Я только что вернулась домой после ночной вылазки. Окно заклинило, но я все-таки открыла его. К счастью для меня, оно из тех, которые нужно просто поднять вверх, так что выбраться на улицу легко. Я слышу похрапывание тети Эми – значит, мне ничего не грозит.

Сегодня никто не устраивал вечеринок, поэтому мы поехали в круглосуточное придорожное кафе. Я заказала себе вишневый лаймад, а Тристан – десять такито. Они с Кристен курили травку в машине, и Кристен включила ваши песни.

Я впервые увидела, как люди курят травку, и впервые услышала, как вы поете. Ваш голос проникал в меня, медленно наполняя собой. Кристен подпевала с закрытыми глазами, и на ее щеки падал неоновый свет из окна.

Я нервничала, ожидая, что Тристан передаст самокрутку мне, так как не знала, что с ней делать. И на всякий случай внимательно смотрела, как курят они. Однако когда Тристан откинулся на спинку сидения, Кристен забрала сигарету из его пальцев и сказала:

– Не развращай ее.

– Почему? – удивился Тристан. – Это же часть ее просвещения, да, детка?

Кристен стукнула его по плечу:

– Давай ограничимся музыкой.

Тристан посмотрел на меня и пожал плечами.

– Прости, Лютик. Не могу перечить женушке.

Но по-моему, стоящий в машине дым меня все-таки одурманил. Вы с Кристен с таким чувством пели Summertime, что мне казалось, я нахожусь в самой песне, а вокруг нет ничего. Через вас я почувствовала, какое же оно – самое настоящее летнее время. Вы знали, что после яркого света наступит жаркая тьма. И еще вы прощались. Это я тоже почувствовала. Сейчас у нас осень. Заканчивается сентябрь.

А затем случилось вот что… Я насколько возможно невозмутимо спросила Тристана и Кристен, не знают ли они Ская. Я все надеялась, что снова столкнусь с ним в коридоре, но этого пока не случилось. На днях он помахал мне рукой на обеде, заметив, что я на него смотрю. Я подумала, что, может, Тристан с Кристен знают что-нибудь о нем. Вопрос я задала вроде бы от нечего делать, но, конечно же, у меня вырвался нервный смешок, а щеки залились краской. Они сразу все поняли, и Тристан начал напевать: «Влюбленный Лютик!».

Кристен сказала, что, по слухам, Скай перевелся в эту школу, потому что из другой его исключили. Но он ни с кем об этом не говорит, поэтому никто не знает, что на самом деле случилось. Еще она сказала, что он водится с любителями «травки», хотя сам не курит даже обычных сигарет.

– Но, – продолжила она, – он стопудово классный. С большой буквы «К». С этим у нас все согласятся.

Тристан решил, что нам стоит проехаться мимо его дома, чтобы я на него посмотрела. Он отыскал фамилию Ская – Шеппард – в мобильном Кристен и нашел в справочнике его адрес. Кристен проворчала, что мы похожи на сталкеров, а Тристан рассмеялся, ответив, что мы просто веселимся. Я втайне радовалась, предвкушая, что увижу, где живет Скай.

Мы выехали с прилегающей к школе территории и углубились в район с маленькими домами двух видов: либо из необожженного кирпича, либо обшитые металлическим сайдингом. Почти все дворы тут были неухоженные и захламленные, полные буйно разросшихся подсолнухов, автозапчастей и спиленных деревьев. Но дом Ская был идеален. Металлический сайдинг блестел ярче, чем на других домах, как будто начищенный. Во дворе на длинных клумбах росли красивые бархатцы. На двери висела дощечка с надписью «Добро пожаловать» и осенний венок с двумя одинакового размера тыквами по бокам, хотя для Хэллоуина еще рановато. Я увидела кого-то снаружи – женщину в халате, поливающую цветы из ярко-зеленой лейки. Было два часа ночи. Мы уже уезжали, когда в доме открылась дверь, и, по-моему, на крыльцо вышел Скай.

Искренне ваша,

Лорел