Император Чжу Юаньчжан (1328–1398 гг., правил в 1368–1398 гг.), своей столицей сделал Нанкин, окружив город пятидесятикилометровой стеной и соорудив в нем храм в честь своих предков. Титул Сына Неба он принял посредством сложного древнего ритуала. Совершив жертвоприношения на алтарях Неба и Земли, он терпеливо дожидался согласия духов — но и получив его, трижды отказывался от высочайшей чести обладания Мандатом.

Пройдя трудный жизненный путь, он и сам был человеком сложным и нелегким для окружающих. Невольный трепет вызывала его неординарная внешность: высокая, плечистая, угловатая фигура, большая голова с рублеными чертами изрытого оспой лица, с огромным, квадратным, выдающимся вперед подбородком. Был истинным конфуцианцем в своих государственных установлениях, но в то же время за отношение к придворным и чиновникам его иногда сравнивали с древним деспотом Цинь Шихуанди (очевидно, он не мог забыть ренегатства чиновников Севера в годы борьбы с Юань). А в своем неустанном стремлении к знаниям был под стать другому великому крестьянскому сыну — нашему Ломоносову. Даже будучи с головой погружен в императорские заботы, он нашел время для написания глубокого и пространного комментария к «Дао-дэ цзин» — полному сокровенного смысла главному памятнику даосской мысли.

Император Чжу Юаньчжан -основатель династии Мин 

Утверждая заново основы жизни Поднебесной, император восстановил многое из того, что было в древней Тан, с ее надельной системой (не всегда, правда, называя вещи своими именами), но кое-что позаимствовал и из опыта юаньского периода — например, ему явно импонировал установленный монголами дотошный учет и контроль.

Главную опору императорской власти Чжу Юаньчжан видел в сильной сельской общине, состоящей из тружеников-землевладельцев, имущество которых защищено от всякого рода поползновений «частного интереса». Деятельность императорского правительства по отношению к деревне привела к тому, что на Севере и в бассейне Янцзы почти не осталось бесправных арендаторов. Для того, чтобы наделить желающих землей, возможностей было достаточно: государство располагало для этого землями, числящимися при монголах как казенные, теми, что были конфискованы сначала у юаньских вельмож и их сторонников, а потом у жертв репрессий (о которых, увы, речь впереди).

Уже в 1370 г. была проведена перепись населения (участие в ней было обязательным), при которой учитывались как все души, так и находящееся в распоряжении каждого двора имущество. Круговая порука в отношении выплаты налогов и отработки повинностей была сохранена и усилена — 10 дворов составляли цзя, 10 цзя — ли, почему система и получила название лицзя. Но в ней не было бы ничего нового, если бы император не сделал ее орудием проведения принципа социальной гармонии от самого верха до самой основы — проливающего пот на матушку-землю крестьянина.

Большое значение придавалось местному самоуправлению и включению его в государственную систему власти. Ключевыми фигурами становились деревенские старейшины, избираемые из заслуживающих уважения крестьян не моложе пятидесяти лет. Они работали в тесном контакте с главами десятидворок (цзя) и сотен (ли).

В обязанности старейшин, наряду с прочими, входило осведомление высших властей о недостойном поведении местных чиновников и составление детальной отчетности о состоянии земель и дворов. Представленные ими сведения на волостном уровне (в городах — на уровне кварталов) объединялись в «желтый реестр» — названный так по цвету бумаги, в которую он оборачивался. Свод, произведенный на провинциальном уровне, по тому же признаку назывался «рыбье-чешуйчатым» (иногда переводят как «голубой»). Реестры периодически уточнялись, что позволяло верховной власти иметь детальную и достоверную информацию как о численности и благосостоянии своих подданных, так и о направлении протекающих в их среде имущественных процессов.

Пейзаж (Вэн Чжэмин, XVI в.) 

Каждый глава семьи раз в десять лет должен был исполнять обязанности старосты десятидворки. Все мужчины, кроме него, должны были нести трудовую повинность. Впрочем, считалось, что он тоже отбывает ее — только на своем высоком посту. На крестьянскую долю обычно выпадали отработки, относящиеся к разряду смешанных: это могли быть как, например, работы по поддержанию и развитию ирригации и дорог, так и исполнение разных обязанностей в присутственных местах, доставка властям топлива, взвешивание зерна, поступающего в качестве налогов, охрана общественного порядка.

Ирригации, запущенной в монгольские времена, уделялось очень большое внимание, реализованные проекты исчислялись тысячами — это было одной из основных причин довольно благополучного состояния земледелия в эпоху Мин.

На долю горожан выпадали преимущественно специализированные повинности, соответственно их занятию тем или иным родом деятельности. В сельской местности по этому же разряду могла проходить, например, добыча соли.

Отбывание повинностей было лишено прежнего элемента формализма: люди привлекались к работам только тогда, когда в этом возникала необходимость — а не слонялись без дела для «галочки», в то время когда дома могло быть по горло работы.

* * *

Свои мысли о том, как он видит проявления мировой гармонии в социальных отношениях, во взаимодействии подданных и верховной власти, Чжу Юаньчжан изложил в общедоступной форме в своем трактате, названном им «Великое предостережение». В нем же были описаны типичные случаи злоупотреблений чиновников и выражалось отношение самого императора к ним. Сын Неба протягивал руку своему народу и обозначал свое присутствие в каждом доме, даже в самом бедном жилище: экземпляр «Великого предостережения» должен был храниться у каждого на самом видном месте, а отсутствие такового влекло наказание по закону. И не просто храниться — необходимо было досконально изучить это замечательное произведение. Отговорки, ссылки на неграмотность и бестолковость не принимались: трактат действительно написан очень ясным, всем доступным языком, и старосты при каждом удобном случае зачитывали отрывки из него своим односельчанам. Причем подходили к делу творчески, с душой: присовокупляли свое собственное уразумение и приводили дополнительные примеры.

* * *

Опора императора на деревенские общины подтолкнула разрастание и усложнение организации сельских клановых структур, особенно на Юге. Кланы зачастую включали теперь в себя не только родственников, находящихся в пусть и не самой ближней, но все же «обозримой» степени родства. Начиная с эпохи Мин, членами одного клана могли быть, например, все жители волости, — а то и уезда, носящие одну фамилию: предполагалось, что все они происходят от общего предка.

Чтобы возглавить такие усложнившиеся структуры, наготове были «сильные дома» — но могли выдвинуться и новые «крестные отцы» (кавычки — исключительно для красного словца. В те времена до появления мафиозных кланов было еще довольно далеко).

Мальчик с черепахой (литье, эмаль, XV в.)

Духовным центром организации становился культ общих предков, в честь которых строился храм, совершались жертвоприношения, справлялись праздники. В храме хранились генеалогические книги, в которых порою сложно было разобраться: в кланах постоянно возникали новые ветви. Между ветвями не все и не всегда было гладко, иногда происходили расколы — образовывались новые кланы. Но в целом структуры эти были устойчивы, их члены руководствовались в своей жизни уставами, которые тоже хранились в храме. Нормы этих основополагающих документов зиждились на принципах конфуцианской морали, исходили из необходимости повиновения властям и уважения прав собственности. Могли присутствовать такие пункты, как запрещение сожительства с проститутками (именно сожительства, а не пользования услугами), советы «не есть лучшую пищу и не носить лучшую одежду», «не позволять женам и дочерям возжигать всуе благовония в храмах», «не брать много служанок и наложниц, имея взрослых сыновей».

Во многих деревнях все жители принадлежали к одному клану. На межклановом же уровне часто возникали серьезные столкновения интересов — например, из-за воды и каких-либо угодий, или по поводу влияния на местную администрацию и занятия определенного положения в ней. Проблемы не всегда удавалось решить миром, и тогда дело могло дойти даже до кровавых столкновений.

* * *

Чиновникам император откровенно не доверял — хотя именно он учредил такую стройную трехступенчатую систему экзаменов, что она просуществовала с небольшими изменениями почти до самых последних лет Китайской империи. На его взгляд, настоящие последователи Учителя, чистые сердцем конфуцианцы были достоянием прежних эпох. А теперь… Впрочем, процитируем самого Чжу Юаньчжана: «В прежние времена сановники были в состоянии идти общим путем с государем. Нынешние же не таковы. Они затуманивают государев разум, вызывают гнев государя. Группировки с коварными замыслами возникают беспрестанно, действуют одна за другой». Это что касается обладателей высших рангов, а для тех, кто пониже, у государя нашлись такие слова: «Коварные мелкие чиновники нарушают законы с помощью крючкотворства». Этим нижним чинам под страхом смерти запрещено было появляться в деревнях во время сбора налогов.

Империя Мин

На поприще борьбы с «группировками» и «крючкотворами» Чжу Юаньчжан отличился так, что вошел в официальную историю не столько благодаря своим неоспоримым заслугам, сколько как мрачный деспот.

Утверждают, что всего от репрессий пострадало не меньше 40 тысяч человек, из которых многие лишились головы. Первое громкое дело относится к 1376 г. Чиновники, одни из которых были ответственны за сбор налогов зерном, другие — за транспортировку, третьи — за приемку его в столице, сговорились. Отправители переправляли получателям вместо квитанций, в которых должно было быть указано количество собранного зерна, чистые бланки со своими подписями и печатями, а те заполняли их «по факту приемки» — разумеется, в пути значительная часть груза могла бесследно исчезнуть. Когда афера раскрылась — подписи на бумажках оказались утверждением собственных смертных приговоров. Разгневанный император не пощадил никого.

Через несколько лет Поднебесную потряс куда более серьезный процесс. Один из высших министров был обвинен в измене. Волна расправ прокатилась по всей стране и поразила тысячи людей. Один сановник предусмотрительно покончил жизнь самоубийством — тогда были казнены его жена, ближайшие родственники и семнадцать слуг. В 1393 г. в измене был заподозрен видный военачальник — и опять жестокие кары постигли множество людей. В те годы расстались с жизнью многие друзья и соратники императора, те, с чьей помощью он пришел когда-то к власти — и кого он подозревал теперь в первую очередь. Может быть, действительно, кто-то «с коварными замыслами» «затуманивал государев разум»?

Преподаватель из университета был казнен за то, что дурно отзывался о своем непосредственном начальнике. Чиновников, уличенных в заурядном взяточничестве и кумовстве при приеме экзаменов, тоже ждала высшая мера. Чжу Юаньчжан пошел даже на то, что на несколько лет отменил им же введенную систему экзаменов, и в течение этого времени набор кадров был передан «на усмотрение руководства». Когда же экзамены были восстановлены, к ним были допущены и сыновья торговцев — они должны были привнести свежую струю в служилое сословие.

Император, как выходец из низов, был совершенно нетерпим в отношении обид, чинимых чиновниками простому народу. Мы уже знаем о «Великом предостережении», содержание которого постарались довести буквально до каждого. Кроме того, повсюду на видных местах укреплялись бронзовые таблички с текстами законов, сулящих кару за злоупотребления. Суд был скорым: виновным вырывали ноздри, ставили клейма на лбы, их имущество отписывалось в казну, жены и дети шли на каторгу или в ссылку. Доставалось и другим сильным мира сего, крупным землевладельцам: за присвоение крестьянской земли или скота они лишались своих рангов, а если это происходило в особо крупных размерах — то и головы.

* * *

Государь постоянно перетрясал свой кабинет министров, менял его структуру, перераспределял функции. Часто сам брал на себя обязанности главы правительства. Опять оказались у дел евнухи — но пока на ролях скорее технических, без права принимать важные решения.

Чжу Юаньчжан восстановил в ограниченных размерах практику раздачи уделов — ими наделялись члены его клана, в первую очередь сыновья. Но при этом они не могли считать себя там полноправными владельцами и тем более повелителями. В качестве первоочередной задачи им был вменен надзор за деятельностью все того же чиновничьего аппарата. Государь исходил из того, что эти люди, движимые по отношению к нему родственной любовью и почтением, будут верными помощниками в деле установления справедливого правления. А поскольку уделы выделялись в пограничных и политически неблагонадежных регионах — еще и обеспечат отражение внешней угрозы и не допустят сепаратизма и прочей крамолы.

Насколько удельные князья оправдывали доверие императора при его жизни — судить трудно. Но в будущем ни к чему хорошему эта затея не привела, мы в этом скоро убедимся.

Сам человек великого ума и образованности, Чжу Юань-чжан прислушивался к советам ученых, назначал их на высокие посты. Из них же состоял его Внутренний кабинет, с которым он постоянно совещался.

Круг необходимых для успешного прохождения экзаменационного сита знаний император пополнил новыми предметами. Среди них были законоведение, арифметика, каллиграфия. А еще, как бывалый воин, он требовал от своих будущих помощников умения скакать на лошади и стрелять из лука.

Помня о небоеспособности сунской наемной армии, император по-новому подошел к устроению китайского войска. Было образовано наследственное сословие «военных дворов». Дворы эти составляли селения, в которых трое из десяти мужчин находились на постоянной военной службе, а остальные семеро крестьянствовали, обеспечивая армию провиантом и прочим необходимым. Управление войсками было раздроблено на пять военных округов — отчасти из опасения, чтобы не народился верховный главнокомандующий с повышенным самомнением. Охрану границ поочередно осуществляли войска из внутренних гарнизонов. Когда армия собиралась в большой поход, ей специально ради такого дела назначался временный полководец. Для подготовки и выдвижения способных командиров существовали специальные школы и система экзаменов. В дальнейшем правители династии Мин все же не обойдутся без практики наемничества — что станет одной из причин краха династии.

В Китае, на родине пороха, так и не было создано достаточно эффективное индивидуальное огнестрельное оружие типа мушкета или аркебузы. Первая в мире пушка была отлита в Китае в 1333 г. — но артиллерия широкого распространения тоже не получила. «Огненные копья», бамбуковые пороховые ракеты, бомбы (шумовые, дымовые, разрывные), забрасываемые в ряды противника или в его крепость с помощью катапульт, — вся эта пиротехника была эффектна и заставляла уйти в пятки робкую душу или шарахнуться коня, но исхода боя, в конечном счете, не решала. Поэтому в эпоху Мин Поднебесная стала прибегать к регулярным закупкам европейского огнестрельного оружия, а с помощью миссионеров-иезуитов было налажено и местное его производство.

* * *

«Великое предостережение», таблички с законами — не единственные проявления стремления Чжу Юаньчжана придать своей власти публичный характер. Время от времени он обращался к своим подданным с письменными посланиями — «великими речами». В одной из них он оправдывал необходимость суровых кар для изменников; другая представляла по форме поучительный рассказ, адресованный собственным сыновьям: описывалось, какие беды постигали всю Поднебесную в случаях, когда принцы восставали на своего отца; третья, под названием «Законы предков», назидала их же в правилах поведения. Речь «Исследование установлений» определяла некоторые параметры жилищ знатных людей, их экипажей и паланкинов.

Особенно интересно «Краткое наставление народу». Оно содержало рассуждения, которые должны были способствовать тому, чтобы сельские старейшины справедливо вершили суд и выносили другие решения. В нем же устанавливалось, что в каждой деревне кто-то из нетрудоспособных — калека, слепец или старик должен ходить по улицам в сопровождении поводыря, звенеть колокольчиком (обязательно медным и с деревянным язычком) и провозглашать великие истины: что надо почитать родителей и ублажать их в старости, усердно воспитывать детей и внуков, дружить с соседями, прилежно трудиться и стараться не делать ничего дурного.

Императорский дворец. Пагода

* * *

Наверное, слепцы звенели колокольчиками не зря. Поднебесная, в годы правления этого странноватого императора с недоброй посмертной славой, пребывала, можно сказать, в цветущем состоянии.

Не иначе, как ему помогали и высшие силы. Человеком Чжу Юаньчжан был набожным. Он прилежно служил духам своих предков, совершая жертвоприношения в помянутом выше столичном храме. А поскольку к совершению обряда надо было приступать подготовленным, он распорядился установить в своих покоях металлическую статую, держащую бамбуковую дощечку, на которой было начертано «пост» — чтобы напоминала о необходимости воздержания. Однажды, во время засухи, он три дня не заходил во дворец, молился и предавался посту — чтобы умилостивить духов дождя. Но те были глухи к просьбам. Тогда государь стал молиться еще усерднее: следующие три дня он просидел на безжалостном солнцепеке в крестьянском халате и соломенных сандалиях, питаясь только самой грубой пищей, которую приносила ему жена, императрица Ма (дочь его старого соратника). По прошествии этих дней во дворец он вернулся, но пост все равно соблюдал. Менее чем через неделю пошли обильные дожди.

Тибетский всадник в стальных доспехах 

Сразу же по приходе к власти император нарек имена всем духам крепостных стен и окружающих их рвов и обязал начальство всех городов почитать их жертвоприношениями.

Из войн, происходивших во времена правления Чжу Юань-чжана, можно отметить следующие. Чтобы пресечь набеги с Тибета, туда был совершен большой поход. В непрекращающейся борьбе с монголами однажды удалось даже захватить и сжечь Каракорум. Пожалуй, главным врагом в эти годы были японские пираты: они постоянно грабили и разоряли восточное побережье, а по рекам проникали и вглубь страны. Для защиты от них в устьях рек были построены военные форты, но морских разбойников не останавливало и это.

Скончался первый император минской династии в 1398 г., в возрасте 70 лет. За ним, совершив самоубийство, добровольно последовало 38 из 40 его наложниц. Это соответствовало монгольским обычаям, которые так не любил Чжу Юаньчжан, но которые, как оказалось, смогли оставить смертоносные побеги в китайских душах.