Итальянский ресторанчик на улице Оберкампф, где можно пообедать за одиннадцать евро. И поесть свежих спагетти. Их делает на месте автомат, стоящий прямо на стойке, напоказ. Но самое замечательное – тамошний хлеб. Правда, приходится подождать, пока его испекут, зато приносят горячим, с пылу с жару. Кто там хозяин, не совсем понятно. Однажды нас обслуживала женщина лет сорока, иногда это делает мужчина, возможно, ее муж. Но чаще всего – долговязый молодой итальянец с черными кудрями до плеч, который двух слов связать не может по-французски. Обряженный в длинный белый фартук, он и готовит, и подает. Зал маленький, посетителей обычно человек семь-восемь, не больше.

В тот день повару помогал другой паренек, тоже итальянец, такой же тощий, весь в черном. Довольно робкий, но по-французски говорил куда лучше. Заказанный хлеб пришлось ждать очень долго. Наконец паренек, извиняясь, притащил пару восхитительных тоненьких длинных батонов с хрустящей корочкой. Когда он снова подошел, мы похвалили хлеб. И вдруг он просиял, сказал, как эти штуки называются – стромпини… или стромбини, думал, запомню, но забыл, – что их очень любят в Неаполе и сам он неаполитанец… Потом сделал знак – я сейчас! – убежал и принес еще два стромбини, надрезанные и начиненные анчоусами: вот так вот едят их в Неаполе! Неизвестно, что лучше: горячий хлеб с анчоусами или этот порыв в нарушение правил. Короткий – очень скоро все опять пошло как обычно. Это было совсем не в Неаполе – дождливым будним днем в Париже, на улице Оберкампф. А парнишку мы больше не видели.

* * *

Есть выражение «умереть в борьбе за свободу». Очень напыщенное, но ничего не говорящее уму и сердцу. Вот если нам скажут, что борец любил поесть селедки с картошкой и постным маслом, погонять с сыном мяч на школьном стадионе, тогда мы почувствуем, что значит «умереть за свободу».

Политикам этого не понять. Они, может, и скажут по телевизору про селедку с картошкой, но с какой надменной улыбкой! Мол, я, так и быть, отвечу, но не будем забывать: это все несерьезно… я расскажу вам про этот пустяк, пиар-советник говорил, это важно для рейтинга… но все же это не имеет никакого отношения к делу, настоящему делу!

Однако мертвые остаются земными людьми. И им совсем не хочется сгореть бесследно, как восковая свеча. Думаю, они обретают покой, когда мы гоняем в мяч с ребенком, вспоминаем о них в живой повседневности: хрустя морковкой или надкусывая сочный кружочек припущенного в масле лука. Если же мы не зовем их за стол полакомиться селедкой с картошкой, их безвозвратно забирает смерть.