистью.

— Я вызываю тебя на призовой матч, Флин! Голова у Стефена болела адски: виски и удары

Били сделали боль пульсирующей.

— Не могу, — сказал он, пытаясь восстановить дыхание. — Я не могу драться — меня Анна убьет.

Мужчины захохотали, пока Били не бросил на них тяжелый взгляд.

— Да ты спятил, Флин! Спятил!

Стефен схватился за стойку и поискал глазами Дэйви.

— Ведь так, Дэйви? Ведь убьет, если я буду драться?

Избитое лицо Дэйви отекало на глазах.

— Анна уходит. Она пакует вещи.

Стефен прижал руку к глазам — ему очень захотелось заплакать. Конечно, она уйдет. Он хотел, чтобы она ушла. После всего, что она сделала, он не сможет к ней прикоснуться. Он глубоко вздохнул, что прозвучало, как рыдание, и оттолкнулся от бара. Стефен заковылял к Дэйви, ударяясь об людей, которые направляли его движение. Он обхватил Дэйви за шею.

— Отведи меня домой, Дэйви. Отведи старика домой.

— Мы не закончили, Флин! — прокричал Били. — Мой вызов ты увидишь в газете! Если ты откажешься, все увидят, что ты струсил!

Стефен тяжело навалился на Дэйви.

— Ну, не проклятье ли? — сказал он. — Она замужем за Били! Боже, ты только подумай — я спутался с женой Магири!

 

ГЛАВА XII

На Гран-стрит они встретили Моуза с Эметом и Джилом, которых сопровождала группа постоянных посетителей «Эмирэлд Флейма».

Увидев Моуза, Стефен был рад, что они не успели зайти в «Большой Шестой» салун. Шайка Магири застрелила бы его…

— Кажется, у вас неприятности, чемп? — спросил Моуз, подходя ближе.

Стефен наклонился к нему, ощущая головокружение с тошнотой и ужасную печаль.

— Я уже для этого слишком стар, Моуз.

— Неправда. Вот сейчас мы доставим вас домой и почистим…

— Наша Анна замужем за Магири. Ты это знаешь? Моуз положил руку Стефена на свое плечо:

— Да, я слыхал.

В «Эмирэлд Флейме» мужчины помогли ему подняться по черной лестнице на кухню. Стефен повалился на большое легкое кресло и застонал от боли — внутри все было разбито.

Моуз обмыл губкой его лицо и грудь. Кто-то опустил разбитый и окровавленный кулак Стефена в соленую воду — сильнейшая боль сотрясла все его тело. Флин попытался вырваться, но Моуз держал его крепко.

— Вы только сидите тихо, чемп, — сказал Моуз.

— Черт вас всех побери! О Боже, — Стефен заскрежетал зубами — вода жгла руку, как кислота.

— Завтра вам будет немного лучше…

Пальцы Моуза ощупывали Стефена, пытаясь определить, сломаны ли кости.

— Кажется, Магири мне все сломал. Господи, он чуть не убил меня… Думал, что уже умер.

Моуз усмехнулся:

— Нужен еще один Магири, чтобы вас свалить, чемп.

Стоя в дверях, Анна наблюдала, как Моуз промывал избитое и опухшее лицо Стефена, его заплывшие глаза. Моуз расстегнул промокшую от пота рубашку Стефена и проверил его торс, на котором были следы от кулаков и башмаков Магири. Кровь засохла у него на груди, рука была вся разбита. Когда Стефен начал ругаться, Анна вышла в коридор; у нее болело сердце. Она прислонилась к стене, прислушиваясь к мужским голосам.

До ее плеча дотронулся Эмет.

— Через какое-то время ему будет лучше. Моуз сказал, что все цело, ничего не сломано…

— Благодарю вас, Эмет.

Анна была благодарна ему за его сочувствие, и, более того, она была благодарна, что он вообще с ней разговаривает. Наверняка они считают, что все, что случилось со Стефеном, случилось по ее вине.

К ней подошел Джил. Он был, как всегда, изрядно пьян.

— Ваш муж крепок, как старый ботинок!

— Я замужем за Били!

— Я это знаю, мой ангел.

— Я ухожу от Стефена. Буду жить сама по себе. Джил похлопал ее по плечу.

— Это ничего не изменит. Как только он придет в себя, он захочет вас вернуть.

— Не думаю…

Джил отодвинулся и взглянул на нее.

— Я могу на это поставить. Он пошел в «Большой Шестой» и дрался из-за вас с Магири!

— Ах, Джил! Это было не из-за меня… Это из-за его самолюбия'— вы же это знаете. Он никогда мне не простит, что я принадлежала Били. Он постоянно сравнивает меня с Розой, а я никогда не смогу стать такой, как она.

Джил удивленно округлил глаза:

— Он покончил с Розой, когда нашел вас.

Анна вздохнула, сильно желая, чтобы это было правдой.

— Я знаю Стефена, ангел мой. Мы проехали вместе страну вдоль и поперек… Я написал книгу о Стефене… Более того — я написал книгу об обоих ваших мужьях…

Анна закрыла лицо руками:

— Ах, какую кашу я заварила!

— Били — хороший боец, — сказал Джил, — но как человека я всегда выберу Стефена.

У Анны не было больше сил слушать Джила.

— Извините. Мне нужно проститься с Пэги и ее матерью…

Анна рассказала Пэги и миссис Кэвенах о своих планах уехать сначала на Четвертую улицу, а затем и вообще из Нью-Йорка. Миссис Смит-Хэмптон предлагала ей уехать в Олбени. Там Анна сможет найти массу заказчиц для своих кружевных изделий.

Лицо миссис Кэвенах выразило неодобрение.

— Сейчас не время вам оставлять мистера Флина. Вы ждете ребенка. Скажите ему об этом, и тогда вы останетесь жить с отцом ребенка.

— Родившийся ребенок будет принадлежать Били Магири, — ответила Анна. — Он мой муж по церковному браку.

Миссис Кэвенах грустно вздохнула:

— Тогда вам лучше ничего не говорить о ребенке. Пока не говорить…

— Мы еще твердо не знаем, есть ли ребенок, — добавила Пэги, вытирая заплаканные глаза.

— Ребенок есть, тут сомнений не может быть, — сказала миссис Кэвенах. — Пэг, обслужи покупателей. Пойдемте, миссис Флин, я приготовлю вам чаю.

Только Анна присела в заставленной кухне миссис Кэвенах, как в магазин вбежал Рори.

— Миссис Кэвенах! Миссис Кэвенах! — Он выглядел обезумевшим от горя, волосы встали дыбом, узенькая грудь вздымалась. Он увидел Анну и бросился к ней: — Что-то случилось с моим папой. Эмет не пустил меня наверх.

Анна повернулась на стуле и раскрыла объятия.

— Иди сюда, радость моя. Не волнуйся! Скоро твой папа придет в себя.

Стефен устроился в большом легком кресле и попросил оставить его одного.

Стефену неприятно было вспоминать, каким дураком он выставил себя перед друзьями, лепеча и плача об Анне, как влюбленный мальчишка. Сейчас с ним все в порядке, слава Богу. Когда Эмет сказал, что Анна переезжает на Четвертую улицу и, видимо, скоро уедет вообще из города, Стефен принял новости спокойно. Анна не имеет больше к нему никакого отношения. Он уверен, что деньги у нее есть, к тому же он пошлет парней из спарринговой комнаты следить за ней, пока она не уедет из Нью-Йорка. Лучше, если кто-то будет находиться около нее, в случае если Магири решит обидеть ее.

Стефен оглядел кухню — грязная посуда на столе, крошки и грязные следы ботинок на когда-то сверкающем чистотой полу.

Ему надо найти какую-нибудь женщину, чтобы приглядывала за ним и Рори…

Он встал и очистил стол здоровой рукой. Правый кулак в бинтах болел ужасно. После боя кулаки всегда болели, но так сильно еще ни разу.

Стефен прошел в спальню и зажег лампу. Вещи Анны были упакованы. Он взглянул на цветы на туалетном столике, цветы, которые он ей принес… Анна говорила, что любит, когда ночью пахнут цветы…

Неожиданно он вспомнил, как однажды утром проснулся уже твердый, как пика, желая ее, а она решила украсить его маргаритками… И он позволил ей это сделать, хотя чувствовал себя глуповато и чертовски нетерпеливым, лежа с большим, как жизнь, членом, с маргаритками между ног. Анна говорила, что он красив, как майский столб. А потом она так сладко вознаградила его за терпение, что он едва не потерял сознание от наслаждения.

Стефен отбросил воспоминания и сел на кровать. Он взглянул на часы — половина третьего. Он тосковал по Рори. Хотел пойти к миссис Кэвенах и забрать Рори домой, но понял, что лучше не пугать парнишку своим видом.

Он побрел назад на кухню, думая об Эмете. У него не будет ни минуты покоя, пока Эмет и оружие благополучно не прибудут в Килкенни, пока все в свои руки не возьмет Пэди Мак-Карси.

Стефен опустился в легкое кресло, стеная от боли. Со временем все войдет в свою колею, уговаривал он себя. Будущее кажется мрачным только потому, что сейчас ночь и он чувствует себя таким больным и слабым.

Он закрыл глаза и попытался заснуть. Сквозь дремоту он услышал звон разбитого стекла. Он прислушался — бьют стекло! Господи! Салун! Стефена как током ударило — кровь побежала быстрее. Он вскочил и как можно быстрее направился к черному ходу. Он пытался бежать, но искалеченные ноги, казалось, не двигались, а ползли. Он ухватился за Перила и с трудом сполз вниз.

— Моуз! — закричал он. — Дэйви! Господи, они разнесут помещение!

Моуз, Эмет и Дэйви выскочили на площадку, моргая со сна, застегивая на ходу брюки, и побежали вниз по лестнице.

Страдая от боли, Стефен с трудом пересекал спарринговую комнату, слыша грохот дубинок по дереву. Войдя в салун, он просто взвыл — битое стекло покрыло весь пол; сукно на бильярдном столе изрезано и порвано; повсюду валялись сломанные стулья.

В шайке было шестеро. Даже при тусклом свете одного фонаря можно было распознать парней Магири с напомаженными волосами, в расстегнутых куртках… Они, как звери, скалили зубы. Стефен увидел Сусанну — переполосованную по всей длине, с проткнутыми сосками, — и его гнев превратился в бешенство, снявшее боль как лекарство.

Стефен схватил обломок стула и стукнул, но удар получился слабым. Он проклинал свою слабость, беспомощный при защите себя и своих людей. Он увидел Дэйви с окровавленной головой, шатающегося около стойки; Эмета, растянувшегося на полу.

В углу он увидел Моуза. Все люди Били собрались вокруг него, все шестеро, сопя и молотя кулаками, пиная ногами. Стефен бросился в эту кучу, пытаясь нанести удар забинтованным кулаком. Это вызвало такую боль, что комната вздыбилась, ноги подогнулись. Он упал на пол, сильно ударившись плечом.

Когда он кое-как поднялся, Стефен понял, что они не за ним пришли. Магири приказал им сохранить его для матча. Главная задача шайки — спровоцировать его на матч, разгромив салун, и порадовать себя дракой.

Они прижали Моуза к стене, нанося удары кастетами. На лице Моуза были кровь и изумление, потом он обмяк и начал сползать, но они поднимали его и продолжали бить. Стефен, превозмогая боль, двинулся к ним, размахивая куском стекла, который едва удерживал в дрожащей руке. Вдруг он увидел нож. Лезвие блеснуло прямо перед лицом Моуза. Стефен бросился вперед, взвыв от ярости и ужаса. В этот самый момент он услышал неожиданный грохот, и один из людей Били взвизгнул.

Мгновенно стало тихо. Запах пороха медленно заполнил ноздри. Грохнуло второй раз, и люди Магири ринулись к двери, волоча раненого собрата.

Стефен развернулся и увидел стоящего за стойкой Дэйви, с вытаращенными глазами и с лицом, обвисшим от страха, сжимающего кольт двумя руками. Рот Дэйви .шевельнулся, но никакого звука не было слышно. Вдруг глаза его закрылись, и он исчез за прилавком.

Стефен пробрался по разбитому стеклу к Моузу. Флин наклонился к нему, морщась от боли, и нащупал пульс на шее Моуза. Пульс был сильным: слава Богу, его не порезали. Лицо вспухло, кровь текла из разбитого носа и изо рта, но уши были бледными, что было хорошим признаком.

Стефен позвал Эмета, тот с трудом пытался встать.

— Принеси сюда фонарь!

Стефен проверил грудь и ребра Моуза, потрогал лицо. Нос был сломан; возможно, они разбили ему и челюсть. Ребра, наверное, тоже покалечили, но он был жив. Моуз открыл глаза — блеснули белки под отеками. Он что-то пробормотал. Стефен наклонился ниже.

— Прости, чемп…

Стефен положил руку на голову Моуза и посмотрел на Эмета.

— Собери мужиков. Мы отнесем его к твоей матери. Пошли Дэниса за доктором Финли. И дай мне кольт. Им может прийти в голову вернуться и прикончить нас.

Как только Эмет ушел, Стефен устроился у стены рядом с Моузом, держа револьвер между колен. Бок горел огнем — кто-то из шайки Магири, видно, его приложил, хотя он никак не мог вспомнить.

Он оглядел помещение — все было разбито и сломано. У него нет выбора — только драться с Били, не из-за Анны и не из-за этого, конечно.

— Я встречусь с Били на ринге, Моуз.

Моуз пошевелился и застонал:

— Для этого у вас нет повода… Не надо.

— Я на ринге не умру, Моуз, — сказал Стефен. — Обещаю тебе…

Была глубокая ночь, но Анна не могла заснуть. Она лежала с Рори на узкой кровати Эмета в маленькой, заставленной комнате над магазином миссис Кэвенах. Эмет освободил им кровать, сказав, что ляжет с Дэйви. Все были удивительно добры к ней.

Она погладила Рори по голове. Она думала о том, как помочь пройти ему тяжелое испытание разлуки. Рори никак не мог поверить, — что она замужем за Били Магири. Она пыталась объяснить ему необъяснимое — что жизнь выкидывает такие жестокие штуки, что судьба проявляется в странных обличьях. Она убеждала его, что он не должен терять веру и впадать в отчаяние. Стефена он никогда не потеряет, утешала она его.

Выслушав ее, Рори сказал, что хочет спать.

Вдруг Анна услышала встревоженные голоса на лестнице, плач Пэги. Сердце Анны наполнилось страхом. Она лежала не двигаясь, не смея шевельнуться. Случилось что-то страшное!

Тихо, чтоб не разбудить Рори, она выскользнула из постели. Накинув халат, она вышла в слабо освещенный коридор и, прислушавшись, услышала голоса мужчин, доносившиеся из кухни. И среди них был голос Стефена.

Он здесь! Живой! Анна прислонилась к стене и благодарно помолилась, все время думая, что не надо с ним встречаться. Но уже была на ступеньках. Она беззвучно подбежала к кухне с колотящимся сердцем.

Миссис Кэвенах смывала кровь с лица Моуза — он был жестоко избит. Ее глаза встретились с глазами Стефена. Он поднялся и медленно поковылял к ней.

— Люди Магири, — пояснил он, уводя ее в коридор. — Они разгромили салун. Пытались убить Моуза.

Анна судорожно сглотнула:

— Не может быть! Как они посмели?!

— Сейчас придет доктор…

— Он должен осмотреть и тебя. — Анна взглянула на заплывшие глаза Стефена, разбитые губы, на забинтованную руку, испачканную свежей кровью. От вида всего этого ее затошнило, и она неожиданно почувствовала гнев — на Стефена, на Моуза, на Били и всех мужчин с их бесконечными драками, с их войнами и восстаниями. Споры мужчин ничего не дают, кроме сердечных страданий, женщинам и детям.

Взглянув на лицо Стефена, она вспомнила, что ссора между ним и Били произошла из-за нее.

— Прости меня, Стефен!

Он спокойно прислонился к стене, не сводя с нее глаз.

— Ничего страшного — помещение мы скоро приведем в порядок.

— Это из-за меня…

— Нет, Нэн. Он хочет призовой матч. А это способ меня спровоцировать.

— Боже мой! Стефен! Не соглашайся драться после всего, что он с тобой сделал!

Стефен закрыл глаза.

— Ради Бога, не начинай все сначала… Не сейчас. Анна с трудом взяла себя в руки.

— Я поговорила с Рори.

Стефен кивнул и отвел взгляд в сторону, как если бы ему было больно.

— Эмет сказал, что ты хочешь уехать из Нью-Йорка…

— Да. Я собираюсь в Олбени, как только закончу работы для леди. Миссис Смит-Хэмптон говорит, что у меня там будет много работы… Она даст мне рекомендацию.

Он глубоко вздохнул:

— Пока ты здесь, один из моих парней будет охранять тебя.

— Ах, какая глупость.

— Все будет, как я сказал. Пришел доктор — мне надо идти. А ты отправляйся спать.

— Но может понадобиться моя помощь! Стефен и покачал головой:

— Пэги и миссис Кэвенах справятся без тебя. Он повернулся и ушел.

Она не нужна им больше — ни Пэги, ни Дэйви, ни Эмету с Моузом! Из-за Били Магири она им стала чужой!

Стефену не давал покоя вопрос: что делал Магири в отеле «Святого Николая»? У него не могло быть там женщины.

Женщины, живущие в этом отеле, принадлежали самым богатым людям Нью-Йорка — иностранным бизнесменам и дипломатам. Стефен почесал лоб и подумал о любопытстве Били по поводу миссии Эмета, его предположений об оружии.

Ах, он так много думал все эти дни… Когда с ним была Анна, со сном не было проблем. Просыпаясь после ночи, проведенной с ней, он чувствовал себя так, как если бы умер и воскрес. Сейчас в глаза как песка насыпали…

Стефен поднялся с постели и пошел на кухню. В легком кресле лежал, растянувшись, Дэйви, усердно храпя. После драки в «Большом Шестом» Дэйви всюду сопровождал его и даже спал рядом. Он гордился своей храбростью и стрельбой по бандитам. После того как он спас жизнь Моузу, он завоевал уважение всей округи, включая и Эмета.

Дэйви завоевал также и Пэги. Приходя из салуна, Стефен часто заставал их с очень виноватым видом на кухне.

Наблюдая за смущенными любовниками, он вспоминал Анну и свою любовь…

Стефен сел за стол и оглядел кухню. Казалось, сто лет прошло, как она сидела напротив него и рассказывала про Магири…

Неожиданно он услышал какой-то шум — в дверях стоял Рори, взъ-ерошенный после сна, голые ноги виднелись из-под ночной рубашки. Стефен указал на Дэйви и приложил палец к губам.

Парнишка переживал тяжелые времена — и Анна ушла, и отца так отделали. Стефен пытался поговорить с ним, но Рори уклонялся от разговора. Он все больше молчал последнее время.

Стефен поставил Рори между колен.

— Как насчет того, чтобы поехать с Эди и Майком в Хобдукен на бейсбольный матч?

Рори уныло пожал плечами.

— Скажи, дружище, когда ты будешь прежним? Ты ведь не можешь всегда быть в таком плохом настроении, правда?

У Рори задрожал подбородок.

— Тебе все равно, что Анны здесь нет, — сказал он укоризненно. — Ты о ней никогда не говоришь и думать забыл.

Стефен мягко сжал плечи мальчика: — Анна ушла. Ничего тут не поделаешь, и не надо об этом говорить!

По щекам Рори хлынули слезы.

— Но мне так не хватает ее, папа!

— Ты видишь ее почти каждый день…

— Но это совсем не то!

— Эх, дружище, — Стефен попытался прижать мальчика к себе. Но Рори вырвался и выбежал из кухни.

Проживание на Четвертой улице дало все условия для работы. У Анны была чистая комната, масса времени и никаких помех. Она сделала большой воротник и манжеты для миссис Синклер и почти закончила болеро миссис Смит-Хэмптон и кружевной жакет для мисс Кэмберуел. Среди приятельниц леди пошла молва о ее искусности, принесшая еще заказы.

Но на душе было тревожно — она ужасно беспокоилась о Рори. После обеда он прибежал в пансион и сидел возле Анны в ее комнате, пока она занималась рукоделием. Он почти перестал улыбаться.

Анна часто угощала его мороженым и пирожными. Но это мало помогало — мальчик был хмур и задумчив.

Что касается Стефена… Она о нем ничего не слышала. Один из молодых людей, тренирующихся в спарринговой комнате «Эмирэлд Флейма» всегда был поблизости. Парни держались на незначительном расстоянии, сопровождая ее куда бы она ни пошла. Когда она смотрела на них, они прикладывали руку к кепке, приветствуя ее.

В день, когда Анна пошла к врачу, ее сопровождал Моуз.

Доктор провел осмотр и объявил, что все идет как надо и причин для беспокойства нет. Зимой она должна родить.

Выйдя на улицу, Анна увидела Моуза — он перегнулся через забор из кованого железа и не отрываясь смотрел на цветущий сад.

Анна поправила перчатки и подошла к нему:

— Красиво… Сейчас ты меня сопровождаешь?

Моуз даже не повернул головы.

— Этот сад очень красив.

У него был забинтован нос, но все остальное, казалось, заживало.

— Каждый день меня кто-нибудь сопровождает, — заметила она. — Мне это надоело.

Моуз смущенно дотронулся до забинтованного носа:

— Мы только выполняем приказы чемпа.

— Ладно, не волнуйся. Я могу сама о себе позаботиться. Так и передай Стефену.

Она быстро пошла от него прочь. Моуз легко догнал ее:

— Он не хочет, чтобы с вами что-то случилось…

— Ничего со мной не случится.

— Миссис, я должен вам рассказать что-то. Анна резко остановилась.

— Что такое?

Моуз переминался, уставившись на тротуар. Выражение его лица обеспокоило Анну.

— Моуз?!

— Он собрался на бой с Магири… Послал уже вызов в газету…

Анна прижала руку в перчатке ко лбу. Несмотря на слова Стефена, она не верила, что до этого дойдет.

— Помилуй нас, Господи! Он собирается себя убить!

— Я пытался ему это объяснить, но он не слушает. Даже Джилу это не нравится, он говорит: брось это. Он не такой уж сильный, как был. Магири его сильно покалечил. — Он посмотрел на Анну умоляюще. — Миссис, даже я могу его высечь, если сильно напрягусь…

Анна почувствовала смешанное чувство гнева и страха. Кончится ли когда-нибудь это сумасшествие?!

— Миссис, возвращайтесь, — тихо сказал Моуз. — Вы всем нам очень нужны. И чемп вас послушает.

Анна никогда не слышала, чтобы Моуз говорил так настойчиво и так долго. Сам факт, что он подошел к ней, означал очень многое, — Анна отвела взгляд, пытаясь прогнать от себя видение Стефена, избитого и окровавленного, в памяти промелькнуло лицо парня, убитого Били… Ее глаза встретились с глазами проходившей дамы, которая взглянула на Моуза неприязненно.

— Я не могу вернуться, Моуз, ты это знаешь… Я замужем за Били, и Стефен не хочет, чтобы я вернулась.

— Это неправда. Он хочет… Только сам не знает об этом. И эти мальчишки… — Моуз покачал головой с сожалением. — Они бегают совершенно дикими без вас. Недавно брали Рори в те конюшни, где женщины дерутся без одежды. Слыхал, как они толковали…

— Ах, нет! — Анна прижала ко рту руку.

— А еще они собираются пойти в эту крысиную яму, если не ходили уже. Пэги говорит — они сами дьяволы. Я мог бы их выпороть, да от этого добра не будет. Порка никогда никому не впрок.

Анна покрылась испариной от волнения. Она вынула платочек и промокнула лоб.

— Возвращайтесь, миссис.

Анна беспомощно развела руками:

— Я не могу вернуться. Ты же знаешь — не могу. Но я скажу Рори, что обо всем этом думаю. И Стефену — тоже. Это все, что я могу сделать, Моуз.

 

ГЛАВА XIII

Рори пристально и мрачно смотрел на стаканчик со взбитыми сливками.

— Пэги говорит, чтоб Эди и Майк больше не приходили к нам…

У Анны перехватило дыхание.

— Вот как?!

— Она сказала, что мы уголовники и нас нужно отослать в исправительный дом.

У Анны упало сердце. Ей нужно хотя бы разок поговорить с Пэги…

— Пэги была не в настроении, Рори. Уверена, она так на самом деле не считает.

Но Анна боялась, что именно так и думает Пэги.

— Эти толстокожие мальчишки заслуживают порки, — часто говаривала Пэги. — И этот Рори тоже не лучше.

Рори закинул голову и уставился в потолок, украшенный золочеными завитушками.

— Мы недавно забрались на крышу и стали кидать яйца. Пэги стукнула нас и сказала, чтобы Карэны больше не приходили.

— Ах, Боже мой! — воскликнула Анна, испуганная тем, что мальчики принялись за такие проделки. — Рори, как вы могли! Ты же знаешь, что этого не следует делать!

— Эди и Майк на доках стащили кое-что… Медные ручки они продали. А еще они подобрали сигары с земли и курили их, — вызывающе добавил он.

— Твой папа знает об этом? Он знает о воровстве? Рори забарабанил пятками по ножкам кресла.

— Это не воровство. Это проворство.

— Нет, это такое же воровство, — сказала жестко Анна. — И я не хочу, чтобы ты в нем участвовал. Я не хочу, чтобы ты брал в рот грязную сигару, и мне не нравится, как ты стал разговаривать — грубо, как уличный мальчишка. Что бы сказала твоя бабушка, если бы узнала, чем ты занимаешься?

Рори пожал плечами и поковырял пирожное.

— Послушай меня, Рори Флин. В душе ты хороший мальчик, а кроме того — счастливый. Ну, как же, посмотри: у тебя все есть — прекрасное место, где ты живешь, папа, который тебя любит, много еды… Эти Карэны ведут себя так, потому что они бедные и у их родителей нет времени учить их отличать хорошее от плохого. Это ты должен сделать их лучше, а не они сделать тебя хуже. Ты меня слышишь?

Рори вздохнул:

— А ты не можешь вернуться? Я так хочу, чтоб все было, как раньше!

— Ты же знаешь, что не могу, радость моя. Я тебе говорила уже миллион раз это!

— Почему ты вышла замуж за Били Магири? Почему ты все нам испортила?

— Тише, успокойся! Когда я вышла за него замуж, я не знала, что повстречаюсь с тобой и твоим папой.

Она хотела погладить Рори по голове, но он увернулся от ее руки. Анна нахмурилась.

— Я поговорю с твоим папой.

— Моему папе все равно, что я делаю. А о тебе он не говорит даже. Он забыл тебя!

Забыл! Она отказывалась в это верить. Но с другой стороны… Что она ожидала, скажите на милость? Ладно, все к лучшему. Сейчас ее жизнь пойдет так, как она планировала до встречи со Стефеном. Она будет спокойно делать кружева. За исключением того, что ей придется растить Стефенова ребенка… Неожиданно она вспомнила сильные, добрые руки Стефена, его любовь…

— Мне так не хватает моей бабушки! И моего дяди Пэди…

Страдальческий вопль Рори заставил Анну опомниться. Мальчик обмяк в кресле, слезы висели на густых длинных ресницах.

— Ш-ш, Рори, — Анна вытащила носовой платок и вложила ему в руку. — Твоя бабушка умерла, но дядя Пэди пишет тебе очень часто. Он тебя не забыл.

Она пригладила ему волосы — мальчик не отодвинулся.

— Я хочу уехать домой. Анна погладила его по лбу:

— Через минуту, радость моя. Ты еще будешь есть пирожное?

— Да не в этот дом, — фыркнул Рори. — Я хочу домой в Килкенни, в Ирландию…

Стефен поставил чашку на стол и мельком взглянул в коридор, чтобы убедиться, что Рори пошел спать. Он наклонился над столом к Джералду Шоу.

— Так что вам удалось выяснить?

Шоу проглотил кусок торта с каштанами, испеченного Пэги, и промокнул усы салфеткой.

— На пятом этаже живет содержанка второго секретаря.

— Боже мой! — воскликнул Стефен. — Это она встречается с Магири?

Шоу покачал головой и улыбнулся:

— Мой дорогой Флин, не думаете ли вы, что содержанка чиновника консульской службы ее величества будет иметь дело с невежественным ирландским призовым боксером?

Стефен пропустил замечание, никак на него не отреагировав.

— Он не спит с ней: он использует ее для контакта. Магири — информатор. Я в этом уверен.

Шоу был крайне удивлен.

— Через нее Магири передает информацию о Комитете О'Мэгони, — объяснил Стефен.

Шоу зашевелил усами:

— Дорогой Флин, я могу понять ваше расстройство по поводу этого дела с Магири и вашей женой, но вы далеко заходите, делая из него шпиона.

— Черт возьми, Шоу, узнайте, приходит ли Магири с информацией!

Лицо Шоу искривилось протестующей гримасой.

— Плохое обращение и плохие манеры, как я понял, — это два ваших главных приобретения в Америке.

Стефен потер лоб. Никогда он не чувствовал себя таким задерганным. Эмет должен отплыть через десять дней, и до того, как он отправится, Стефен должен установить, известно ли англичанам об этом деле. И если известно, то что. Кроме того, он был занят ремонтом салуна, заключал соглашения по поводу матча с Магири, и все это тогда, когда он старался добиться хороших бойцовских показателей. Газеты ссылались на «определенную даму», стоящую за вызовом Магири, что приводило его в ярость. И как если бы этого было мало для беспокойства, Рори начал плохо себя вести. Пэги каждую минуту жаловалась на его поведение.

— Простите, Шоу. За эти дни я просто сильно вымотался.

— Это заметно.

Взяв шляпу и трость, Шоу поднялся.

— Хорошо. Из-за чувства симпатии к вам, Флин, я, так и быть, разузнаю все, что смогу. Но хочу вам дать совет — побеседуйте со своей женой. Она должна знать о политических пристрастиях Магири.

— Нет, — возразил Стефен. — Я не буду ее впутывать в это.

Он старался не думать об Анне и уж определенно не хотел бы с ней разговаривать. Он не мог дождаться, когда она покинет город. Тогда ему будет легче забыть ее навсегда.

— Она знает Магири лучше, чем кто бы то ни был, Флин!

Стефен стукнул кулаком по столу:

— Черт побери! Я же сказал — нет!

Но уже выкрикивая это, он знал, что Шоу прав. На следующее утро он заговорил об этом с Рори.

— Когда ты увидишься с Анной, дружище?

Рори поднял глаза от овсяной каши, которую сварил Стефен.

— Сегодня после обеда.

— Я хочу с ней поговорить.

Рори широко улыбнулся:

— Она возьмет меня и Эди с Майком в Бэтери-парк. Ты ее попросишь вернуться домой, да?

Внезапная радость Рори ударила Стефена как пощечина. Он отвел глаза.

— Она назад не вернется. Лучше к этому привыкнуть.

Рори опять плюхнулся на стул.

— Мы ведь отлично справляемся, — сказал Стефен, пытаясь говорить весело. — Я на тебя рассчитываю — ты поможешь мне тренироваться для победы над Магири?

Рори изо всех сил сжал губы, пытаясь остановить слезы.

— Ну что ты, дружище? — спросил Стефен. — Ты же хотел, чтобы я дрался, разве нет?

— Я только одно хочу — чтобы вернулась Анна.

Перед тем как ехать в Бэтери-парк, Стефен поработал около часа в спарринговой комнате с Моузом, потом принял душ, побрился и надел темный костюм и белоснежную рубашку. Причесывая, щеткой влажные волосы перед зеркалом в спальне, он увидел, что синяки посветлели, перемешавшись со всеми шрамами и отметинами. Несмотря на эти улучшения, выглядел он неважно. Лицо было таким уставшим, как если бы из него ушла жизнь. Он это и на ринге почувствовал — тяжесть в руках и ногах, потеря интереса. Стефен лихо натянул кепку набекрень, как если бы хотел тем самым поднять свой дух, и направился к лестнице.

Бэтери-парк был темнистый и гостеприимный. Стефен прогулялся немного по дорожкам, поглядывая на сверкающий под солнцем залив, утыканный парусами.

Неожиданно он вспомнил, как была напугана Анна, прибывшая в Нью-Йорк, и как он был доволен, что она согласилась жить с ними. Теперь казалось, что было бы лучше, если б он позволил ей тогда уйти.

Скоро он увидел Рори и мальчишек Карэнов, висящих на ограде и наблюдающих за телегами, из которых выгружали мусор и строительные отходы для расширения парка. Анна сидела на скамье, листая журнал. У нее были новая соломенная шляпка с желтыми и розовыми цветами и бледно-желтый зонтик, который она держала в руке.

Стефен подошел поближе:

— Привет, Анна.

Она мельком взглянула на него. Губы у нее раздвинулись, и Стефену показалось, что глаза радостно блеснули. Анна быстро опустила голову. Стефен почти физически ощутил, как сквозь него протекло тепло — тепло и желание, сожаление и отчаяние — все чувства, которые он так старательно пытался подавить в эти прошедшие несколько недель. Он должен был остановить себя, прежде чем его рука коснулась Анны.

Она заняла себя складыванием зонта.

— Рори сказал, что ты должен прийти, — спокойно сказала она. — Садись.

Стефен сел. Ее вид вызвал в нем приступ одиночества, граничащего с отчаянием.

— Ты отлично выглядишь, — заметил он. Это было явное преуменьшение. Анна цвела — ее кожа светилась; волосы излучали красновато-коричневое сияние. Она выглядела так, как если бы по ее жилам бежал солнечный свет.

Подул ветер, и Анна придержала шляпку. Полы жакета разлетелись в стороны, и Стефен увидел, как упираются ее груди в шелк блузы. Заныло сердце. Он припомнил, какая она сладкая, какая податливая и беспомощная, когда он ее ласкает. В какое-то мгновение Стефен даже хотел умолять ее вернуться.

Анна поправила шляпку и неодобрительно посмотрела на него:

— А ты выглядишь неважно.

— Магири меня просто выпорол, — ответил Стефен, пытаясь пошутить.

— Поэтому ты собираешься снова драться. — Ее голос был переполнен укоризной.

Стефен уставился взглядом в землю.

— Не заводи все сначала.

— Мне все равно, если ты себя хочешь искалечить, — сказала она. — Давай, вперед! Не думай о своем здоровье, не думай о Рори…

Стефен потер ладони о колени:

— Я не хочу с тобой ссориться, Анна.

Она ничего не ответила. Стефен смог только почувствовать, как она наблюдает за ним, задумавшись. «Интересно, что она сейчас чувствует ко мне?!» — спрашивал себя Стефен. Он с трудом сбросил оцепенение и вспомнил, зачем пришел.

— Я хотел спросить тебя о Магири… — сказал он, заставляя себя взглянуть на нее. — Расскажи мне, как он относился к политике.

— Почему тебя это интересует?

— Мне нужно знать, Нэн.

Она сжала губы и задумалась.

— Били политика никогда не интересовала. Он был лишен всякой лояльности к любому, за исключением себя.

— Говорил ли он что-нибудь о восстании сорок восьмого года?

Анна покачала головой:

— Он ругал людей, которые возглавляли восстание. По его мнению, они были дураками, которые проиграли.

«Весьма типично для Били, — подумал Стефен. — Быть или на стороне победителей, или ни на чьей стороне».

— А что-нибудь о лояльности к монархии он говорил?

Анна выглядела озадаченной.

— Этого я не помню. Зачем это? Что это тебе даст? Стефен пожал плечами. Не было никакого смысла

Анну посвящать во все.

— Он не пристает к тебе?

— Нет. Его, должно быть, нервируют парни, которые следят за мной по твоей просьбе. — Голос Анны стал звонче. — Когда ты собираешься их отозвать? Я устала от них…

— Я хочу быть уверенным в твоей безопасности, дорогая.

Анна отвела взгляд. А Стефен только спустя мгновение сообразил, что сказал. Он так часто называл ее «дорогой»… Лицо Стефена залила краска.

— Ты знаешь, Рори сейчас очень подавлен, — сказала Анна, все еще несмотря на него.

— Бой его развеселит. Он будет помогать мне тренироваться.

Анна повернулась к нему, сжав кулачки.

— Ради Бога, Стефен! Разве ты не знаешь, что чувствует твой сын?! Он не хочет, чтобы ты дрался с Магири. Он не хочет, чтобы ты вообще с кем-нибудь дрался.

— О чем это ты, черт возьми, толкуешь?

— Рори увидел, что Били сделал с тобой. Он знает, что случилось с Моузом… Он боится, что если ты станешь драться, то станешь калекой, как Хэмер. Или… тебя убьют. Это будет невосполнимая потеря для него. Он перепуган до смерти. Уверяю тебя!

«Не может быть! Она ошибается! Рори всегда хотел, чтобы я дрался», — пронеслось у Стефена в голове.

— Ты говоришь чепуху. Рори всегда умолял меня продолжить драться. Ему просто не хватает тебя — вот единственная причина его раздражительности.

— Не хватает меня! Да он видит меня почти каждый день. Я ему уделяю внимания даже больше, чем ты. Ведь ты почти не поднимаешься наверх!

— Помолчи минуту! — прервал ее Стефен. — Нам с Рори вместе очень хорошо. Он приходит в спарринговую комнату, когда захочет. Совсем недавно я брал его на игру в баскетбол…

— Он этого не говорил… Стефен, но я знаю, что он чувствует. Он боится тебя любить, потому что боится тебя потерять.

— Он меня не потеряет. Я сейчас, правда, не в лучшей форме, но, даст Бог, буду. И вот тогда я высеку Магири.

— Ты не можешь знать, как все будет, — возразила, рассердившись, Анна. — Ты не понимаешь, насколько ты близок к тому, чтобы закончить, как Хэмер Моурэн.

Стефен словно ослеп от гнева.

— Это ты настраиваешь его против меня!

— Господи! Проявляю капельку внимания и уже сразу настраиваю сына против отца! — возмущенно воскликнула Анна. — Спасибо за все.

Чувства, обуревавшие Стефена, менялись так быстро, что невозможно было проконтролировать их. Что, если он потеряет Рори, своего единственного сына?! Что, если Анна права и Рори уже его не любит? Внезапно Стефен понял, что загнан в угол. Его охватила бессильная ярость.

— Ты так сильно о нас с Рори заботилась, что оставила нас.

Она уставилась на него, не веря своим ушам.

— Как же я могла остаться, если я замужем за Били? Ты хотел, чтобы я ушла из твоей жизни, — продолжала Анна укоризненно. — Ты это ясно дал понять… Неужели ты думаешь, что я не понимаю, что ты меня все время сравниваешь с Розой?!

— Не упоминай ее имени!

— Я знаю, что у тебя на сердце, Стефен… Тебе хотелось такую женщину, как Роза, в матери для сына и в хозяйки дома, а вот меня ты хотел иметь в постели.

— Черт тебя подери! Не желаю больше ничего слышать об этом!

— Все твои нежные словечки, которые ты мне шептал в постели, ничегошеньки не стоят, если ты не можешь смотреть на меня, когда я рассказываю тебе свое прошлое. Не думай, что я этого не видела. И вообще, как ты мог уйти без единого слова, когда я так страдала?!

— А ты чего ждала? Ты замужем за Магири, да ради Бога! Ты была в его постели! Ты помнишь хоть это?!

Синие глаза Анны потемнели от гнева.

— Он был моим мужем, и я с ним свои брачные обязанности выполняла. Но потом, через несколько лет, я пришла к тебе. Я на все пошла, уверовав, что это правильно и хорошо, потому что я тебя полюбила. Я с тобой жила, Стефен! С тобой грешила! А что от тебя получила за это?! Твое презрение за то, что я недостаточно добродетельна!

Стефен поник головой. Она убивает его — правдой, ложью ли, но убивает… Он ничего уже не понимал. А особенно свои чувства к ней. Возможно, она права — он хотел ее только для постели, всегда сравнивал с Розой… Может быть. Но одно было несомненно — он никогда не примирится с печалью потери. Единственный выход — заглушить ее яростью и бешенством на ринге. Боже мой, да ему этот бой просто необходим. Это единственное, что его может спасти!

Стефен с усилием поднялся. Он посмотрел сверху на недовольное лицо Анны, на ее сухие, гневные глаза… Потом повернулся и ушел.

Тихо закрыв за собой дверь, Анна вошла в пансион миссис Тали. Навстречу ей встала хозяйка:

— Вам письмо, миссис Флин.

Анна взяла конверт дрожащими пальцами. Это наверняка от Стефена! Может, он хочет опять с ней встретиться?

Шепча молитву, она распечатала конверт. Взглянула на подпись, и сердце ее оборвалось. Письмо было написано детскими каракулями Били. Она пробежала его, морщась от грамматических ошибок.

«Анна, — писал Били. — Я не хачу биспокоить тебя в тваем дому. Поэтому прашу — приходи встреть миня в устричную на углу Бауэри и Принс. Я хачу сказать тебе нечто важное и папросить кой о чем что отменит нашу женитьбу. Ни биспокойся тибе ничего не будет. Твой муш Били (Мэси) Магири».

Анна перечитала письмо еще раз. Потом сложила письмо и засунула обратно в конверт. Устричная — безопасное место для встречи, решила она. Били никогда ей не навредит. За все месяцы, что они прожили вместе, он ни разу на нее руки не поднял.

Она взглянула на маленькие золотые часики — было половина восьмого. Парни Стефена должны были разойтись по домам: им и в голову не могло прийти, что она куда-то отправится на ночь глядя.

Она открыла гардероб, вынула легкую шаль, надела шляпку и быстро спустилась по лестнице.

Анна быстро достигла своей цели. Она спустилась по каменным ступеням в подвал. Внутри царил полумрак, толпились люди. Били сидел в одиночестве в одной из дальних кабинок. Перед ним стояла гора устриц и выпивка со льдом. Увидев Анну, он вскочил, поспешно вытирая рот салфеткой.

— Я так рад, что ты пришла, Анна! — воскликнул Били, пристально разглядывая ее с ног до головы. — Я не был уверен, что ты придешь…

Анна села на стул и внимательно посмотрела на Били. На вид он был крепкий и румяный, блестели его кроткие волосы; воротничок чистый, а пиджак очень хорошо вычищен.

— А как ты узнал, где я живу? — спросила она неожиданно.

Казалось, ее вопрос прозвучал для Били оскорбительно.

— Я не такой тупой, как вы все думаете. Где ты живешь, я уже знал, когда ты еще вещи складывала. У Флина есть шпионы, которые за тобой следят, но и у меня они тоже есть…

Анна посмотрела на свои руки, сложенные на коленях, и почувствовала внезапную боль воспоминаний. Били всегда беспокоило мнение окружающих о его умственных способностях. Она подумала, что, возможно, его желание самоутвердиться посредством силы было способом возместить свою умственную ограниченность.

— Ну, так о чем ты хотел со мной говорить? — спросила она, не отрывая глаз от его лица.

Били молчал. Он смотрел на нее голодным взглядом, которым всегда смотрел перед тем, как повалить ее на кровать.

— А ты отлично выглядишь, Анна, — наконец сказал Били. — Еще красивей стала…

— Послушай, прекрати! Только напрасно время тратишь на комплименты.

Били положил на стол руки. Они были большими и неуклюжими, как у Стефена, но не так сильно изуродованы.

— Я хочу забрать тебя…

— И ты думаешь, что я вернусь к тебе после всего, что случилось?!

Он сжал кулаки:

— Я могу тебя забрать. Могу украсть, если добром не пойдешь!

— Даже так…

«Он хвастает, — подумала про себя Анна, — словно маленький мальчишка».

— Но я так не сделаю… Ты хорошо, сердечно ко мне всегда относилась — комнату в чистоте держала, кормила меня с дружками, да и, как положено жене, удовлетворяла потребности мужа.

Анна терпеливо ждала продолжения.

— Я в своей жизни только единственную глупость сделал — тебя бросил. — Били какое-то время вглядывался в стол, потом мельком взглянул на нее. — Хочешь Флина, Анна?

Анна окаменела, готовая ко всему.

— Стефен Флин никогда не сможет быть моим мужем…

— Я могу тебя освободить… И тогда мы будем квиты.

Анна прищурилась. Кажется, Били не шутит.

— Ты что, попом заделался, что ли?! Били покраснел:

— У тебя всегда был злой язык, Анна! И мне это никогда не нравилось.

— А ты думаешь, мне понравилось, когда ты украл у меня все деньги и оставил меня в чем мать родила?! — воскликнула Анна. — Или ты думаешь, мне хочется быть связанной с мужем, который отказался от меня? А может быть, ты думаешь, мне нравятся твои сказки о свободе, когда тебе точно известно, что мы связаны по гроб жизни?!

Били сгорбился над столом и пробежал жесткими пальцами по буквам, вырезанным на столешнице.

— А что, если я скажу тебе, что мы никогда не были женаты по-настоящему?!

Анна вытаращила на него глаза.

— Я скажу, что ты рехнулся! Я стояла у алтаря перед отцом Руни и повторяла клятву, ты делал то же самое.

— Послушай! Мы на самом деле не женаты!

— И ты пригласил меня сюда, чтобы сказать это! Послушай, я могу устроить скандал — ты отвлекаешь меня от работы своей глупой болтовней.

Анна встала, собираясь уйти. Били поднял глаза:

— Не уходи, Анна…

— Это почему же?

— Присядь на минуту, пожалуйста… Я еще тебе кое-что хочу сказать…

Анна помедлила. Он умолял ее. Странно, чтобы Били был так расстроен.

Вздохнув, она опять села за стол.

— Говори, но только быстро.

— Мне нужна кое-какая информация…

— Какая информация?

— Об оружии.

— Об оружии? — переспросила Анна, изо всех сил стараясь оставаться спокойной.

— Ну, ты знаешь, оружие для Ирландии…

Анна вспомнила расспросы Стефена в парке. Теперь все понятно! Анна почувствовала, как кровь застыла в жилах.

— Я… Я не знаю ничего ни о каком оружии.

— Ты с ним жила. Не лги. Ты не можешь не знать. — Глаза Били пристально рассматривали ее.

— Не знаю, — Анна изо всех сил пыталась найти какой-нибудь выход. Как же помочь Стефену? Но в голове было пусто.

— Я знаю, что они посылают в Ирландию оружие. О'Мэгони и его шайка… Мне нужно только узнать, когда уйдет корабль и где он пришвартуется. Помоги мне, Анна. Если ты мне поможешь, я освобожу тебя и отдам все, что когда-то взял у тебя… И даже больше.

Шпион! Били был шпионом. Анна быстро соображала. Что ей делать? Ох, что же она должна сказать?!

— Как я могу тебе что-нибудь рассказать о том, чего не знаю?! Дай мне немного времени, Били. Я попытаюсь узнать…

Он нетерпеливо скривился.

— У меня нет времени. Они хотят знать сейчас — корабль может уйти из порта.

— А почему ты это делаешь? Били глуповато ухмыльнулся:

— Те, кто задает много вопросов, много и платят… Анна была ошеломлена:

— Деньги? Ах, Били!

— Сейчас я стал богачом, но они не позволяют мне отойти — все еще требуют информации. Если я это не сделаю, они все расскажут О'Мэгони и меня убьют.

— Ты продавал англичанам секреты? Как ты мог!

— Для меня это не имеет значение. Это ирландское дело… А я никогда не сочувствовал восстанию.

— Да… Ты не сочувствовал…

— Поможешь мне узнать об оружии? И я освобожу тебя, Анна. Клянусь! А еще и заплачу.

Анна выскользнула из-за стола.

— Я узнаю то, что ты хочешь, — сказала она с уверенностью в голосе.

Били облегченно усмехнулся:

— На тебя всегда можно было рассчитывать.

Он достал из кармана свою визитную карточку и подал Анне:

— Пошли телеграмму, и я с тобой встречусь. До скорого, Анна!

Анна смяла карточку в пальцах:

— Доедай устрицы, Били. Тебе следует наращивать силы для боя.

 

ГЛАВА XIV

Устричная находилась всего за несколько кварталов от Брейс-стрит. Анна повернула за угол улицы Бауэри и Брейс-стрит и побежала по направлению светящихся желтым светом окон бакалеи миссис Кэвенах. Дверь была распахнута навстречу летнему воздуху. Внутри несколько покупателей, опершись о прилавок, проводили время за выпивкой и болтовней.

Когда Анна вошла, они удивленно выпрямились.

— Боже, это же миссис Флин! — воскликнула удивленно миссис Кэвенах.

— Мне нужно увидеть мистера Флина, — сказала Анна, поздоровавшись.

Наступило долгое молчание. Потом один из мужчин сказал:

— Пойду приведу его, миссис, — и устремился к двери.,

Улыбаясь, вышла из задней комнаты Пэги.

— Анна. Мне показалось, что я услышала ваш голос.

— Сейчас должен прийти муж миссис Флин, чтобы ее увидеть, — сказала миссис Кэвенах. — Последи за магазином, Пэги.

Она положила руку на плечо Анны и повела ее в кухню. Мельком посмотрев на живот Анны, она спросила:

— Хорошо себя чувствуете? Анна улыбнулась:

— Хорошо.

— Завтра вечером будем провожать нашего Эмета. Он скоро уезжает. Если вы придете — окажете нам честь.

Глаза миссис Кэвенах наполнились слезами. Анна схватила ее за руку и успокаивающе пожала.

— Сердце матери всегда с сыном. Сейчас я должна буду уйти отсюда, — сказала Анна. — Я не смогу вернуться, даже из-за нашего Эмета. Но я повидаюсь с ним сама и пожелаю ему счастливого пути.

Миссис Кэвенах вытерла слезы и высморкалась.

— Без вас улица стала не той, миссис Флин. Без вас и муж потерянный, и Рори. Он без вас неизвестно что вытворяет.

Анна опустила глаза. Слова миссис Кэвенах сильно задели ее, трудно было сдерживаться:

— Сейчас все это уже в прошлом.

— Так не должно быть. Все в округе только и думают о вас. Мы не судим: мы не святее папы. Вы можете вернуться, миссис Флин, и никто даже глазом не мигнет.

Анна крепко обняла миссис Кэвенах.

— Вы добрый друг для нас всех. Спасибо вам за это. Тут появился Стефен. Он встал в дверях, огромный, как медведь, в свете лампы волосы золотились. Он выглядел таким красивым и печальным!

— Я только что виделась с Били, — сообщила она, как только миссис Кэвенах отошла. — Ему нужна информация об оружии.

Какое-то время Стефен молчал, лицо его было непроницаемо как камень. Когда он заговорил, его глаза глядели угрожающе:

— Он не трогал тебя?

— Нет.

— Упаси Бог, Анна, — сказал он, возвысив голос. — Я говорил тебе…

— Он не сделал мне вреда! Мы только разговаривали.

Плечи Стефена обвисли. Он опустился на кухонный стул, широко разбросав ноги; одну руку положил на стол. Выражение лица, не изменилось, и он все еще глядел на нее.

— И что он сказал, ну?

Анна передала беседу так, как помнила. Когда она замолчала, Стефен задумался:

— Это хорошо, что он спрашивает.

— Он же шпион? — воскликнула Анна. — Как это может быть хорошо?

— Я подозревал, что он шпионит. Сейчас есть доказательство. А его вопросы говорят о том, что они не знают подробностей. Эмет может уезжать, и никто не удивится — ни здесь, ни там.

Анна приняла его доводы.

— И что ты будешь делать?

— Когда увижу, что Эмет отбыл, тогда займусь Били.

Все еще собираешься с ним драться? — чуть не спросила Анна.

— А что мне ему говорить?

Стефен почти сполз со стула, потер лоб так, будто у него болела голова.

— Ничего. Больше с ним не встречайся. — Он взглянул на Анну: — А что он имел в виду, что вы женаты не по-настоящему?

— Врал он все, вот так. Били скажет что хочешь, лишь бы добиться своего.

— Ты в этом уверена? Анна вздохнула:

— Стефен, я была там, когда мы давали клятву.

Он едва заметно улыбнулся и поднялся. Он подошел к ней, остановившись совсем близко, — дыхание стеснилось; она почувствовала ток сильного желания.

— Что ж, отвезу тебя домой, — предложил он.

— Не надо. Я возьму кеб. Но я хотела бы увидеть Эмета, попрощаться с ним.

— Я его отослал, и Дэйви тоже. Дэйви не хватает твоей стряпни, всегда жалуется, что еды ему не хватает.

— Ах этот Дэйви! — И она улыбнулась Стефену.

Выражение его лица внезапно изменилось. Он уставился на нее со странным видом, что-то поразило его — как если бы он увидел привидение. Он было открыл, рот, но казалось, лишился дара речи.

— Стефен? Что?..

И прежде чем Анна договорила, он повернулся и выскочил из комнаты.

— В самом деле, миссис Флин, это недопустимо — джентльмен вызывающий вас так поздно ночью. Вы отлично знаете, что мы запрещаем джентльменам вызывать наших дам…

— Пожалуйста, миссис Татл. — Анна пыталась . обойти хозяйку, которая бесстрастно стояла перед ее дверью. — Это чрезвычайные обстоятельства. Я просто уверена в этом. Видите ли, произошла неприятность.

Миссис Татл отступила в сторону, слагая с себя ответственность, но с неодобрением:

— Свое отношение я миссис Смит-Хэмптон высказывала, но она заверила меня, что вы совершенно не похожи на обычный ирландский элемент, миссис Флин. Совершенно не такая…

Последние слова миссис Татл Анна уже не слышала, потому что она понеслась к лестнице. Пришел Стефен! Он, должно быть, пришел забрать ее домой…

Анна остановила себя. Ах, как она могла такое подумать и даже этого желать — после всего, что она сказала и сделала, после всего, что он ей наговорил? Скорей всего, он пришел только из-за ее встречи с Били.

Анна перешла на шаг и спускалась по ступенькам, уже помрачнев.

Стефен стоял посередине скучной, крошечной гостиной. Он посмотрел на нее с отчаянием. Анна почувствовала, что от страха по спине поползли мурашки.

— Стефен, — смогла она только прошептать, — что, ради Бога, случилось?

Казалось, он вот-вот расплачется:

— Рори.

У Анны сердце упало.

— О, Боже!

— Он ушел… Убежал.

— Убежал! — Анна обмякла от облегчения, прижав к сердцу руку. Слава тебе, Господи, подумала она, слава тебе, что пощадил мальчонку, что он не умер. — Ты напугал меня до смерти.

— Я все обыскал. — Голос Стефена звучал хрипло. — Дэйви, Моуз, Эмет, все парни ищут. Он неизвестно где: ни у Карэнов, ни у Пэги, ни здесь. Я даже к Били ходил, он ничего не знает. — Стефен обескураженно провел пальцами по лицу. — Я его весь день не видел. И не беспокоился до вчерашнего вечера. А сейчас уже почти десять.

Анна жестко спросила у него:

— А почему ты не пришел ко мне раньше?

— Дэйви приходил уже сюда раньше, но хозяйка сказала, что его не видела. — Взгляд Стефена уперся в пол. — Я сказал, чтобы тебя не беспокоили.

Анна закипела, но осталась в рамках приличий.

— Пропал Рори, и ты не хотел меня беспокоить? Стефен безнадежно развел руками:

— Ты считаешь, что я не обращаю на него внимания. Я не хотел, чтобы ты на меня набрасывалась.

Посмотрев ему в лицо, Анна увидела, что силы его иссякли. Он был потерян и не имел понятия, что теперь делать.

— Так я настолько для тебя тяжела, Стефен? Он попытался улыбнуться:

— Да, ты не из легких, Нэн. И с тобой никогда не будет легко.

Печаль в его голосе — это для Анны было чересчур. Она подошла к нему, обняла его за пояс, положила голову ему на грудь, страстно желая, чтобы он успокоился.

— Удивительно тогда, как ты меня так долго терпел.

Большие руки Стефена погладили ее по волосам.

— Вытерпел с тобой? — Он издал пустой смешок. — Без тебя. Я не знаю, как дальше прожить.

В его голосе была усталость, будто он перестрадал потерю, которую вынести невозможно и которая слишком утомила его, чтобы продолжать бороться. Было так, как если бы он все годы боролся с судьбой на кулаках и всегда выигрывал. Сейчас потерял сына и снова надо сражаться.

Анна обняла его крепче:

— Стефен, прости, я так виновата перед тобой. Его пальцы скользнули с ее волос на спину. Он крепко прижал ее к себе. Она почувствовала в его теле дрожь.

— Помоги мне, Нэн. Помоги мне найти моего мальчика.

Кухня была полна народу. Сборище по проводам Эмета превратилось в поисковую партию. О'Мэгони был здесь с какими-то мужчинами, которых Анна не знала, и Дэйви с Эметом, и Моуз, и другие мужчины из соседства. Они облазили весь город, выглядывая и расспрашивая, но безрезультатно.

Пэги и ее мать заняли себя кухонной плитой, помешивая и переливая, наполняя чашки и тарелки.

— Рори — бедный маленький драчун, — сказала миссис Кэвенах Анне. — С тех пор как вы ушли, у него дня счастливого не было.

Пэги сердилась:

— Это все мальчишки Карэны. Я знаю, они в этом замешаны.

Анна тоже так думала. Она пошла в комнату Рори, открывая и хлопая ящиками, порылась в одежде, пересчитывая, чего не хватает: нескольких рубашек, нижнего белья, двух пар чулок. Она перебрала книги о боксерах. Недоставало только одной — о Стефене. Не было пачки писем от его дяди Пэди, а остался плакат со Стефеном, висевший над кроватью Рори.

— А какой еды не хватает? — спросила Анна. Стефен выглядел озадаченным.

— Не знаю. У нас не так уж много стало вокруг еды.

«Не удивительно, что он сбежал», — подумала Анна.

— Нам следует пойти повидаться с Карэнами.

— Я там был. Они сказали, что ничего не знают.

— Эти бесенята мастера соврать.

— Ты так думаешь? — Стефена, казалось, обнадежили. — Я ничего не добился от них.

— Мне они расскажут, — заметила Анна.

По пути к Карэнам Анна прокручивала все, что ей было известно. Не было сомнения, что Рори попытался вернуться в Ирландию к своему дяде Пэди. Вопрос был в том, где он сейчас — где-то в море или прячется, ожидая отплытия? И несомненно было одно: мальчик знает где спрятаться на корабле; он и Карэны обследовали «Мэри Дрю» снизу доверху.

В многоквартирном доме Карэнов было уныло и шумно. В такое позднее время коридор гремел детскими голосами, кашлем изнуренного работой человека и визгливым спором. Анна воротила нос от запаха сала и переполненных уборных. «Да, это не то место, где можно растить ребенка», — подумала она.

Стефен барабанил в дверь до тех пор, пока мистер Карэн не прорычал им убираться.

— Мистер Карэн! Это миссис Флин, — позвала Анна. — Простите, что беспокою вас, но не могли бы вы открыть?

За дверью раздались голоса, возникло смятение, заплакал младенец, и тогда мистер Карэн, сонный и взъерошенный, открыл дверной крюк.

— Ну как же, миссус, — сказал он, поднимая лампу, чтобы взглянуть на нее. — Если вы пришли из-за парня, то его тут нету.

— Я хотела бы поговорить с Эди и Майком, если позволите, мистер Карэн.

Мистер Карэн колебался, поглядывая то на Анну, то на Стефена.

Анна понимала нежелание впустить их в перенаселенные, без нужной мебели комнаты, со спящими вповалку детишками.

— Я войду только на минутку, — сказала она, нажимая на плечо Стефена, —г сигнал, чтобы он остался ждать снаружи.

Мистер Карэн отступил назад.

— Моя жена… — начал он.

— Вашу жену сейчас беспокоить не надо, — говоря так, Анна проскользнула в дверь. — Только этих близнецов.

Мистер Карэн направился во вторую комнату — из-под ночной рубашки виднелись ноги в брюках. В комнате было темно, но при свете лампы в руке Карэна Анна разглядела в углу кровать, где миссис Карэн укачивала младенца.

— Это миссис Флин, так?

— Да, миссис Карэн, это я.

— Бог благословит вас за то, что заботились о моих Эди и Майке. Они с вами так хорошо себя вели. Сейчас они снова затевают свои проказы. Каждый день полиция к нам наведывается.

— Сожалею об этом. У мальчиков доброе сердце, они неплохие.

— Вот это и я все время говорю себе, а он всегда тянется их выпороть.

Вернулся мистер Карэн с двойняшками в драных ночных рубашках. Волосы у парнишек стояли дыбом, они терли сонные глаза кулаками. Они пытались выглядеть недовольными, но Анна заметила сдавленные улыбки.

— Вы скажете правду миссис Флин сейчас, слыхали? — потребовал мистер Карэн, толкнув к ней мальчиков.

Анна протянула руку, загоняя мальчиков в уголок. Они были грязноваты, а лица как будто похудели. Ох, она упустила маленьких чертенят. Ей очень хотелось бы, чтобы можно было взять их домой, отмыть и крепко обнять, и дать им большую миску чего-нибудь. Вместо этого она глянула на их отца, моля его, чтобы он ближе не подходил.

Анна согнулась над мальчиками в три погибели.

— Так, ну-ка, Эди, Майк, где сейчас Рори?

— Нигде, — ответил Майк, смягчив ответ легкой улыбкой.

— А вы не пропустите, когда он отправится назад в Ирландию?

Майк удивился:

— А как вы смогли об этом узнать?

— Я точно это знаю, вот и все. Сейчас скажите мне, где он, тогда я смогу его забрать.

— Не сможете.

Анна взглянула на Эди, хранившего молчание. Она увидела, как он больно толкнул брата.

— Вы разбиваете мое сердце, вы оба, — сказала Анна. — Рори мне, как собственный сын, а теперь я его потеряла.

Майк бросил на нее укоризненный взгляд:

— А тогда почему вы нас бросили? Почему вы Рори бросили?

— Это не имеет отношения к Рори. Или к вам, мальчики.

— Вы возвращаетесь?

Анна изучающе поглядела на обоих.

— Что, если я вернусь?

Мальчики обменялись взглядом, обозначавшим согласие.

— Мы тогда скажем вам, где он, — сказал Майк.

— Можем сказать, — добавил Эди, вытирая рукавом нос.

Анна пробежала руками по плечам мальчиков. Они были худые, как мощи.

— Вы сейчас скажете мне, где Рори. А о другом поговорим позже.

Майк смотрел в пол, как бы все взвешивая. Эди бросил на него обеспокоенный взгляд.

— Он нас убьет за то, что рассказали.

— Нет, не убьет, — возразила Анна. — Рори уже напугался до смерти и хочет вернуться домой прямо сейчас. Я в этом уверена.

Майк поглядел на Эди, потом на Анну, потом, наконец, решился.

— На корабле «Гром» на доках нека, — сообщил он. — Это на нем завтра отплывает Эмет.

У Анны перехватило дыхание.

— Но никто не знает, когда отплывает Эмет и на каком корабле, — шепотом сказала предостерегающе Анна. — Это секрет.

— Мы знаем, — гордо ответил Эди. — Мы все слыхали, когда он разговаривал с мистером Флином.

— О Боже, вы маленькие дьяволята…

— Но мы — ни-ни. Мы все знали об оружии и обо всем, но не сказали ничего, правда, Майк?

Майк подтвердил:

— Ничего не сказали.

Анна подумала, как бы много заплатил за информацию Били этим мальчишкам, которым известно решительно все.

— Рори собирается с Эметом доставать в Англии оружие, — объяснил Майк. — А потом он собирается с этим оружием вернуться к своему дяде Пэди.

Анна закрыла глаза:

— Спаси и помилуй.

— Мы в доках однажды облазили все судно, когда в трюме кое-что стибрили. Мы были на борту и все осмотрели.

Анна была потрясена. Если каких мальчишек и нужно наказать за все их проделки, так это вот этих. А она крепко обняла их обоих, сжав руками так, что они застонали и сморщились. Отпустив, погладила веснушчатые щеки.

— Рориному папе пора идти и его забирать.

— А вы спросите у мистера Флина, когда вы можете вернуться, ладно? — спросил Эди.

— Сокровище мое, вначале мы найдем Рори.

От мальчишек Анна повернулась к их отцу и пожелала доброй ночи. В темноте на зловонной лестничной площадке расхаживал Стефен и сразу повернулся, когда она вышла в коридор.

— Ну, что они сказали?

Анна без сил привалилась к двери. Думая о том, что знали мальчишки, она почти потеряла голову от страха.

— Он на корабле Эмета. На «Громе» в нековых доках.

Стефен сам спустился в мрачную темноту трюма на «Громе». Нервы, да и мышцы на теле были в напряжении, а во рту вкус страха. Ему хотелось орать, окликая Рори, и разнести корабль вдребезги. Но Анна предупреждала его — с парнишкой обходиться мягко.

В трюме пахло плесенью, сыростью и путешественниками-эмигрантами, давно покинувшими свои трюмные койки. Стефен поднял фонарь, который ему дал сторож, и вгляделся в темноту. Палуба была завалена корабельными вещами: запасными парусами и мачтами, бухтами вант. Здесь должны будут находиться несколько пассажиров четвертого класса, выезжающих в Англию, как сообщил хозяин дока, — мужчины, уезжающие домой, чтобы забрать свои семьи.

— Рори! — позвал Стефен, стараясь изо всех сил, чтобы в голосе не было слышно волнения. — Выходи, ну же, дружище. Я знаю, что ты здесь.

В ответ была тишина, нарушаемая только скрипом дубовых досок, когда «Гром» лениво покачивался на цепи.

Стефен повесил фонарь на гвоздь, торчащий из переборки, и присел на деревянные нары.

— Ты меня насмерть перепугал, парень, — сказал он в темноту. — Всех нас перепугал.

Руки у него тряслись. Он потер их об колени и бедра. Он чувствовал себя по-дурацки, обращаясь к стенам, но шестым чувством понимал, что ушки Рори его слушают.

— У нас вот будет тяжелый бой, и ты мне нужен. Если ты вернешься в Килкенни, я останусь совсем один. — Стефен попытался засмеяться. — Как я смогу побить Магири без твоей помощи, ну? Я тебя возьму с собой на ринг, и тебя, и Дэйви и Моуза, и Хэмера. И если вы все там будете, то я легко с Били справлюсь. Клянусь, так и будет. Как ты на это, дружище? Как насчет того, чтобы выйти и поговорить со своим старым папой?

Слышны были только звуки слабого царапанья и крысиные повизгивания. Вздохнуло дубовое днище корабля. От его покачивания оранжевый свет лампы разливался, выхватывая из темноты бочки с водой.

Стефен подождал: ему хотелось бы знать, не напрасно ли это все, не потерял ли он сына навсегда. Он подумал, что Рори — сильный духом, у него чистая и благородная душа. Он вспомнил, как сильно парнишка его любил: сделал так, что он почувствовал себя достойнейшим человеком, приличным и гордым.

— Я попрошу Анну вернуться, — продолжил он. — Ты и я, вместе, мы попросим ее вернуться.

Раздался громкий стук вблизи двух больших бочек с водой — в пятнадцати футах, не дальше. Стефен напрягся. «Еще одна крыса», — сказал он себе, не смея надеяться. Но потом из темноты раздался тихий, укоризненный голосок.

— Она не вернется. Никогда.

Стефен расслабился, отлегло от сердца. Он проглотил эмоции, стараясь быть спокойным.

— Я знаю, что она не вернется, — снова повторил Рори.

— Мы ведь можем попросить ее, ведь так, можем?

— Она замужем за Били Магири. И ты ее за это ненавидишь.

— Ненавижу ее? — переспросил удивленно Стефен. Ни разу, никогда и никому он ничего не говорил против Анны. — Так, и с чего ты это взял?

— Ты мне говорил, что есть два вида женщин: хорошие — как моя мама, и плохие. Как Анна.

У Стефена тяжело, медленно застучало сердце. Он старался припомнить, что он говорил.

— Знаю, что случится, когда ты женишься, — голос Рори искажался из-за того, что он прятался, но в нем было страдание, и это было слышно. — Эди и Майк сказали, что хорошие женщины это делают, только чтобы родились дети, — потому что священник говорит, что их надо иметь. А плохие делают это со всеми мужчинами. И вот почему ты думаешь, что Анна плохая.

Тупая слабость охватила Стефена. Он не знал, что ему ответить сыну.

— Ведь так? — спросил Рори.

Стефен засопел, сидя на тяжелой деревянной платформе, и быстро, нервно провел рукой по волосам. Он никогда не был так ошарашен и смущен.

— Ты лучше выйди сюда, дружище.

Позади водяных бочек раздались ломкий стук и грохот, а затем на свет лампы вышел Рори, волоча за собой мешок, сделанный из какой-то скатерти Анны. После своего приключения он не выглядел измученно, если не считать грязных следов от высохших слез на щеках да темных кругов под глазами. Стефен заставил себя сидеть спокойно.

— Я не ненавижу Анну, — сказал он.

— Но ты думаешь, что она порочная. Стефен уставился на свои руки.

— Ты сам делал с ней то же самое, что Били Магири делал, то же, что пытался сделать Спинер, пока она его не убила. Ты ее заставил грешить, папа; она это делала, а потом ты за это же ее обвинил.

Стефен открыл было рот сказать, что Рори — ребенок, который не способен еще понимать такие вещи. Хотел объяснить, что однажды Рори научится оценивать женщин и выберет для себя стоящую. Хотел сказать, что то, что было между Анной и им, — не его, Рори, дело, но прикусил язык. Где-то в душе Стефен понимал, что в речи Рори есть нечто близкое к правде и что он должен ответить ему.

Он разбирал свои чувства к Анне, глядя, как качается фонарь в печальной пещере подпалубного помещения. Никогда он не допускал, что это нечто другое, как откровенная, без подмеса, похоть. А сейчас мысли об Анне возвратили ему радость бытия рядом с ней, глубочайшую страсть.

Он поглядел на Рори.

— Анна и я сделали друг друга счастливыми, — сказал он. — Видишь ли, дружище, мужчина может сделать женщине больно, навредить, как хотел сделать Спинер. А может также сделать ее счастливой. Я никогда Анне не причинил боли. Вместе мы были счастливы.

Обвиняющее выражение лица Рори не изменилось. Стефен потянулся, притянул его к себе. Он погладил сверху вниз тонкие ручки мальчика.

— Это трудно понять, но ты разберешься, когда станешь старше. Обещаю — ты все поймешь.

— Ты обвиняешь ее, что она замужем за Били Магири, — настаивал Рори. — Но это не ее вина, что она его узнала раньше, чем познакомилась с нами.

— Ты прав. Это не ее вина.

И тем не менее мысль, что она была с Магири, вызывала в нем глубочайшую ярость.

— Ты думаешь, что она не такая хорошая, как моя мама?

— Твоя мама была лучшей, какой может быть девушка. — Стефен начинал уставать от Рориных вопросов и обвинений, но изо всех сил сохранял терпение. — Она была словно ангел — такая добрая и чистая.

— А вы с ней были счастливы, вот как с Анной?

— Конечно, я был счастлив. Она была твоей матерью.

Но он врал — Роза счастливым его не сделала. Стефен остановил мысли до того, как они могли перейти в проклятия. Господи помилуй, не должен он поворачиваться к Розе спиной. Не должен отвергать ее за то, что она приносила себя в жертву, отдавая ему свое тело, а сыну — отдав жизнь.

— Дядя Пэди говорит, что моя мама была такой праведной, что должна была стать монахиней. Он сказал, что она от каждого ждала, что он такой же хороший, как она сама.

— Да, она была такая, — подтвердил Стефен.

— Я больше хочу Анну, папа. Я думаю, что она подходит для нас лучше, чем моя мама.

— Послушай-ка, — вскочил Стефен. —? Твоя мама была святая, настолько она была хорошая. Анна никогда не сможет быть…

Спина взмокла от пота. Трюм был непереносимо завален вещами, в такой духоте нечем дышать. Да провались она в тартарары! — подумал он. Будь проклята Анна и похоть, которую он к ней чувствовал… Похоть… любовь. Ах, Боже, он ведь ее любил — не только в постели, но и на кухне, и в саду, и возвращающейся с прогулки. Он ее любил с полным подолом кружев и полными руками стирки; он любил ее беседы с Дэйви и Джилом и ругань на мальчишек. Он любил ее на острове, когда вздымались ее юбки и она улыбалась, и по ночам, когда она шептала ему на ухо нежные словечки. Анна не была святой и — спасибо ей за это.

Она славная и любящая женщина, которая лучше, чем он сам, понимает его, а когда он ее обнимает, то благодаря ей чувствует себя Богом.

— Один раз я слышал, как говорили дядя Пэди и бабушка, — добавил Рори виноватым голосом. — Дядя Пэди сказал, что с моей мамой ты не был счастлив.

Стефен в изнеможении опустился на нары. В мозгу пронеслись воспоминания, прежде чем он их остановил: как это было — быть с Розой. Как было тяжко, когда он старался подавить вожделение и задавить революционную страсть — все из-за нее. Он был молодым мужиком, полным огня, и похоти, и политического рвения, женившийся на очень красивой, набожной девушке, чья семья дала шанс приличной жизни дикому, осиротевшему парню. Она была невинна, а он взял ее страстно. Он хотел ее позабавить и старался, чтобы она его захотела. А она только каждый раз плакала и молилась, пока длилось тяжелое испытание, убивая его привязанность, вызывая в нем гнев. Когда позвало Братство, он пренебрег ее желанием. Он принял клятву и ушел. Он хотел уйти, отчаянно хотел. Для него это было освобождением — оказаться подальше от набожной Розы, от ее жертвенных вздохов. Потом он вернулся, а она уже умерла, оставив позади плачущее дитя и последнее воспоминание — иссушающее и пожирающее чувство вины.

Роза всегда вызывала в нем чувство вины — из-за его вожделения, сатисфакцию ему он находил в бешенстве на ринге, в страстном желании революционной справедливости. Когда она умерла, эта тихо ноющая вина выросла в страдание, едва не доведя его до безумия. У него не было выбора, кроме как сбежать.

— Дядя Пэди сказал бабушке, что тебе нужна жизнерадостная, веселая девушка, чтобы сделать тебя счастливым, — добавил Рори.

Стефен потер виски. Пэди это ему тоже говорил: «Найди себе хорошую жену, Стефен, мать — для мальчика. Найди такую девушку, которая знает, как тебя рассмешить и любить».

И Анна знает, как рассмешить. И любит его. Ей также известно, как на него поворчать, обычно по стоящей причине, и из-за нее у него не бывает чувства вины.

Стефен посмотрел на Рори. Все-таки странно, как парнишка, кажется, понимает вещи, которые и взрослого мужчину ставят в тупик.

— Давай-ка двигаться домой, дружище, — сказал он. — Анна нас ждет.

Рори опустил глаза, рот сжался в упрямую линию. «Еще не определился, — подумал Стефен. — Что-то еще есть».

— Ну, что еще? Рори затряс головой:

— Я не хочу, чтобы ты дрался.

Стефен сильно удивился. Потом припомнил свой сердитый обмен речами с Анной в Бэтери-парке, когда она сказала, что Рори боится, что его или убьют, или он станет, как Хэмер. Он ей не поверил: он не мог вообразить, что его мальчишка не хочет, чтобы он дрался.

Он поставил Рори между коленями, взял за подбородок, оторвав с силой от груди, чтобы смотреть ему в лицо.

— Но ты всегда был на моей стороне насчет боя с Били Магири.

Рори не поднимал глаз.

— Это было раньше.

— Да того, как Магири высек меня как следует? Рори кивнул:

— Я перепугался.

— Не хочешь видеть своего старого папу разжалованным?

— Не так сильно, — из глаз Рори хлынули слезы.

Стефен глядел на трясущиеся губы сына, на испачканные, в слезах щеки, и язык его присох. Мальчонка его любит не за то, что он боксер, а за что-то еще, что-то более дорогое, и Стефен даже не догадывался, что бы это могло быть.

Потом он вспомнил о Били, обо всем, что тот сделал. Он женился на Анне и ее иссушил. Украл у нее деньги. Имел ее в постели. Он разгромил салун «Эмирэлд Флейм» и предал ирландское дело. Могут такие бесчинства пройти безнаказанно? — хотелось бы знать Стефену. Может он, будучи мужчиной, отказаться от реванша, и гордости, и чести, от всего — для спасения сына? Может он отозвать вызов Били и отменить бой только потому, что его мальчик любит его?

Ответ пришел сразу.

— Давай я скажу Били, что бой отменяется, — решил он. — И попрошу Анну вернуться. Если так будет?

Рори попробовал улыбнуться, но вместо этого из глаз потекли слезы.

— Она не вернется, пап. Я знаю, не вернется. Стефен обхватил мальчика:

— Ну, посмотрим. Вначале мы должны встретиться.

 

ГЛАВА XV

Когда они вошли на кухню, Анна вскочила.

— Что ты натворил! — закричала она, схватив и притянув к себе Рори. — Ах, как же мы волновались! Богу прожужжали все уши своими молитвами. И ты еще испортил проводы Эмета…

И она не могла никак остановиться, чтобы не целовать, не прижимать его к груди, а Рори в это время что-то бубнил, жаловался и вырывался. Только насытив свою жажду объятий, Анна отодвинула его от себя, чтобы оглядеть всего. Она послюнявила палец и потерла его щеку.

— Да на тебе больше грязи, чем на грядке с картошкой, — ругалась она. — Хорошо бы Дэйви взял тебя вниз и хорошенько оттер под душем. И это надо — взять для мешка скатерть!

Вокруг собрались люди, тоже желая дотронутся до Рори. Миссис Кэвенах сунула ему в руку чашку шоколада, а Моуз с Эметом с чувством его похлопывали. Рядом пошатывался Джил — изрядно пьяный. Пэги плакала. Пролили шоколад, мужчины отталкивали друг друга локтями, и все обнимали Рори и щекотали его, а он только моргал, счастливо изнемогая.

Анна за всем наблюдала глазами, полными радостных слез. Стефен одной рукой обнял ее за талию. От его улыбки стало спокойно внутри. Она потянулась к нему, чтобы только похлопать по плечу, как уже ее руки обняли его за шею, лицо прижалось к плечу, и она разрыдалась. Все засуетились, она повисла на нем, рыдая, чувствуя, как напряжение в груди тает, уходит. Он прижал ее сильнее, пробежав пальцами по спине вверх и вниз.

— Нэн, — пробормотал он ей в волосы. — Сейчас-то все в порядке.

Когда он отпустил ее, она вытерла щеки пальцами.

— Смотри-ка, плачу от счастья. Честное слово, как хорошо, что он вернулся.

После завершенного дела Стефен казался посвежевшим. Он выглядел таким, каким был в те недели до Били, когда каждую ночь они были вместе.

— Пойдем в спальню, Нэн. Мне что-то надо тебе сказать.

Он взял ее под руку. Анна отпрянула, внезапно чего-то испугавшись. Ей не хотелось быть со Стефеном наедине; она чувствовала себя такой слабой, такой беззащитной.

— Лучше я буду укладывать Рори спать.

— За этим проследит Пэги.

Выражение его лица было таким непреклонным, что она сдалась и позволила увести себя.

В спальне на туалетном столике стоял кувшин с увядшими цветами. Латунная кровать была в беспорядке и требовала немедленной полировки, а пыль всюду была с дюйм толщиной. Анна провела пальцем по туалетному столику и поцокала языком.

Стефен прислонился к стене рядом с окном, наблюдая за ней.

— Мы хотим, чтобы ты вернулась к нам, Нэн. Анна пыталась сохранить спокойствие, стараясь не обращать внимания на то, как заколотилось сердце. Она напоминала себе, сколько Стефен доставил ей радости и сколько ужасных страданий.

— Нэн?

Анна глянула на него пронзительно:

— Как я могу вернуться, если я замужем за Били Магири?

— Нам нужна ты. Рори и я согласны на это. Значит, он просит ее продолжать жить во лжи.

— Так ты считаешь, что это легко. Только вернись, не думая о своих брачных клятвах.

— Мы не можем без тебя жить.

Он спокойно стоял у стены, рукава были закатаны, обнажая мускулистые руки, покрытые золотистой шерстью. Что-то изменилось в нем, подумала Анна. Даже при этой однодневной щетине была видна в— лице мягкость, которую она прежде не замечала.

— А как насчет Розы? — спросила Анна, ожидая взрыва.

— Она умерла, дорогая. Роза умерла.

— Знаю я, что она мертва! — закричала Анна, выведенная из себя его спокойной манерой поведения. — Но ведь в твоем сердце она жива. Разве я не видела по твоему лицу, что ты нас сравниваешь? Я это и по твоему голосу слышала, когда ты кричал на меня, чтобы я не упоминала ее имени.

Стефен глянул виновато:

— Прости меня за это.

— По твоей милости я чувствовала себя никчемной, когда ты сравнивал нас. — Полились слезы, она вытерла глаза.

— Таким же меня самого вынуждала чувствовать

Роза.

Анна вперилась в него, ошеломленная.

— Она была хорошей девушкой, — сказал он. — Все, что я говорил о ней, — истинная правда. Но для меня она была слишком хороша.

Анна ощетинилась:

— А я — нет?

Стефен засмеялся, легко и удивленно: ведь говоря о Розе, он никогда раньше не смеялся.

— Да, Нэн, ты для меня не слишком праведна. Ты как раз по мне — ни лучше, ни хуже. Никто из нас не похож на Розу, но ведь ей и не приходилось никогда страдать или стоять перед тяжким выбором, как тебе или мне.

Анна переплела пальцы, подозрительно следя за ним взглядом.

— По правде говоря, она делала меня несчастным.

Анна выдохнула:

— Да не может быть! Стефен пожал плечами:

— Никогда никому, да и себе самому, я не разрешал так думать до сегодняшней ночи. Она заставляла меня считать, что я все делаю плохо. Она не хотела, чтобы я был боксером. Она не хотела, чтобы я вступал в Братство. Я и в постели с ней не мог быть, чтобы не чувствовать стыда.

— Ну что ты, никогда ты в постели не стыдишься.

— Это с тобой так.

Анна отвела взгляд, вспоминая их страстные поцелуи, возбужденные, сжимающие и хватающие объятия. Ни разу, никогда он не принуждал ее делать что-нибудь против ее воли. Она не способна была вообразить женщину, которая его бы не хотела.

— А как я к тебе отношусь — это касается не только постели. Какая ты есть и какой я — мы похожи. Ты понимаешь меня лучше, чем кто-нибудь еще, да и вообще — как никто. Я не могу позволить дать тебе уйти.

Он снова ее охмурял, завлекая обратно.

— А как же Били? Ведь я его жена.

— Можешь называть так. Но не более того.

— Но до гробовой доски, Стефен. Я навсегда его жена.

— Нэн, ты — моя жена. Ты и Рори, и я, и если не хватает одного из нас, все рушится. Нас именно трое, все мы как бы поддерживаем друг друга в равновесии.

Анна подошла, стала перед ним. В Стефеновом сердце барьеры рухнули, а ее собственные были хрупкими, как стекло.

— Сейчас нас уже будет четверо. Я виделась с доктором миссис Смит-Хэмптон.

Он помолчал какое-то время.

— А ты мне говорила, что детей не будет.

— Тогда я не предполагала, что смогу иметь. Стефен обнял ее за талию обеими руками, опуская их все ниже и ниже по животу. Анна прижалась к нему спиной, давая ему возможность почувствовать, где растет их ребенок. Он целовал ее волосы, шею.

Закрыв глаза, она позволила его пальцам ласкать ее и гладить спереди — всю, сверху донизу, соблазняя и вызывая в ней жар.

— Почему ты не сказала мне ничего раньше? — спросил он хрипло.

— Боялась Били. Боялась, что он на ребенка объявит права.

— На нас он ничего не объявит.

— Ты уверен, точно?

— Били шпионит против собственного народа, Нэн. Если шепнуть слово, то дунул — и нет его. Так что пусть он тебя не волнует. Нам он надоедать не будет ни по какому поводу.

Анна подумала о малыше, которого носит, о том, что ее семья жива только в воспоминаниях, а если об этом куске жизни можно рассказывать, то только как сказку. Отцом ребенка будет считаться мужчина, который не является ее мужем.

И как бы читая ее мысли, Стефен сказал: — Как ты думаешь, захотели бы твои родители, чтобы ты оставалась одна, а не с отцом твоего ребенка?

Анна прижалась лбом к его плечу. Мукой для нее было думать, что ее родители знают о совершенных ею грехах. Но мама всегда говорила, что девушке нужно выбирать в мужья того человека, который лучше обеспечит детей. А отец — он, конечно, хотел бы, чтобы она обрела счастье после всех ее метаний.

— Они, должно быть, посоветовали бы мне оставаться с тобой.

Стефен погладил ее по волосам:

— Я тоже так думаю.

Вначале он поцеловал ее нежно, потом более настойчиво. Анна припала к нему, радостно узнавая родной вкус и запах, ощущение тепла и мускулов под руками. Против ее сердца колотилось сердце Стефена, а в своих глубинах она чувствовала тайное биение сердца ребенка. Счастье, которое она испытывала, было чистым, незамутненным — без сомнений, без ощущений:

Он медленно стал раздевать ее, поцелуями покрывая обнаженное тело.

— Сейчас все для тебя, Нэн…

Он уложил ее в кровать, на льняные простыни, мерцающие при свете лампы, и глядел на нее. Он занимался с нею любовью с нежными словечками, с поцелуями и поглаживаниями, пока ее неопределенное удовольствие не превратилось в острое желание.

— Стефен, — сумела едва она выдохнуть его имя. Жар охватил его, хотя он и не вошел в нее. Он не собирался становиться берущей стороной, наслаждаясь пока тем, что он — дающий. Он прислушивался к ее тихим, отчаянным вздохам, наблюдая испарину и конвульсии ее прекрасного тела. Он понял, что наслаждение Анны — это его величайшая радость, а сердце при этом переполнено любовью.

Когда она отыскала его, он двинулся в нее безоглядно, войдя так глубоко, как ему хотелось. Она сжала его ногами и руками, жадно принимая его сильные удары, ради обморочного восторга, который был знаком, но все еще оставался новинкой.

И он пришел чудесными волнами, экстаз чувственности, который, казалось, продолжался вечно и оставил ее рыдающей.

Они лежали, переплетясь и опустошенные, пульсация наслаждения слабела. Стефен погладил ее щеку:

— Я люблю тебя, Нэн.

Заглянув ему в глаза, она поняла, что это правда. И этого он ей никогда не говорил, даже в моменты самой большой их физической близости.

— Я это поняла.

— Я тебя полюбил еще тогда, за коровьим сараем. Увидев тебя, я понял, что хочу, чтобы ты была в безопасности и счастлива. И, Нэн, клянусь тебе, что этого добьюсь. Никогда тебе не будет опять больно.

В следующее утро Стефен поднялся до рассвета, чтобы сопровождать Эмета на «Гром». На пристани из Эмета прямо прыскали гордость и возбуждение. Он не менее полудюжины раз тряс руку Стефену, и они смеялись и били друг друга по рукам, подталкивая кулаками. Когда раздался свисток парохода, Стефен заключил Эмета в широкое объятие. Парень направлялся навстречу опасности, а Стефен ничего не мог сделать, кроме как пожелать ему счастливого пути.

Он шагал домой при полном рассвете нового дня, наблюдая, как просыпается город. Он едва сомкнул глаза, проведя всю ночь с Анной в объятиях да думая об отплытии Эмета. Ночью он вставал взглянуть на Рори. Он погладил ему волосы, и вдруг Рори засмеялся во сне, коротко, ликующе. Этот смех что-то сотворил со Стефеном, как-то отогрел и исцелил его; ему захотелось плакать от благодарности.

Он посидел на кровати сына в темноте, вспоминая их разговор в трюме «Грома». Подумал об обвинении Рори— что он соблазнил Анну, а потом обвинил ее в безнравственности. Возможно, так оно и было, а возможно — нет. Но одно он знал точно: он требовал, чтобы Анна поднялась до стандартов Розы, хотя самого себя поднять не смог. Он винил Анну за ее недостатки, хотя не разбирал свои собственные ошибки. Но даже разбор этого снял груз с души Стефена. По правде говоря, с него спало так много этого груза, что он почувствовал себя легче, чем позволено чувствовать любому человеку со всеми его конечностями и его разумом.

Проходя через четвертый округ, Стефен купил Анне букетик цветов. Он подумывал зайти в «Большой Шестой», но потом решил побеседовать с Били позже. Ему захотелось застать Анну, растрепанную после сна. При воспоминании об их последней ночи, такой сладкой и приятной, он ускорил шаги. Он взбежал по лестнице в квартиру и успокоился, застав здесь тишину.

Он прошел на кухню, поставил цветы в горшок, потом направился в спальню. Когда он вошел, Анна открыла глаза.

— Ну что, отплыл наш Эмет? Стефен наклонился и поцеловал ее:

— Он уже в пути.

Анна села, зевая, и сильно потянулась. Она спала голая под простынями, и от вида ее поднятых рук, поправляющих волосы, в Стефене от страстного желания все взыграло.

— Гляжу на тебя, — сказал он, присаживаясь на кровать, — такая ты красивая.

Он взял в руки ее груди и поцеловал между ними, а потом еще и горло, и рот, пока ему не стало горячо от желания. Он потянулся рукой под простыни.

Когда он дотронулся до нее, Анна взъерошила ему волосы:

— Ага, да ты, оказывается, жадный?

Стефен заколебался:

— А хорошо ли так много заниматься этим, когда в тебе ребенок?

— Спрашивать об этом в самый раз, — поддразнила она. — После вчерашней ночи.

— Тогда я об этом не думал.

Анна быстро провела пальцем по его щеке и губам:

— Уверена, что хорошо.

Она притянула его ближе, поглаживая ему спину, чувствуя тепло сквозь влажную ткань рубахи. Она ощутила запах вчерашней страстной ночи и подумала, как хорошо бы все повторить.

Он отодвинулся.

— Я собираюсь повидаться с Магири.

— Ах, нет, Стефен. Не сегодня.

Он оперся на локоть и поглядел на нее.

— Я должен ему сказать, что ты остаешься со мной, разве нет? И что бой отменяется.

Сейчас они с легкостью говорили о Били и Розе, без гнева или стыда. «Это просто облегчение, — подумала Анна, — чувствовать такую свободу».

— Что ж, считаю, тебе стоит поговорить.

— И есть еще несколько вопросов, на которые он должен ответить.

— О шпионстве?

— И об этом, и о другом.

Анна ласкала волосы Стефена, накручивая на палец прядь.

— Бедный Били. Амбиций — сколько угодно, а в душе он недотепа.

— Как он мог тебя бросить — выше моего понимания.

— Ах, да я и не нужна была ему, Стефен, по-настоящему. Иметь женщину ему и не хотелось. Он хотел только, чтобы им восхищались мужчины. Он женился на мне, потому что его дружки считали меня хорошенькой, и им даже в голову не пришло меня заполучить. А для Били выиграть меня — все равно что схватить с блюда самое большое пирожное.

Стефен наклонился и поцеловал ее грудь.

— Если ты — пирожное на блюде, дорогая, то я — оголодавший мужчина.

— Спокойно, — сказала Анна, ощущая восхитительное нетерпение, и потянулась к нему, ища застежку на брюках.

Все утро Анна чистила и убирала, и стирала пыль, пока не засверкали окна и не засияла мебель. Она приготовила Дэйви любимое блюдо на завтрак: белый магазинный хлеб, пропитанный горячим молоком и посыпанный сахаром с корицей. На плите томилось рагу, она начистила таз спелых розовых персиков для холодного напитка и пирога. Джил топтался рядом, красноглазый и раздражительный после вчерашней пьянки. Пока Анна трудилась, он выпил кофе и зевал над газетой. После второго похода в магазинчик к миссис Кэвенах Рори убежал искать Карэнов, напомнив Анне сделать фруктового пирога еще и на долю Эди и Майка, которые наверняка очень голодные.

Анна напевала про себя, пока месила тесто. Снова она была в своей веселой, светлой кухне, снова в объятиях Стефена и в его постели. Рори в безопасности и счастлив, а сегодня вечером соседи соберутся в кухне, чтобы отпраздновать ее возвращение.

Но под толщиной удовлетворенности было скрытое течение беспокойства. После завтрака Стефен ушел повидаться с Били. Он обещал там не драться, но что может произойти, кто знает, когда они окажутся вдвоем.

— Ну, взгляни, Джил, этот фруктовый пирог ведь отлично выглядит? — И Анна отступила на шаг, любуясь отлично уложенным тестом.

Джил отвел глаза:

— От этого зрелища меня тошнит.

— Ну и что ты куксишься? — спросила Анна. — Пил бы чай вместо виски, у тебя было бы лучше настроение с утра. А так — давай я тебе сделаю содовой воды?

Джил потер лицо:

— Как хорошо, что ты вернулась, ангел мой. Никто так обо мне не печется, как ты.

— А если перестанешь пить, найдешь хорошую жену. Ну, как же: ведь ты умный человек — вот как сейчас, на тебя и поглядеть можно. И я постараюсь подыскать тебе девушку, если бросишь пить виски.

Джил задумчиво глянул на нее.

— Покажи вначале девушку, тогда я подумаю и решу.

Только успела Анна поставить пирог в духовку, как услышала шаги на черной лестнице. Стефен. Она вытерла о фартук руки и глядела с ожиданием.

Стефен вошел на кухню:

— Нэн.

Джил сразу встал.

— Боже всемогущий! Магири, черт возьми, ты что

тут делаешь?

Анна отступила на шаг, подняв к горлу руку. В дверях стоял Били, стреляя вокруг глазами.

— Все в порядке, Нэн, — сказал Стефен. — Он пришел с тобой поговорить.

— Джил, а тебе лучше уйти, — и он кивнул в сторону двери.

— Черт побери, Стефен, не можешь ты ждать от меня, что я пропущу такой трюк.

Стефен выразительно глянул на него.

— Ясно сказал — уходи.

Джил поднялся со стула и мельком глянул на Анну:

— Если тебе понадобится помощь, мой ангел, только крикни. Я буду рядом. — Он прошмыгнул позади Били, качая головой.

— Может, Били, хочет чашку чаю, — сказал Стефен.

Анна двигалась, как в трансе.

— Простите меня— сказала она, отодвигая стул. — Били, милости просим в наш дом.

Нахальная манера поведения Били исчезла: он выглядел сокрушенным, даже испуганным.

Анна мельком глянула на Стефена, страстно желая, чтобы он что-нибудь объяснил, но он только успокаивающе улыбнулся. Только она потянулась за заварным чайником'на столике, как Стефен сказал:

— Смелей, Магири. Расскажи ей то, что рассказал мне.

Били повел широкими плечами.

— Мы не были женаты по-настоящему. Никогда не были.

Анна задрожала, у нее затряслись руки. Стефен забрал у нее чайник.

— Присядь, Нэн, и послушай.

Пока Били говорил, он не отрывал от стола глаз.

— Все это был трюк — женитьба на тебе. Я это сделал на пари. Я хотел только тебя взять там, за скалами, где мы обычно сидели на пляже. Парни сказали, что ты никогда мне не отдашься, когда ты отбилась. Я прямо взбесился и решил им доказать, что добьюсь своего, и на тебе женился.

Анна почувствовала, как запылали ее щеки.

— Мы были женаты, — сказала она, почти прошептала. — Так или иначе мы были женаты.

Били сильно смутился и покрутил головой:

— Я не католик.

— Что? — Анна повернулась взглянуть на Стефена. Он стоял позади нее, скрестив руки, внимательно слушая Били.

— Я не католик, — повторил Били снова. — Мой прапрадед отпал от церкви. Он сказал: это единственный способ обойти законы, которые мешают человеку старой веры занять хорошее место где-нибудь в Ирландии. Он привел своих мальчишек в протестанты, и с тех пор наша семья придерживается этой веры. — Он мельком взглянул на Анну. — Когда подошло время венчаться с тобой, я заплатил служке святой Бригиды два фунта, чтобы он выправил для меня справку о крещении. Отец Руни на это смотрел очень неодобрительно.

По спине Анны побежали мурашки. — Так что это значит, в самом деле? Но она знала, что это значит: в глазах церкви она и Били никогда не были женаты. Это обозначало, что их брак никогда не существовал.

Смятение Анны обратилось в ярость. Все ее представления о себе были перевернуты вверх тормашками. Она вспомнила о тех ночах, которые провела в постели с Били, об отчаянии, когда он ее бросил, о чувстве вины перед Стефеном, об угрызениях совести из-за своей жизни во грехе. И это все было бессмысленным, ничего не стоило. Сам ее брак был ложью, просто ставка в пари среди шайки дублинских головорезов.

Еще не осознав, что она сделает, Анна вскочила. Она перегнулась через стол и со всей силой ударила Били по лицу. Пропустив удар из-за неожиданности, он даже пошатнулся на стуле. Сила удара была такова, что боль в Анниной руке отдалась во все тело.

Стефен схватил ее сзади:

— Хватит, Анна, достаточно. Били вскочил, сжав кулаки:

— Помилуй Бог, не потерплю этого от женщины.

— Заткнись, Магири, — сказал Стефен.

Анна билась в руках Стефена, пытаясь вырваться.

— У тебя есть стыд или нет? — визжала она на Били. — Будь ты проклят!

— Анна! Прекрати сейчас же! Я не отпущу тебя, пока ты не возьмешь себя в руки.

Она кипела от ярости: ей хотелось сдавить горло и придушить, придушить этого Били.

— Прямо-таки буйнопомешанная, вот кто она, — выдохнул Били, поправляя галстук. — Она тебе очень подходит, Флин. Бросается, как бешеная кошка, да и характер тоже поганый.

— Джил! — закричал Стефен.

Открылась дверь с черного хода, и Джил просунул голову.

— Нужно помочь, парень?

— Покажи Магири выход.

Джил взглянул на Анну, и у него глаза на лоб полезли.

— Иисусе Христе! Магири, похоже на то, что она хочет тебя лишить жизни.

— Чтобы тебя черти забрали совсем! — вопила Анна, пока Били торопливо шел к двери. Она оттолкнула Стефена и пронеслась в спальню, хлопнув дверью.

Она села на кровать, вся дрожа в ознобе от шока, пытаясь понять, что все это значит. Она начищала дом Били, и стряпала, и чинила его рубашки. Но хуже всего то, что она ложилась с ним, когда бы он этого ни пожелал. Она считала, что выполняла требования божественной святости брака, а все, что делала, было жизнью блудницы.

Вошел Стефен:

— Ну, Нэн, оставь это. Все это в прошлом.

— Убить его готова.

Стефен сел рядом с ней и дотронулся до плеча. Анна отвернулась.

— Он мучил меня и загубил мою жизнь.

— Твою жизнь он не загубил. Все это прошло, все, что он сделал. У тебя сейчас новая жизнь, светлая — со мной и с Рори, и с этим малышом, который родится. Не позволяй Магири все это отравить.

Анна обхватила голову руками. Может быть, это как раз то, что она просила у Бога? То, что освободит ее от Били, так что она сможет по-настоящему стать Стефену женой?

— На Этой неделе мы поедем в Саратогу. Ты отдохнешь и будешь обрастать жирком и наблюдать за скачками вместе с Джилом. Снимем комнату в гостинице, какая понравится. Там для тебя работы не будет никакой, хотя я просто не представляю, как ты продержишься без шайки мужчин, за которыми нужен глаз да глаз.

Анна почти не слышала слов Стефена. Брака с Били нет, никогда не было этого брака. Всего за секунду она превратилась в другого человека, с другим именем. Она никогда не была Анной Мэси, а только Анной Кируен. И Анной Флин. Внезапно она осознала, что ее брак со Стефеном реален, тогда как венчание с Били было шарадой.

— Ничего не загублено, Нэн, — продолжал говорить Стефен. — Мы вместе навсегда.

Он отнял руки от ее лица и взял их в свои. Он больше ничего не сделал, и за это она ему была благодарна. Ей нужно было посидеть тихо и подумать.

Постепенно она стала чувствовать запах кипящих на тихом огне тушеных овощей с мясом, аромат запекающихся персиков. Вспомнила о том, что на обед Рори приведет Карэнов и, само собой, будут Дэйви и Моуз.

— У меня полно дел, — сказала она, — вставая. Стефен проводил ее до кухни. Она сняла котелок с овощным рагу с огня и стала расставлять тарелки. Когда ставила их, то думала о словах Стефена и поняла, что он прав. Не имеет значения, как она сердита на Били, тратить время на горечь обиды и проклятий ей незачем. И не нужно ей думать о прошлом, когда так много чего происходит в настоящем.

— Пэги говорит, что сейчас, когда уехал Эмет, Дэйви каждую минуту ей делает предложение, — сказала она. — А Джил сказал, что бросит пить, если я найду ему хорошенькую девушку в невесты. Ох, еще ведь миссис Смит-Хэмптон прислала записку. Она решила, что я должна сделать все приданое для ее малыша.

Стефен наблюдал за ней.

— Так, хорошо. Дел масса, верно?

Анна остановилась и взглянула на Стефена.

— А что его заставило признаться? Уверена, что не хотел это делать.

— Я ему кое-чем пригрозил.

— Что знаешь о его шпионстве?

— Шоу подтвердил, да и другие тоже. Это значит, что оброни я словечко — и Били мертвец. И он это знает!

Анна нахмурилась:

— А как ты узнал, что он на мне женился обманом?

— Разве он сам признается в таком о себе? Он хотел информацию об оружии в обмен на твою свободу. Я ему посоветовал рассказать мне правду о твоем браке, или я проговорюсь, что он шпионит. Он немного побушевал, но долго не упирался. Он согласился задержаться в Нью-Йорке проследить за аннулированием своего дела. Это займет какое-то время, Нэн, надо получить подтверждение из Ирландии. Но как только это произойдет, в тот же день Били уедет. Он говорит, что всегда мечтал о Калифорнии.

Анна закончила раскладывать приборы. Она взяла горшок с цветами с кухонного столика и поставила его на середину стола.

— Он всегда болтал о Калифорнии.

— Он знает, что если он не сбежит туда, мы его притянем. Братство шпионов не щадит, и однажды ему придет конец— от пули или от ножа. А он не такой уж храбрый, наш Били, когда дело доходит до этого.

Анна взяла чашку и положила немного рагу. От сердца отлегло, гнев смягчался.

— И тогда мы обвенчаемся как надо. В церкви.

— В церкви святого Пэтрика, только в ней, обещаю. — В тоне Стефена прозвучала хрипловатая нежность, он улыбался.

Анна поставила чашку и посмотрела на него: гнев совсем растаял.

— Ах, Стефен, — сказала она.

Она потянулась к нему, но остановилась, услышав гром шагов на лестнице, звуки юных голосов.

— Господи, помилуй нас! Это Рори и Карэны. — Она потянулась за другой чашкой. — Сейчас иди и зови Дэйви и Моуза. И Джила тоже, если он способен поесть. А ты помойся. Я не хочу, чтобы остывала моя стряпня.

Руки Стефена кольцом обхватили ее талию.

— Пусть они подождут.

— Но, Стефен…

— Поцелуй меня.

Он прижал ее к себе и поцеловал. А потом еще раз. Анна повисла на нем, запустив пальцы ему в волосы.

— А обед… — прошептала она против его рта. — А мальчишки…

— Успокойся, — промурлыкал Стефен, и Анна успокоилась. Губы его были теплые, раскрылись, большие руки крепко прижимали ее. И он целовал ее до тех пор, пока она не ослабела от счастья, пока они не проскользнули в свою уединенную комнату, которая принадлежала только им, только им одним.

Когда с грохотом открылась дверь и на кухню ввалились Рори и Карэны, с криками и прыжками, Анна уже вообще ничего не слышала.