Резня в Статтоне началась заполночь. Хозяева замка ожидали, а гости готовились к этому. И никакие взаимные уверения в дружбе, звучавшие на вечернем пиру, не могли ничего изменить.

Когда Рейчел увидела, как волокут по двору труп ее матери, она уже знала, что ее отец, трое братьев и сестра мертвы. На мгновение наемник, тащивший ее за волосы по лестнице, приблизил свою руку слишком близко к ее лицу, и она укусила ее изо всех сил. Еще мгновение — и ударив его коленом в живот, она затерялась в спасительном лабиринте замковых коридоров, знакомых ей с детства. В праздничном парчовом платье скользя на залитом кровью полу, при каждом шаге боясь упасть, Рейчел сорвала плащ с одного из трупов, укуталась в него, и замирая от каждого шороха, на ощупь стала пробираться прочь из замка. Она перебралась через крепостную стену в том самом месте, которым часто пользовалась, чтобы тайком бегать к реке, и в нерешительности замерла. В деревню идти не имело смысла — наверняка, эти свиньи уже вовсю хозяйничают там. Часовня у реки их не остановит. Она повернула к лесу и бросилась бежать изо всех сил.

Найти в темноте хижину доезжачего оказалось нелегко. С трудом, запыхавшись, Рейчел забралась на сеновал. Наткнувшись рукой на человеческое тело, она принялась трясти его: «Марион!». В ответ мужчина что-то невнятно пробормотал, и, притянув Рейчел к себе, навалился на нее всей тяжестью своего тела. После тяжелого запаха крови и гари, пропитавшего замок, от него приятно пахло потом и сеном. Рейчел оттолкнула его от себя и повторяла имя Марион до тех пор, пока он не проснулся настолько, чтобы понять, что ей нужно. Мужчина пошарил рукой в сене где-то позади себя и, нащупав Марион, сонным голосом назвал ее по имени.

Марион, всклокоченная, в одной рубахе, из которой выпирали мощные груди, в слабом свете сального светильника металась по хижине, и проворно собирая, все необходимое, иногда всплескивала руками и повторяла: «О, горе-то какое!». Она переодела Рейчел в свое платье, собрала еды. Платье оказалось велико, хоть Рейчел с Марион и были молочными сестрами.

— Скрыться вам надо, госпожа. В два счета, так укрою — ни в жисть никто не найдет! Ой, горе-то какое!

— Нет, Марион, не нужно. Здесь они могут искать. Но даже если не будут… Я пойду в Ильскую обитель, к своему дядюшке. Он там аббат. Он защитит меня от произвола.

— Правильно, дядюшка вас и защитит. Верно. Божий человек, аббат, его даже они послушают. Только вот путь туда не близкий. Как же вы, одна-то? Идти нужно прям щас, ночью. Ну да я вас одну не отпущу. Джереми! Слезай быстрей! Поведешь госпожу до Иля.

Рейчел тихо стояла перед хижиной, пока Марион давала ее проводнику последние наставления. Потом они обнялись с Марион на прощание, и Рейчел шагнула в ночной лес. По тропе шли на ощупь, мужчина крепко держал Рейчел за руку и тянул за собой. Она, спотыкаясь, брела за ним. Ей казалось, что это все сон, странный сон, в котором она бредет по лесу в крестьянском платье с незнакомым мужчиной, держащим ее за руку, в окружении ночных лесных звуков, темноты, огромных вековечных деревьев и кусочка звездного неба в древесном колодце высоко над головой. Они шли и шли, постепенно усталость начала брать свое, а серый предрассветный сумрак засветлил небо.

Когда Рейчел проснулась, солнце стояло уже высоко над головой. Постелью ей служила куча листьев, которые, как, она помнила, ее проводник сгреб на месте, где решил устроить привал. В лесу было тихо и безмятежно. Мужчина повесил на ветку ближайшего дерева заячью тушку и освежевывал ее, тихо насвистывая про себя.

— Жарить его не придется — костер могут заметить. Но все равно пригодится, — покончив с зайцем, он развязал свою сумку и принялся выкладывать припасы, что Марион собрала на дорогу.

Пока они ели, Рейчел рассматривала своего спутника. Она не была настолько наивна, чтобы не понимать, что у Марион, чей старый и ворчливый муж часто отлучался из дому, водились любовники. Парень был явно не из местных, и хотя одет как крестьянин, больше походил на бродягу — загорелый, крепкий, с выгоревшими на солнце волосами и хитрым прищуром карих глаз. Покончив с едой, он улегся на землю, пожевывая травинку, и тоже принялся ее разглядывать.

Красивые глазки. Черные, что твоя сажа. Ты, часом, не еврейка?

Нет, — ответила Рейчел, пытаясь совладать с волосами, в которых тут и там запутались листья. Раньше ей не приходилось причесываться в одиночку.

— И волосы — черней не видывал. Поди, сарацинка?

— Я — христианка.

— Воля твоя, конечно. Только с такими косами мы далеко не уйдем. Если тебя ищут, так найти будет легче легкого. Ну а коли не ищут — так все равно в каждой деревне будут приставать — не колдунью ли к ним занесло. Лучше уж собери под платок, как замужняя.

Рейчел принялась заплетать свои длинные, до самых колен, тяжелые темные косы — наследство матери. Неумело повязала платок, который ей дала Марион. Чтобы оценить эффект, зеркальца у нее не было. Мужчина поправил на ней платок и, оглядев критически, сказал:

— Слишком длинные. Ты б их пополам сложила, что ли.

Усилия Рейчел пошли прахом: не успела она по новой перевязать платок, как косы предательски зазмеились по спине.

— Ладно, хватит. Некогда возиться.

Мужчина усадил Рейчел на пенек и, вытащив нож из-за пояса, принялся обрезать ей волосы. Оттого, что ее тяжелые черные кудри, предмет маминой гордости, которые она так любила расчесывать, бесцеремонно стриг какой-то чужой человек, Рейчел вдруг очень отчетливо осознала, что мамы больше нет. Никогда они не будут секретничать по вечерам, никогда она на побежит с братьями на реку, никогда отец не погладит ее по голове, и младшая сестренка не прижмется к ней во сне. Рейчел заплакала, как плачут только от отчаяния — беззвучно, раскачиваясь, словно тростник на ветру. Мужчина присел на пенек рядом с ней и осторожно обнял за плечи. Прошло немало времени, пока Рейчел начала успокаиваться.

— Ну, будет. Ишь, всю рубаху мне намочила! Вставай. Идти надо.

Он легонько подтолкнул Рейчел вперед перед собой, и они двинулись дальше.

— Меня зовут Джереми, — сказал он, когда они снова вышли на тропу.

— Я слышала, как Марион тебя называла, — ответила девушка, — Что ты делаешь в наших краях?

— Ничего, в общем-то. Просто хожу по белу свету.

— Бродяжничаешь? — уточнила Рейчел.

— Вот именно, — подтвердил он без тени смущения.

— Что так?

— Я сам себе господин, и никто не пристает с поденщиной или оброком.

Бродяги обычно собираются вместе и разбойничают в лесах, — ответила Рейчел.

Было дело, пробовал, — охотно кивнул ее спутник, — да вот потом наскучило, решил побродить по белу свету, — и добавил с обезоруживающей улыбкой. — Ты не бойся, я тебе ничего дурного не сделаю.

Я не боюсь. Марион меня с кем попало бы не отправила.

И то правда, — кивнул мужчина. — Марион, она женщина хорошая.

Ты давно ее знаешь?

Дня два.

— Ты, наверное, повидал много разных краев.

Не то, чтоб много, но уж Британию исходил вдоль и поперек.

И в наших краях был?

Пару раз.

— А на Святой земле?

— Чуть было не попал однажды. Монахи как пристали, все твердили, что там ждет отпущение грехов и всякие богатства. Только, я думаю — чем больше крику, тем гаже товар. И ведь так в точности и вышло. На галеры погрузили — в цепи быстренько и на весла. Дорогу отрабатывать. Подумал я тогда и решил, что грехов у меня пока маловато. А что до богатств — так я не жадный.

— А я хотела бы попасть на Святую землю. Там все совсем другое. Не так, как у нас в Британии.

— Откуда ты знаешь, что там другое?

— Рассказывали, — коротко ответила Рейчел.

— Не очень-то я верю всем этим рассказчикам. Ну да ладно, отведу тебя в Иль, а коли не глянется тебе там — вот тогда вместе пойдем на Святую землю.

Рейчел взглянула на него и поняла, что он шутит. Ей стало легче, и она улыбнулась в ответ.

По тропинке они вышли на дорогу в Торнби. Здесь Рейчел уже не чувствовала себя дома, хотя и бывала с родителями в Торнби на рождественской службе в монастыре. Небо заволоклось серыми дождевыми облаками.

Мимо проехала телега, груженная пшеницей нового урожая. Когда они поравнялись с телегой, Джереми неожиданно для Рейчел, сказал вознице:

Подвез бы, все равно один едешь.

Крестьянин покосился на него:

Моей кобыле и так груза хватает. Успеть бы домой до дождя.

Не убудет с твоей кобылы. Жена у меня легкая, словно перышко.

Не дожидаясь ответа, он подхватил Рейчел и усадил на телегу. Крестьянин хохотнул и хлестнул свою кобылу, а Джереми, засунув руки за пояс и покусывая травинку, пошел рядом. Рейчел облегченно свесила с телеги уставшие ноги, и сидя на свежих пахучих колосьях, сначала с интересом слушала, как мужчины говорят об урожае, но постепенно начала клевать носом, и, наконец, уснула.

Ее разбудили первые капли дождя. Телега остановилась на развилке, Джереми помог Рейчел спрыгнуть на землю и поблагодарил крестьянина.

Ой! — огорченно вскрикнула Рейчел и принялась оглядываться.

Джереми пошел вперед, но, увидев, что она стоит на месте, вернулся.

Я потеряла башмак, — сказала Рейчел, продолжая вглядываться в дорогу без особой надежды найти там что-нибудь, — Наверно, он соскочил, пока я спала.

Ну и разиня! — Рейчел получила легкую затрещину.

Да как ты смеешь… — возмущенно выдохнула она, но мужчина пошел назад по дороге, внимательно вглядываясь, и не обратив никакого внимания на ее голос.

Вскоре он вернулся ни с чем.

Я бы дал тебе свои башмаки, но, изволишь видеть, предпочитаю ходить босиком, — сказал Джереми.

Я тоже пойду босиком, — с вызовом сказала Рейчел, глядя на его босые ноги.

Через пару миль, у Рейчел испарилась всякая обида за полученную затрещину. Как она не старалась, но непривычная к ходьбе босиком, она все время отставала. Теперь они шли гораздо медленнее, чем утром. К тому же дождь все усиливался. Хотелось есть, но Рейчел, чувствуя себя виноватой, молча брела вперед.

Видел я тут неподалеку хижину, — пробормотал Джереми, сворачивая с дороги. Некоторое время они брели по лесу, пока не показалось приземистое жилище, сверху покрытое еловыми ветвями. Даже хижиной это трудно было назвать, скорее, ведьмина берлога.

На стук им и в правду отворила ведьма. Все жилище было уставлено разными горшками, с низкого потолка свисали засушенные растения. Но зато ярко горел огонь, и можно было скинуть мокрый плащ.

Что надо, или просто дождя испугались? — спросила ведьма, впустив их.

И то, и другое, — ответил Джереми.

Ко мне только за снадобьями ходят, или уж когда погода разыграется не на шутку, — усмехнулась женщина, — Так вам какого зелья?

Нам бы обсушиться и сварить съедобное зелье вот из этого, — ответил Джереми, доставая из сумки заячью тушку.

Вот оно как, — ведьма рассмеялась, — А наш лорд знает, куда пропадают зайцы из его угодий?

Думаю, этот заяц уже ничего не сможет поведать вашему лорду, — ответил Джереми, и они с ведьмой обменялись понимающими взглядами.

Когда они обсохли и поели похлебки с зайчатиной, Джереми спросил у ведьмы, нет ли у нее пары башмаков.

Таким как ты да я башмаки ни к чему, — ответила та, — Дойдете в Торнби — там купите.

Джереми вышел, посмотреть, просохла ли дорога, а Рейчел подошла к ведьме.

У тебя должны быть зелья. Такие, от которых, люди умирают.

У меня есть всякие зелья, — ответила ведьма, внимательно глядя на нее.

Продай мне свой яд.

В твои годы обычно просят приворотные, а не смертельные зелья. Да и чем ты мне отплатишь?

Вот, держи, — Рейчел протянула ей золотую материнскую подвеску, единственную вещь, которая была на ней в ту ночь и которую она взяла с собой, не оставила в свертке у Марион.

Ведьма взяла подвеску, внимательно ее посмотрела на свет, потом сунула за пазуху и, порывшись среди своих снадобий, протянула Рейчел маленькую глиняную склянку.

Помни, если решишь это сделать — пути назад уже не будет.

Проснувшись на рассвете и увидев над собой еловые лапы, свисавшие с низкой потолочной перекладины, Рейчел сначала не смогла понять, где она. Лишь оглядевшись по сторонам и заметив справа от себя разметавшегося со сне мужчину и уловив храп хозяйки хижины с другой стороны, девушка вспомнила, как оказалась в лесу.

Они продолжили путь рано утром, разделив нехитрую трапезу в ведьмином жилище. Дождь кончился еще вечером, но земля еще была сырой и легко липла к ногам. Отдохнув, Рейчел лучше приноровилась к ходьбе босиком. Она с удовольствием слушала ликующую песню пробуждающегося леса, волшебный гимн восходящему солнцу, что вместе исполняли птицы, трава и листья.

Боль в босой ступне заставила ее спустится на землю. Древесная щепка глубоко вонзилась ей в ногу. Стоя на одной ноге, Рейчел попыталась вытащить занозу. Резкий рывок извлек из нее стон и часть щепки.

Ну вот, — мрачно констатировал Джереми из-за ее плеча.

Он помог ей доковылять до упавшей сосны и, усадив ее, принялся осматривать ногу. Осторожно стер ладонью приставшую к ступне землю, потом вытянул оставшуюся часть щепки. Пальцами он надавил на кожу вокруг раны, так, что Рейчел стало больно, и она дернулась.

Тише, надо, чтобы кровь стекла, тогда заразы не будет.

Он приподнял ее ногу и осторожно, губами принялся тянуть кровь. Рейчел крепко ухватилась за дерево, потрясенная до глубины души ощущениями, которые вызвали в ней его прикосновения. Волны тепла и удовольствия поднимались по ее телу от того места, которого он касался губами. Они сладко замирали где-то у сердца, заставляя его биться чаще.

Опустив ее ногу, Джереми поднялся и принялся что-то искать в траве. Найдя нужное растение, он сорвал его, разжевал листья, и образовавшейся кашицей смазал пораненное место. Оторвав край плаща, он быстро и ловко перевязал Рейчел ногу. Она сидела молча, все еще ощущая, как передается тепло из его рук в ее тело.

Сможешь идти? — спросил он, помогая ей подняться. Рейчел сделала шаг и кивнула. Прихрамывая, она продолжила путь, оглушенная и растерянная, страшась встретиться с ним взглядом.

Торнби показался из-за поворота на закате дня. Джереми остановился, прищурившись, поглядел на городские стены, потом обернулся к Рейчел.

— Я схожу один. Разузнаю, что и как, раздобуду тебе башмаки и вернусь. Жди меня в глубине леса и старайся не попадаться путникам на глаза.

Рейчел осталась в одиночестве. Она сгребла листья и, закутавшись в плащ, села, обхватив руками колени. Она ждала, а мысли ее и чувства все время возвращались в сегодняшнее утро, вызывая то улыбку счастливого потрясения, то краску смущения на ее лице. За весь прошедший день они не сказали друг другу и десяти слов. Она избегала встречаться с ним взглядом, но с неутолимым любопытством рассматривала его лицо, стоило ему повернуть голову в сторону.

Она отдавала себе отчет в том, что он — бродяга, о котором она знает лишь то, что он охотится в чужих лесах, водит дружбу с ведьмами и покинутыми женами. Ей вдруг пришло в голову, что она целиком зависит от него. Если он ее сейчас выдаст, или даже просто не вернется, скорее всего, ей не удастся добраться до Иля.

Рейчел ждала и, чем дольше она ждала, тем глубже неприятный холодок проникал ей в душу. Если ее проводник не вернется, ей придется заночевать в лесу одной, а утром самой отправиться в Торнби. Мысль о том, чтобы остаться ночью в лесу, где вполне могут встретиться волки, кабаны, медведи или еще какие-нибудь звери, заставила ее поежиться. С наступлением темноты городские ворота уже заперты, и до утра нечего и думать попасть в Торнби. Лезть на дерево и там заснуть — таков был единственный выход, но и в этом случае можно заснуть высоко, а проснуться на земле. С дороги донесся стук копыт, и девушка тяжело вздохнула. Несколько мгновений спустя послышался хруст ломающихся веток. Кто-то пробирался через лес. Сердце Рейчел испуганно екнуло. Те, кто шел сейчас к ней, были на лошадях, а, следовательно, это не мог быть Джереми. Дрожащими руками Рейчел нащупала склянку с ядом и фляжку воды, и на ощупь вылила во флягу часть снадобья из склянки. Она не была беззащитна. Почувствовав себя увереннее, девушка прижалась спиной к дереву и, затаив дыхание, стала ждать.

— Рейчел, — позвал мужской голос, но она не торопилась с ответом, желая убедиться, что Джереми вернулся один.

— Вот ты где, — сказал он, в темноте останавливаясь перед ней, — Испугалась?

— Нет, — выдохнула она голосом, говорившим совсем о другом, — Просто кто-то проезжал по дороге.

— Башмаков я тебе не достал, но зато раздобыл кое-что получше. Идем.

Он взял ее за руку и повел за собой. Хорошо, что сейчас темно, думала Рейчел, чувствуя, как горят щеки. Она злилась на себя за то, что ее снова взволновало его прикосновение, но не могла заставить себя выдернуть ладонь из его теплой крепкой ладони.

Совсем рядом фыркнула лошадь.

— Что скажешь? По-моему мое приобретение куда как лучше каких-то башмаков, — он подошел к лошади и принялся развязывать сумку, притороченную к седлу, — Ты, поди, голодная. На, держи, — в руках у Рейчел оказалась лепешка, кусок сыра и пара яблок.

— Ты купил лошадь? — спросила Рейчел, когда первый приступ голода был утолен, и в руке у нее осталось только яблоко.

— Я что, похож на человека, который может купить лошадь? — спросил в ответ Джереми.

— Ты ее украл? — спросила Рейчел, хотя догадывалась, каким будет ответ.

— Еще скажи сейчас, что не поедешь на краденной лошади, и мне останется только посыпать голову пеплом и отвести ее хозяину, — доев яблоко, Джереми встал. Он подошел к лошади и принялся проверять подпругу.

Дай мне воды — попросила Рейчел, тоже закончив с трапезой и подойдя к нему.

Потеряла фляжку? — спросил он, протягивая ей свою.

Джереми приладил плащ позади седла и, вскочив на лошадь, протянул Рейчел руку. Она вскочила на лошадь за ним, и ей показалось, что она услышала короткий смешок.

Что в Торнби? — она ухватилась за его пояс, и они тронулись с места.

Там разыскивают девушку, то ли еретичку, то ли сарацинку, я толком не разобрал, с длинными черными волосами.

Я не еретичка, — ответила Рейчел упавшим голосом.

По мне, даже если ты и еретичка, мое дело — довести тебя до Иля.

Зачем тебе вести меня туда?

Марион попросила. И ты мне понравилась. Если б не понравилась, не пошел бы. Я вообще-то собирался совсем в другую сторону.

У меня ничего нет, чтобы поблагодарить тебя. Но мой дядя тебя щедро вознаградит.

Твой дядя — хороший человек?

Я не знаю. Я никогда не видела его.

Тогда зачем тебе идти к нему?

Он — мой единственный родственник здесь.

М-да. Сироте, вроде меня, не понять ваших родственных штучек. А те люди, что тебя обидели, кто они? Священники?

Нет, рыцари со Святой земли.

Ладно, ты спи, умаялась за день. Только держись покрепче. Нога не болит?

Нет.

Если б не понравилась, не пошел бы, — мысленно повторила Рейчел, уже засыпая.

Девушка проснулась на заре. Лошадь мирно продолжала путь, и всадники покачивались в такт ее шагу. Приподняв голову, Рейчел обнаружила, что подушкой ей служит плечо Джереми. В том месте, где щека касалась его плеча, кожа была очень горячей, и наверняка горело красное пятно. Она смущенно отодвинулась.

— Можешь еще поспать, привал сделаем, как взойдет солнце, — услышала она его голос.

Рейчел поежилась от холодного предрассветного ветерка. Некоторое время они продолжали ехать молча. Она пыталась бороться с дремотой, и невольно думала о том, что они могли бы сейчас брести пешком по этой дороге.

— Все же хорошо, что ты украл лошадь, — сонно прошептала она и, положив голову ему на плечо, почувствовала, как он рассмеялся.

Остановку они сделали на берегу реки. Напоив и привязав лошадь, Джереми с разбега бросился в воду. Пока он купался, Рейчел вытащила из сумки еду, и уселась ждать его. Наступил солнечный жаркий день, из тех, что осень дарит в самом начале, на небе не было ни облачка.

Джереми подошел к ней, отряхиваясь, словно собака, в руках у него был прут с нанизанными на него двумя рыбешками. С довольной улыбкой он сказал:

Будем жарить рыбу.

Он быстро собрал хворост для костра, присев на корточки, огнивом разжег огонь. Дождавшись, пока костер разгорится, сходил к воде и принес плоский валун. Под голодным взглядом Рейчел он расчистил место в центре костра, положил туда валун, а на него рыбу. Вскоре они вместе уловили вкусный запах, поднимавшийся от костра.

От Торнби до Уиллоби два дня пути хорошим шагом. Думаю, если будем ехать так, как сейчас, к вечеру доберемся. А оттуда до Иля всего ничего, — сказал Джереми, переворачивая рыбу.

Я не бывала нигде дальше Торнби.

Ну, так побываешь теперь. Подумать только, есть же люди, что всю жизнь живут на одном месте, — добродушно удивился он.

А ты никогда так не жил?

Сколько себя помню, столько бродяжничал, — ответил он, выкладывая горячую рыбу на большие куски лепешки и протягивая ей один.

И никогда не хотелось осесть где-нибудь?

Он покачал головой с набитым ртом, и чуть позже сказал:

Одному на одном и том же месте — тошно, а с людьми и того хуже. Начинают к тебе лезть, этому то надо, другому — еще что-нибудь, третьему плати за то, что на его земле живешь. Это не по мне.

Когда с едой было покончено, Рейчел пошла купаться. Она предусмотрительно сняла юбку, развязала платок на голове, сняла повязку с ноги, осмотрела ранку и, оставив вещи на берегу, вошла в воду. Она любила плавать и дома часто убегала на реку. Теперь плыть было даже легче, непривычно короткие волосы не мешали.

На берегу Рейчел уселась у самой кромки воды и принялась сушить непослушные густые кудри. Просохнув и одевшись, она пошла назад.

Джереми стоял возле лошади и пил воду из фляжки. Глядя, как она подходит, он вытер подбородок рукавом и улыбнулся. Тут Рейчел увидела, что в руках он держит ее фляжку. У нее замерло сердце. Подбежав к нему, она резким движением выбила флягу из его рук.

Господи! Зачем ты это сделал? — закричала она, — Нельзя было пить из нее!

Вот так жадина, — рассмеялся он.

Зачем ты пил из моей фляжки! — в отчаянии она толкнула его кулаком в грудь, — Она отравлена!

От неожиданного толчка он оступился и упал.

Ну, хорошо. Сама напросилась, — он схватил Рейчел за лодыжку, и она покатилась вслед за ним по траве.

Это было бы веселой игрой в любое другое время. По пологому склону они скатились к самой воде. Рейчел вырывалась, не зная как заставить его перестать дурачиться, но Джереми поймал ее. Он прижал ее руки к земле, и тяжело дыша, склонился над ее лицом. Поцелуй его губ отдавал вкусом хлеба, яблок и трав. Они были еще влажными от воды, выпитой из отравленной фляжки. Рейчел наслаждалась этим поцелуем, как наслаждается полетом человек, прыгнувший с высокой башни, за мгновение перед тем, как разбиться. Всем телом она тянулась навстречу его губам, его пальцам, развязывающим ворот ее рубахи, касающимся ее груди. Задыхаясь, она признавала свое поражение, обнимая его шею и возвращая ему поцелуи. Она чувствовала как его горячая ладонь, приподнимая юбку, скользит вверх по ее ноге. В следующее мгновение он отстранился от нее, сел и голосом, хриплым от возбуждения, сказал:

Я, конечно, скотина, но не настолько, чтоб тебя тронуть.

Зачем ты выпил эту воду? Там был яд, — сквозь слезы твердила Рейчел.

Яд? В твоей фляжке? — он лишь сейчас понял, о чем она говорила.

Там был яд, — повторяла девушка, скорчившись на траве и рыдая.

Он поднялся и пошел куда-то прочь, а она осталась лежать маленьким комочком на берегу. Плач перешел в истерику, и потом, обессилев, она замерла, ловя воздух ртом, словно вытащенная из воды рыба.

Джереми вернулся к ней, сел рядом и погладил ее по голове.

Два пальца в рот — и прощай мой завтрак. Глупенькая. Ты из-за этого так разливаешься?

У нее задрожали губы, когда она кивнула. Он притянул ее к себе, и, прижавшись к его груди, девушка затихла. Его рука ласково касалась ее волос, успокаивая.

С тобой, правда, все хорошо? У тебя ничего не болит? — спросила Рейчел, поднимая еще влажные глаза к его лицу. В ответ он взял ее голову в свои руки и поцеловал мокрые ресницы. Потом долго молча смотрел на нее, и в глазах неуловимо менялось выражение.

Если б отравился, наверное, уже бы умер, — сказал Джереми, поднимаясь на ноги, — А тебе не грех бы умыться, все лицо распухло и покраснело.

Она смущенно запахнула раскрытый ворот рубахи и, на ходу заплетая волосы, вошла в реку.

Холодная вода освежила ее, и Рейчел окончательно пришла в себя. Чуть позже они продолжили путь. Джереми усадил Рейчел на лошадь, а сам пошел рядом, по обыкновению обкусывая травинку.

Яд где взяла? У ведьмы? — догадался он.

Рейчел кивнула.

Зачем?

Чтобы защититься.

Он покачал головой, но ничего не сказал.

Ближе к обеду Джереми выбрал место для привала.

— Мне нужно немного поспать, — сказал он, привязывая кобылу в укромной ложбинке у дороги.

Тебе плохо? — с испугом спросила Рейчел.

— Нет, просто хочу спать. Кое-то проспал всю ночь и думает, что я и лошадь тоже спали. Можешь пока посмотреть, нет ли поблизости на деревьях чего-нибудь съедобного.

Он удобно устроился под большим вязом. Рейчел присела чуть поодаль, с тревогой вглядываясь в его лицо.

— Ну и? — он приоткрыл глаза и посмотрел на нее, — Долго ты будешь меня сверлить глазами?

— Ты хотел спать. Вот и спи, — твердо сказала девушка, — Я тебе не мешаю.

Только убедившись, что он действительно заснул, Рейчел тихо поднялась и осмотрелась.

Проснувшись, Джереми потянулся. Рядом, упершись спиной в ствол вяза, сидела Рейчел.

Солнце садится. Вот черт, — ругнулся он, — Надо было меня разбудить. Теперь мы доберемся до Уиллоби только ночью.

Может так даже лучше, — ответила Рейчел, — А вдруг там меня тоже ищут?

Ладно, тогда поедем мимо. Будет даже быстрее.

Весь ночной путь в обход Уиллоби они проделали молча. Измученная Рейчел тихо спала на плече у Джереми. Тот внимательно правил лошадью, стараясь не будить девушку.

За Уиллоби дорога стала более оживленной, навстречу шли пилигримы, направлявшиеся в Святую землю по дороге от Уиллоби на юг. Рейчел встревожилась, особенно когда один монах спросил Джереми:

Эй, бездельник, где это ты взял такую лошадь?

Мой господин, уплывая на Святую землю, велел мне отвести его коня домой. Галера была перегружена.

Так ты вместо того, чтобы катать красоток, лучше бы уступил коня лицу духовному. Тебе и твоему господину это зачтется на небесах.

А я-то думал, что лицу духовному на небесах зачтутся смирение и лишения плоти.

Ты, я смотрю, дерзок на язык, бездельник, — нахмурился монах.

Кто твой господин? — вмешался в разговор молодой рыцарь с алой лентой на рукаве доспеха.

Сэр… Ансельм из Нотингтона, — ответил Джереми, и, похоже, никто кроме Рейчел не уловил секундной заминки в его голосе.

Черт меня побери, если я знаю, где это, — ответил рыцарь, — Но раз уж твоему господину эта лошадь ни к чему, то я заберу ее.

Вот уж нет. Мой господин велел доставить коня обратно в Нотингтон, и я так и сделаю.

Этот конь больше пригодиться в священной войне против сарацин, чем на английских пастбищах. Слезай, и можешь считать, что я купил коня у твоего господина.

Что ж, это другое дело. Хотите купить коня — бога ради. Десять золотых монет и дело с концом.

Кто ты такой, чтоб я имел с тобой дело? — ответил юный рыцарь, хватая коня под уздцы, — Вот встречусь с твоим господином на Святой Земле, там мы с ним и рассчитаемся.

Значит, тогда и коня получите, — непреклонно ответил Джереми, не отпуская своей руки с уздечки.

Сэр рыцарь, возьмите коня, и пусть он принесет вам победу на Святой Земле, — вмешалась в разговор Рейчел, соскакивая на землю. Джереми покосился на целую процессию рыцарей под орифламмами, шествовавшую по дороге, и неохотно выпустил поводья.

Ты заслуживаешь хорошей порки за твою наглость, — сказал рыцарь, окончательно завладев конем, — и не спеши я в гавань, задал бы ее тебе вместо твоего хозяина.

Он заслуживает порки не только за свою дерзость, но и за то, что на хозяйской лошади катал еврейку — недобрым голосом добавил монах, внимательно приглядываясь к девушке.

Моя жена из обращенных, — ответил Джереми.

Рыцарь двинулся вперед по дороге, не обращая больше на них внимания, и монах вынужден был удалиться вслед за ним, недовольно бормоча себе под нос.

Да уж, теперь я понял. Когда крадешь коня, чтобы помочь еретичке, это воровство, а если украсть коня и отправиться на Святую Землю — благородный поступок. В следующий раз так и сделаю, — усмехнулся Джереми, когда они оба, усталые, присели погреться у костра пилигримов.

Рейчел ничего не ответила, она очень устала за этот день от долгой ходьбы и нервного напряжения.

— Ладно, посиди тут, только надвинь поглубже капюшон плаща и старайся меньше вертеть головой. Я скоро вернусь, — Джереми отошел от костра.

Он вернулся действительно скоро, неся в руках нехитрый ужин, добытый неизвестно где. Сегодня у Рейчел не было сил даже на расспросы. Нога побаливала, и было страшно находиться среди огромного скопления неизвестных ей людей.

Нога болит? — спросил Джереми, словно угадав ее ощущения.

Немного, — Рейчел попыталась улыбнуться.

Как говаривал один мой приятель, от усталости и голода есть всего одно бесплатное лекарство — сон. Так что устраивайся поудобнее и спи, — он расстелил на земле плащ и лег, оставив ей половину.

Рейчел проснулась лишь на рассвете, чувствуя, что ей стало холодно. Джереми рядом не было. Она приподнялась, беспокойно оглядываясь вокруг, и вдруг почувствовала его руки на своих плечах.

Нам пора, — сказал он.

Весь день они шли медленно. Частые остановки давали Рейчел возможность передохнуть. Девушка двигалась вперед почти не осознанно, мысли ее снова и снова возвращались к родным, которых она потеряла. Ощущение потери все еще оставалось мучительно новым, хотя мозг уже свыкся с неизбежностью.

На оживленной дороге, где они были немногими, шедшими в обратную сторону, ее терзало и не утихающее чувство тревоги. Ее спутник, искоса внимательно наблюдая за ней, хранил молчание.

Вечером они устроили привал в стороне от дороги и разожгли костер. Джереми удалось поймать пару перелетных птиц, и ужин обещал быть сытным. Рейчел молча смотрела на огонь, пока Джереми переворачивал и жарил птицу.

Перестань, — сказал он, и Рейчел вздрогнула от звука его голоса, нарушившего долгое молчание.

Я не могу, — просто ответила девушка.

Можешь. Ты жива, завтра мы будем уже в Иле, и твой дядя встретит тебя.

Мне страшно.

Начинать жизнь заново на новом месте всегда страшновато. Но этому страху нельзя поддаваться. Поверь, я знаю, что говорю.

Тебе легко говорить. Ты никогда ни к кому не был привязан. Ты — мужчина и можешь сам себя защитить, — сказала девушка.

А ты благородная дама, и очень красивая. Тебе нечего бояться. Многие рыцари с радостью примут смерть, защищая тебя.

Ты сам сказал, что я похожа на сарацинку. И все вокруг принимают меня за еврейку. Так много ли найдется рыцарей, готовых сломать копье за мою честь? — горько улыбнулась девушка.

Рейчел, ты сама не понимаешь, что говоришь. Ты прекрасна, — он нежно дотронулся до ее щеки, — Когда я смотрю на тебя, как сейчас, я жалею, что я простой бродяга. Если бы я был рыцарем, то сражался бы за тебя и никому не отдал.

Он говорил, пристально глядя на Рейчел, и свет, который она видела в его глазах, не позволял ей усомниться в том, что он говорит правду. Девушка замерла, боясь пошевелиться и вздохнуть.

— Я никогда не видел таких глаз. Таких темных, таких красивых, — его пальцы коснулись бархатных дрогнувших ресниц. — Как только заглянул в них, сразу понял, всю жизнь буду помнить, — он мягко улыбнулся, отстраняясь от нее. Рейчел потянулась за его рукой, словно водяная лилия за отливной волной. Она взяла его ладонь в свои ладони, и приблизив к своему лицу, нежно потерлась о нее щекой.

Его взгляд вселял в нее ощущение счастья, не похожее ни на что из испытанного ею прежде. Это ощущение переполняло ее сердце, и, давая ему выход, она поцеловала теплую, сильную руку, ласково касавшуюся ее лица.

Он встал перед ней на колени, совсем близко, и девушка смело взглянула ему в глаза. Тут за его спиной что-то зашипело, и они оба вспомнили о птице, жарившейся на костре.

Они ели молча, но их глаза изредка встречались, и тогда между ними продолжался разговор, в котором слова были излишни. Покончив с трапезой, они долго смотрели друг на друга, не говоря ни слова. Он раскрыл объятия и принял ее в кольцо своих рук. Они сидели, обнявшись, глядя на догорающие угли костра, пока он не потух окончательно. Рейчел думала о том, как сильно тянет ее к нему, как приятны ей его прикосновения, запах и вкус его кожи. Она тихо заснула, чувствуя, что кольцо его рук возвращает ей тепло и защищенность.

На рассвете они снова двинулись в путь. Иль показался уже к полудню. Двумя часами позже они подходили к воротам. На просьбу Рейчел увидеться с настоятелем, страж насмешливо окинул ее взглядом с головы до ног. Но Рейчел твердым голосом повторила, что ей нужно увидеться с отцом Уилфридом и что у нее важные вести от сэра Статтона, его брата. Страж отослал послушника к настоятелю, и в ожидании ответа Рейчел стояла и слушала, как гулко бьется ее сердце. Девушка понимала, что сейчас, вот-вот закончится что-то очень важное в ее жизни, что-то нежданное и непрошеное, и, тем не менее, бесконечно дорогое, как счастливый сон, который нечаянно сбылся. Ей хотелось обернуться к Джереми, стоявшему за ее спиной, но внутренний голос подсказывал ей, что сказанное им вчера — правда, он всего лишь бродяга, и безумием было бы …

Послушник вернулся в сопровождении монаха, и ворота распахнулись. Рейчел повернулась к Джереми. Она хотела найти какие-нибудь слова, но не могла. Вместо нее сказал он: «Я тут побуду в деревеньке внизу, на всякий случай». Она кивнула, чувствуя мгновенное облегчение, и сделав глубокий вдох, шагнула в темную арку ворот.

Дядя Уилфрид показался Рейчел немного более худым и суровым, нежели ее отец. Глядя на узкое худое лицо дяди, перебирающего четки, Рейчел поведала ему о том, что случилось в Статтоне шесть дней назад. Ее родители, младшие братья и сестры, многие другие обитатели замка были убиты. И виновны в этом ее сводный брат Вильгельм, а также его родственники и ближайшие соседи — сэры Литтоны. Иконописное лицо дяди Уилфрида не выразило никаких эмоций на протяжении ее рассказа. Когда девушка закончила, отец Уилфрид сказал:

— Я уже получил известие о случившемся от Вильгельма. Он утверждает, что твои родители и вся ваша семья погрязла в страшной ереси. Разумеется, он виновен в том, что не прибег в этом случае к помощи церкви. А что касается тебя… ответь мне, к какой вере ты принадлежишь?

Я христианка.

Говоря так, ты имеешь в виду веру своей матери?

Моя мать приняла веру моего отца при вступлении в брак и воспитывала нас в этой вере.

Нам придется проверить истинность твоей веры.

Рейчел склонила голову в знак готовности пройти испытания.

И я буду вынужден послать за Вильгельмом. Он теперь старший в роду, и без него я не могу решить твою судьбу. Это мужской монастырь, и долго находиться здесь ты не можешь.

Аббат несколько раз хлопнул в ладони, вызывая служку.

И последний вопрос. Удалось ли тебе сохранить свою девственность?

Последующие дни были полны странных и мучительных для Рейчел испытаний. С ней беседовали несколько ученых монахов, ее заставляли читать молитвы, проверяя, не собьется ли она, потом читали молитвы над ней, кропили святой водой и требовали поклясться на Библии. Ее переодели в монастырское платье за неимением другого, а деревенская повитуха осмотрела ее и удостоверила, что она девушка. Сама Рейчел словно спала наяву, так равнодушно и покорно она сносила все, что происходило вокруг. Отец Уилфрид больше ни разу не пожелал увидеть племянницу. Ее дни проходили от службы к службе, в ожидании прибытия Вильгельма.

Настал день, когда Рейчел велели переодеться в белое простое платье, привести в порядок волосы и явиться к отцу Уилфриду. В его покоях, кроме самого аббата уже находились Вильгельм и сэры Генрих и Седрик Литтоны. Глаза Рейчел гневно блеснули, при виде этих троих. Девушка встала перед тремя мужчинами, гордо выпрямившись, чувствуя, как непривычно короткие волосы пышными волнами закрывают ее бурно дышащую грудь.

Только взгляните на нее, дядюшка! Да она одержима дьяволом! — воскликнул Вильгельм.

Убийцы, — гневно ответила Рейчел.

Тише! — аббат повелительно вскинул руку, — Племянник, твои обвинения ложны, лучшие знатоки ересей беседовали с этой девушкой и признали, что она чиста.

Она лишь искусно притворялась. Их мать, эта ведьма, обучила свои отродья дьявольским чарам.

Если кто-то здесь и одержим дьяволом, так это ты, отцеубийца, — бросила Рейчел.

Отец Уилфрид спокойно подошел и встал между девушкой и могучей фигурой Вильгельма, нависшей над ней.

Племянник, даже если бы сказанное тобой было правдой, это ничего не меняет. Девушка осталась жива и теперь тебе, как старшему в роду, надлежит о ней позаботиться.

Не беспокойтесь, дядюшка, я о ней позабочусь, — злобно хмыкнул племянник в ответ.

Как давно ты вернулся со Святой земли? — спросил отец Уилфрид, задумчиво перебирая четки.

Год назад, дядюшка.

Тебе хорошо должно быть известно, какие бедствия терпит там наше святое воинство.

Все потому что, те, кто остался здесь, дома, вместо того, чтобы помочь нам, погрязли в ересях…

Ты хочешь сделать положение наших воинов еще более тяжелым?

Мы клялись, что вырвем Святую землю из рук неверных! — с возмущением воскликнул Вильгельм.

Пока что, племянник, своим неразумием ты мешаешь нашей святой борьбе. Или ты забыл, что эта девушка — внучатая племянница Иерусалимского патриарха? Если ты хочешь когда-нибудь вернуться на Святую землю, позаботься, чтоб больше ни один волос не упал с ее головы.

Теперь, когда я стал сэром Статтоном, я могу и не возвращаться в Святую землю, — ответил Вильгельм.

Голубые глаза настоятеля Ильской обители сурово блеснули.

Разумеется, ты можешь остаться здесь, сэр Статтон, вопреки данной тобой рыцарской клятве. И тогда, обещаю, я отлучу тебя от церкви.

Оставшись здесь, я снаряжу в Святую землю отряд. Сто человек будут сражаться вместо одного рыцаря. Я не нарушу своей клятвы. А тамошние христиане — еретики, немногим лучше неверных, — заносчиво произнес Вильгельм.

В год, когда твой отец взял в жены племянницу Иерусалимского патриарха, ее отец, киликийский полководец, выставил трехтысячный отряд местных христиан. Это позволило нашим воинам удержать Крак-де-Шевалье. Местные христиане помогают нам строить наши крепости и оборонять их. Как ты думаешь, что они сделают, когда узнают что их родственница и все ее дети мертвы? Что сделает твоя сотня йеменов, когда все местные христиане повернутся против нас или, того хуже, перейдут на сторону неверных?

Такого не случиться, — смятенно пробормотал Вильгельм.

Такого не случиться, если твоя сестра останется в живых. Ты выдашь ее замуж.

Выдам замуж? Никто не захочет жениться на этом бесовском отродье.

Позволь, Вильгельм, если ты дашь за ней хорошее приданное, я не прочь заполучить этот уголек, — произнес молчавший доселе и внимательно слушавший сэр Генрих Литтон.

При рождении я обещана отцом сэру де Лиллю. Он мой нареченный жених, — с вызовом произнесла Рейчел.

Сэр де Лилль? Насколько я помню, он сейчас в плену у сарацин на Святой земле и родственники отказались платить за него выкуп, — ехидно парировал младший из Литтонов, Седрик.

Какая разница! Не дам я никакого приданного, — огрызнулся Вильгельм.

Племянник, ты дашь девушке приданое, ровно такое же, как дал бы ее отец, — сурово сказал настоятель.

Я дам за ней тысячу золотых монет, не больше, — мрачно ответил Вильгельм.

Друг мой, да за тысячу золотых ее даже в монастырь не примут. Вот пастбища в Доре, они как раз на границе наших владений, и лесные угодья за ними — другое дело.

Обойдешься, — фыркнул сэр Статтон.

Право, Вильгельм, после всех богатств, что я видел в замке, и что достанутся тебе, я прошу сущую безделицу. Я еще очень великодушен, учитывая, что неизвестно где она была все это время, и что с ней могло случиться.

Девушка невинна, ее привел сюда кто-то из крестьян. Вильгельм, ты дашь за ней земли, что просит сэр Литтон.

Ладно, черт вас дери! — выругался тот.

Земли и тысячу золотых, — уточнил старший из Литтонов.

Решено — непререкаемым тоном произнес аббат. — Я совершу обряд венчания нынче вечером.

Я не пойду под венец с убийцей моей семьи. И я требую божьего суда — громко сказала Рейчел, но ни один из мужчин словно и не слышал ее.

Гнев и печаль сковали сердце Рейчел в те короткие часы, что она провела в келье в одиночестве. Ничем не украсила она себя, как подобало бы невесте, даже мысли об этом у нее не возникло.

Трое мужчин, решивших сейчас ее судьбу, были ей равно ненавистны. Сводный брат, так и не простивший отцу второй женитьбы и так люто ненавидевший его новую семью, что не остановился и перед убийством. Его родичи Литтоны, воспитавшие его и день за днем подпитывавшие его ненависть, соучастники его преступления. Они приехали в Статтон, вооруженные до зубов, якобы решать старый земельный спор, а на деле им не терпелось исполнить свои кровожадные планы. И хотя Генрих Литтон с самого начала положил глаз на Рейчел, отец отказал ему, ибо она была обещана другому.

Мысли девушки обратились к сэру де Лиллю, ее нареченному жениху. Она никогда его не видела, а теперь, скорее всего и не увидит. Девушку не столько волновало обязательство, данное отцом, а теперь почти нарушенное, — такое случалось — нет, она понимала, что сэр де Лилль ей не защитник, рассчитывать на него не приходилось. Будь он здесь, в Британии, возможно, он вызвал бы на поединок сэра Литтона, сражался бы с ним и победил. Возможно, он отомстил бы за смерть ее семьи, и алчность Вильгельма, не в последнюю очередь подхлестывавшая его ненависть, осталась бы неутоленной. Возможно… А пока он томится в сарацинском плену, и даже его собственные родственники отказались ему помочь.

Дядя Уилфрид, к которому она бежала, на чью защиту надеялась… Его совесть чиста, он сделал необходимое — убедился в истинности ее веры, сохранил ей жизнь, утихомирил племянника и его родню. Его мудрое решение обеспечило равновесие сторон. И он обрек Рейчел на верную, мучительную, но медленную смерть в Литтоне, среди ненависти и отчаяния. Ему не было до этого дела. Его заботы лежали много выше — в сферах политических и богословских. Его равнодушие было холоднее ненависти, которую питал к девушке ее сводный брат.

Но ведь у Рейчел был еще один дядя — Патриарх Иерусалимский. Где-то далеко, на Святой земле, жили люди, близкие ей по крови. Если бы ей удалось добраться до них… Но, кто знает, как встретит ее другой дядя. Может статься, не лучше Ильского настоятеля. И уж для него она точно будет еретичкой.

Девушка в отчаянии склонила голову. Во всем мире было лишь несколько человек, любивших ее. Они погибли в ту страшную ночь в Статтоне. Как наяву возникли перед ее глазами родные, такие близкие ее сердцу и такие далекие теперь, что она плакала, беззвучно повторяя их имена.

Неслышно пролетели эти часы в окружении призраков. В последний раз ласково прикоснулась к ее волосам мать, доброй улыбкой одарил отец, положив руки на плечи сыновей. Младшие братья весело ей подмигнули, а сестренка обняла за талию и уткнулась лицом в ее платье. Рейчел так явственно это ощутила, что на мгновение замерла, не в силах ни дышать, ни пошевелиться, лишь слезы текли по ее щекам.

Когда за ней пришли, она отерла слезы и оправила платье, незаметно закрепив среди складок на поясе глиняную склянку.

У алтаря ее уже ждали отец Уилфрид, сэры Литтоны и новоявленный сэр Статтон.

Брачный обряд начался. Но когда настала очередь Рейчел произносить супружеские обеты, в храме воцарилось молчание.

Любезная моя дама, вы задерживаете церемонию, — нахмурившись, сказал сэр Генрих.

Я не желаю этого мужчину в мужья. Я отвергаю его, и нет силы, способной заставить меня желать обратного, — звонким голосом произнесла девушка.

Нет силы! Посмотрим, — Вильгельм сделал шаг вперед и с такой силой вывернул руку Рейчел, что та побледнела. Несколько мгновений она молча терпела страшную боль, потом бесшумно осела на плиты пола, потеряв сознание.

Рейчел пришла в себя, когда почувствовала, что ее волокут куда-то. Ее усадили на коня, один из оруженосцев сэра Литтона взял его под уздцы и повел следом за своим господином и сэром Статтоном, скакавшими впереди. Процессия пересекла монастырский двор и выехала за пределы обители. Вдохнув свежего воздуха, Рейчел окончательно пришла в себя и, перемогая боль в правом плече, протянула руку к поводьям.

Любезная женушка, поскольку, по мнению вашего дядюшки, обитель — не место для пирушек и брачных утех, мы будем праздновать в гостеприимном доме обители, что в той деревеньке, — сэр Литтон указал на ряд соломенных крыш, приютившихся у подножья холма.

Ты не муж мне, — ответила Рейчел.

Муж. Брачная церемония завершилась, а не пройдет и пары часов, как мы совершим брак на деле, — плотоядно улыбнулся сэр Генрих.

«Нет уж, свою первую брачную ночь я проведу с любимым», — с вызовом подумала Рейчел, но сдержалась, и вслух не произнесла ничего. Только бы Джереми еще ждал ее. Только бы он никуда не успел уйти, тихонько молила она.

Брачное пиршество, наспех устроенное в гостеприимном доме Ильской обители, были до странности непраздничным. Не было менестрелей, чтобы воспеть красоту невесты и доблесть жениха, не много нашлось и гостей. Несколько рыцарей, остановившихся в Иле на пути в Святую землю, охотно присоединились к новобрачным, они поднимали кубки и пили за здоровье молодых, но больше беседовали с Вильгельмом, которому не терпелось похвастать своими подвигами в благом деле защиты Гроба Господня. Сэр Генрих Литтон молча слушал слишком громкие рассказы шурина и лишь обводил узкими сощуренными глазами зал, подолгу задерживая взгляд на теле своей супруги. Рейчел, ощущая на себе эти раздевающие взгляды, крепко стискивала зубы, и, заставляя себя казаться спокойной, терпеливо ждала, ждала подходящего момента. Младший из Литтонов, Сэдрик, не сводил с нее маленьких злобных глаз, методично поглощая чашу за чашей. Минута, когда молодые отправятся в опочивальню, неумолимо приближалась, но Рейчел все еще не могла ничего сделать. Ее сердце бешено стучало в груди. Всего мгновение, ей нужно всего мгновение, твердила она себе, сжимая глиняную склянку с ядом в руке под пиршественным столом.

Сэр Генрих, наконец, не выдержал, и, схватив девушку за руку, воскликнул:

Пришла пора попробовать на вкус твои губы, дорогая жена.

Он рывком поднял Рейчел на ноги и поцеловал, шаря руками по ее талии. Вот он, единственный и последний шанс, мелькнуло у нее в голове, и, превозмогая желание вырваться из его рук, девушка позволила ему себя целовать, исподволь нащупывая рукой кубок. Когда сэр Литтон наконец выпустил ее, она испуганно оглянулась вокруг, инстинктивно вытирая рукавом губы. Но сэр Седрик уже спал, положив голову на стол, рядом с кубком, приведшим его в столь плачевное состояние. Вильгельм продолжал громогласно расписывать свои подвиги, пара рыцарей внимала ему, а еще двое наполняли свои кубки. Кажется, никто ничего не заметил, пронеслось в голове у Рейчел. Она скосила глаза в сторону сэра Генриха, и увидела, что он снова протянул к ней руку, судя по выражению его глаз, на сей раз, чтобы увести из зала и насладиться прелестями брачной постели. Гибко извернувшись, девушка отступила на шаг, потом взяла свой кубок и повернулась к сэру Литтону.

— Чтож, я умею смиряться перед неизбежным, супруг мой, но позвольте мне выпить за ваше здравие и удалиться первой, как и подобает даме, которую должен посетить супруг, — сказала она и осушила кубок до дна. Поставив его дрожащей рукой на стол, она осмелилась взглянуть на сэра Генриха и увидела, что он, в свою очередь, осушил свой.

Поторопись, жена, ибо мое терпение на исходе, — сказал он, улыбаясь.

На подгибающихся, ватных ногах девушка покинула пиршественный зал в сопровождении одного из оруженосцев, несшего факел перед ней. Она проследовала через длинный коридор, и в след ей неслись шутки и пожелания, неизбежные для таких случаев. Оруженосец довел ее до двери покоя, где ей предстояло провести ночь, и она поспешно захлопнула ее, пытаясь совладать с дрожью, сотрясавшей ее тело. «Если решишь его испробовать, пути назад уже не будет», вспомнила она слова ведьмы, давшей ей зелье. Что ж, пути назад уже нет. Внезапно ее охватил ужас. Что, если снадобье не подействует и сэр Литтон явиться сюда, предъявить свои права на нее?! Нужно бежать как можно скорее. Она подошла к окну и, стараясь не шуметь, распахнула его. Комната располагалась на втором этаже и из открывшегося окна она увидела темный двор и стену соседнего дома. Не теряя больше ни секунды, Рейчел, стащила с постели покрывало, и привязала его через прорези в ставне к окну. Она побоялась рвать его, чтобы удлинить спуск, поскольку за дверью стояли оруженосцы, которые могли услышать треск разрываемой ткани, и глубоко вдохнув воздух, решительным движением взобралась на подоконник. Чувствуя как неровный камень обдирает ей кожу сквозь платье, она несколькими неловкими жестами скользнула вниз и когда покрывало неожиданно кончилось, упала, больно ударившись боком о землю.

Издав глухой стон, девушка осторожно попыталась подняться на ноги. Как быть дальше она не представляла. Где искать Джереми, и как это сделать, не попадаясь никому на глаза? Без него ей далеко не уйти. Ее поймают прежде, чем она успеет заблудиться.

Стиснув зубы, Рейчел осторожно двинулась вдоль стены. Стараясь держаться в тени, отбрасываемой домами и деревьями на освещенную луной землю, она отошла от гостеприимного дома настолько, что звуки пиршества стихли за ее спиной. Рейчел надеялась, что ее отсутствия еще не обнаружили. Об остальном она старалась не думать. Впереди у дома она заметила человеческую фигуру и настороженно замерла. Приглядевшись к фигуре, девушка разглядела светлую бороду и оборванное платье. Похоже было на то, что старик-крестьянин вышел до ветру.

Решившись, Рейчел тихо окликнула его. Тот испуганно обернулся.

Отец, подскажи, не видел ли ты здесь путника по имени Джереми?

Много здесь ходит разных путников. Если б я стал спрашивать их имена…

Молодой парень, невысокий, волосы русые, один. Он должен был прийти недели две назад.

За две недели здесь побывало много путников…

Но, может, кто нанимался в работники… — спросила Рейчел, теряя последнюю надежду.

В работники… Погоди, как же у Старого Джона поселился какой-то батрак. Но уж как его там зовут…

Где его дом?

Выслушав, как пройти к жилищу Старого Джона, Рейчел поблагодарила старика и зашагала дальше, стараясь идти как можно быстрее.

Луна светила ярко, и это делало Рейчел более заметной, но лунный свет в то же время помогал ей ориентироваться. Дом, к которому она подошла, по описанию должен был быть обиталищем Старого Джона. Девушка остановилась, вглядываясь в темные окна, потом заметила рядом с домом сеновал. Если Джереми поселился здесь, она знает, где его искать, подумала Рейчел, вспомнив их первую встречу. Она взобралась на сеновал, но там никого не оказалось. Неужели он не стал меня ждать, с падающим сердцем, подумала девушка. Несколько минут она неподвижно просидела на сеновале, охватив руками колени и глядя в темноту. Дальше медлить было нечего. Она встала, тихо охнув от боли в ребрах и, собравшись с духом, прыгнула вниз.

Приземление было удивительно мягким, чьи-то руки поддержали ее, не дали упасть.

Джереми, — выдохнула девушка, крепко обхватив его за шею.

Вот ты где, — услышала она такой знакомый голос у самого лица.

Ты сказал, что если мне не понравиться в Иле, ты отведешь меня на Святую землю, — прошептала она, прижавшись лбом к его горячей коже в вороте рубахи.

Что сказал, то сказал, — в его голосе были смех и нежность.

Поторопись, кажется, мне очень плохо, — выдохнула девушка, чувствуя как силы оставляют ее.

Рейчел открыла глаза и тут же зажмурилась от яркости солнечного луча, скользнувшего по ее лицу. Лошадь размеренно шагала среди деревьев, и солнечные блики то и дело теплом прикасались к ее коже. Не открывая глаз, она почувствовала, в чьих руках спала в дороге. Она пошевелила головой, устраиваясь поудобнее.

Проснулась? — спросил Джереми.

Угу, — слабо прошептала девушка, не торопясь открывать глаза навстречу реальности. Слишком хорошо было ехать вот так, но мало-помалу воспоминания о предшествовавших событиях становились все отчетливее, вынуждая ее пробудиться.

Где мы? — спросила Рейчел, все еще не размыкая век.

Едем обратным путем от Иля.

Они гонятся за нами?

Никто нас не преследует. Можем сделать привал хоть сейчас, если хочешь.

Почти сразу же они сделали остановку. Рейчел соскользнула с лошади сама, но боль в боку и плече тут же напомнила ей о необходимости быть спокойнее.

Она обернулась и увидела Джереми, отвязывающего сумку с провизией.

Где я взял лошадь и еду, расскажу попозже, — усмехнулся он.

Они неспешно пообедали, и Рейчел задала вопрос, не дававший ей покоя:

Почему они не гонятся за нами?

Им сейчас не до того.

Я убила его?

Да, — коротко ответил Джереми.

А Вильгельм и тот, второй? — проговорила она, скорее обращаясь к себе самой.

Видишь ли, Рейчел, одного из них убил я. Только вот не знаю, твой ли это был брат или кто другой.

Ты? — прошептала Рейчел.

Когда в Иль заявились эти рыцари, я подумал, что дело неладно. Поболтал немного с челядью и понял — точно, те самые, что устроили резню в вашем замке. Ну и наведывался туда по вечерам за новостями. Так и узнал, что замуж тебя выдали… В общем, если б за кого другого, ладно еще, я б повернулся и пошел дальше, ну да не об этом речь. Прокрался незаметно в зал — смотрю — тебя нет нигде, тут этому муженьку твоему как раз заплохело, ну я и понял, что к чему. Пока поднялась суматоха, кинулся в комнату — смотрю, окно нараспашку и покрывало висит. Хотел было за тобой через окно вниз спуститься, далеко-то уйти ты не могла, да тут ворвался этот рыцарь с криками «Рейчел! Дьяволица!». А вместо тебя я стою посреди комнаты. Ну и вышла у нас ссора.

Это был Вильгельм. Второй был слишком пьян, — сказала Рейчел.

Наверное.

Господи, прости нас, — истово прошептала девушка.

Теперь уж точно придется в Святую землю идти грехи замаливать, — смиренно произнес Джереми, — Ну да я все ж не жалею, что сделал это. У таких, как твой брат, много крови на руках. И чем дальше, тем больше.

Он всю жизнь убивал других людей. И не только неверных. Я не жалею о его смерти. И о том, что я сделала с сэром Литтоном, тоже не жалею, пусть даже Господь жестоко покарает меня за это. Я должна была так поступить. Я только жалею, что из-за меня ты взял на душу грех убийства.

Ну, учитывая сколько на моей совести других грехов, в которых ты не повинна…мне уже давно пора отправляться в Святую Землю.

Я не сказала тебе, но в Иерусалиме у меня тоже есть дядя. Быть может он примет нас.

Понятно, — несколько мгновений он молчал, — Что ж, довезу я тебя и к этому дяде.

Они продолжили путешествие. Но, сидя на коне за спиной Джереми, Рейчел остро чувствовала, как после этого разговора, его настроение изменилось. Она даже знала, когда это произошло — лишь только она заговорила о своем дяде. Девушка чувствовала, что знает и причину этому — сердцем догадывалась, что он услышал в ее словах не то, что она хотела сказать. Нежно прижавшись к нему своим телом, обняв его талию, вместо того, чтобы держаться за пояс, она пыталась успокоить его, заставить расслабиться напряженные мышцы. Нет, решение принятое ею в ночь брачного пира в Иле, осталось неизменным. Но он не знал, ни о самом решении, ни о том, что, не смотря ни на что, Рейчел оставалась ему верна.

Когда солнце село, вечерний холод заставил Джереми сделать остановку и развести костер. Рейчел помогла ему собрать хворост и устроить нехитрую трапезу. Все это время девушка болтала без умолку, рассказывая ему свои недолгие жизненные воспоминания, рассказывала о своей семье, жизни в замке и тысяче пустяков, запомнившихся ей с детства. Джереми занимался делом, но слушал, она видела это по тому, как менялось выражение его лица в ходе ее рассказов.

— Теперь понятно, почему у тебя такие черные волосы, — сказал он, подкладывая веток в угасавший костер, поднялся, принес и набросил ей на плечи плотный домотканый шерстяной плащ.

Рейчел закуталась в него, и, глядя на Джереми блестящими темными глазами, сказала:

— Мой дядя так ничем не отблагодарил тебя.

— Ну, это ведь не последний твой дядя. Может, в Иерусалиме мне больше повезет — ответил он с усмешкой.

Я не могу рассчитывать на это, — серьезно сказала девушка, — И неправильно, что кто-то другой должен благодарить тебя, за то, что ты заботился обо мне.

Джереми уселся у костра с неименной травинкой в уголке рта, и внимательно взглянул на нее.

Не за что меня благодарить. Я не сделал ничего такого, чего сам бы не захотел. А то, что я сейчас сказал насчет твоего дяди — просто дурацкая шутка.

У меня ничего нет, чтобы вознаградить тебя, — сказала Рейчел, опустив глаза. Потом она подняла ресницы и придвинулась к нему. — Только это.

Она осторожно вытянула травинку из уголка его губ, взяла его голову в свои руки и поцеловала. Ее сердце громко и часто стучало. Этот поцелуй напомнил ей о первом, у реки, но, на сей раз, не было оснований для чувства тревоги. Она всецело отдалась своим ощущениям, порождаемым прикосновениями его прохладных губ, горячим дыханием. Этот поцелуй дал ей больше, чем телесное наслаждение. Ее душа вслед за телом наполнилась счастьем, исчезли все страхи и волнения, всем своим существом, духом и телом, она ощутила, что быть с Джереми, целовать его, позволять ему прикасаться к ней — хорошо, более того, правильно. Это легко и естественно — быть с ним. То, как он целовал ее, неторопливо, со знанием дела, наслаждаясь и даря наслаждение ей, сделало Рейчел смелой, заставляя забыть все страхи, тревожившие ее накануне брачной ночи.

Теплые, шершавые пальцы Джереми легли на ее шею, легко погладили мочку уха. В его глазах были нежность и улыбка.

Не своди меня с ума, потом сама будешь жалеть об этом, — сказал он.

Я не делаю ничего, чего сама бы не хотела, — прошептала она, повторяя его слова и удивляясь, каким низким ей вдруг показался собственный голос.

Его глаза были совсем близко, улыбающиеся губы притягивали ее, манили вновь вкусить запретный плод. Рейчел провела рукой по мужской груди, наслаждаясь ощущением живого тепла его тела.

Придется нам здесь задержаться, — сказал он, положив руку поверх ее ладони. Легкое движение навстречу — и их пальцы переплелись.

Почему? — спросила Рейчел, улыбаясь у самых его губ.

Потому что, утром и в ближайшие несколько дней ты не сможешь сидеть в седле, поверь мне, — ответил он, увлекая девушку на упавший с ее плеч плащ.