Приезд подруги не давал ей покоя, и, чтобы заглушить тоску, поселившуюся в сердце, Полина отправилась на вечеринку. Ресторан на 30-м этаже московской высотки был закрыт на спецобслуживание, среди гостей были сплошь медийные персоны и влиятельные бизнесмены, строчки списков Форбс, и Полина, зайдя в зал, окунулась в ту наэлектризованную, искрящую атмосферу, когда в одном помещении собирается множество красивых женщин, соревнующихся между собой в нарядах, и множество мужчин, хвалящихся друг перед другом успехами в делах.

Среди гостей она увидела своего брюнета, который, приобняв какую-то молоденькую длинноногую красотку, стоял в компании друзей. Мельком взглянув на его спутницу, Полина покачала головой: с развитием пластической хирургии молодые женщины, неизменно увивающиеся вокруг богатых мужчин, становились неотличимо похожи друг на друга, словно двойняшки. Увы, к этому неизменно приводил стандартный перечень косметических операций, которым подвергали себя эти женщины. Подтянутые скулы, припухлые от гиалурона губы, правильный носик, у всех одинаковый, форма бровей, накладные ресницы и волосы, неотличимые от настоящих, силиконовая грудь – вот он стандартный набор стандартной красавицы. Глядя на одинаковых женщин, оставалось только удивляться, как мужчины умудряются узнавать своих любовниц, не путая их с другими. Или все же они их путают?

Полина взглянула на себя в зеркало, поправив прическу, и поблагодарила природу за то, что подарила ей внешность, которая выделяла ее в толпе, словно цветную картинку на черно-белой фотографии. Однажды какой-то косметолог, на прием к которому она зашла по совету подружки, известной телеведущей, посоветовал ей довести до совершенства то, что подарено природой:

– У вас все прекрасно. Но если мы слегка уменьшим носик, чуть-чуть подправим губки, закачаем немного гиалурона под глаза и изменим форму скул, будет просто идеально.

Но Полина засмеялась:

– Хорошо, что Мэрилин Монро не довелось сидеть в этом кресле. Представляю, сколько пластических операций вы бы ей прописали.

– А вы зря смеетесь, времена меняются, и стандарты красоты тоже. Современные женщины стремятся к идеалу.

– Знаете, доктор, помяните мое слово: пройдет немного времени, и ваши «идеальные» пациентки будут возвращаться к вам, чтобы слегка увеличить носик, уменьшить губки, переделать скулы и превратить лицо, похожее на картинку глянцевого журнала, в лицо живой женщины.

– О, да вы в будущее умеете заглядывать? съязвил косметолог, обидевшись.

– Для этого не нужно быть провидицей, – ввернула ему Полина. – Просто то, что вы называете неидеальностями, на самом деле – женские особенности. Знаете, чем вы занимаетесь? Вы выковыриваете из женщин их «изюминки».

Насчитав в ресторане как минимум семь девушек, неотличимых от спутницы брюнета, Полина, улыбнувшись, в который разубедилась в своей правоте. Косметология и пластическая хирургия – это великая помощь женщине в ее битве со временем. Но безумная гонка за стандартом красоты – это великая беда. Разве стандарт может быть красивым?

Хотя вечеринка была закрытой, без журналистов и фотографов, но вездесущая репортерша светской хроники Женя Курицына сумела попасть в ресторан. Она бродила между гостями, прищурив глаз, и с профессиональным интересом прислушивалась к разговорам, собирая сплетни и слухи, которые можно будет опубликовать в журнале.

– А я думала, журналистов сюда не пускают, подкравшись к ней, шепнула Полина на ухо.

Девушка вздрогнула и почему-то схватилась за шею, прикрыв ладонью жемчужное колье, которое Полина когда-то подарила ей.

– Вы меня сдадите охране? – спросила Курицына.

– Конечно нет! – всплеснула руками Полина.

– А как насчет эксклюзивчика? – нахально, с вызовом задала журналистка свой излюбленный вопрос.

«Эх, провинциалочка ты моя, – улыбнулась про себя Полина, – и другой тебе не стать».

– «Эксклюзивчик» – вряд ли, – ответила она, иронично сделав ударение на слове «эксклюзивчик», – а вот если заскучаешь, можем поговорить.

– Ой, опять о любви, бла-бла-бла, о счастье, бла-бла-бла… – скривилась Курицына. – Мне не до этого, работать нужно.

Полина, запрокинув голову, расхохоталась и, оставив журналистку, направилась к друзьям. У стола с фруктами она встретила приятеля-продюсера в компании жены банкира и толстого чиновника, который на этот раз был без своей стервозной жены.

– Он разводится, – шепнула ей жена банкира на ухо.

Полина вспомнила свой разговор с чиновником и удивилась, насколько круто может измениться жизнь человека после одной беседы. И сколько же людей живет в потемках, не понимая, что их судьба в их собственных руках, и все потому, что рядом нет человека, который произнесет единственно правильные и очень нужные слова.

– Знаете, я хочу спеть, – внезапно сказала Полина.

Вокруг шумно поддержали ее.

– Давно я не пела караоке, – засмеялась певица и попросила принести ей микрофон и пульт.

Она нашла в списке композиций несколько своих, выбрав «Мои мысли истощены…». Забавно было петь караоке собственную песню, но что поделать, из музыкантов в ресторане сегодня были только скрипачи и виолончелисты.

Гости зааплодировали, попросив спеть еще, но Полина отказалась. Достаточно было одной песни, которая, как ей показалось, была нужна сейчас очень многим из тех, кто был в зале. Ведь что такое песня, как не важный, доверительный разговор о главном, в котором певица делится своими мыслями и чувствами, а слушатели, выступающие в роли собеседников, примеряют эти чувства на себя. Ее песни, как камертон, настраивали их мысли и чувства на нужный лад.

– Ну что, поболтаем, – по-свойски подошла к ней Женя Курицына.

– Бла-бла-бла о любви? – передразнила ее Полина.

– Ой, ну а что остается. Такая скукотища тут…

Полина усмехнулась. Журналистка так комплексовала и смущалась, чувствуя себя чужой на этой вечеринке, что за хамовитостью просто пыталась спрятать свои расхристанные чувства. Полине она казалось ужасно трогательной и смешной. Но чтобы не обидеть и без того угловатую и настороженную девушку, она за притворной предупредительностью всячески старалась прятать свое отношение к ней. В конце концов, она была не такой уж плохой, эта Женя Курицына.

– О чем на этот раз будет наше бла-бла-бла? – с напускной скукой спросила Курицына. А сама тайком включила диктофон, что, правда, не осталось не замеченным Полиной.

– Погорим о зависти? – предложила певица.

Они вышли на крышу, поежившись от холодного ветра. Лето почти заканчивалось, и в воздухе пахло осенней сыростью.

– О'кей, о зависти так о зависти.

– Люди часто завидуют тем, кого на самом деле стоит пожалеть. И жалеют тех, кому надо завидовать.

Курицына посмотрела на нее с недоумением:

– Это как?

– Вот, положим, женщина на рекламном щите, красавица de lux в изумительном платье, за спиной которой стоит красавец мужчина. Она прекрасна, у нее идеальные черты лица, пронзительные глаза, роскошная фигура, грудь, от которой мужчин начинает лихорадить от возбуждения… Рекламные щиты можно встретить повсюду, и там и сям, образ красавицы также мелькает в глянцевых журналах и на рекламных модулях новостных газет. Глядя на нее, все завидуют.

– Ну, предположим… – осторожно вставила Курицына.

– Но кому завидуют? Красивой женщине, ее счастью и богатству, которые обманчиво рисует нам реклама? Удивительно то, что фотомодель, позировавшая для этой рекламы, и сама завидует той женщине, которую изображает!

– То есть?

– Что прячет этот рекламный щит от наших глаз? Чего мы не знаем об этой женщине? И о чем мы можем догадаться, если немножко пофантазируем? Фотомодель получает за фотосессию ровно столько, чтобы хватило на месяц, что в общем-то немало. Но не de lux. Изумительное платье ей дали для позирования, а потом забрали. На такое платье у нее нет денег. Красавец, стоящий за ее спиной, фотомодель. А у нее, может, вообще нет постоянного мужчины, и она в активном поиске и очень одинока. А еще ей к тридцати, для модели это – предпенсионный возраст. Реклама, на которой мы все ее видим, ее последний хороший заказ. Через месяц лицом этой рекламы станет другая женщина, а ей останется позировать для недорогих брендов, за меньшие деньги, и экономить на всем. Кроме всего прочего, она больше ничего не умеет в жизни, кроме как красоваться перед объективом, и понятия не имеет, чем ей вообще заняться, когда ее перестанут приглашать.

– Но это ведь только фантазия? – после долгой паузы задумчиво произнесла Курицына.

– Которая вполне может быть реальностью. Когда вы смотрите на рекламные щиты, вы завидуете людям, на них изображенным?

Журналистка кивнула.

– Теперь, глядя на них, всегда стану вспоминать наш разговор. И не буду им больше завидовать, – засмеялась она.

К ним на крышу поднялся сотрудник ресторана и принес пледы. Женщины, порядком замерзшие, завернулись в них, чтобы согреться.

– А обратный пример? – спросила журналистка.

– Вечерами, прогуливаясь по Арбату, я встречаю одну старушку. Она одета бедно и чудаковато, в какие-то пестрые обноски, и на голове у нее огромная широкополая шляпа. Взобравшись на парапет, она поет. Голос у нее хриплый, изношенный, как и ее одежда, но поет она не голосом, а сердцем, и оттого ее приятно слушать. Я все время останавливаюсь рядом с ней.

– Да таких полно, – отмахнулась Курицына. – Ходят по электричкам, стоят в переходах, поют, чтобы собрать на еду или выпивку.

– В том-то и дело, что нет, – покачала головой Полина. – Я тоже первое время думала, что она просит денег. И оставляла ей большие купюры. Правда, положить их было некуда, перед ней не лежало никакой шапки или коробки, как обычно бывает, когда уличные музыканты зарабатывают себе на жизнь. Но люди кидали ей деньги под ноги, а я, найдя большой камень, придавила им купюры, чтобы они не разлетелись. Так я делала всегда. Пока однажды, заслушавшись, не задержалась допоздна. И когда уходила, обернувшись, увидела, что женщина не взяла эти деньги. В следующий раз я захотела убедиться в увиденном. И все повторилось с точностью до деталей – женщина прекратила петь, слезла с парапета и ушла, растворившись в толпе. А деньги остались.

– Так зачем же она поет? – удивленно воскликнула журналистка.

– Чтобы поделиться своими чувствами, – пожала плечами Полина. – Поет от души, просто потому, что ей нравится петь. И удивительно, как приятно ее слушать! Бывает, что певицы с роскошным голосом поют так, что их тоскливо слушать. А тут – старушка, почти нищенка, с хриплым, надреснутым голосом, а мимо нее невозможно пройти мимо.

Женщины смотрели на вечерний, светящийся миллионами огней город.

– Эту старушку жалеют прохожие. Из жалости бросают ей деньги, думая, что она несчастна и нуждается в их сочувствии. И даже не подозревают, что она-то как раз – самый счастливый человек из всех, что гуляют в этот момент по Арбату. Она поет – и счастлива.

Женя Курицына молчала, погрузившись в свои мысли. Казалось, она пыталась нарисовать поющую старушку в своем воображении и представить себе ее голос, надтреснутый и хрипловатый.

– Вчера я опять слушала ее песни. Села за столик кафе, заказала фруктовый чай и целый час провела там, чуть слышно подпевая ей. Я представила, что было бы со мной, если бы жизнь моя повернулась иначе, если бы я была бедной и никому не нужной, если бы я была нищенкой. Я бы стояла вот так же на улице и пела! Правда, я не шучу. И поверьте, я была бы счастлива. Ведь что такое счастье для меня – это возможность делиться своей любовью, переполняющей меня через край. Будете смеяться, но в этом мы с той нищенкой очень похожи… – Полина посмотрела на часы: – Уже поздно, и мне пора.

Курицына с сожалением закивала. Было видно, что ей понравился разговор, который она насмешливо называла «бла-бла-бла».

– А хотите знать, как я начала петь? – спросила Полина, когда они спустились в зал.

– Хочу! – встрепенулась Курицына и потянулась за диктофоном, который уже успела выключить.

– Тогда загляните как-нибудь в гости. И я вам все расскажу.