надеюсь, кто-нибудь из вас слышит меня, потому что мне кажется, что весь мир погрузился в пучину тишины. Я обнаружила, что порой воспоминания застревают в теле семенами сомнений, печали и страхов, вокруг которых потом и крутятся остальные эмоции. Стоит неловко повернуться или упасть, и одно из них освободится. Оно может раствориться в крови, а может и прорасти, и тогда из маленького семени вырастет огромное дерево. Иногда стоит высвободиться одному из них, как то же самое происходит и с другими.

У меня такое ощущение, что я тону в воспоминаниях. Они все кажутся такими ясными и четкими! Мама готовит нам с Мэй чай. Возвращение из бассейна домой, в грозу, с перемазанными красными ягодами ступнями. Скачка на воображаемых лошадях через снегопад. Уезжающий на мотоцикле отец в сыплющихся на него дождем семенах вязов. Мама, укладывающая в чемодан чистые рубашки. Идущая в кино Мэй с развевающимися за спиной волосами. Ее ладонь, прижатая к оконному стеклу. Воспоминания безостановочно льются на меня.

Первое, что я помню из той ночи – звук речной воды. Она равномерно шумит, ни на секунду не прекращая своего движения. Я увидела пробивавшиеся сквозь трещины в дощатом настиле колокольчики. Два цветка затоптали, но один все еще ловил в свои чашечки лунный свет. Шум реки становился все громче, заглушая все своим ревом.

Мы с Мэй ехали по старому шоссе. В ночном небе светило множество звезд. Мы ехали с открытым в крыше люком, громко играла музыка и сестра пела нежным протяжным голосом Everywhere I Go: «Расскажите мне все, что я должна знать…». Она знала, в какой момент нужно петь приглушенно, а в какой – громко, знала мотив и чувствовала ритм. Она запела с таким чувством и силой, что, казалось, ее голос может расколоться на миллион кусочков. Я, не отрываясь, смотрела вверх, наблюдая за тем, как звезды начинают заживо поглощать небо. И загадала желание, чтобы Мэй была счастлива.

Сестра давила на газ, и машина летела по шоссе номер пять словно пущенная во тьму ракета. Шум на скорости поглотил все звуки, кроме музыки. Мы были на дороге совершенно одни. Мэй остановила машину в нашем местечке, где через реку проложены старые железнодорожные пути. Весной тут слышен звук стремительно бегущей воды. В конце лета река мелеет и течет так тихо, что ее не слышно. Зимой она почти вся замерзает. Тогда была весна. С цветами и надеждами на то, что все-все возможно.

Мы с сестрой нашли это место в детстве, когда ездили на речку с мамой и папой. Затем стали возвращаться сюда сами, в выходные после обеда, хотя должны были в это время сидеть в библиотеке, или после вечерних киносеансов, как в ту самую ночь. Припарковавшись у рельсов, мы на четвереньках ползли по дощатому настилу железнодорожного переезда, усаживались посередине и представляли, что парим в небесах. Мы как маленькие играли в «Пустяки», выискивая опавшие ветки и бросая их в реку, а потом, перегнувшись на другую сторону моста, смотрели, чья ветка проплывет первой. Мы верили, что ветка-победитель первой доплывет до океана. Мы собирали охапки веток, и играли так целую вечность, воображая, какие увлекательные приключения предстоят веткам по пути к океану. А затем ползли обратно на берег.

Но в ту ночь все было по-другому. Мы сидели на середине моста. Я сказала то, что не должна была говорить. Мэй встала и пошла к берегу по железному рельсу, как по канату. Я молча молила ее удержать равновесие. Всей душой желала побежать за ней, остановить ее, сделать хоть что-нибудь, но не могла сдвинуться с места. В этот момент я словно была не в своем теле, а в теле сестры. Чувствовала, как она пошатнулась. Как она падала. Как будто то, что должно было случиться, уже случилось, и мне остается только наблюдать, и я не в силах помочь.

А затем Мэй обернулась и посмотрела на меня, устремив взгляд темных глаз во тьму. Из ее хвоста выбились пряди волос. Руки в лунном свете казались худыми и бледными.

Наши взгляды встретились, и я будто снова вернулась в свое тело. Открыла рот, чтобы позвать Мэй, но не успела издать ни звука – в эту секунду сестру словно опрокинул порыв ветра, и ее тело упало в разверзнувшуюся внизу черноту. Она не оступилась. Не прыгнула. Она как будто просто улетела. Я готова поклясться, что за мгновение до падения Мэй зависла в воздухе, не касаясь ногами рельса.

Перед глазами так и стоит, как она падает в реку. И все, чего я хочу – подбежать к ней и удержать. Я не спасла ее. Мое тело оцепенело. Голос пропал. Хотелось бы мне знать почему. Ведь теперь я только это и вижу. Мэй, зависшую в воздухе и ждущую, когда я возьму ее за руку и верну на рельсы. Проползу с ней обратно на берег. И вернусь домой не одна.

Искренне ваша,

Лорел