Очередные удары стихии вновь довели страну до крайности. Налоги — из-за общего финансового кризиса, а теперь еще из-за необходимости устранять последствия бедствий, снижать было нельзя. Но для уплаты многим крестьянам приходилось выламывать из стен своих домов пригодные для продажи балки и прочие стройматериалы. Или продавать детей, или отдавать жен в услужение. Терпеть просто не было уже ни сил, ни желания. Династия Тан окончательно теряла и Мандат Неба, и мандат доверия своих подданных.
Крестьянские бунты вспыхивали там и здесь. Восставшие разоряли богатые имения, жгли налоговые и долговые списки, а то и убивали уездных чиновников. Но если подобные возмущения обычно быстро утихали, то бандитизм имел хронический характер. В бандах состояли представители всех сословий, но больше всего было обездоленных и мятежно настроенных крестьян и, конечно же, склонного к уголовщине деклассированного элемента. Главари зачастую «награждали» сообщников своей фамилией: получался разбойничий клан, а это ко многому обязывало. Иногда несколько мелких банд приставало на время к наиболее крупной: такое воинство было способно напасть на уездный город и разграбить его.
А в 874 г. полыхнуло не менее серьезно, чем 15 лет назад — причем в самом «Срединном Государстве» Чжунго, в провинциях, расположенных на Великой Китайской равнине, близ обеих столиц. Восстание возглавил известный атаман Ван Сянь-чжи. Через год к нему примкнул со своими отрядами не менее популярный лидер — Хуан Чао. Выходец из семьи, разбогатевшей на торговле солью, смолоду успевший прославиться как лихой контрабандист — на полном скаку без промаха разил из лука. В отличие от своего соратника, Хуан Чао был хорошо образованным человеком.
В то время крестьянские поля как раз подчистили полчища саранчи, и народ валом валил под знамена атаманов. Не меньше действовали на умы рассылаемые повсюду воззвания, в которых гневно обличались злоупотребления местных чиновников. Но и сами борцы за правду, как водится, бессчетно творили грабежи и расправы.
Императорское правительство, отстранившись от дворцовых интриг, действовало довольно энергично. Формировались отряды ополченцев, возглавляемые, как правило, главами «сильных домов». Да и многим простым крестьянам не по душе были чинимые мятежниками насилия.
Правительство делало ставку не только на силу. Всем участникам восстания была обещана амнистия, а некоторым их лидерам сулили высокие должности, вплоть до министерских.
В 879 г. повстанческая армия двинулась на Лоян. Ван Сянь-чжи, объявивший себя верховным главнокомандующим, издал декрет о низложении правительства. Но на подступах к столице его встретили лучшие правительственные войска и наемная конница. На поле боя полегло около 50 тысяч повстанцев, Ван Сяньчжи попал в плен и был казнен.
Но восстание еще только приближалось к своему апогею. Теперь его бесспорным лидером стал Хуан Чао, зарекомендовавший себя высокоодаренным полководцем. После поражения под Лояном он решил сначала закрепиться на Юге. Его отряды, преодолев Янцзы, двигались сквозь высокие горные хребты в приморских провинциях. Сзади наседали императорские войска, им удалось даже захватить нескольких сподвижников Хуан Чао, которые были немедленно казнены.
Летом 879 г. повстанческая армия достигла Гуанчжоу — богатого торгового города близ Южно-Китайского моря. Здесь Хуан Чао предпринял попытку договориться с противником: в обмен на назначение его наместником южных областей обещал прекратить вооруженную борьбу. Но, получив отказ, одержал полную победу, после чего захватил город. В Гуанчжоу он поначалу тоже попытался решить дело миром: генерал-губернатору было предложено перейти на сторону повстанцев и остаться во главе местной администрации. Однако тот отказался и мужественно встретил смерть. Потом последовали стычки с обитателями населенных иноземцами кварталов, переросшие в тотальный разгром. Погибло свыше 100 тысяч горожан, среди них немало заморских купцов — в том числе персов и евреев.
Создав себе надежную опорную базу на юге Поднебесной, Хуан Чао провозгласил себя «Великим полководцем, штурмовавшим Небо» (возможно, здесь присутствовал намек на горный поход). Свое войско он охарактеризовал как «орудие справедливого возмездия» власть предержащим за то, что они презрели свои святые обязанности по отношению к народу. Ряды участников возросли настолько, что теперь уже можно было говорить о настоящей крестьянской войне.
В конце года повстанческая армия двинулась на север. С регулярными войсками сражаться было нелегко, близ Сан'яна в Хубэе повстанцы потерпели серьезное поражение и вынуждены были отойти за Янцзы. Но собравшись к лету 880 г. с силами, опять перешли в наступление — на этот раз двигаясь по Великому каналу и вдоль его берегов.
К зиме были уже в Лояне — древняя столица сдалась без боя. Вернее, даже не сдалась — в правительственном стане обозначился распад, и в лагерь победителей переходили не только простые горожане, но и чиновники всех рангов и даже военачальники.
Чтобы защитить подступы к Чан'ани, правительство сосредоточило гвардейские части в Тунгуане у изгиба Хуанхэ — этот район представлял из себя естественную горную крепость. Но разбежались и гвардейцы. До того, как Хуан Чао вступил в столицу и овладел его дворцом, успел спастись бегством и двадцатипятилетний император Ци-цзинь — его сопровождали несколько евнухов во главе с Тянь Линцы и небольшой отряд из приближенных и стражи. А обитательницы гарема и прочий обслуживающий персонал присоединились к ликующим толпам, встречающим «Великого полководца, штурмовавшего Небо».
Это было великолепное зрелище, живописное и устрашающее. Очевидец поведал, что «разбойники шли с распущенными волосами и в парчовых одеждах». Охрана предводителя красовалась в «расшитых халатах и пестрых богатых шапках», а сам он «ехал в колеснице из золота» с красной повязкой на голове.
Без разгрома рынков и прочих грабежей не обошлось, без убийств тоже. «Богачей разували и гнали босыми. Задержанных чиновников убивали. Поджигали дома, если в них ничего не могли найти, а всех князей и знатных людей уничтожали». Приводятся цифры, что жертв было около 80 тысяч, но думается, что это злостное преувеличение. Лично Хуан Чао приказал расправиться только с не успевшими скрыться членами императорской фамилии, а чиновников первых трех рангов прогнать со службы. Тот же очевидец сообщает, что «разбойники делились своей добычей с бедняками, раздавая им ценности и шелка».
* * *
После протрезвления настала пора будничных дел. Правда, перед этим Хуан Чао был провозглашен императором, т. к. все обстоятельства говорили за то, что именно он теперь подлинный обладатель Мандата Неба и от него ведет начало новая династия.
Повелитель приступил к управлению Поднебесной. Одним из первых декретов было велено прекратить грабежи и убийства. Структура власти осталась прежней, на руководящих постах оказались соратники Хуан Чао. Но поскольку у них не все получалось — чиновникам всех рангов, даже самых высших, предложили вернуться к исполнению своих обязанностей. Новому императору не так уж сложно было найти с ними общий язык: человек хорошо образованный, он вполне разделял конфуцианские взгляды. Без иронии добавим, что большинство его соратников тоже: как истинные китайцы, они считали, что в Поднебесной должна быть твердая власть, подданные должны этой власти подчиняться, а ее носители заботиться о народе, как о детях своих.
Впрочем, о том, что творилось тогда в Чан'ани, а тем более в провинциях, свидетельств мало, и они противоречивы. Только что сказано было о возвращении чиновников на службу, а в другом источнике читаем, что из управления изгнали всех компетентных людей. Понятно, что позднейшая историография не благоволила к Хуан Чао (скоро будет понятно, почему). Поэтому следующее сообщение приведем без комментариев. Когда Хуан Чао увидел на воротах одного из ведомств пасквильную надпись, направленную против его особы — он приказал казнить всех чиновников ведомства, всех его охранников, а также всех в городе, кто был способен сочинить такое. Несчастным сначала вырвали глаза, потом обезглавили. Тела выставили на всеобщее обозрение. Якобы после этого и нескольких подобных происшествий от новоявленного императора отшатнулись «сильные дома» и вообще вся образованная провинциальная элита. Однако больше оснований предположить, что Хуан Чао удалось утвердить свою власть и навести какой-то порядок в столице, но на прочей подконтрольной территории это оказалось недостижимым.
* * *
А тем временем Ци-цзинь, никому не передававший своего Мандата законный Сын Неба, проделал долгий тысячеверстный путь на запад, через высокие горы и бурные реки, и оказался в Сычуани. Здесь вокруг него образовался какой-никакой центр традиционной власти — хотя даже в соседних, признававших его права областях управляли скорее «сильные дома»
и бандиты, чем чиновники. От бандитов в любой ситуации ничего доброго ждать не приходится. А вот главы, да и рядовые члены «сильных домов», как мы помним, по менталитету всегда были убежденными конфуцианцами. Не без существенных поправок на собственные интересы, разумеется — но тяга к порядку им была присуща уж никак не меньшая, чем тогдашним чан-аньским правителям.
«Сильные дома», как правило, стоявшие во главе больших сельских кланов, выставляли свои дружины. Подходили во главе отрядов оставшиеся верными династии Тан военачальники. Откликнулся на призыв о помощи предводитель одного из тюркских племен Ли Гоюнь. Китайская фамилия Ли, которую носило немало императоров Поднебесной, была дарована ему в прежние годы за участие в подавлении одного из восстаний. Он и стал командующим объединенными вооруженными силами.
Что эти силы направляло полноценное правительство — сказать было нельзя. Фактически всеми делами, по давно сложившемуся обыкновению, за императора руководил евнух Тянь Линцы. Прочие евнухи тоже порывались властвовать, и между ними и пробравшимися в Сычуань высшими сановниками, некоторые из которых носили ранг министра, постоянно возникали распри.
Однако Ли Гоюнь и без штатских советников знал, как делать свое дело. После нескольких его побед встревоженный Хуан Чао собрал и двинул против него огромную 150-тысячную армию — но в решающем сражении она была наголову разбита. Последующие бои и осады складывались по-разному, но в целом чаша весов склонялась явно не на сторону чан-аньского узурпатора. В середине 883 г. он сначала вынужден был сдать столицу, а потом и вовсе бежал на восток. В конце концов он был заперт с небольшим отрядом в ущелье, носящем зловещее название Долина волков и тигров (на Шаньдунском полуострове). Не желая попасть к врагу живьем, несостоявшийся основатель династии и прославленный крестьянский вождь Хуан Чао перерезал себе горло. Императору поднесли его отрубленную голову.
* * *
От вновь обретенной столицы императору и его двору радости было мало — Чан-ань была наполовину разрушена. Кочевые племена всех национальных принадлежностей захватили немало китайских земель, нисколько не страшась Великой стены. Многие наместники выказывали императору лишь внешние знаки почтения, некоторые не выказывали и внешних. Носителями генерал-губернаторских рангов были, как правило, или самоутвердившиеся полководцы — среди них немало иноземцев, или бывшие разбойничьи атаманы — с которыми предпочли договориться. Лишь три центральные провинции можно было считать находящимися под управлением императорского двора.
Но вскоре было утрачено и такое незавидное положение. Недавнего главкома Ли Гоюня в знак признательности сделали наместником северо-восточной провинции, которую он объединил с землями своего племени. А потом потребовали от него повышенных взносов в казну. Возможно, это было сделано в не очень тактичной форме, но финансовое положение было поистине аховым. Короче, рассорились, и Ли Гоюнь двинулся на Чан'ань со всеми своими тюрками — во всеоружии и стремительно.
Ци-цзиню и его окружению не впервой было спасаться бегством, но на этот раз приключения превзошли прежние. Отрезок пути длиной в восемьдесят километров пришлось проделать по горной дороге, какую могли соорудить только в Поднебесной: это был деревянный настил, зависший над бездонными пропастями и беснующимися потоками.
Изгнание продолжалось около двух лет. Когда император прогнал от себя обер-евнуха, его авторитет повысился, на его сторону встало несколько наместников. Предпочел договориться с ним и Ли Гоюнь. Но Ци-цзинь вернулся в Чан-ань уже терзаемый каким-то тяжелым недугом. Жить ему оставалось недолго, в 888 г. он скончался — в возрасте всего тридцати двух лет. По источникам толком не уразумеешь, что это был за человек, но хлебнул он на своем недолгом веку немало.
Ущелье Прыгающего Тигра в верховьях Янцзы
* * *
Сыном Неба стал младший брат покойного двадцатиоднолетний Чао-цзинь (правил в 888–904 гг.). Человек высокого ума и недюжинных дарований, но страна была уже хронически малоуправляемой. Наместники затевали между собой ожесточенные войны, доставалось и императору. Ему, как прежде брату, дважды приходилось укрываться вдали от своего дворца. Один раз спасителем выступил все тот же Ли Гоюнь — на этот раз его отблагодарили самой красивой девушкой из императорского гарема.
Во дворце тоже разыгрывались уже не интриги, а открытые военные действия. В ходе их в 903 г. аристократическая партия поголовно истребила всех евнухов. Через год был убит император.
Обе эти кровавые акции организовал военачальник Чжу Вэнь, человек новой формации. Происходил он из очень интеллигентной семьи — отец его был преподавателем Академии. А профессорский сынок начинал свою карьеру в полубандитском воинстве Хуан Чао, где отличился как хороший командир, потом перешел на сторону императора. Был назначен губернатором Кайфына, награжден за заслуги вторым именем — Цюаньчжун, что значит «Всецело Преданный». При этом своей властью над армией и над территорией делиться он ни с кем, даже с Сыном Неба, не собирался, а выказать свою «всецелую преданность» ему еще предстояло.
Военная карьера, сделанная в подобные времена, по-видимому, укрепила его природные задатки. Похоже было, что ему незнакомы ни жалость, ни нравственные ограничения (рассказывали, что он не обошел своим мужским вниманием всех восьмерых своих невесток).
После гибели Чао-цзиня его двенадцатилетний сын Ай-ди стал последним повелителем Поднебесной из династии Тан. На что он был способен — осталось неизвестным. В 907 г. его сверг все тот же Чжу Вэнь, провозгласивший себя императором и основателем династии, получившей впоследствии название Поздняя Лянь. При этом он не удосужился хотя бы организовать символическую передачу Мандата Неба, а просто приказал убить мальчишку.