После всех волнений, горячего душа и пирога, я должна была отключиться, едва коснувшись подушки, но в итоге лишь безуспешно ворочалась в постели. Может, волнений оказалось слишком много, а может – и скорее всего, – слишком много кофе. В любом случае сон не шёл. Наконец плюнув, я решила усыпить себя чтением, вскочила с кровати и пошла к столу, где днём оставила книжку. А когда потянулась за ней, случайно столкнула на пол стопку писем Мардж. Резинка лопнула, и конверты разлетелись по комнате.

Я со вздохом наклонилась, чтобы их собрать, а выудив залетевший под кровать, вдруг увидела на лицевой стороне какие-то знаки – на других такого не было. Я выпрямилась, изучая изображение. Вроде как рисунок, но непонятный… И тут я осознала, что держу конверт вверх тормашками, перевернула, и всё стало ясно.

Набросок женского лица. Чёткие прямые линии. И слеза на щеке. Я сгребла остальные конверты на стол, а этот вязала с собой в кровать вместе с книгой. Вдруг он не просто так выделяется из всей пачки?

Ответ я получила, едва начала читать.

«Мне пришла весточка от Франсин. О твоей свадьбе. Я знала, что ты не страдаешь от одиночества, но это… словно нож в сердце. Почему, Харви? Невыносимо больно.

Ничто больше не имеет значения. Ни эта война, ни даже моё возвращение.

Через пару месяцев я впервые за два года появлюсь в Греховодье, но буду одна.

Здесь, в джунглях, у меня хотя бы есть цель. Есть люди, о которых нужно заботиться. Есть важная миссия.

Я боюсь своей реакции на нашу с тобой первую встречу. Как, как мне прожить оставшиеся годы, когда ты так близко, но не со мной?»

Я со свистом выдохнула.

Харви?!

Мужчина, по которому Мардж сохла и кому писала все эти неотправленные письма, – Харви Чикорон? Главный засранец в округе?

Я обалдело откинулась на подушку. Это всё меняло. Если Мардж долгие годы безответно любила Харви, наблюдала за его семейной жизнью с Мари, а потом и за интрижками на стороне… одному богу известно, что она чувствовала.

И что планировала.

Могла она любить его так сильно, чтобы убить? Безусловно, любовь – настоящая любовь – никогда не толкнёт на подобное. Но когда тобой годами пренебрегают, когда предпочитают тебе девиц помоложе или посговорчивей, возможно ли, что всепоглощающее светлое чувство превратится в нечто другое… нечто тёмное?

У Мардж были и военные навыки, и оружие. Вдруг она и правда разделалась с кобелём, что избивал её подругу и спал со всем, у чего есть пульс?

И многие ли знали о чувствах Мардж? Уж точно не Ида Белль и Герти, иначе б они первыми предложили её в качестве подозреваемой. Да, не очень приятно обвинять подругу, но мёртвым всё равно.

Однако если Мардж удавалось скрывать свою любовь к Харви от этих двух бандиток и тем более от Мари, то она была величайшей актрисой всех времён и народов.

Я уставилась в окно в кромешную тьму ночи и покачала головой. Как в таком маленьком городке может твориться столько всего? Я с подобным никогда не сталкивалась, ибо вечно из кожи вон лезла, чтобы упорядочить свою жизнь и избежать любых осложнений. И вдруг поняла, что всё сводилось к избеганию людей. Видимо, люди – самая большая трудность, с которой можно столкнуться.

Сунув письмо обратно в конверт, я положила его на тумбочку, выключила лампу и со вздохом скользнула в прохладу простыней, пытаясь сосредоточиться на чём угодно, кроме собственной жизни. А то с приезда сюда и так увлеклась самокопанием и сомневалась, что выдержу очередное откровение, как следует не выспавшись.

Но едва я задремала, как ту же вскочила.

Опять возня на чердаке!

Я рванула к сумке, что притащила из магазина вместе с продуктами. На сей раз этот мелкий пушистый грызун меня не одолеет. Я подготовилась, купив фонарик и пневматический пистолет. Уолтер смог продать его без проверки данных, так что прикрытие не пострадало.

Вооружившись законно приобретённым стволом, я прокралась по чердачной лестнице и ненадолго замерла, давая глазам привыкнуть к темноте. Затем посмотрела направо, налево, но не заметила ни единого признака присутствия мохнатого взломщика.

Вдруг в дальнем углу за коробками что-то зашуршало, и я двинулась вперёд, тщательно выбирая не скрипучие с виду доски. Всего пара шагов, и я увижу гадёныша.

Один, два, три…

Я сиганула через ряд коробок, одновременно включая фонарик. Свет пронзил темноту чердака подобно взрыву. Я моргнула, привыкая, и направила пистолет в сторону шума.

– Не стреляй! – раздался женский голос.

Ошарашенная, я выронила фонарик, и тот грохнулся на пол, развернувшись лучом в другую сторону. Я же всматривалась в темноту, ожидая увидеть одну из греховодных дам, действующих по приказу Иды Белль или Герти. Но вот фигура шагнула вперёд, и я выпучила глаза:

– Мари!

Точно она! Несмотря на возраст, лицо её оставалось всё тем же, что и на старых фото. Мари медленно шла ко мне с поднятыми руками.

Я убрала пистолет за пояс.

– Какого чёрты вы делаете на моём чердаке? И опустите уже руки! Я не собираюсь стрелять. Я вас искала.

Она опустила руки и кивнула:

– Знаю. Я слышала ваши разговоры с Идой Белль и Герти. Вентиляция из кухни ведёт прямо к моему убежищу.

– Всё это время вы прятались здесь? – удивилась я.

Но тут же вспомнила о постоянных попытках пса взобраться по лестнице. Я-то списывала всё на старость или запах енота, а оказывается, дело в Мари.

– Ужасно было, наверное, – сказала я, поднимая фонарик.

– Всё не так плохо.

Она шагнула в угол за моей спиной. Обернувшись, я увидела кресло-качалку с начатым вязанием, а рядом – стопку книг и заваленную одеялами военную раскладушку.

– Из-за коробок от входа мой закуток не видать. Я подумала, если ты не будешь приглядываться, то и не заметишь…

И я не заметила. Агент разведки, блин.

И пока я таскалась по болотам в поисках Мари, она спокойно вязала носочки прямо над моей головой. Я как наяву видела хмурое лицо отца и тайно радовалась, что директор Морроу никогда не узнает о моём эпичном провале.

– Итак, вы тут всё обустроили, пока я гоняла по городу с Идой Белль и Герти?

– Вообще-то, нет. Раскладушка и кресло уже здесь были. Мардж страдала от лёгкого ПТСР и иногда отсиживалась на чердаке. Думаю, тут она чувствовала себя в безопасности. Как в военном лагере.

– Что ж, это определённо лучшее из возможных убежищ. Никто не стал бы вас здесь искать.

– Ну да, кроме случая с енотом, проблем не было. Я точно знала, какие места проверят. Потому съездила на Большую Нужду и оставила одеяла, надеясь пустить народ по ложному следу. А в субботу зарегистрировалась в мотеле по пути к Новому Орлеану и оплатила номер на неделю вперёд – на случай, если Большая Нужда вас не убедит.

Я покачала головой, до сих пор удивляясь, что Мари всё это время жила на моём чердаке.

– Но зачем? Зачем прятаться, если это лишь отсрочит неизбежное?

Она вздохнула:

– Не знаю. Да, это трусость, но я не хотела сдаваться, пока не придумаю правдоподобную версию.

– Но Ида Белль и Герти помогли бы.

– И влезли бы в неприятности. Нет, я должна была сама во всём разобраться, а сидя в тюрьме или отбиваясь от идиота Мелвина, этого не сделаешь.

– И как, есть успехи?

Мари помотала головой, и на лице её отчётливо проступила грусть.

– Ладно, думаю, вам пора спуститься и многое объяснить. Я вызову Иду Белль и Герти. Они слишком долго о вас волновались. И нам явно потребуется кофе.

– А может, немного виски?

– Однозначно.

Мы спустились в гостиную. У подножья лестницы нас встретил виляющий хвостом Кости. Я не видела его таким оживлённым с тех пор, как он откопал Харви. Мари почесала пса за ушами, и он лизнул ей руку. Затем повернулся ко мне, и клянусь, на собачьей морде чётко читалось «Я же тебе говорил!» Закончив с приветствиями, Кости поплёлся обратно к своей койке на кухне и, когда мы через несколько секунд вошли следом, уже храпел.

Я положила пистолет на стойку и полезла за кофе, а Мари со вздохом плюхнулась на стул. Она казалась растерянной и чересчур взволнованной. Оно и понятно, учитывая ситуацию, но складывалось впечатление, что переживает Мари скорее о том, что же известно мне.

– Ничего не хотите рассказать… пока я не позвонила Герти и Иде Белль?

Она уставилась на меня, безуспешно пытаясь изобразить спокойствие и непонимание:

– Нет. С чего бы?

– Ну, судя по вашему виду, что-то ещё неладно помимо очевидных проблем.

– Ох, много чего неладно. Было бы странно, если б я не переживала.

Я засыпала в кофеварку кофе, налила воды и нажала кнопку. После чего взяла вилки и тарелки и поставила на стол рядом с остатками шоколадного пирога. С такими темпами, кажется, хорошо, что я купила сразу три.

Какое-то время я внимательно изучала Мари, и она стушевалась под моим взглядом. Наконец я уселась напротив.

– Я вижу не переживания. Вину.

Её глаза расширились.

– Я не сделала ничего такого, из-за чего должна чувствовать себя виноватой.

Я улыбнулась:

– Я и не говорила, что должны. Я сказала, что чувствуете. Но отлично справились с увиливанием.

– Понятия не имею, о чём ты.

Я отрезала кусок пирога и положила его на тарелку перед Мари.

– Вы ведь не убивали своего мужа?

– Нет.

– Но знаете, кто его убил.

Она вздохнула:

– Я не сразу поняла, клянусь. Но со временем начала догадываться…

Я налила нам подоспевший кофе, протянула Мари чашку и отрезала и себе огромный кусок пирога. Я его заслужила.

– У вас есть доказательства?

– Нет, я их и не искала. Не хотела знать наверняка.

– Но всё равно узнали.

Мари кивнула, не отрывая взгляда от тарелки.

– Это Мардж, да?

– Думаю, да, – едва слышно прошептала она. – Мне так жаль, что приходится сообщать тебе это…

Печаль в её голосе смущала. Я с грохотом опустила вилку.

– Не понимаю. То есть, Харви не был подарочком, и с его уходом ваша жизнь только улучшилась, но я полагала, что вы с Мардж дружили. Она любила вашего мужа, обижалась на него за то, что женился на вас… Вас это ни капли не злило?

Мари обалдело моргнула:

– Что… Я не… Что за чушь ты несёшь?

– Я нашла письма на чердаке. Мардж писала их Харви с войны, но не отправляла. Сначала я не знала, кому они адресованы, но этим вечером прочла послание, в котором она называет Харви по имени.

Я сбегала наверх за письмами и протянула Мари последнее прочитанное.

– Вот здесь, смотрите. – Я встала возле её стула и ткнула в единственный раз упомянутое имя.

«Мне пришла весточка от Франсин. О твоей свадьбе. Я знала, что ты не страдаешь от одиночества, но это… словно нож в сердце. Почему, Харви? Невыносимо больно».

– Она спрашивает, почему он выбрал вас. Даже если вы никогда не любили этого мужчину, всё равно должно быть обидно, что ваша подруга мечтала его отбить.

Мари прочла письмо целиком, и выражение её лица из потрясённого вновь стало грустным.

– Полагаю, правда уже никому не навредит. Я столько лет скрывала и переживала…

Я вновь уселась напротив неё:

– Какая правда?

Мари ткнула в листок:

– Это не запятая после «почему». Просто дефект бумаги или случайная помарка. – Затем опустила письмо и посмотрела на меня: – Она спрашивает, не почему Харви женился на мне, а почему я выбрала Харви.

– О. – Я уставилась на Мари. – О!

Она кивнула:

– Да, знаю. В то время подобное было неприемлемо.

– А вы её… вы…

– Нет. Я любила Мардж как друга, но на её чувства ответить не могла. Она знала и приняла, что мы будем только друзьями. Думаю, если б я вышла замуж за кого-то хорошего, доброго, она бы так не расстроилась. Но Харви…

– Он ужасно с вами обращался, и это сводило Мардж с ума.

– Да. Она пыталась уговорить меня бросить его, предлагала жильё и деньги, но их бы не хватило на уход за Чарли. Кроме того, я не могла всё это принять, зная о её чувствах. Это было бы нечестно.

Я попыталась представить, каково это, оказаться вынужденной жить с чудовищем, зависеть от него, чтобы заботиться о единственном родном человеке, и всё же не смогла понять всю глубину отчаяния Мари. Я всегда была слишком независимой – слишком самодостаточной, – и ситуация просто не укладывалась в голове.

Не удалось мне понять и чувства Мардж, которая столько лет любила, знала, что с Мари ужасно обращаются, но ничего не могла поделать ни со своей любовью, ни с измывательствами Харви. Хотя, полагаю, с последним-то она как раз таки справилась. И в этом корень всех наших сегодняшних неприятностей.

– Ладно, допустим, Мардж не нравилось, как с вами обращались, но она годами за этим наблюдала. С чего же вдруг сорвалась и пошла на убийство?

– Я тогда на несколько дней слегла с гриппом, и Мардж по вечерам привозила мне запеканку, чтобы у Харви всегда был ужин. Она не лучший повар, но он всё равно ничего не понимал в еде, лишь бы она стояла на столе вовремя. А затем Кости сломал лапу, и Мардж пришлось везти его к ветеринару, прежде чем заехать к нам.

– Харви разозлился?

Мари кивнула:

– Он требовал, чтобы всё всегда было, как он хочет. Даже умри я, он бы всё равно ждал свой ужин ровно в пять. – Она склонила голову набок и нахмурилась. – Знаешь, а ведь с тех пор, как Харви исчез, я ни разу не ужинала в пять часов. Ни единого дня. Садилась есть или раньше, или гораздо позже. Я над этим даже не задумывалась, но, видимо, сыграло подсознание.

– Неудивительно. Так что случилось?

Мари вновь опустила взгляд.

– Он ударил меня. Как и всегда, когда решал, что я облажалась. Но на сей раз целился в лицо. Обычно-то оставлял синяки только на теле, чтобы можно было скрыть. Мардж шла к нам через задний двор и в этот момент как раз стояла у прозрачной двери кухни. Она всё видела.

– Она убила его в вашем доме?

– Нет. Она ворвалась на кухню и швырнула запеканку Харви в лицо. А потом заорала, чтобы он убирался прочь, пока она не вызвала полицию. Я знала, что она не станет, ведь это навредит мне, но Харви поверил. И ушёл, угрожая убить нас обеих.

Меня захлестнул гнев. Бить жену за то, что не получил запеканку вовремя? Будь я здесь, то, наверное, сама бы грохнула придурка.

– А дальше?

– Мардж помогла обработать ранки. Он рассёк мне бровь и поставил фингал под глазом. Но я всё равно болела, так что в ближайшие дни на люди выходить не собиралась. А для воскресного похода в церковь Герти и Ида Белль всё замаскировали косметикой.

– Церковь здесь настолько важна?

– Тогда мне нельзя было пропускать службу. Харви уже исчез, и Герти с Идой Белль переживали, что, узнав об избиении, народ начнёт подозревать меня в убийстве. Ещё они создали счёт на Багамах и заставили меня воспользоваться паролем Харви и перевести туда часть денег, чтобы все решили, будто он сбежал с одной из своих шлюх.

– Даже так?

Ида Белль и Герти упустили довольно большой кусок истории о своём участии в деле Харви. Неудивительно, что они так жаждали найти другого подозреваемого. Понятно же, если выяснится, что он избил жену прямо перед исчезновением, то на неё повесят всех собак ещё до суда. Всплывшая кость в свою очередь доказывала, что Харви деньги не переводил, а значит, Мари и две её подружки по уши в дерьме.

– Деньги до сих пор на счету? – спросила я.

– Нет. Ида Белль сказала, что нужно всё устроить так, будто Харви их снова куда-то перевёл, да чтоб не отследили. Мы совершили несколько сложных манёвров, меняли страны, втянули в дело парочку подозрительных юристов, но в итоге я потратила деньги на покупку пляжного домика на Таити.

– Шутите?

– Даже не думала. Мы с Герти и Идой Белль каждый год по целому месяцу там отдыхаем. А всем говорим, что ездим в Южную Африку в качестве волонтёров. Нужно же как-то объяснять загар.

– Разумеется.

Мари смущённо на меня покосилась:

– Полагаю, они тебе не рассказывали…

– Нет. Кое о чем предпочли умолчать. В основном о том, что выставляет их в дурном свете.

Заразы! Да они теперь за свои махинации не расплатятся. Я мысленно составляла счёт. Герти должна каждый день до конца моего пребывания здесь печь мне пирог. А Ида Белль – давать тачку покататься.

– Итак, как я поняла, полиция поверила в побег Харви?

Что-то в этой ситуации по-прежнему не давало покоя.

Мари кивнула. И тут до меня дошло.

– Вы рассказывали Иде Белль и Герти о том, что видела Мардж?

– Нет. Она просила молчать, и до этого дня я всё хранила в секрете.

Кажется, всё наконец становилось на свои места.

– То есть все эти годы они действительно думали, что вы убили мужа?

– Да, но я не хотела предавать Мардж. Вскоре всё утихло и быльём поросло. К тому же Мардж всегда меня защищала. Я не могла подвергать её опасности.

– Но теперь всё изменилось. Вы же понимаете, что правде придётся выйти наружу?

– Понимаю, но боюсь, после всей этой лжи мне никто не поверит.

Я вздохнула:

– Я тоже.