Я как раз наливала в рюмку «сироп от кашля», когда зазвонил телефон. Я замерла на секунду (всё же странно снимать трубку в доме умершей женщины), но потом сообразила, что все знают о её смерти, значит, если кто-то звонит, то по мою душу. Глянула на часы – восемь – и ответила, ожидая услышать Герти или Иду Белль, но заговорил мужчина:

– Мисс Морроу?

– Да.

– Прошу прощения за поздний звонок. Это Альберт Уорли, юрист из «Уорли и Пикар».

«Повестка!»

– Мне жаль, мистер Уорли, но я не могу помочь вам в поисках Мари. Я её даже не знаю.

На мгновение повисла мёртвая тишина, и я подумала, что он повесил трубку. Затем Уорли прокашлялся:

– Боюсь, я немного запутался, мисс Морроу. Я адвокат вашей покойной тётушки.

– Ой. Ой! Извините, мистер Уорли. Кое-что произошло, когда я приехала в дом тёти, и я подумала, что вы звоните по другому поводу.

Он прочистил горло:

– Надеюсь, ничего страшного…

– Да, всего лишь небольшое недоразумение. Чем я могу помочь, мистер Уорли? Сожалею, но я ещё не начала разбирать тётины вещи.

– Не торопитесь. Ваша тётушка довольно удачно вложилась в акции и недвижимость, так что ваше пребывание будет оплачиваться так долго, как это необходимо.

– О, ладно. Но я надеюсь всё утрясти до конца лета.

– Замечательно, мисс Морроу. Я просто хотел прояснить, что мы на вас не давим. Знаю, вы из большого города, но в провинции все становятся немного медлительными.

– Мне уже говорили.

Правда, испытать этого мне так и не довелось, но надежды я не теряла.

– Я звоню насчёт документа. По настоянию вашей тётушки, он должен быть передан вам после её кончины.

– Что за документ?

– Простите, я не в курсе. Бумаги запечатали, когда она принесла их к нам на хранение. Мы лишь обязаны доставить конверт вам. Вы можете и сами забрать его в нашем офисе в Новом Орлеане, или же давайте встретимся в доме вашей тёти. Я бы отправил всё с курьером, но мне необходима ваша подпись на бумагах на недвижимость.

Дерьмо. Меньше всего мне хотелось подделывать подпись Сэнди-Сью на юридических документах. К тому же, что бы там ни находилось в конверте, Мардж оставила это племяннице, а не мне.

– Я пока не уверена в своих планах на неделю, мистер Уорли. Тётин джип вышел из строя, но, надеюсь, скоро его починят. А потом я и так собиралась в Новый Орлеан. Что, если я позвоню вам, когда определюсь с датой?

– Конечно. Как я уже говорил, нет никакой спешки. Условимся о встрече, когда соберётесь в город. Спасибо, мисс Морроу, и хорошего вам вечера.

Я повесила трубку и отправилась наверх, прихватив «сироп» и рюмку. Одну я уже выпила, но подумала, что две – гораздо лучше, особенно если приходится идти спать в такую рань. Совсем не в моём духе. Так как первый глоток чуть не сжёг мои голосовые связки, я даже думать не хотела, что он делает с сосудами. И решила, что перед вторым надо бы натянуть пижаму и забраться в кровать. Не помру, так хоть посплю.

* * *

Сотовый зазвонил, когда я была уже на середине лестнице. Я застонала – настроение даже близко не походило на «хочу прогуляться с двумя престарелыми Королевами неприятностей». Затем выудила телефон из кармана, и сердце забилось быстрее. Харрисон!

– Какого чёрта у тебя там творится? – прогремел его голос, едва я ответила.

Я застыла:

– В смысле?

– У меня выскакивает предупреждение, когда кто-то запускает поиск по национальной базе данных. Вчера запустили – о твоей мёртвой тёте.

– О! – А Леблан гораздо резвее, чем я предполагала.

– Зачем кому-то искать информацию о женщине, скончавшейся по естественным причинам?

Я объяснила ситуацию со всплывшей костью, а вот о своих делишках с греховодными пенсионерками-мафиозницами решила умолчать – а то беднягу ещё удар хватит.

– Иисусе, Реддинг, ты притягиваешь мертвецов. Прошу, скажи, что ты не причастна.

– Шутишь? Парня убили сто лет назад. Я тут точно ни при чём.

– Но помощник Леблан, очевидно, думает, что тётя Мардж что-то об этом знала. Иначе с чего ему под неё копать?

– Она дружила с женой покойника, который, по словам местных, был жестоким, но богатым засранцем. Возможно, Леблан считает, что кто-то из близких друзей помог жёнушке от него избавиться.

– Ты болтала об этом с местными? Завязывай! Не вмешивайся в чужие неприятности. Сосредоточься на упаковывании коробок, поливе цветочков… ну или чем там в этой глухомани занимаются.

– Тебе лучше не знать, – пробормотала я.

– Что?

– Ничего. Поверь, я стараюсь никуда не влезать, но было бы странно, не прояви я хоть немного интереса. Я никого не расспрашиваю, но и не затыкаю народ, когда кто-то хочет посплетничать.

На несколько секунд повисло молчание, затем Харрисон вздохнул:

– Ясно. Тогда просто слушай, но своё мнение ни о чём не высказывай.

– Обещаю, моё мнение останется при мне. – «А ещё при Иде Белль и Герти. Кстати, о них…» – Эм, Харрисон… там может всплыть ещё несколько имён. Покойная тётушка состояла в каком-то старушечьем обществе, которое, кажется, управляет этим городом.

– Хорошо. Если всплывут старушки, я буду знать, что это опять ваш помощник рыбачит.

– О моей ситуации есть новости?

– К сожалению, нет. Ахмад залёг на дно. Разведка молчит, никакой связи с пятницы.

– Но заказ всё ещё в силе?

– Да. Мы перехватили сообщения двух известных бразильских наёмников. Мы знаем, что они въехали в страну, но пока их не нашли.

– Ясно, – кратко ответила я, опасаясь, что иначе в голосе отразится разочарование.

– Слушай, Реддинг, мне правда жаль. Знаю, мы не всегда сходимся во взглядах, но только по работе, ничего личного. И будь уверена, я сделаю всё возможное, чтобы вытащить тебя оттуда. Как и Морроу.

– Не сомневаюсь.

И я действительно не сомневалась. Пусть мы с Харрисоном вечно цапались, будто озлобленные экс-любовники, а Морроу своими головомойками и неодобрительными взглядами порой напоминал мне покойного отца, но я знала, что они хотят разобраться с проблемой не меньше моего.

– Ну ладно, – сказал Харрисон. – Не стоит висеть на линии слишком долго. Я не буду больше звонить, пока что-нибудь не изменится, но проверяй электронную почту.

– Спасибо… Харрисон?

– Да?

– Я ценю всё, что ты делаешь.

– Не сомневаюсь, – повторил он мои недавние слова.

Нажав отбой, я поплелась дальше по лестнице. Итак, пока что Леблан под меня не копает. Конечно, на то никаких причин, ведь Сэнди-Сью и близко не было в Греховодье, когда пропал Харви. Но в какой-то момент любопытство пересилит, и он запустит проверку просто так.

Столько всего нуждалось в обдумывании, что у меня разболелась голова. Я собиралась переодеться, лечь в кровать с книгой и глотнуть ещё «сиропа». Если повезёт – впаду в кому, тем самым решив все свои проблемы.

* * *

Я как раз надевала наушники, но, заслышав скрип над головой, бросила их на кровать и выскользнула из-под одеяла. Вокруг царили духота и безмолвие, так что звук явно не ветром принесло.

Кто-то ходил на чердаке.

Я обнаружила ведущую туда лестницу в конце коридора, ещё когда обследовала дом. Правда поначалу решила, что это кладовка, но ступеньки-полки оказались такими узкими, что хранить на них что-либо было попросту невозможно.

Схватив пистолет и натянув носки, чтобы заглушить свои шаги, я прокралась по коридору. Дверь к лестнице открывала, затаив дыхание, но, к счастью, она не скрипнула, и я шмыгнула в узкое пространство, на цыпочках поднялась по ступенькам и, наконец, заглянула на чердак.

Свет полной луны проникал в единственное окно, прочерчивая мерцающую дорожку по центру комнаты. Я осмотрелась, пытаясь уловить какое-либо движение среди теней, но… ничего.

Даже ни единого колебания воздуха, и на мгновение я решила, что ошиблась.

Но тут вновь услышала шум.

Я медленно взобралась на чердак, молясь, чтобы половицы не заскрипели, и замерла. Тишина. Кто бы сюда ни влез, двигался он бесшумно, а значит, знал, что я здесь: уже увидел или почуял запах. Но на моей стороне всё ещё был элемент неожиданности – пистолет.

Держась начеку, я осторожно шагнула вперёд. Пришлось вновь вернуться в боевой режим и положиться на инстинкты, дабы получить хоть какое-то преимущество. Вдоль стен высились груды коробок и мелкой мебели. Что-то было накрыто простынями, создавая атмосферу домов из ужастиков.

И тут я, блондинка в пижаме, ползущая навстречу опасности, вместо того, чтобы бежать прочь. То ещё клише, вот только я не грудастая и не чирлидерша, и влёгкую уделала бы этого слизняка из «Крика».

В дальнем углу гора коробок почти касалась потолка. Чёрт, да чем же Мардж так запасалась? В моей крохотной квартирке имелся один-единственный шкаф, и если убрать оттуда всё оружие, он и на четверть не будет заполнен.

Я сделала пару шагов в ту сторону, и тут одна из простыней колыхнулась где-то на уровне моего плеча. Я застыла, осознав, что, если коробки стоят не вплотную к стене, за ними легко может кто-то прятаться. Кто-то с винтовкой, нацеленной точно мне в голову.

За долю секунды я рванула к коробкам, сорвала простыню и нырнула в сторону прежде, чем меня успели подстрелить. Вот только проблема оказалась совсем иного рода. Стоило наклониться, как прямо мне на плечо приземлилось нечто большое и пушистое. Разглядеть удалось только сверкнувшие белки глаз да зубы.

Я не закричала. Обученные убийцы не кричат, даже когда на них нападет мех с зубами, но пару раз выстрелила, пытаясь попасть в гадёныша. Безуспешно. Зубастый комок шерсти пронёсся в дальний конец комнаты, запрыгнул на старый книжный шкаф, открыл окно и сиганул на дерево снаружи.

Я рванула следом, полагая, что пуля его и там достанет, споткнулась о вешалку и впечаталась в стопку коробок, которая в итоге меня и погребла. Откопавшись я таки добралась до окна, но лохматого зубастика уже и след простыл. Преисполненная негодования, я закрыла окно – на сей раз не забыв запереть, – развернулась и ударилась о какую-то коробку. Разозлившись ещё сильней, я от души пнула преграду, древний картон развалился, и содержимое высыпалось на пол.

В глаза бросился блеск военной медали. Я наклонилась и подняла армейскую форму, к которой она была прикреплена. Времён Вьетнама. На куртке имя Мардж. Значит, она ветеран Вьетнамской войны и, судя по количеству полосок и медалей, не крестиком там вышивала. Тётушка повидала кое-что серьёзное.

Служба в армии. Теперь понятно, почему в доме Мардж всё так незатейливо и упорядочено и откуда такое собрание книг. А ещё, возможно, это объясняет, почему мне здесь вполне уютно, хотя я везде чувствую себя не в своей тарелке.

Почёт и уважение не позволили бы мне оставить воплощение военных заслуг валяться на полу чердака, так что я сгребла всё обратно в коробку и, придерживая рукой сломанную картонку, понесла вниз. Завтра отутюжу форму и найду для неё более подходящее место.

Добравшись до комнаты, я поставила коробку на стол, глянула на часы и застонала. Два ночи. Для сна осталось всего пять часов, а потом сработает мой внутренний будильник, и начнётся очередной «безмятежный» день в Греховодье. Луизиана – ад для тех, кто не прочь поспать. Не удивлюсь, если местные – сплошь вампиры.

Перезарядив пистолет, я взяла наушники, готовая насладиться теми немногими часами сна, что мне отведены, но надеть их не успела. Кто-то забарабанил в дверь. Бога ради, ну что ещё могло произойти?

Я протопала вниз и распахнула дверь. На пороге стоял помощник Леблан: помятый, уставший и не более счастливый, чем я.

– А теперь чего? – спросила я.

– Поступил звонок о выстрелах в этом районе.

– И вы, естественно, тут же решили, что это я.

– Естественно.

Я собралась было отрицать, но вспомнила, что придётся нанимать кого-нибудь для починки крыши и всё в любом случае всплывёт.

– Кое-кто забрался на чердак. Я пару раз пальнула, но тварь сбежала.

Леблан вскинул бровь:

– Сбежала? Как?

– Открыла окно и спикировала на дерево. Я понятия не имела, что на болотах водятся обезьяны. Хотя, должна признать, я вообще мало знаю о вашем штате.

Он вздохнул:

– Обезьяны у нас водятся только в зоопарке и на политических постах. Если зверь открыл окно, то это енот. У них противопоставленный большой палец, да и соображалки хватает. А ещё они совершенно безобидны.

– Она напал на меня! Сиганул сверху, а потом ещё и преследовал.

– Он не нападал. Вы его напугали, а когда он попытался сбежать с чердака – едва не убили. Вопрос в том, где вы взяли пистолет?

«Ой».

– Уолтер продал мне винтовку.

– И стреляй вы из неё, проблем бы не было. Но местные знают разницу между выстрелами из винтовки и из пистолета. И достать его вам было бы сложновато, учитывая, что после смерти Мардж я лично убрал из её дома всё оружие.

– Убрали? Это моё наследство! Какое вы имели право?

– Оно в целости и сохранности, заперто в управлении шерифа. Я не мог оставить пустой дом полным оружия, особенно когда весь город в курсе, что оно там.

– Ладно, но теперь-то у вас какое оправдание?

– Я собирался всё вернуть, когда вы приехали, но после нашей встречи… решил подумать дважды. И трижды, и четырежды. И был прав, поскольку вы, наверное, уже изрешетили собственную крышу.

Я попыталась придумать достойный ответ, но в итоге признала, что меня уделали, и хорошего настроения это не добавило.

– Позволю себе предположить, – продолжил Леблан, – что введённый в заблуждение Уолтер решил позаботиться о красивой женщине и одолжил вам свой пистолет. И завтра вы его вернёте, иначе нас ждёт очередная встреча.

Он достал блокнот с квитанциями, и я почувствовала, как подскочило давление.

– Вы мне штраф выписываете? Дайте-ка угадаю: по вторникам запрещено пугать диких животных в собственном доме?

Не обращая на меня внимания, Леблан продолжил писать, затем оторвал листок и протянул мне. Вместо штрафа там значился только номер телефона и имя «Бадди».

– Бадди починит крышу, – сказал Леблан. – Только перед началом работы убедитесь, что он трезвый, а то свалится, и его жене придётся шесть недель мириться с его бездельем – именно столько обычно уходит на исцеление якобы сломанной ноги. Я знаю Бадди всю жизнь, поверьте, терпеть его шесть недель никто не заслуживает.

– Убедиться, что трезвый. Поняла. Спасибо.

Он кивнул:

– Теперь, пожалуйста, надевайте наушники и ложитесь в кровать, пока дело не закончилось травмой или чем похуже. По крайней мере, не трогайте пистолет, пока я не разживусь напарником, у которого нет проблем со слухом и зрением. Я нормально не спал с самого вашего приезда.

Леблан сошёл с крыльца и забрался в свой внедорожник.

– Нас таких двое! – крикнула я, когда он отъехал от обочины.

На другой стороне улицы кто-то быстро задёрнул шторы. Любопытные заразы. Я хлопнула дверью – просто потому, что могла – и в тот же миг услышала, как в спальне что-то с глухим стуком упало на пол, и поспешила наверх. Коробка. Видимо, я поставила её слишком близко к краю стола, а вибрация от хлопка закончила дело.

Кости, которого не разбудили ни шум на чердаке, ни выстрелы, ни визит Леблана, выбрал именно этот момент, чтобы завыть. Я вышла в коридор и перегнулась через перила. Бедняга безуспешно пытался взобраться по лестнице, и когда он соскользнул вниз второй раз, я решила, что лучше спуститься и удержать его, пока у меня на руках не оказался ещё один труп.

Спустя два лакомства и двадцать минут, в течение которых пёс их мусолил, он успокоился и вновь уснул. Я поплелась к себе, окончательно убедившись, что во время наёмнической деятельности в моей жизни было куда больше отдыха и меньше драм. Но на пороге замерла и вздохнула. Содержимое коробки всё так же валялось на полу.

Окончательно добитая порванной картонкой, енотом, «одолженным» пистолетом и очередной бессонной ночью, я начала выкладывать вещи на стол в неком подобии порядка. А когда поднимала с пола последний комплект формы оттуда выпала пачка конвертов. Я взяла их, ожидая увидеть письма от родных и друзей Мардж, отправленные ей во время войны, но конверты оказались чистыми, без адресата.

Стянув с пачки тугую резинку, я распечатала один из них и достала листок.

«7 сентября 1961

В джунглях тяжко, но пока я сосредоточена на работе, которую должна выполнять, мне ничего не грозит. И да, я уделяю обязанностям всё свое внимание, и всё же в самые странные времена ловлю себя на мыслях о тебе. Порой я вспоминаю, как мы каждый год на Осенний фестиваль вышагивали по главной улице. Или выражение твоего лица, когда мы застряли на вершине колеса обозрения на окружной ярмарке. Я скучаю по твоей улыбке, по нашим прогулкам на лодке и по тому, как ты смеёшься над глупыми чёрно-белыми фильмами.

Я всегда тебя любила. И ни расстояние между нами, ни жертвы, которые я ежедневно приношу во имя свободы, не уменьшили этих чувств. Если бы я только могла тебе открыться и не нести эту тайну в одиночку, тогда б на сердце не было так тяжело.

Мардж».

Я вытащила следующее письмо – то же самое. Мысли и мечты солдата, скучающего по любимому человеку. Пролистнув пачку, я насчитала конвертов пятьдесят и ни одного подписанного.

Мардж писала всё это любимому, но никогда не отправляла.

Я оставила письма на столе рядом с формой и забралась в кровать. И лежала в темноте, размышляя. Каково это, любить кого-то так… всецело? Чтобы в разгар жуткой войны думать о его улыбке?

Мне никто никогда не был так дорог. Я даже сомневалась, что способна на столь сильные чувства. Я встречалась с мужчинами, но это и отношениями-то не назовёшь, не то что бессмертной любовью.

И почему, в конце концов, написав все эти письма, Мардж не набралась мужества их отправить? Что ей было терять? Если человек не отвечает на твои чувства, пожалуй, лучше уж об этом знать, чем не знать. А если отвечает – то у вас есть шанс на совместное будущее.

Я выдохнула, заставила себя закрыть глаза и начала считать ручные гранаты. И так уже по шею увязла в делах, которые, во-первых, меня не касаются, а во-вторых, мне не по зубам. Не хватало ещё разбираться с неразделённой любовью пятидесятилетней давности.

Но даже проваливаясь в сон, я продолжала гадать, призналась ли Мардж, ответили ли ей взаимностью, и если да, то почему эти письма так и оставались у неё все эти годы.