Журналистка светской хроники Женя Курицына подкараулила Полину у студии звукозаписи. Песню записывали с самого утра, последний куплет долго не выходил так, как ей того хотелось, и певица была уставшей. Даже улыбка ей далась нелегко.

– Как насчет эксклюзивчика? – нахально спросила журналистка.

Полина вздохнула, подумав, что все, что ей сейчас нужно, это горячая ванна с травяным отваром, легкий ужин и бокал вина. Но от Курицыной просто так было не отделаться, она это уже поняла. Поэтому пришлось пойти на компромисс со своими желаниями.

– Может, просто поужинаем? – спросила Полина, подняв бровь. – Мм?

– Так уж и быть. Только за ваш счет, – заявила Курицына.

Полина засмеялась, подумав, что девчонка не пропадет.

– Договорились.

Был вечер пятницы, все заведения Москвы, дорогие и дешевые, знаменитые и не очень, были переполнены, а Полине безумно хотелось тишины. И она повела журналистку в «Театр Корша», маленький ресторан в переулке, с интерьерами XIX века, русской кухней и большим роялем, на котором вечерами играл молодой пианист. Этот ресторан был редким местом, которое никогда не рекламировало себя, о нем знали немногие, зато сюда приходили избранные: и члены правительства, и знаменитые актеры, и олигархи, которым надоели модные и шумные московские рестораны.

Седой консьерж, бывший военный переводчик, в чем он однажды признался Полине, раскланялся и позвонил в колокольчик. Пока женщины поднимались по деревянной лестнице, их уже встречал администратор зала. Оглядевшись, Полина порадовалась, что посетителей мало и заняты только два столика, и выбрала место у окна.

– Прикольное местечко, – развязно заявила Курицына.

А Полина, догадавшись, что журналистка просто смущается, чувствуя себя здесь не в своей тарелке, положила ей руку на плечо. Молоденькая нахалка ее совсем не раздражала, хотя, несомненно, именно такие чувства Женя Курицына обычно и вызывала в людях. Просто Полина видела в ней то, что она так усердно и, надо сказать, успешно прятала за ширмой своей наглости: ранимую, закомплексованную девчонку, страстно мечтавшую об иной, яркой и столичной жизни, но не знавшую, как ее обрести.

– Женя, а давайте сегодня просто поболтаем? Как подруги, а не как журналистка и объект ее журналистского расследования? – предложила Полина, увидев, как Курицына достала диктофон.

Девушка наморщила лоб:

– Как подруги? Вы серьезно?

Подошел официант, и они, на минуту отвлекшись, сделали заказ. Точнее, делала Полина, а журналистка предоставила ей выбрать блюда на свой вкус.

– Я знаю, что вам интересно, с кем я сплю, как и в каких позах, сколько в моей жизни было мужчин, как я их бросала и, главное, как они меня бросали, сколько у меня денег, на что я их трачу… – перечисляла Полина, загибая пальцы.

Курицына облизнула губы:

– Именно это мне интересно, да.

Полина вздохнула:

– А зачем вам все это знать, Женечка? Неужели это и правда интересно?

– Читателям интересно, – насупилась журналистка.

– А я думаю, что читателям интересно совсем другое. Просто ваши журналы превращают их в каких-то вуайеристов, которые целыми днями заглядывают под чужие одеяла и в чужие тарелки, в чужие дома и в чужие жизни, словно в замочную скважину подсматривая за знаменитостями с вашей помощью.

– Можно подумать, вам это неприятно? – скривилась Курицына. – Сами же любите позировать перед фотографом. В прошлом номере была ваша фотосессия.

Официант принес вино и разлил по бокалам.

– Я такой же человек, как и все. Что я ем и с кем я сплю должно быть интересно только мне.

– Люди обожают сплетни, так уж они устроены! – не согласилась Курицына.

– Это ужасно! Вместо того чтобы проживать свои жизни, люди интересуются чужими. Так быть не должно!

– Вы хотите запретить желтую прессу? – засмеялась журналистка.

– Я ничего не хочу запрещать, – отмахнулась Полина. – Просто я считаю, что известные люди должны делиться не сплетнями, а мыслями и чувствами. Вот что нужно людям. Это поможет им разобраться в собственных жизнях, привести в порядок собственные чувства, выстроить отношения со своими любимыми. Я могу им в этом помочь, поделившись самым сокровенным, что у меня есть: моими выстраданными переживаниями.

Журналистка слушала, внимательно разглядывая ее.

– А то, что у меня влиятельный любовник, туфли за десять тысяч евро или холодильник, забитый черной икрой, – да кому это нужно знать? – продолжала Полина. – Или наоборот, что у меня вообще нет мужчин, на концерте каблук сломался и я сижу на строгой диете? Кому какая разница?

Курицына хмыкнула, и было заметно, что она не может пока понять, согласна она с Полиной или нет. Она привыкла общаться со знаменитостями по шаблону, но певица этого шаблона не признавала, и журналистка, хотя и не подавала вида, но растерялась.

– Никому не нужны чувства, – все же не сдавалась сотрудница желтой прессы. – Люди хотят знать про сломанный каблук и черную икру в холодильнике. И про любовников: кто с кем, где, зачем и почему. Людям нравится читать про жизнь знаменитостей, что ж с этим поделать? Людям нравится завидовать им и восхищаться ими. А знаменитостям нравится, что ими восхищаются и, самое главное, завидуют. А вы нет?

Полина улыбнулась. Ее усталость как рукой сняло, и ей нравился этот разговор.

– Историю любой жизни можно рассматривать как предмет для зависти или предмет для сожаления. И моей жизни можно не только позавидовать, но можно и пожалеть меня. Ведь, по большому счету, признаюсь, мне не везет с мужчинами. Однако по своему внутреннему ощущению я абсолютно счастлива. Ведь я не разочаровалась в жизни. Я верю и не перестаю искать. Помните, как в строках Поженяна:

Официант, выждав, пока она прочитает стихотворение, расставил блюда.

– Вы правы, всем нужно, чтобы кто-то их любил, – тихонечко шепнул он Полине, когда ставил перед ней тарелку.

Журналистка незаметно включила диктофон, предательски загоревшийся красным огоньком.

– Вы богатая и успешная певица. Люди вам завидуют и потому хотят знать, как вы всего добились. Почему бы им этого не рассказать? Это интереснее, чем какие-то стихи.

– Все, что у меня есть, благодаря любви, – пожала плечами Полина.

– Физической или духовной? – тут же спросила Курицына.

– Я не разделяю любовь на эти типы. Вспомните миф об Амуре и Психее. Их союз стал возможен, несмотря на то что Амур был богом телесных наслаждений, а Психея, душа, была другой ипостасью любви. Психея – еще и бабочка, метаморфоза. Она способна превращать любовь телесную в любовь духовную. Когда я сплю с человеком, я люблю его. Я ищу в нем любовь, и в этом нет ничего противоестественного.

Пока ужинали, обе замолчали, думая о своем. И если журналистка лихорадочно гадала, как бы ей вытянуть каких-нибудь пикантных подробностей для статьи, Полина размышляла о сплетнях. А сплетен вокруг нее всегда было немало, и таких, о которых говорят: «Дыма без огня не бывает», и тех, которые она с изумлением узнавала последней, поражаясь, откуда взялись эти выдумки. Так в кулуарах много шептались о ее бурном романе с одним олигархом, но ни он, ни Полина не могли понять, почему появились слухи, ведь они едва были знакомы. За ее спиной все время шептались, в разговорах сквозили многозначительные намеки, а когда олигарх встречался ей в гостях у общих друзей или на светских приемах, окружающие чуть ли не подмигивали Полине. И все, от подруг до едва знакомых людей, все время спрашивали у нее, правда ли, что у нее роман с этим мужчиной. Мужчина был хорош, но не в ее вкусе, они не были друзьями, не флиртовали и за все время, что были знакомы, едва перекинулись двумя-тремя фразами. Сам он конечно же слышал, что говорили вокруг, но или не придавал значения, или даже сам поддерживал всеобщее заблуждение, льстившее ему. А слухи все росли и росли, они жужжали, как рой надоедливых мух, и в конце концов Полина не выдержала. На одном из благотворительных концертов после своего выступления она спустилась в вип-зону, где за столиком сидел тот самый олигарх, и, как ни в чем не бывало, опустилась к нему на колени, чего не делала никогда: она не позволяла вести себя так со своими мужчинами, что уж говорить о незнакомце, которого едва знала. Вокруг удивленно ахнули, сидящие за соседними столиками прекратили разговоры, с любопытством уставившись на нее. Олигарх опешил и смотрел настороженно и удивленно. Полина обвила его шею руками и, поцеловав, спросила: «Милый, тебе понравилось мое выступление?» – «Да, очень…» – растерянно пробормотал он. Полина еще раз поцеловала его долгим, страстным поцелуем и, одернув платье, направилась к своему столику. «А ты слышала, что у нас с ним бурный роман?» – спрашивала она в тот вечер своих приятельниц и знакомых. Те смущенно терялись и, хотя без устали могли сплетничать о ней за спиной, в лицо не решались ничего сказать. А Полина каждый разговор начинала с этого вопроса, обращаясь то к сидящим за ее столом, то к тем, кто проходил мимо: «О, вы знаете, у нас такой бурный роман! Не хотите ли подробностей?» В конце концов она превратила эту историю в такой фарс, что вскоре уже никто и слушать не хотел о ее романе с олигархом. А на следующий день о них и вовсе перестали говорить. Так она прекратила нелепые, надоевшие ей сплетни. А олигарх, так и не понявший, что произошло, подкараулил Полину в тот вечер, когда она уже собиралась домой, и, неловко улыбнувшись, предложил провести вместе отпуск на Альбарелле. Полина, рассмеявшись, отказалась, и он удивился. «Может, тогда для начала поужинаем вместе?» Но она покачала головой и, попрощавшись, поспешила уйти, оставив растерявшегося мужчину наедине с самим собой. Вспоминая эту историю, Полина всегда удивлялась тому, что люди обожают сплетничать, но только до тех пор, пока жертва их сплетен не продемонстрирует, что эти сплетни ее нисколько не смущают.

Сделав знак официанту, Полина попросила счет.

– Что, больше говорить ни о чем не будем? – Курицына не скрывала разочарования. – Может, про любовников?

Певица покачала головой:

– Я не рассказываю о мужчинах не потому, что скрываю что-то. Мне нечего скрывать, я ни о чем не жалею, ничего не стыжусь.

– Ну так расскажите! – аж взвизгнула Курицына.

– Женя, если захотите еще поговорить, в следующий раз. Хорошо? – И, достав из сумки коробочку дорогих духов, которую купила для себя, Полина, поборов сожаление, положила перед журналисткой: – Это вам. Мой любимый аромат. А теперь я пойду. Вы не сердитесь, просто я правда очень устала.

И, расплатившись, она вышла из зала, оставив девушку одну.

Досадливо поморщившись, журналистка выключила диктофон и спрятала его в сумку. Затем распечатала духи, понюхала их и, причмокнув, надушила виски и запястья. Открыв чек-бук, она увидела, какие большие чаевые оставила певица официанту, и, не удержавшись, стыдливо стащила пару купюр.