В углу столовой отодрался край обоев. Хорошо бы покрасить ограду. Надо что-то делать с книжными залежами – некоторые стопки-башни достигли такой высоты, что грозят обрушиться, когда по улице проезжает грузовик. Да еще этот никому не нужный гараж – у него уже доски отваливаются, – когда я наконец решусь переделать его в домик для гостей? Но даже в этих легких угрызениях совести из-за того, что столько лет малодушно откладываешь дела, есть что-то приятное.

Не затем ли я уезжал, чтобы по возвращении острее почувствовать себя дома? Сообщения на автоответчике прослушаю позже. Того, что осталось от дорожного обеда, вполне хватит на ужин. Занятия в школе только завтра, и письма-газеты с почты заберу только завтра. Главное – не включать телевизор. Поброжу тихонько по комнатам. Чувство дома складывается из множества мелочей. Все одно к одному: то, как скрипнула дверь в гостиную и как бесшумно открылась дверь в спальню, как затрещала половица слева от шкафа, поперхнулся сливной механизм. И влажный запах, который нелегко определить, да и к чему стараться раскладывать его на элементы – этой влажностью дом наполняется каждый год к концу лета. Надо просто открыть окна в сад, включить на малый жар отопление, чтобы разогретый дух отцветающих роз и первых георгинов и космей перемешался с острой затхлостью бумажных трофеев, выуженных на развале у букинистов. Толстая подшивка «Нувель ревю Франсез», должно быть, долго провалялась где-нибудь на чердаке, а потом еще попала под дождь. Ну да, нельзя сказать, что пахнет так уж хорошо, да, далеко не все работает как надо – замок на этот раз открылся еле-еле. Но даже и приятно ощущать, что дом мне неподвластен, что он меня пускает внутрь, но распоряжается собою сам. Хотя… Неисправный замок дает мне доступ в мир, где всем кварталом правила мадам Портуа – мальчишкой я бегал к ней за молоком. И в этом что-то есть… Хожу по комнатам и улыбаюсь. Отопление можно выключить – тесто уже подошло. Все по рецепту, я пропекся в меру. Я дома.